И еще два раза по столько же…
У памятника, расположенного на территории челябинского отряда спецназначения, стояли двое — молодой майор в краповом берете и девчушка четырех-пяти годков, прижимавшая к яркой курточке букет гвоздик.
— Папа, а это кому памятник? — брызнув на отца синевой ясных глаз, спросила она.
— Папиным товарищам.
— А почему им памятник? — продолжал любопытничать ребенок.
— Они, малыш, не вернулись из командировки.
— А почему не вернулись? — В голосе девчушки зазвучали беспокойные нотки.
— Продолжают выполнять задание.
— А ты вернулся?
— А я вернулся.
Майор погладил дочку по русым волосам и слегка повел головой в сторону памятника. Та согласно кивнула в ответ, медленно подошла к монументу, положила цветы к его основанию. Потом заспешила обратно к отцу и, смущенная вниманием взрослых, с разбега уткнулась в папин камуфляж.
Офицер сглотнул подступивший к горлу комок, приобнял дочь за плечи и не торопясь пошел вместе с ней к ожидавшим чуть в стороне сослуживцам…
И в спецназ, и в разведку
— А вы знаете, когда я летом 2004 года молодым лейтенантом прибыл после окончания Новосибирского военного института в управление Уральского округа внутренних войск, сначала хотели направить в части по охране ВГО, — начинает свой рассказ майор Александр Ухаткин. — Я тогда, помню, кадровикам скандал устроил. «Либо в спецназ, — говорю, — либо увольняйте прямо сегодня». Те поворчали, поругали меня за такие высказывания, но предписание в челябинский отряд все же оформили.
По прибытии я, как положено, представился командиру, полковнику Виктору Алексеевичу Фомченко. Он во время беседы постоянно бросал взгляд в мой аттестат. Ну, я сижу, особо не волнуюсь: хотя институт закончил с синим дипломом, но пятерок в аттестате больше, чем четверок. Наконец командир говорит: «А что у тебя, лейтенант, по связи? Пятерка. Значит, пойдешь на должность командира взвода радиоэлектронной разведки. Слышал про такую? Все, больше не задерживаю, иди, принимай дела и должность».
Все, думаю, приехали! Я-то хотел в боевую группу попасть, чтобы сразу к серьезному делу, а тут… Но с командиром отряда не поспоришь. Пошел в разведгруппу докладывать о полученном назначении и узнавать у ребят, что же это за зверь такой — радиоэлектронная разведка.
Выдали мне умную аппаратуру и литературу по ее эксплуатации и обслуживанию, велели знакомиться и осваивать. А как осваивать, если она вся на английском языке? На мое счастье в учебную группу как раз молодняк привезли. Стал их личные дела изучать, смотрю, а один из бойцов преподаватель английского! Я бегом к командиру, чтобы этого парня после учебки ко мне во взвод распределили, а пока разрешили использовать для перевода спецлитературы.
Так потихоньку и стал новую специальность осваивать. И в первую свою боевую командировку, которая началась в апреле 2005 года, я с ребятами отправился именно в качестве офицера радиоразведки. Отряд тогда базировался в Курчалое, ну а работать приходилось по всей территории Чечни. Были операции, которые планировались и по информации, полученной после радиоперехватов на нашей аппаратуре переговоров боевиков.
Довелось, конечно же, с боевыми группами и в засадах участвовать, и на разведывательно-поисковые мероприятия выходить. В общем, кое-какой боевой опыт появился. А в конце года еще и экзамен на право ношения зеленого берета сдал.
Командир подошел к этому вопросу основательно: пригласил в качестве принимающих инструкторов из нижнетагильского отряда спецназа. Ну и мы, разведчики, со своей стороны, готовились серьезно и не подкачали. Вместе со мной тогда еще нескольким бойцам из нашей разведгруппы береты вручили. Кстати, прямо в мой день рождения, 2 декабря.
