Русские не сдаются: крепче танковой брони
Это статья о людях, сделавших возможными победу в битве на Курской дуге и танковом сражении под Прoхоровкой, 70-летие которых приходится на эти дни. Это лишь некоторые из тех, чья воля к победе была крепче танковой брони и о ком генерал-майор вермахта начальник штаба 4-й танковой армии, участник Курской битвы Меллентин Фридрих фон Вильгельм писал в своей книге «Танковые сражения 1939-1945 гг: Боевое применение танков во второй мировой войне»:
«Необыкновенное развитие русских бронетанковых войск заслуживает самого пристального внимания со стороны тех, кто изучает опыт войны… Дело не только в умелом руководстве отдельных одаренных личностей; люди, в массе своей апатичные и невежественные, без всякой подготовки, без всяких способностей, действовали умно и проявляли удивительное самообладание. Танкисты Красной Армии закалились в горниле войны, их мастерство неизмеримо выросло. Такое превращение должно было потребовать исключительно высокой организации и необычайно искусного планирования и руководства… Русский солдат дорожит своей жизнью не больше, чем жизнью своих товарищей. На него не действуют ни разрывы бомб, ни разрывы снарядов… Мы находим указание об этом и у Коленкура в его описании Бородинского сражения 1812 года… Коленкур приводит следующее замечание Наполеона: "Эти русские живыми не сдаются. Мы ничего не можем поделать"».
Танкист 12-й танковой дивизии вермахта Ганс Беккер вспоминает о них: «На Восточном фронте мне повстречались люди, которых можно назвать особой расой. Уже первая атака обернулась сражением не на жизнь, а на смерть». Его соотечественники, артиллеристы противотанкового орудия, запомнили уже первые часы войны поскольку «во время атаки мы наткнулись на легкий русский танк Т-26, мы тут же его щелкнули прямо из 37-миллиметровки. Когда мы стали приближаться, из люка башни высунулся по пояс русский и открыл по нам стрельбу из пистолета. Вскоре выяснилось, что он был без ног, их ему оторвало, когда танк был подбит. И, невзирая на это, он палил по нам из пистолета!».
Землякам Беккера также запомнятся повар 91-го танкового полка Иван Середа, в августе 1941-го под Двинском захвативший немецкий танк с помощью топора - подкравшись к нему, забравшись на броню, закрыв куском брезента смотровые щели и выведя из строя пулемет, и лейтенант-танкист Агзам Таюпов, вылезший тушить свой подбитый Т-34, остальной экипаж которого погиб в бою у деревни Полунино северо-западнее Ржева. Раненый и контуженный лейтенант отстреливался от кинувшихся со всех сторон немцев до последнего патрона. Затем, отбросив автомат, схватил танковый лом и начал долбить им немцев, опешивших от такой наглости и решивших взять героя живым. Таюпов сумел продержаться до подхода своих и, вскочив на подоспевший Т-34, отправился за новым танком…
В конце июня 1941 года 6-я танковая дивизия вермахта двое суток воевала с единственным танком КВ. Четыре советских танкиста против боевой группы «Раус», включавшей II танковый полк, I/4-й моторизованный полк, II/76-й артиллерийский полк, роту 57-го танкового саперного батальона, роту 41-го батальона истребителей танков, батарею II/411-го зенитного полка, 6-й мотоциклетный батальон! Этот эпизод подробно описал в мемуарах командир камфгруппы генерал-полковник Эрхард Раус, отвоевавший всю войну на Восточном фронте, пройдя Москву, Сталинград и Курск, и закончивший ее командующим 3-й танковой армией. Из 427 страниц мемуаров 12 Раус посвятил двухдневному бою с единственным русским танком, уничтожившим колонну грузовиков, шедшую к немцам из захваченного г. Райсеняй, артиллерийскую батарею, десятки немцев и несколько из 50 (пятидесяти) атаковавших его с трех сторон танков. Советских героев нацистам удалось уничтожить лишь с помощью хитрости, с тыла, из 88-мм зенитки, после чего, по словам Эрхарда Рауса, «…глубоко потрясенные этим героизмом, мы похоронили их со всеми воинскими почестями. Они сражались до последнего дыхания …».
