Латиноамериканский ренессанс
Кто разбудил Чавеса?Чавес пытался создать государство, которое проводило бы независимую внешнюю политику и учитывало интересы беднейших народных масс (сам команданте был выходцем из народа). Надо сказать, что в Латинской Америке это была далеко не первая попытка такого рода. Причем среди предшественников венесуэльского каудильо были как левые, так и правые политики (например, президент Аргентины Хуан Доминго Перон или бразильский лидер Жетулио Варгас).
В Гватемале в конце 40-х — начале 50-х годов социально ориентированную патриотическую политику проводили президенты Хуан Хосе Аревало и Хакобо Арбенс Гусман. Первый ввел трудовой кодекс и новую систему школьного образования, которая позволила повысить уровень грамотности населения. Второй национализировал земли, принадлежавшие американской корпорации Unites Fruit, и раздал их крестьянам. Правда, в 1954 году он был отстранен от власти в результате переворота, организованного Соединенными Штатами.
В Никарагуа лидером национально-освободительной борьбы считается генерал Аугусто Сесар Сандино, который в 1926 году выступил против американских морских пехотинцев, оккупировавших страну. Американцы вынуждены были убраться, но оставили своих «смотрящих»: Национальную гвардию президента страны Анастасио Сомосы. В 1934 году Сомоса начал мирные переговоры и заманил Сандино в президентский дворец, где генерал был убит. Знамя сандинизма было подхвачено в 1979 году молодыми революционерами во главе с Даниэлем Ортегой. Им удалось прийти к власти и осуществить масштабные реформы. Однако экономические ошибки, допущенные сандинистами, позволили проамериканским либералам одержать победу на парламентских выборах 1990 года. В 2008 году патриоты взяли реванш и вновь пришли к власти в Никарагуа.
В Коста-Рике в 1948 году олигархи, которые ориентировались на Вашингтон, сорвали президентские выборы, и это привело к гражданской войне. Победителем в ней оказался Хосе Фигерес, основатель Партии национального освобождения. В 1953 году он был избран президентом страны, а затем еще дважды подтверждал свои полномочия (в последний раз в 1970 году). По словам историков, Фигерес искренне стремился создать в стране общество социальной справедливости, равенства и взаимопомощи.
В Панаме левонационалистическую политику проводил генерал Омар Торрихос, который пришел к власти в результате военного переворота в 1968 году. Торрихосу принадлежит концепция военного пути к социализму. Чтобы расширить социальную базу, он создал Национальную гвардию: отряды трудящихся, которые должны были навести в стране порядок. Генерал наладил тесные отношения с Кубой, заключил политический союз с Венесуэлой, Колумбией и Мексикой, а в 1973 году добился принятия резолюции Совбеза ООН, которая обязывала США освободить зону Панамского канала. В 1978 году Торрихос заключил соглашение с Вашингтоном, согласно которому через двадцать лет американцы должны были передать канал в собственность Панаме. Добившись этого решения, Торрихос заявил, что его главная миссия выполнена, и покинул президентский пост (хотя как командующий Национальной гвардией он сохранил существенное влияние на ситуацию в стране). Погиб генерал в результате авиационной катастрофы в 1982 году, и многие эксперты склоняются к тому, что авария была подстроена американскими спецслужбами.
В Бразилии державную политику впервые начал проводить Жетулио Варгас, который возглавил Движение за экономическое и политическое оздоровление страны. В начале 1930-х годов в результате всемирного кризиса цена фунта кофе упала с 22 до 8 центов за фунт, и это стало причиной глубокой экономической депрессии в Бразилии. В 1937 году Варгас пришел к власти с лозунгом Nuevo Estado (новая держава). Он провел конституционную реформу, в результате которой Бразилия из рыхлой конфедерации штатов превратилась в централизованное государство, ограничил влияние латифундистов и обеспечил энергетическую независимость страны, передав нефтяные месторождения в руки государственных компаний. Он поощрял бразильских предпринимателей, ставя преграды на пути американской экспансии. Правда, ему постоянно приходилось лавировать между военными, кофейными плантаторами (старой олигархией) и левыми. И в результате в 1954 году он покончил жизнь самоубийством, не выдержав, как он написал в предсмертной записке, «давления со стороны международных финансовых кругов».
