Им не дали «досмеяться, доучиться, долюбить»
Первый раз бомба не достала Надежду Байдаченко в июне 41-гоВ тот день (Либо 22-го, либо 23 июня, поскольку Надежда Байдаченко четко помнит, что уже 24-го вместе с другими студентами уехала помогать селянам в уборке урожая, откуда их потом направили на рытье окопов. Вернулась в Сталино лишь в первых числах октября.) они сидели вдвоем с сокурсником на Пожарной площади Сталино (ее и сегодня так называют в Донецке, хотя с 1927-го она официально носит имя Дзержинского). Вокруг было так безмятежно и мирно... Высоко над городом кружил какой-то самолет. Говорили, однако, о войне — о том, что она долго не продлится, а значит, нет смысла идти на офицерские курсы, как предложили им в военкомате. Лучше сразу на фронт. «...И это совершенно неправильно, что девушек берут только с медицинской подготовкой!» — Надя в сердцах вскочила, вспомнив разговор с военкомом: на того не подействовал и такой аргумент, как ее значок «Ворошиловский стрелок».
...Студенты уже вышли на Первую линию — главную улицу города (официально с 1928-го — Артема), когда позади прогремел взрыв. Только после этого завыла сирена воздушной тревоги. Они побежали — но не в бомбоубежище, а повернув обратно на Пожарную. От лавочки, где они сидели несколько минут назад, и щепок не осталось. На ее месте дымилась воронка. Первая бомба (Видимо, это был тот случай, о котором пишут «в первый день военных действий к Сталино прорвался бомбардировщик, но зенитные орудия дали ему отпор». В дальнейшем гитлеровцы бомбили город еще дважды: хотели захватить многочисленные предприятия в рабочем состоянии, что им не удалось (www.infodon.org.ua/stalino/191)), сброшенная на Сталино, похоже, метила в Надежду. И лишь ненамного запоздала. В дальнейшем подобное случалось не раз...
Что самое страшное на фронтовой зенитной батарее? Налет. Это когда вражеские самолеты прилетают специально для того, чтобы уничтожить зенитки, не дающие безнаказанно бомбить наши войска. Здесь не то что при бомбежках в тылу, где летчики спешат сбросить на объект свой смертоносный груз и повернуть обратно. На батарею налетают волнами. Одна волна за другой, снова и снова... Длиться это может час, а то и больше.
В других частях можно укрыться от бомб — в блиндажах, щелях, да хотя бы в окопе — и он защитит от осколков. А зенитчикам прятаться нельзя — надо отражать налет. Какая тут защита от фугасок и осколочных бомб, прицельно сбрасываемых на батарею? Только каска да земляной бруствер вокруг зенитки — низкий, чтобы не мешал вращаться орудию.
Стонет земля от близких непрерывных разрывов. Едкий дым заволакивает позицию батареи. А девушки, игнорируя град визжащих осколков, яростно стреляют по самолетам. Это к тому же и лучшая защита: плотный огонь зениток мешает врагу бомбить орудия прицельно. Не все «налетчики» возвращались на базу. Но и батарея несла тяжкие потери. Скольких подруг пришлось похоронить...
У комбата голос хронически хриплый — срывает каждый раз во время боя. Приходится орать во все горло, чтобы команду услышали. От стрельбы тяжелых орудий девушки глохнут, из ушей кровь течет. Так что и не понять — не ранение ли осколочное? Потом, после боя разберутся.
А кончится налет — и, бывало, как начнут зенитчицы смеяться. Так они снимают нервное напряжение — ведь смерть прошла совсем рядом, но все же — мимо. Комбату странной кажется такая реакция, но он давно бросил попытки постичь женскую психологию. Мужики — те после боя доставали махорку, сворачивали самокрутку, жадно затягивались; оно, конечно, куда понятней.