3 июля 1941 года впечатляющий рейд по улицам Минска совершил легендарный танк-мститель Т-28, в одиночку сразившийся с гитлеровским гарнизоном города. Экипаж – старший сержант-сверхсрочник, герой боев в Испании, финской и Халхин-Гола Дмитрий Малько, майор-танкист Васечкин, курсанты Николай Педан, Александр Рачицкий, Федор Наумов и Сергей (фамилия осталась неизвестной) – сумел пройти почти полгорода, уничтожив 14 грузовиков, около десятка танков и бронемашин, 3 артиллерийских батареи и свыше 350 фашистов. Расстрелянный в упор противотанковыми орудиями «огненный танк», уже горящий, продолжал двигаться и уничтожать гитлеровцев, дойдя до района нынешней Комаровки и площади Я.Коласа. Здесь экипаж принял последний бой, отстреливаясь до последнего патрона из личного оружия. Часть героев погибла, Н.Педан попал в плен, Ф.Наумова укрыли, а затем переправили к партизанам минчане, раненый осколком в голову Д.Малько сумел перейти линию фронта и впоследствии повел в бой Т-34, освобождая Белоруссию и Польшу.
Похожий подвиг осенью 1941 года совершит другой «огненный танк» Т-34, которым командовал старший сержант Степан Христофорович Горобец (на фото), 17 октября прорвавшийся через всю оккупированную фашистами Тверь, с запада на восток. Несмотря на поврежденное попаданием немецкого снаряда орудие, уничтожив во время этого рейда тараном танк PzKpfw III, несколько мотоциклов, ПТО, около 20 автомашин и десятки гитлеровцев (огнем пулеметов и гусеницами).
Самый результативный танкист Дмитрий Лавриненко успел провоевать всего 2,5 месяца в 1941 году, но за это время успел уничтожить 52 танка противника - результат, который в Красной армии никто так и не смог превзойти до конца войны. Вторым по результативности был герой финской войны старший лейтенант Зиновий Григорьевич Колобанов. 19 августа 1941 года в районе совхоза "Войсковицы" Ленинградской области 5 (вместо 11) танков недоукомплектованной 3-й роты под командованием Колобанова уничтожили 43 танка противника, потеряв только 1 (один) свой. Танк самого Зиновия Григорьевича, получив 135 попаданий немецких снарядов, из боя не вышел и установил абсолютный рекорд, уничтожив за 3 часа 22 немецких танка! Из воспоминаний З.Г. Колобанова:
«…Экипаж танка – больше чем семья. Ведь танк – машина, которая подчиняется коллективу. Здесь необходимы полная слаженность и взаимопонимание. Иначе воевать нельзя. …Замечательные, прекрасные люди. Я понимал и чувствовал каждого: опытнейшего механика-водителя Колю Никифорова, командира орудия, настоящего мастера своего дела Андрея Усова, очень смелого радиста Пашу Киселькова, заряжающего, хорошего человека Колю Роденкова... Меня часто спрашивали: было ли мне страшно? Неловко отвечать, могут принять за хвастуна. Но никакого страха я не испытывал. Объясню почему. Я – человек военный. После выхода в отставку я 23 года проработал в народном хозяйстве. Но все равно всю жизнь чувствовал себя военным. Тогда командир дивизии дал мне приказ «стоять насмерть». Это не какая-то эмоциональная формулировка, а точный приказ. Я принял его к исполнению. Был готов, если надо, умереть. И никаких страхов у меня уже не возникало и возникнуть не могло… Что помнит танкист о бое? Перекрестье прицела. Тут напряжение таково, что время сжимается, на посторонние мысли нет ни секунды. Помню, как мои ребята кричали: «Ура!», «Горит!..» А восстановить какие-то подробности этого боя - не могу».
Раненый экипаж подбитого танка старшего сержанта Ивана Любушкина в одном бою уничтожил 9 танков врага. Из воспоминаний маршала бронетанковых войск М. Е. Катукова, командовавшего в боях за Москву 4-й танковой бригадой: «Отличный командир танка, Любушкин был еще и прекрасным стрелком из танковой пушки... 6 октября в бою под селом Первый Воин он лично уничтожил 9 танков и до роты пехоты противника. Застенчивый от природы, Любушкин очень любил плясать, и, надо сказать, делал он это умело и красиво. Тут, как и в стрельбе, ему не было равных». Сам И.Любушкин вспоминал об этом бое так:
«Я тогда под Первым Воином получил приказ выйти на левый фланг и занять место для танковой дуэли. Только доехали до назначенной точки — один снаряд попал в мою машину, но броню не пробил. Я сам сидел у пушки, скомандовал экипажу: „Даешь болванки! Посмотрим, чья сталь крепче“. И начал бить. Снаряды все время стучали по нашей броне, но я продолжал огонь. Зажег один немецкий танк, тут же второй, за ним третий. Снаряды мне подавали все члены экипажа. Ударил в четвертый танк — он не горит, но, вижу, из него выскакивают танкисты. Послал осколочный снаряд — добил. Потом подбил танк.