В Аргентине символом национальной независимости, безусловно, является полковник Хуан Доминго Перон, лидер хунты, пришедшей к власти в результате военного переворота в 1943 году. Переворот был реакцией на так называемое «бесславное десятилетие» (1930– 1943 гг.), когда страной правила коррумпированная олигархия, пренебрегавшая национальными интересами. Перона, который занял президентское кресло в 1946 году, принято изображать правым политиком, поскольку он поощрял национальный капитал и предоставлял убежище беглым нацистам. Вместе с тем в период его правления небывало расширились права и полномочия профсоюзов, которые стали влиятельным игроком на политической сцене Аргентины. В одной из провинций Перон провел эксперимент по созданию народных комитетов, наделенных всей полнотой власти (аналога российских Советов). Ему удалось развить в стране легкую промышленность и заложить основы ядерной энергетики. Перон проводил независимый курс во внешней политике, и этого не могли ему простить влиятельные бизнесмены и военные, ориентировавшиеся на США. Они спровоцировали путч в 1955 году и свергли президента. И хотя в начале 70-х на короткое время ему вновь удалось прийти к власти, эпоха Перона завершилась именно тогда. Следует отметить, что нынешний президент Аргентины Кристина Киршнер всегда считалась убежденной перонисткой и при этом активно поддерживала политические инициативы Уго Чавеса.
Ну и, наконец, в Перу державная политика ассоциируется с правительством генерала Хуана Веласко Альварадо, которое пришло к власти в результате бескровного переворота в 1968 году. Альварадо национализировал стратегические отрасли экономики: электроэнергетику, нефтяную промышленность, добычу и обработку цветных металлов, телекоммуникации. Левые военные провели аграрную реформу в интересах перуанского крестьянства, которое они считали «становым хребтом государства». Власти Перу установили партнерские отношения с СССР и Кубой (они закупили советское вооружение на астрономическую по тем временам сумму 2 млрд долларов). Альварадо рассматривал Москву как естественного союзника в борьбе с американской гегемонией. И не стоит удивляться, что, когда в 1975 году его правительство было свергнуто, внешнеполитический курс страны кардинально изменился.
Работа над ошибками
Что же мешало латиноамериканским харизматическим лидерам довести дело до конца? Почему ни один из них не сумел отстоять завоеванную независимость? Думается, что они допустили ряд ошибок, которые были практически незаметны вначале, но в итоге оказались фатальными. Большинство лидеров-патриотов не стремились создать массовые партии или движения народной поддержки, и поэтому противникам легко было оспорить их завоевания. Этот урок был в полной мере учтен Чавесом, объединившим все левые и патриотические движения страны в Единую социалистическую партию Венесуэлы.
Как правило, латиноамериканских националистов отстраняла от власти местная олигархия. Ведь, несмотря на то что права и возможности бизнесменов существенно ограничивались, им удавалось сохранить экономическое и политическое влияние, которое они использовали для того, чтобы ставить палки в колеса сторонникам реального суверенитета южноамериканских стран. Как отмечал аргентинский философ и геополитик, министр труда во втором правительстве Перона профессор Альберто Буэла, «даже в период войны за независимость народные массы и революционные лидеры (самый яркий из них — Симон Боливар, политический символ чавизма) сражались за свободу континента, в то время как компрадорская буржуазия — за свободу торговли». Крупные предприниматели еще в XIX веке выступали против политического объединения Южной Америки, отстаивая проект «малых родин», полностью зависимых от патронов в Вашингтоне, Лондоне или Париже. И только Уго Чавесу удалось вырвать венесуэльским олигархам зубы, поставив их перед выбором: или подчиниться воле народа, или убираться в Майами.
Предшественники венесуэльского лидера в большинстве своем были выходцами из военной среды и, уделяя армии первостепенное внимание, были уверены, что офицеры не решатся бросить им вызов. Однако, как показал опыт, они находились в плену иллюзий. Чавес в отличие от них в полной мере учел амбиции латиноамериканских генералов — каждый из них мечтает стать каудильо — и начал проводить гибкую кадровую политику. В результате армия вынуждена была смириться со своим подчиненным положением и даже не задумывалась о том, чтобы оспорить завоевания боливарианской революции.