Хороший подарок сам себе сделал, что и говорить. Но инструкторы-нижнетагильцы, когда нас поздравляли, сказали в качестве напутствия, что зеленый берет – это, конечно, хорошо, но каждый спецназовец должен стремиться получить берет краповый.
И я понял, что у меня в жизни появилась новая конкретная цель…
Тяжелый год
Новый, 2006 год Александр встречал не только в зеленом берете, но и в новой должности: в середине декабря молодого офицера назначили заместителем командира разведгруппы по работе с личным составом.
Весной отряд убыл в очередную командировку на Северный Кавказ. Саня с первой партией не поехал: находился на базе, спокойно занимался повседневными служебными делами и ожидал, когда подойдет срок заменить ребят.
23 мая поисковая группа челябинцев вступила с боестолкновение с боевиками. Банда была разгромлена, но досталось это очень дорогой ценой: четверо спецназовцев погибли, несколько человек получили ранения. Поэтому для старшего лейтенанта Ухаткина командировка началась раньше запланированного срока.
— Командира разведгруппы у нас тогда тяжело ранило, еще кое-кого из ребят зацепило. Вот мы с общим замом срочно в ПВД и прилетели, чтобы восстановить численность офицерского состава. — Александр тяжело вздыхает и продолжает рассказ о тех днях, что навсегда разделили его жизнь на «до» и «после». — Если честно, то многие из наших бойцов выглядели тогда очень подавленными. Еще бы, за один бой такие потери! Поэтому начали с того, что стали моральный дух ребятам поднимать. И тут ничего лучше и действеннее личного примера командира не придумаешь. Поэтому поступил приказ — собираешься и идешь в поиск вместе с подчиненными. По-другому никак…
Выходы на боевые тогда происходили часто. Все лето активно работали. Как-то выехали с базы на несколько дней. Прошерстили большой район, несколько засад устроили, артиллерию наводили, подолбила она от души. 29 августа вернулись в расположение отряда уже глубоким вечером. Только баньку затопили, сели чайку попить, как вызывают к коменданту района. Он говорит: «Все, спецназ, отдых отставить, есть свежая информация по такому-то квадрату. Завтра с утра опять в поиск на сутки. Идите, готовьтесь».
А нам чего готовиться? Суточный выход — обычное дело, ни продуктов, ни спальников брать не надо. Воду, сухпай да боеприпасов побольше — вот и вся подготовка. Мы к такому всегда готовы.
Вернулись, оповестили своих разведчиков. Легли отдыхать. С утра проснулись, стали собираться. И вот тут хотите — верьте, хотите — нет, но что-то странное в моей голове стало твориться. Сначала надел нулевый маскхалат. Потом думаю: «Чего я вырядился? Ведь точно испачкаю в чем-нибудь». Переоделся в старый, поношенный. Потом кроссовки новенькие натянул. И опять мысль проскочила: «Я что, в футбол иду играть? Порву же, как пить дать порву!» Снял их, переобулся в растоптанные берцы.
На исходную вышли без происшествий и по графику. Район поиска комендачи и оперативные части внутренних войск к тому времени уже блокировали. И мы пошли внутрь — три группы нашего отряда и еще два вэвэшных спецназа тогда работали.
Ходили, наверное, часа три. Я со своей группой двигался по оврагу. Головной дозор, заметив что-то подозрительное, дал знак остановиться. Все замерли, и я обернулся посмотреть, как мои бойцы, что в ядре группы двигались, эту команду отработали: кто куда наблюдает, кто куда стволы направил? Повернулся на носках, только левую пятку на землю опустил, как тут же под ней и рвануло.
Несильный такой хлопок, будто гэпэшка сработала. Я, пока еще сознание не выключилось, успел подумать, что на засаду нарвались и обстрел из подствольников начался. Потом — дым вокруг, звон в ушах, ничего не вижу. Еще через мгновение зрение вернулось, посмотрел вниз — стою на одной ноге, правой. Да и та вся в крови. А левый ботинок разорван в клочья.