В это время все-таки какой-то гитлеровец ухитрился, ударил мою машину в бок. Этот снаряд пробил броню и разорвался внутри танка. Экипаж ослепило. Чад. Радист Дуванов и водитель Федоров застонали... Я продолжаю вести огонь, но тут слышу, как Дуванов говорит: „У меня нога оторвана“. Кричу Федорову — он в то время уже малость отдышался: „Заводи мотор!“
… Мотор завелся, но скорости, кроме задней, не включались. Кое-как отползли задним ходом, укрылись за нашим тяжелым танком КВ. Там перевязали радисту ногу, убрали расстрелянные гильзы. Надо было бы выйти из боя и произвести ремонт, но тут я увидел в кустах укрытые немецкие танки, которые вели огонь. Ух, очень хорошо они были мне видны, жаль их было оставлять.
У меня основной прицел разбит, но остался вспомогательный. Я говорю ребятам: „Даешь снаряды! Еще разок постукаемся“. И начал бить гадов.
Фашисты видят, что наш танк еще стреляет, — опять начинают нас бить. Один снаряд ударил по башне, не пробил, но внутри от удара отлетел кусок брони и ударил меня по правой ноге, которая была на спусковом приспособлении. Нога стала без чувств. Я подумал было, что ее уже вообще нет; теперь всё, отстрелялся навсегда, как Дуванов. Но пощупал — крови нет, цела. Отставил ее руками в сторону, стал стрелять левой ногой. Неудобно. Тогда стал сгибаться и нажимать на спуск правой рукой…
Кончая этот бой в кустах, я все-таки зажег еще один танк. Другие наши машины рванулись вперед, а у меня только задний ход. Я и вышел из боя. Сдал раненого санитарам, а моя нога сама пришла в чувство, и машину за два часа отремонтировали. И я еще раз ушел в этот день повоевать».
За тот бой Иван Тимофеевич Любушкин (на фото) получил звание Героя Советского Союза, а радист Дуванов – орден Красного Знамени.
Танк КВ, которым командовал прославившийся уже в первый день войны первым танковым тараном лейтенант Павел Данилович Гудзь, в декабре 1941-го, на подступах к Волоколамску, схватился с 18 танками врага, уничтожив 10 из них, а также 4 противотанковых орудия и несколько десятков гитлеровцев….
Лейтенант П.Д. Гудзь отправляется на своем КВ с парада 7 ноября 1941 года на Красной площади на фронт.
Напоследок в качестве своеобразного приложения два письма из 1941-го.
Письмо танкиста А. Голикова жене
Милая Тонечка!
Я не знаю, прочитаешь ли ты когда-нибудь эти строки? Но я твердо знаю, что это последнее мое письмо.
Сейчас идет бой жаркий, смертельный. Наш танк подбит. Кругом нас фашисты. Весь день отбиваем атаку. Улица Островского усеяна трупами в зелёных мундирах, они похожи на больших недвижимых ящериц.
Сегодня шестой день войны. Мы остались вдвоём - Павел Абрамов и я. Ты его знаешь, я тебе писал о нём. Мы не думаем о спасении своей жизни. Мы воины и не боимся умереть за Родину. Мы думаем, как бы подороже немцы заплатили за нас, за нашу жизнь...
Я сижу в изрешеченном и изуродованном танке. Жара невыносимая, хочется пить. Воды нет ни капельки. Твой портрет лежит у меня на коленях. Я смотрю на него, на твои голубые глаза, и мне становится легче - ты со мной. Мне хочется с тобой говорить, много-много, откровенно, как раньше, там, в Иваново...