Девчата еще и не упускали случая поязвить, вспоминая «курьезные» эпизоды боя. Особенно доставалось немногочисленным мужчинам, угодившим в женское подразделение. В горячке боя ефрейтор Собакин снаряд уронил на станину зенитки — тогда все, кто видел это, на миг обмерли. Но когда оно уже позади — как вспомнишь, смех разбирает. Вечно все шишки валились на того Собакина. Врезалась в память его фамилия на всю жизнь. А вот как звали пожилого орудийного мастера родом из еврейского местечка на Украине — забылось напрочь. Над ним девушки тоже частенько посмеивались — они-то ведь оставались под огнем, а он с началом налета скрывался в блиндаже. Но как только раскаленное орудие заклинивало и раздавался зычный окрик комбата: «Мастера!» — тот уже тут как тут, бежит со своим инструментом к замолкнувшей зенитке. Дело свое он знает и вскоре, устранив неисправность, так же проворно возвращается в укрытие.
Что самое тяжелое на зенитной батарее? Снаряды. Чаще всего их подвозят ночью — десятка два грузовиков. Все становятся на разгрузку. Девушки, надрываясь, тащат тяжеленные ящики, боясь упустить груз из немеющих рук. Наконец перенесли их на склад — но и тут не до передышки. Теперь каждый надо открыть, вынуть снаряды, протереть от заводской смазки и снова уложить на место. А руки болят и дрожат после разгрузки, страшно за скользкий снаряд взяться. Наконец и с этим покончили.
Осталось часть боеприпасов к зениткам поднести. Уже и светает. Летят немцы — надо открывать заградительный огонь. Бывало, за день выстреливали все, что разгрузили за ночь. И опять с наступлением темноты доставят боеприпасы. Сотни ящиков неимоверной тяжести. А ведь это девушки. Им еще рожать — тем, кто уцелеет.
«Выплакала возврат на батарею»
Подворачивалась, впрочем, Надежде возможность избавиться от смертельного ада налетов и изнурительного солдатского труда артиллериста. И связано это с ее литературным талантом.
Сказались, наверное, отцовские гены и влияние донецких писателей. Отец — Федор Байдаченко — был многогранно одаренным человеком. В молодости, работая токарем, славился на заводе еще и как художник-самоучка. Коллектив выдал ему пролетарское направление на учебу и собрал деньги для поездки в Москву. И это в годы гражданской войны! Правда, профессиональным художником Федор Иванович так и не стал. Время требовало иного — воевать и строить.
Был секретарем райкома, ведал «культурой» области, писал рассказы и даже возглавлял Союз писателей Донбасса. Дружил с Владимиром Сосюрой, Петром Чебалиным, Павлом Беспощадным, Борисом Горбатовым, Павлом Байдебурой. Писатели любили собираться дома у гостеприимных Байдаченко, обсуждали книги, спорили. Неудивительно, что Надежда выбрала филологический факультет. И настолько поразила преподавателей знанием литературы, что ей еще до окончания вуза предложили остаться на кафедре. Но война распорядилась ее судьбой по-своему.
На фронте Надя неоднократно писала о зенитчиках в армейскую газету. А потом вдруг пришел приказ: откомандировать рядовую Байдаченко Н. Ф. в распоряжение редакции. Но не для того же она рвалась на фронт, чтобы «отсиживаться» в относительной безопасности, когда подруги каждый день рискуют жизнью! Как ни пытался редактор убедить девушку, что здесь от нее будет больше пользы, — напрасно. Через несколько дней сдался. Как позже объясняла Надежда Федоровна: «Выплакала возврат на батарею». А там комбат встретил бранью: «Дура! Жива бы осталась! И офицерское звание бы получила!» Огрубел он на войне, но переживал за своих девчат, которые не имели права прятаться от бомб.
Несмотря на все опасности, Надежду бомба так и не достала. А к концу войны и налетов на батарею не стало. Последний раз просвистело у виска (задев ухо) в мае 45-го на улице немецкого городка. Да не осколок, не пуля... а зажигалка. И опять-таки — нет, не зажигательная бомба. Просто массивная бензиновая зажигалка. Какой-то недобитый фашист метнул ее сверху из окна здания, целя в голову. Но и он промахнулся. Не дождетесь!
В этом году Надежда Федоровна отметит 95-летие. А ту зажигалку она сохранила. И подарила внуку вместе с портсигаром, который сделан из куска металла от корпуса немецкого самолета, сбитого их зенитной батареей.
Солистка с «губы»
Девушки и на фронте оставались девушками. Любили поболтать, пели хором или поодиночке. Каким-то чудом умудрялись доставать духи и пудру. Каждой хотелось быть красивой, и забота о внешности была далеко не на последнем месте. Когда у Нади на лице вдруг появилась и стала увеличиваться родинка — недолго думая, срезала ее бритвой. Кровь не могли остановить несколько часов. Комбат грозил, что отдаст под трибунал за членовредительство.