И самое важное: до Чавеса патриотически настроенные политики пытались противостоять имперским амбициям Вашингтона в одиночку. Конечно, эти попытки были заранее обречены на провал, ведь мощь Соединенных Штатов заведомо превышает возможности каждого отдельно взятого латиноамериканского государства. Зато согласившись на интеграцию и создав единый политический организм, южноамериканские народы могут защитить свой суверенитет. В связи с этим Чавес в полном согласии с геополитическими концепциями «больших пространств» Фридриха Листа и «пан-идей» Карла Хаусхофера выдвинул проект континентального союза — Боливарианской альтернативы (ALBA), который поддержали его коллеги: президенты Кубы, Боливии, Никарагуа, Бразилии, Эквадора.
«Выкидыш Европы», или самостоятельная цивилизация
Один из главных идеологов геополитического единства Южной Америки — упомянутый выше Альберто Буэла. Он не любит термин «Латинская Америка», называя его выдумкой парижских левых интеллектуалов, и предпочитает название «Ибероамерика» (народы континента говорят на иберийских языках: испанском и португальском). Аргентинский профессор утверждает, что рано или поздно Ибероамерика станет единым политическим образованием, в которое, однако, не войдут Мексика, Центральная Америка и острова Карибского бассейна, при любом раскладе тяготеющие к североамериканским Соединенным Штатам (успех кубинского эксперимента он объясняет исключительным везением и помощью Советского Союза). Геополитическое пространство Ибероамерики Буэла рассматривает как ромб, вершинами которого являются Аргентина, Бразилия, Венесуэла и Перу. «Именно от этих стран зависит ситуация на континенте, — отмечает он, — и для успешного продвижения интеграционных проектов необходим стратегический союз между Рио-де-Жанейро, БуэносАйресом, Лимой и Каракасом. Такой союз может привести к образованию единого экономического и политического пространства, и тогда Южная Америка станет независимым полюсом мира, суверенным игроком в международных отношениях. И это будет означать окончание антиколониальной войны, которая длится уже более двух столетий».
Стоит отметить, что политика континентального национализма прекрасно сочетается с индейским ренессансом, который наблюдается в последнее время во многих странах Южной Америки. Идеологом этого процесса стал основатель перуанской партии АПРА (Американский народно-революционный альянс) Айя де ла Торре, призвавший покончить с культурным колониализмом Запада. А самым ярким представителем индейского возрождения в политике, безусловно, является современный боливийский президент Эво Моралес. Он отстаивает интересы индейцев, которые составляют большинство населения Боливии, но долгое время считались гражданами второго сорта. Он провозгласил языки кечуа и аймара государственными и начал поддерживать религии коренного населения. Многим запомнилось, как босой, облаченный в ритуальную одежду Моралес принес священную клятву древней индейской богине Пачамама возле пирамиды Акапана (вскоре после этого он был избран верховным вождем всех племен Анд).
Индейские племена поддерживал и покойный Уго Чавес, который, кстати, сам был наполовину индейцем. На одном из саммитов в Каракасе венесуэльский президент предложил не праздновать более День открытия Америки Колумбом, а заменить его Днем коренных народов. Таким образом, он хотел подчеркнуть, что Латинская Америка не является «выкидышем Европы», что это самостоятельная цивилизация, развивающаяся по собственным законам, история которой началась отнюдь не с «великих географических открытий». «Извечное противостояние индейцев и белых завоевателей, — отмечает The Nation, — теперь переросло в столкновение Северного и Южного континентов».
Безусловно, Чавес был одним из самых ярких деятелей латиноамериканского ренессанса. Он задал очень мощный импульс, и хотя с его смертью лидером интеграции в регионе будет уже не Венесуэла — страна, зависимая от экспорта энергоносителей, а такой экономический гигант, как Бразилия, «Пылающий континент» уже вряд ли свернет с пути, намеченного венесуэльским команданте.
Информация