22 июня, когда объявили войну, я подумал о тебе, думал, когда теперь вернусь, когда увижу тебя и прижму твою милую головку к своей груди? А может, никогда. Ведь война... Когда наш танк впервые встретился с врагом, я бил по нему из орудия, косил пулеметным огнем, чтобы больше уничтожить фашистов и приблизить конец войны, чтобы скорее увидеть тебя, мою дорогую. Но мои мечты не сбылись...
Танк содрогается от вражеских ударов, но мы пока живы. Снарядов нет, патроны на исходе. Павел бьет по врагу прицельным огнем, а я "отдыхаю", с тобой разговариваю. Знаю, что это в последний раз. И мне хочется говорить долго, долго, но некогда.
Ты помнишь, как мы прощались, когда меня провожала на вокзал? Ты тогда сомневалась в моих словах, что я вечно буду тебя любить. Предложила расписаться, чтобы я всю жизнь принадлежал тебе одной. Я охотно выполнил твою просьбу. У тебя на паспорте, а у меня на квитанции стоит штамп, что мы муж и жена. Это хорошо. Хорошо умирать, когда знаешь, что там, далеко, есть близкий тебе человек, он помнит обо мне, думает, любит. "Хорошо любимым быть..."
Сквозь пробоины танка я вижу улицу, зеленые деревья, цветы в саду яркие-яркие. У вас, оставшихся в живых, после войны жизнь будет такая же яркая, красочная, как эти цветы, и счастливая... За нее умереть не страшно... Ты не плачь. На могилу мою ты, наверное, не придешь, да и будет ли она - могила-то?
28 июня 1941 г.
Письмо танкиста Ивана Колосова невесте Варе Журавлевой
25 октября 1941 г.
Здравствуй, моя Варя!
Нет, не встретимся мы с тобой.
Вчера мы в полдень громили еще одну гитлеровскую колонну. Фашистский снаряд пробил боковую броню и разорвался внутри. Пока уводил я машину в лес, Василий умер. Рана моя жестока.
Похоронил я Василия Орлова в березовой роще. В ней было светло. Василий умер, не успев сказать мне ни единого слова, ничего не передал своей красивой Зое и беловолосой Машеньке, похожей на одуванчик в пуху.
Вот так из трех танкистов остался один.
В сутемени въехал я в лес. Ночь прошла в муках, потеряно много крови. Сейчас почему-то боль, прожигающая всю грудь, улеглась и на душе тихо.
Очень обидно, что мы не все сделали. Но мы сделали все, что смогли. Наши товарищи погонят врага, который не должен ходить по нашим полям и лесам.
Никогда я не прожил бы жизнь так, если бы не ты, Варя. Ты помогала мне всегда: на Халхин-Голе и здесь. Наверное, все-таки, кто любит, тот добрее к людям. Спасибо тебе, родная! Человек стареет, а небо вечно молодое, как твои глаза, в которые только смотреть да любоваться. Они никогда не постареют, не поблекнут.
Пройдет время, люди залечат раны, люди построят новые города, вырастят новые сады. Наступит другая жизнь, другие песни будут петь. Но никогда не забывайте песню про нас, про трех танкистов.
У тебя будут расти красивые дети, ты еще будешь любить.
А я счастлив, что ухожу от вас с великой любовью к тебе.
Твой Иван Колосов
Письмо было вручено Варваре Петровне Журавлевой в 1971 году…
«Необыкновенное развитие русских бронетанковых войск заслуживает самого пристального внимания со стороны тех, кто изучает опыт войны… Дело не только в умелом руководстве отдельных одаренных личностей; люди, в массе своей апатичные и невежественные, без всякой подготовки, без всяких способностей, действовали умно и проявляли удивительное самообладание. Танкисты Красной Армии закалились в горниле войны, их мастерство неизмеримо выросло. Такое превращение должно было потребовать исключительно высокой организации и необычайно искусного планирования и руководства… Русский солдат дорожит своей жизнью не больше, чем жизнью своих товарищей. На него не действуют ни разрывы бомб, ни разрывы снарядов… Мы находим указание об этом и у Коленкура в его описании Бородинского сражения 1812 года… Коленкур приводит следующее замечание Наполеона: "Эти русские живыми не сдаются. Мы ничего не можем поделать"».