До трибунала дело, понятно, не дошло. Но посидеть на гауптвахте довелось. Правда, по совсем иному поводу. В день рождения подруги Надежда поменяла в ближайшем селе солдатское белье на самогон. Возвращаясь, наскочила на комбата... Под «губу» приспособили яму на позиции батареи. Выбираться оттуда разрешалось только для стрельбы по самолетам (охраны никакой не было).
А тут вдруг на батарею сам Рокоссовский приехал. Говорят, любил он неожиданно в низовые подразделения нагрянуть, попробовать каши из солдатского котла, поговорить с рядовым составом. Раз состав девичий, поинтересовался: поют ли девушки? Или не до того на войне? А какие песни без Надежды. Кинулись за ней — наотрез отказывается из ямы вылезать. Явился комбат, приказал идти и петь начальству: «Потом досидишь свое».
Вышла, как была, распояской — ремень гауптвахте не положен. Пела свои любимые украинские песни, солировала в хоре девушек — исполнили и «Песню мести», которую специально для батареи написал Павел Беспощадный (тот самый, которому принадлежат знаменитые строки «Донбасс никто не ставил на колени, и никому поставить не дано!»(Из стихотворения «Донбассу жить! (Клятва)» (1942 г.))). Надя в письме с фронта попросила его сочинить для них — «девушек артиллеристов-зенитчиков» — песню-марш. «...Хоть несколько строчек. Это будет наша собственная батарейная боевая песня — наш салют». Поэт откликнулся и прислал стихи.
Рокоссовскому концерт понравился. А «досиживать срок» Надежде не пришлось. Поинтересовавшись, почему солистка одета не по форме — без ремня, — и выяснив, в чем ее провинность, генерал развеселился и наказание отменил. Предложил перейти во фронтовой ансамбль, но не настаивал, когда она отказалась.
И солдатские байки — не сказки, и талант — факт
...Перечитал я написанное — и призадумался. Во-первых, про войну как-то легкомысленно выходит. Сплошь солдатские байки. А я ведь еще про подбитый американский самолет не упомянул: в самом начале челночных полетов его за новый немецкий бомбардировщик приняли... Тоже, скажут, байка.
Но байки — не сказки, не выдумки. Все достоверно в этих историях. Слышал я их неоднократно не только от Надежды Байдаченко, но и от ее фронтовых подруг. Раньше они время от времени встречались (теперь-то, кажется, уже никого в живых не осталось, кроме Надежды Федоровны). Я сидел рядом, слушал их воспоминания, записывал. И то, что бывшие зенитчицы не любили говорить об ужасах налетов, о том, как рядом гибли подруги, — наверное, естественно. Предпочитали вспоминать то светлое, что скрашивало им тяжкие, страшные будни войны. У которой, как известно, не женское лицо.
Во-вторых, могут подумать, что идеализирую Надежду Федоровну. Мол, и к тому у нее недюжинные способности, и к сему... Но что поделать, если так и есть. До поступления на филфак прочили ей актерскую карьеру. Увлечение театром началось с детства. Впервые попав на представление заезжего вертепа, уже назавтра порадовала окрестную детвору, разыграв увиденный спектакль во дворе — с самодельными куклами, сшитыми из лоскутков. Потом сама сочиняла сюжеты и тексты на злобу дня. Было это в те времена, когда пионеры пели: «Ах, чина-чина-чина, упала кирпичина, убила Чемберлена, заплакал Чан Кайши» (Первоначальный текст частушки был несколько иным. Петр Григоренко в своих мемуарах (В подполье можно встретить только крыс... — Нью-Йорк: изд-во «Детинец», 1981) вспоминает, как в конце 20-х «горланили хотя и бессмысленное, но очень поднимавшее наш дух: «Ой, чина-чина-чина — упала кирпичина, убила Чжан Цзо Лина, заплакал Чан-Кай Ши». Этот куплет был посвящен успешной операции (которую долгое время приписывали японской разведке, а теперь — советской) по устранению властителя Маньчжурии Чжан Цзолиня, который погиб при взрыве поезда 4 июня 1928 г.).