После того как этот видеосигнал поступил в мозг, он начал работать, воспринимать действительность. И тут же появилась боль. Да такая жуткая, что под ее напором я рухнул на землю и заорал благим матом. Вокруг уже прапорщики из моей группы и санинструктор Макс Атконов колдуют: бойцы круговую заняли, а они мне жгут наложили, обезболивающее вкололи, стали бинты накладывать.
Ну а я хоть и в сознании пребывал, но маленько не в себе был: все рвался посмотреть, что там у меня с ногами. Парни левую не показывают, говорят: «Вот, если хочешь, на правую любуйся». Ей, конечно, тоже досталось — и осколками посекло, и ожог — но все же не так страшно выглядела.
Когда с первой помощью закончили, приступили к эвакуации. Там, где мы поиск вели, вертолет сесть не мог — горы, склоны покрыты лесом, ни одной прогалины. Дали группе координаты поляны, куда следовало меня выносить, чтобы в санитарный борт загрузить. Парни носилки соорудили, понесли.
Только движение начали — новый взрыв! Сначала подумал, что боец, который спереди носилки держал, подорвался: он как раз на одно колено припал. Потом смотрю — нет, поднимается парень, его просто комьями земли по ногам сильно шибануло. Ору: «Кто еще?!»
Представляете, санинструктор наш, Максим Атконов, тот, что несколько минут назад меня перевязывал, тоже на мину наступил. И тоже ноги лишился! То есть теперь у нас уже стало двое тяжелых, которых следовало срочно эвакуировать…
Вытаскивали нас часа четыре. Сначала своими силами, потом еще одна поисковая группа нашего отряда подошла. Их уже по рации оповестили о наших бедах, так что братишки целенаправленно, прервав поиск, шли нам на подмогу. Это ж спецназ, он своих не бросает!
«Не вздумайте ее отрезать!»
Вертолет доставил раненых в Ханкалу. Оттуда Александра и Максима сразу же перебросили в расположение 46-й бригады внутренних войск, где их уже ожидали врачи и столы в операционных.
— К тому, что тебя могут тяжело ранить, психологически готов, наверное, каждый спецназовец. Но когда это случается именно с тобой, оно всегда происходит неожиданно, — вздыхает Александр. Потом, немного помолчав, продолжает: — Мне пятку вырвало напрочь. Передняя часть ступни была, пальцы оставались, это точно помню, я ими еще в вертолете шевелить пытался. И вроде бы они даже слушались… Хотя, может, мне все это только казалось: сознание постепенно уходило, крови много потерял, да и обезболивающее действовало.
А когда начали к операции готовить, какой-то прилив энергии случился. Ох, и повоевал я тогда с врачами! Они мне штаны от маскхалата режут, а я кричу, что сам сниму, чтобы не выбрасывали, что я их после операции зашью. И как я вообще в отряд без штанов поеду? Потом они за футболку принялись. Я опять вою, чтоб не резали, это ж подарок!
В общем, долго мы боролись. В конце концов санитары меня к кушетке прижали, что-то там вкололи. И я начал отключаться. Последнее, что помню: с силами собрался, врача за рукав поймал, смотрю ему в глаза. «Доктор, — говорю, — не вздумайте ногу отрезать. Мне осенью на краповый берет сдавать. Как я без ноги-то побегу?..». И вырубился.
Пришел в себя уже утром на кровати в реанимационной палате. От наркоза еще не отошел, поэтому соображаю медленно. Но все же соображаю. Первым делом решил себя осмотреть. Откинул край простыни и чуть не завыл: правая нога вся в бинтах, лежит, как колода, ступни не видно. «Вот гады, — думаю, — зачем правую-то оттяпали!» Потом смотрю: колено вроде целое. Голень болит, значит, тоже на месте. Да и пальцы из-под бинтов выглядывают. Успокоился малость. Решил на вторую посмотреть. Еще дальше простынку отодвинул.
Левой ноги ниже колена не было…
Когда первый раз видишь себя таким, конечно, сначала пребываешь в состоянии шока. Потом впадаешь в прострацию. В голове ураган мыслей, но суть их сводится к одному: «А что же дальше? Как жить-то?».
