Волынская резня как показательный урок для украинцев: концепция народа-жертвы на международном уровне не работает
70-летие Волынской трагедии (резни) подпортило украино-польские отношения и возобновило едва затихшие в мае истерики политиков и политически озабоченных интернет-пользователей.Однако за международной стороной этого вопроса мы упустили один важный момент: не постоянные споры вокруг Дня Победы, а именно внутриукраинская реакция на обсуждение волынской трагедии стала, наверное, первым серьёзным кризисом концепции «народа-жертвы и отрицания советского прошлого».
На вершину новостных лент украинских сайтов тема Волынской трагедии попала из-за инициативы ряда польских политиков, которые потребовали от сейма определить события 1943 года как геноцид в отношении поляков со стороны украинцев, в частности, Украинской повстанческой армии.
В двух словах: 70 лет назад, в самый разгар Великой Отечественной, на Волыни погибли тысячи украинцев и поляков. Бывшие граждане Польской Республики разных национальностей методично убивали друг друга. Сейчас проблема состоит в том, чтобы определить степень вины каждой из сторон и попытаться примирить народы в этом вопросе. Что непросто, ибо всегда найдётся масса аргументов в пользу того, что первой начала или более виновата противоположная сторона. Подробно о событиях 40-х годов на Волыни можно прочесть в «Википедии».
Ряд украинских политиков, общественных деятелей и публицистов, которые взяли на себя смелость говорить от имени всего Украинского общества, выразили несогласие с польской инициативой, предложив взамен начать межнациональный диалог с тем, чтобы выйти на некую примирительную формулу вроде «прощаем и просим прощения», согласившись разделить ответственность за те события. Кстати, это в основном те евроориентированные граждане, считающие, что подобного рода конфликты ни в коем случае не должны мешать продвижению Украины на Запад.
Но украинцы отреагировали нестандартно: граждане, придерживающиеся правых, правоцентристских и националистических взглядов, выступили против каких-либо форм примирения и взаимного прощения. А абсолютное большинство граждан вовсе осталось равнодушным.
Народ-жертва не может совершать плохих поступков?
Реакция первых происходит из распространённой исторической концепции, которая десубъектизирует украинский народ, представляя его вечной безвольной и безвинной жертвой агрессии и насилия со стороны соседей и завоевателей.
Это не просто кабинетный миф, который можно если не опровергнуть, то проигнорировать. Это школьная и вузовская программа, которую уже успело впитать как минимум полтора поколения граждан Украины.
Суть концепции лучше всего иллюстрирует новая интерпретация козацкой эпохи, которая даже в советской Украине была пропитана героическим духом. Но благодаря активности президента Виктора Ющенко её символом стали не выдающиеся военные подвиги и даже не битва под Конотопом, в которой гетман Выговский разбил московские войска, а сюжет разрушения гетманской столицы Батурина войсками Меншикова в 1708 году. Миллионы гривен были израсходованы на раскопки братских могил погибших при штурме, на возведение сомнительной с исторической точки зрения макетов крепости. Зато обещанный тем же Ющенко фильм про Тараса Бульбу с Жераром Депардье в главной роли так и остался в планах.
После Батурина концепция акцентирует внимание на ликвидации Сечи и гетманата, целом ряде неудачных крестьянских выступлений (акцент, конечно, на слове «неудачный»); затем Валуевский циркуляр, Эмский акт, опыт государственного строительства в 1917–1921 годах (ну, вы поняли какой), голод 20-х годов, коллективизация, Голодомор и т.п.
И внезапно поляки пытаются классифицировать Волынскую трагедию 1943 года как геноцид со стороны украинцев! Теперь представьте недоумение, в котором должны пребывать наши современники, привыкшие к концепции народа-жертвы. Обвинение в геноциде, как ни крути, по умолчанию предусматривает наличие серьёзной организации, политической воли, решительности и действий. Как-то не укладывается в концепцию безвольного объекта, которого мучили до этого и будут ещё пытать полвека после.
«Это не геноцид, потому что не было украинского государства, способного его организовать», — в таком духе стали выступать адепты концепции. Мол, всё самое плохое в этом мире от Левиафана, а поскольку в регионе государственными славянскими народами были только поляки и русские, то по определению геноцид могут совершать только они.