Танкист 12-й танковой дивизии вермахта Ганс Беккер вспоминает о них: «На Восточном фронте мне повстречались люди, которых можно назвать особой расой. Уже первая атака обернулась сражением не на жизнь, а на смерть». Его соотечественники, артиллеристы противотанкового орудия, запомнили уже первые часы войны поскольку «во время атаки мы наткнулись на легкий русский танк Т-26, мы тут же его щелкнули прямо из 37-миллиметровки. Когда мы стали приближаться, из люка башни высунулся по пояс русский и открыл по нам стрельбу из пистолета. Вскоре выяснилось, что он был без ног, их ему оторвало, когда танк был подбит. И, невзирая на это, он палил по нам из пистолета!».
Землякам Беккера также запомнятся повар 91-го танкового полка Иван Середа, в августе 1941-го под Двинском захвативший немецкий танк с помощью топора - подкравшись к нему, забравшись на броню, закрыв куском брезента смотровые щели и выведя из строя пулемет, и лейтенант-танкист Агзам Таюпов, вылезший тушить свой подбитый Т-34, остальной экипаж которого погиб в бою у деревни Полунино северо-западнее Ржева. Раненый и контуженный лейтенант отстреливался от кинувшихся со всех сторон немцев до последнего патрона. Затем, отбросив автомат, схватил танковый лом и начал долбить им немцев, опешивших от такой наглости и решивших взять героя живым. Таюпов сумел продержаться до подхода своих и, вскочив на подоспевший Т-34, отправился за новым танком…
В конце июня 1941 года 6-я танковая дивизия вермахта двое суток воевала с единственным танком КВ. Четыре советских танкиста против боевой группы «Раус», включавшей II танковый полк, I/4-й моторизованный полк, II/76-й артиллерийский полк, роту 57-го танкового саперного батальона, роту 41-го батальона истребителей танков, батарею II/411-го зенитного полка, 6-й мотоциклетный батальон! Этот эпизод подробно описал в мемуарах командир камфгруппы генерал-полковник Эрхард Раус, отвоевавший всю войну на Восточном фронте, пройдя Москву, Сталинград и Курск, и закончивший ее командующим 3-й танковой армией. Из 427 страниц мемуаров 12 Раус посвятил двухдневному бою с единственным русским танком, уничтожившим колонну грузовиков, шедшую к немцам из захваченного г. Райсеняй, артиллерийскую батарею, десятки немцев и несколько из 50 (пятидесяти) атаковавших его с трех сторон танков. Советских героев нацистам удалось уничтожить лишь с помощью хитрости, с тыла, из 88-мм зенитки, после чего, по словам Эрхарда Рауса, «…глубоко потрясенные этим героизмом, мы похоронили их со всеми воинскими почестями. Они сражались до последнего дыхания …».
Танк КВ-1, расстрелянный из зенитки
3 июля 1941 года впечатляющий рейд по улицам Минска совершил легендарный танк-мститель Т-28, в одиночку сразившийся с гитлеровским гарнизоном города. Экипаж – старший сержант-сверхсрочник, герой боев в Испании, финской и Халхин-Гола Дмитрий Малько, майор-танкист Васечкин, курсанты Николай Педан, Александр Рачицкий, Федор Наумов и Сергей (фамилия осталась неизвестной) – сумел пройти почти полгорода, уничтожив 14 грузовиков, около десятка танков и бронемашин, 3 артиллерийских батареи и свыше 350 фашистов. Расстрелянный в упор противотанковыми орудиями «огненный танк», уже горящий, продолжал двигаться и уничтожать гитлеровцев, дойдя до района нынешней Комаровки и площади Я.Коласа. Здесь экипаж принял последний бой, отстреливаясь до последнего патрона из личного оружия. Часть героев погибла, Н.Педан попал в плен, Ф.Наумова укрыли, а затем переправили к партизанам минчане, раненый осколком в голову Д.Малько сумел перейти линию фронта и впоследствии повел в бой Т-34, освобождая Белоруссию и Польшу.
Похожий подвиг осенью 1941 года совершит другой «огненный танк» Т-34, которым командовал старший сержант Степан Христофорович Горобец (на фото), 17 октября прорвавшийся через всю оккупированную фашистами Тверь, с запада на восток. Несмотря на поврежденное попаданием немецкого снаряда орудие, уничтожив во время этого рейда тараном танк PzKpfw III, несколько мотоциклов, ПТО, около 20 автомашин и десятки гитлеровцев (огнем пулеметов и гусеницами).