Вот и у нас с Максиком поначалу такое было. Лежим, на обрубки свои смотрим. Либо молчим, либо вяло рассуждаем, чем заниматься станем, когда из войск по ранению уволят, где деньги на лекарства и протез искать, как заново ходить научиться, чем дальше заниматься?
Начали нас врачи из этого транса выводить. Объяснили, что медикаменты нам бесплатно положены, лечение и подготовку к протезированию в войсковом госпитале в Подмосковье пройдем, протезы тоже бесплатно изготовят. И что вообще войска нас не оставят. Примеров достаточно привели, в общем, успокоили более-менее.
Спустя какое-то время приехал к нам генерал Роман Александрович Шадрин. Он у нас в Уральском округе внутренних войск тогда заместителем командующего по чрезвычайным ситуациям был, и в группировке какую-то высокую должность занимал. Вещи нам из отряда привез, подарки от ребят, фрукты. Врачи ему на нас пожаловались: дескать, хандрят спецназовцы, от еды отказываются, на поправку идти не хотят. Генерал нам мозги по-отечески прочистил, о наших дальнейших планах расспросил.
А какие у меня планы могут быть, если я всю жизнь себя только военным и видел?! Конечно, сказал, что хотел бы служить дальше. И, если возможно, остаться в спецназе. Генерал ответил, что мою позицию понял, одобряет, доведет ее до командования внутренних войск и всячески постарается помочь.
У меня словно камень с души свалился. Опять появилась цель, теперь было ради чего восстанавливаться и жить дальше.
Но предстояло еще объяснение с женой…
Женотерапия
— Оказался я в Балашихе, в главном войсковом госпитале. — Впервые за время нашего разговора Александр улыбнулся мыслям. — Про жену на какое-то время не то чтобы совсем думать перестал, но за всеми заботами как-то она на второй план отошла. Выдали мне тогда инвалидную коляску, в которой я почувствовал себя весьма некомфортно, и потребовал костыли. Думал, что сам смогу с их помощью перемещаться.
Но как только поднялся, отток крови начался к заживающим ранам, болеть они стали жутко и кровоточить там, где не до конца зарубцевались. Перевязки очень болезненными были. Пришлось снова в коляску перебираться. Прикинул, сколько всего вытерпеть придется, пока нормально ходить научусь. Настроение — ни к черту, опять стал замкнутым, аппетита нет, жить не хочется.
И вот качусь я как-то по госпитальному коридору по своим делам, слышу, за спиной медсестра посетителей спрашивает, к кому они приехали. И звучит моя фамилия! Поворачиваюсь — стоит Оля моя с двоюродным братом.
Подходит она ко мне, улыбается. А у меня опять вся кровь к дурной голове прилила. Пока по коридору ехал, еще сдерживался. Но как в палате оказались, так сразу в крик: «Что, — ору, — документы на развод привезла? Давай показывай, где подпись ставить. Сейчас все решим!».
Оля окинула палату взглядом, как полководец поле битвы перед началом сражения. Спокойно попросила всех выйти. И начался между нами разговор…
Я ей про то, что жизнь с инвалидом тяжелая. Она мне про то, что люди и без двух ног нормально живут. Я — что не хочу быть обузой у нее на шее. Она — что меня в отряде ждут, готовы встретить после ранения и место для дальнейшей службы найти. Я – о том, что теперь калека, а она вон какая красивая. Она — что любит и знала, что такое может случиться… И так по кругу несколько раз.
Признаюсь, я тогда в запале был, к непечатным выражениям частенько прибегал. Оля, когда разойдется, тоже за словом в карман не лезет… И вот на самом пике нашего семейного разговора в палату входит Александр Сергеевич Ковалев. Это войсковой хирург, очень известный, он не одну сотню раненых ребят с того света вытащил и к жизни вернул. Берет он Ольгу за локоть, и между ними происходит такой диалог:
— Женщина, по какому поводу и по какому праву шум устраиваем?