Настоящий реквизит для кукольного театра Надя позже получила в подарок от Павла Постышева, когда ездила в Харьков на слет победителей всеукраинского соревнования пионерских бригад по сбору колосков. При уборке зерновых (скошенных не комбайнами, а примитивными «лобогрейками») на обобществленных в результате коллективизации полях колхозники, идя следом за косилками, собирали в снопы лишь колосья на длинном стебле. Рачительный хозяин в прошлом, верно, не оставил бы и зернышка на земле, а тут стерня повсюду была усеяна колосками. Не ведали, что голод надвигается, хоть для себя бы собрали (происходило это еще до пресловутого «закона о трех колосках»). Тогда и появилось поддержанное властью движение по сбору колосков. Немало зерна спасли пионеры Украины, а в Бахмутском уезде больше всех собрала бригада Нади Байдаченко.
Впрочем, мы отвлеклись от темы... Когда в Сталино открылся театр со своей труппой, отец достал дочке контрамарку. Она не пропускала ни одной постановки, подружилась со многими актерами. И то, что видела на сцене, пыталась повторить в школе. Организовала театральный кружок, где была и режиссером, и актрисой. Играли и Шиллера, и любимые Надеждой оперетты. А потом ставили спектакли по украинской классике. Был тогда в республике период украинизации, когда практически все русские школы перевели на украинский язык обучения. Русскоговорящая Надежда увлеклась украинскими песнями. Тем более что голос, как уверяли все, был прекрасным. Хорошо играла на пианино, танцевала.
Страсть к театру проявилась и в армии. В 1945-м, когда война уже закончилась, а домой еще не отпускали, Байдаченко организовала солдатский театр. Играли и русские, и украинские пьесы.
Понятно, что и дома в довоенные годы, и на батарее никто не сомневался, что станет она актрисой.
45-й год. Теперь можно и солдатский театр организовать. Первая слева — Надя // ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА БАЙДАЧЕНКЮ
Но после войны ни о продолжении учебы на филфаке, ни о театральном и речи не было. Отец еще не демобилизовался, а на руках Надежды умирал от фронтовых ран младший брат Вадим, участник боев за Сталинград. Пошла работать — сначала в областную библиотеку, потом редактором в книжно-газетное издательство. Конечно, не удержалась от организации художественной самодеятельности. Неожиданно их коллектив был признан лучшим в городе.
И тут увлечение искусством чуть было не изменило ее жизнь. Предложили работать директором районного Дворца культуры в Ивано-Франковской области. Уже собралась в путь, как из ЦК пришла директива возродить художественную самодеятельность. Предписывалось организовать ее во всех крупных коллективах, представлять отчетность, участвовать в конкурсах. Работу обкома теперь будут оценивать и по достижениям в этом направлении.
Местные власти схватились за голову. Кто этим станет заниматься? Кого посылать на конкурсы, чтоб не ударить лицом в грязь?.. Нет, никуда не отпустим. Лучший самодеятельный коллектив города терять нельзя! Срочно назначить Байдаченко старшим инспектором художественной самодеятельности облкультпросвета.
Потом четверть века — с 1954-го по 1979-й проработала Надежда Федоровна в областном партархиве.
Все думаю: а если б уехала она в Галичину, как сложилась бы судьба? Послали туда другую девушку из Сталино, а вскоре пришло известие: убили ее бандеровцы...
Зная характер Надежды, уверен, что, оценив тамошнюю обстановку, отложила бы она до поры до времени художественную самодеятельность и занялась организацией обороны — стала бы «ястребком», как называли тогда местных борцов с террором оуновцев. Тем более что пример был, о котором в семье все знают. Тетка — сестра отца — в годы гражданской войны была начальником уездной милиции и на коне, с наганом и саблей гонялась за бандами на Изюмщине. Не знаю, известен ли еще подобный случай на территории Украины, чтобы женщина занимала тогда подобную должность?..
Вот такая семья была — Байдаченко. Таких людей рождала наша земля.
*«Досмеяться, доучиться, долюбить» - Строки из «Песни мести» на стихи Павла Беспощадного, ставшей гимном зенитного батальона, где служила героиня этого очерка. Под заглавием стихотворения поэт указал: «Посвящается Наде Байдаченко».
Информация