Десубъектизация истории Украины имеет политическую подоплёку. Молодому государству срочно требовалась новая история. Желательно непохожая на ту, что учили прежде. В итоге не в каждом учебнике нашлось место для канцлера Безбородько, зато объявили украинцами таких персонажей, как Леопольд фон Захер-Мазох. На каком-то этапе в Киеве решили, что больше дивидендов принесёт образ слабого и безвольного украинца, которого тысячелетиями гнобили, убивали и пытали. У украинцев-жертв отрицательных сторон не может быть по определению. Жертвенность делает их святыми. А святые не могут совершать плохие поступки. Потому, сталкиваясь с сюжетами вроде Волынской резни или Голодомором, пользователям рекомендуется поискать причину вовне. Например, среди поляков. Или в Кремле, желающем поссорить два братских народа, всегда живших в мире и согласии.
Носители таких взглядов громче всех возмущаются предложением признать хотя бы часть вины украинской стороны за события на Волыни.
Но абсурдность такого подхода давно стала очевидной. Несколько лет назад я уже писал в блоге на сайте «Однако», как две группы историков, стоящих на различных политических платформах, синхронно выступили против концепции народа-жертвы. Мол, пора прекратить формировать ущербное представление украинцев о самих себе ― нельзя отрицать прошлое, нельзя вычёркивать положительный опыт и отказываться анализировать собственные ошибки.
За кого просить прощения?
Несмотря на логические ловушки в концепции, первую группу несогласных (правые, правоцентристы, националисты) теоретически можно уболтать к примирению. Например, пояснив, что этот скандал выгоден русским, которые большие враги, чем поляки. Прокатит. Но что делать с «безразличными», которым это либо не интересно в принципе, либо они идентифицируют себя с советской стороной в той войне?
Совершенно непонятно, почему последние должны согласиться принять на себя грехи УПА. Тем более после того как Институт исторической памяти при кабинете министров, опираясь на архивные документы, доказал (!), что УПА воевала одновременно против немцев и Красной армии.
С какой стати последние из освобождавших Польшу ветеранов должны просить прощения у поляков за действия субъекта, который находился по другую сторону фронта? На каком основании представитель Украинского государства или часть украинской интеллигенции должны извиняться перед нашими союзниками в той войне от имени тех ветеранов и их потомков за действия УПА?
Может, из-за этнического критерия? Мол, там же гибли и наши, украинцы. Но совсем недавно, во время войны в Приднестровье, от рук снайперов погибло очень много гражданских украинцев, которые, как и украинцы во второй Речи Посполитой, жили там веками. Однако для суверенной Украины этого мало, чтобы скорбеть по соплеменникам как по невинно убиенным. Для Киева это — внутренний молдавский конфликт. Стоит ли тогда удивляться, что для большинства украинцев Волынская трагедия была и остаётся локальным конфликтом на территории иностранного государства. Это касается не только жителей Надднепрянской Украины, но и Буковины, Бессарабии, Закарпатья, Крыма.
«Нашей», всеобщей, эта трагедия может быть только в рамках советского взгляда на формирование Украинского государства, когда в 1939 году имело место воссоединение. Только так события 1943 года станут трагедией на территории УССР, о которой в советское время практически не упоминали, а теперь могут и должны говорить историки. Но если в 1939 году ― согласно «новому» прочтению истории ― имела место оккупация Польши, вооружённая агрессия со стороны СССР, в которой принимали участие советские украинцы, то это по-прежнему польская земля и польская история. Для жителей Надднепрянской Украины, Буковины, Бессарабии, Закарпатья и Крыма.
***
Наладить нормальное общение между украинскими и польскими учёными в рамках концепции народа-жертвы невозможно. Абсолютно искусственная, она строилась не столько на интерпретации фактов, сколько на отрицании тех, что ей не подходили. Этого хватало для внутренней пропаганды, но оказалось бесполезным, стоило выйти на межгосударственный уровень. Пока адепты нового исторического учения полемизировали со своими просоветскими коллегами или россиянами, различные нестыковки можно было списать на «кремлёвскую пропаганду», подрывающую молодое государство. Но поляков нельзя обвинить в том, что они подыгрывают Москве. Хотя бы потому, что признали голодомор геноцидом раньше самой Верховной Рады…
Десубъектизация истории делает в принципе невозможным содержательный контакт на международном уровне. Ведь история — это не только Волынская трагедия. У тех же поляков имеются претензии к событиям 1939-го года, и они не избегают возможности об этом поговорить. Но на каком основании и в каком статусе в дискуссии должны принимать участие украинцы? Народ, который отказывается считать себя участником тех событий, может лишь послушать, о чём поговорят поляки с россиянами, не ставшие ломать преемственность.
А десоветизация делает невозможным ту задачу, ради которой в школах рассказывают о прошлом в принципе — формирование сообщества, объединённого общей историей и вместе смотрящего в будущее.
Информация