Она, зыркнув на Ковалева:
— А вы кто такой?
— Я вообще-то заведующий отделением и лечащий врач этого больного.
— А я его жена.
— И что?
— Да вот, разводиться удумал.
— А вы?
— А я люблю его.
Александр Сергеевич улыбнулся.
— Ухаткин, я, как врач, прописываю тебе еще полчаса женотерапии. Давай принимай как лекарство.
И вышел из палаты. А мы с Олей остались. Долго еще проговорили. Но уже о том, как будем жить дальше и вместе справляться со всем, что выпадет на нашу долю. В общем, мозги у меня на место в тот день окончательно встали.
Оля пробыла в Балашихе недели две. Виделись мы каждый день, и не только в госпитале: ребята из отряда «Витязь» помогли снять квартиру в военном городке, и я с их помощью «убегал» в самоволку к жене… А через месяц после возвращения домой Оля позвонила и сказала, что беременна.
И тогда я окончательно понял, что надо быстрее восстанавливаться и возвращаться — в строй, на службу, в семью.
Одним словом, к нормальной жизни…
Возвращение
— Выписали меня 26 декабря. — Александр Геннадьевич, затянувшись сигаретой, перешел к завершающей части своего рассказа. — Так что 2007 год я встречал дома, в кругу семьи — с Олей и нашей малышкой, которую она уже носила в себе. А после новогодних праздников заявился в отряд. «Все, — говорю, — хватит, наотдыхался, принимайте». И стал каждый день ходить на службу, хотя можно было еще «поболеть». Сначала с костылем, потом с тросточкой, ну а чуть позже научился и без нее обходиться.
Ребята поначалу ко мне с какой-то жалостью относились. Увидят — первым делом про здоровье спрашивать начнут, на ступеньках поддержать стараются, на совещаниях обязательно стул предложат. Потом я им объяснил, что от таких знаков внимания только хуже становится — зачем же лишний раз мне напоминать, что я инвалид? Парни все правильно поняли, стали относиться ко мне как к равному, а командиры — спрашивать наравне со всеми. И пошло дело!
Пару месяцев я еще прослужил в разведгруппе, потом какое-то время побыл дознавателем, а затем мне предложили должность старшего помощника начальника группы правового обеспечения. Этим сейчас и занимаюсь.
23 февраля 2007 года мне вручили орден Мужества и краповый берет. То есть сбылась еще одна моя мечта…
Когда-то я планировал дослужиться до командира батальона, в идеале — стать командиром отряда спецназа или полка оперативного назначения. Сейчас понимаю, что это уже недостижимо. Но не жалею. Во-первых, потому что трезво оцениваю свое нынешнее положение, которое меня нисколько не тяготит. А во-вторых, у меня появились новые мечты, новые планы.
Связаны они, конечно же, с семьей. 16 августа 2007 года, как раз на годовщину свадьбы, у нас родилась Даша. Это было такое счастье — после всего, что пережил, держать на руках дочь, видеть, как она растет, учить ее говорить, делать первые шаги… И только я начал осваиваться с ролью отца, как Оля объявила, что опять беременна. Ждали парня, даже имя ему успели подобрать — Артем. Но на свет появилась Аринка. Они с Дашуткой хоть и родные сестры, но очень разные: старшая спокойная, ласковая, женственная, а младшая — огонь-девка, любому мальчишке фору даст, чуть отвернулся — тут же нашкодит!.. Но сын все равно в планах остается. Как же спецназовцу без сына?!
Сейчас у меня есть все, что нужно человеку для счастья: дом, любимое дело, отличная семья. Любим выходить с друзьями на природу, на рыбалку часто ездим. Катаюсь на велосипеде, играю в футбол, правда, полевым игроком не бегаю — за здоровыми-то все равно не угонишься — но в воротах стою надежно, ребята не жалуются. Купаться люблю, плаваю хорошо, как и раньше, до ранения. В общем, живу полноценной жизнью.
Мне сейчас тридцать три.
И я намерен прожить еще два раза по столько же!
Информация