З. Г. Колобанов и экипаж его КВ-1, август 1941
Самый результативный танкист Дмитрий Лавриненко успел провоевать всего 2,5 месяца в 1941 году, но за это время успел уничтожить 52 танка противника - результат, который в Красной армии никто так и не смог превзойти до конца войны. Вторым по результативности был герой финской войны старший лейтенант Зиновий Григорьевич Колобанов. 19 августа 1941 года в районе совхоза "Войсковицы" Ленинградской области 5 (вместо 11) танков недоукомплектованной 3-й роты под командованием Колобанова уничтожили 43 танка противника, потеряв только 1 (один) свой. Танк самого Зиновия Григорьевича, получив 135 попаданий немецких снарядов, из боя не вышел и установил абсолютный рекорд, уничтожив за 3 часа 22 немецких танка! Из воспоминаний З.Г. Колобанова:
«…Экипаж танка – больше чем семья. Ведь танк – машина, которая подчиняется коллективу. Здесь необходимы полная слаженность и взаимопонимание. Иначе воевать нельзя. …Замечательные, прекрасные люди. Я понимал и чувствовал каждого: опытнейшего механика-водителя Колю Никифорова, командира орудия, настоящего мастера своего дела Андрея Усова, очень смелого радиста Пашу Киселькова, заряжающего, хорошего человека Колю Роденкова... Меня часто спрашивали: было ли мне страшно? Неловко отвечать, могут принять за хвастуна. Но никакого страха я не испытывал. Объясню почему. Я – человек военный. После выхода в отставку я 23 года проработал в народном хозяйстве. Но все равно всю жизнь чувствовал себя военным. Тогда командир дивизии дал мне приказ «стоять насмерть». Это не какая-то эмоциональная формулировка, а точный приказ. Я принял его к исполнению. Был готов, если надо, умереть. И никаких страхов у меня уже не возникало и возникнуть не могло… Что помнит танкист о бое? Перекрестье прицела. Тут напряжение таково, что время сжимается, на посторонние мысли нет ни секунды. Помню, как мои ребята кричали: «Ура!», «Горит!..» А восстановить какие-то подробности этого боя - не могу».
Танковый экипаж лейтенанта Дмитрия Лавриненко
Раненый экипаж подбитого танка старшего сержанта Ивана Любушкина в одном бою уничтожил 9 танков врага. Из воспоминаний маршала бронетанковых войск М. Е. Катукова, командовавшего в боях за Москву 4-й танковой бригадой: «Отличный командир танка, Любушкин был еще и прекрасным стрелком из танковой пушки... 6 октября в бою под селом Первый Воин он лично уничтожил 9 танков и до роты пехоты противника. Застенчивый от природы, Любушкин очень любил плясать, и, надо сказать, делал он это умело и красиво. Тут, как и в стрельбе, ему не было равных». Сам И.Любушкин вспоминал об этом бое так:
«Я тогда под Первым Воином получил приказ выйти на левый фланг и занять место для танковой дуэли. Только доехали до назначенной точки — один снаряд попал в мою машину, но броню не пробил. Я сам сидел у пушки, скомандовал экипажу: „Даешь болванки! Посмотрим, чья сталь крепче“. И начал бить. Снаряды все время стучали по нашей броне, но я продолжал огонь. Зажег один немецкий танк, тут же второй, за ним третий. Снаряды мне подавали все члены экипажа. Ударил в четвертый танк — он не горит, но, вижу, из него выскакивают танкисты. Послал осколочный снаряд — добил. Потом подбил танк.
В это время все-таки какой-то гитлеровец ухитрился, ударил мою машину в бок. Этот снаряд пробил броню и разорвался внутри танка. Экипаж ослепило. Чад. Радист Дуванов и водитель Федоров застонали... Я продолжаю вести огонь, но тут слышу, как Дуванов говорит: „У меня нога оторвана“. Кричу Федорову — он в то время уже малость отдышался: „Заводи мотор!“
… Мотор завелся, но скорости, кроме задней, не включались. Кое-как отползли задним ходом, укрылись за нашим тяжелым танком КВ. Там перевязали радисту ногу, убрали расстрелянные гильзы. Надо было бы выйти из боя и произвести ремонт, но тут я увидел в кустах укрытые немецкие танки, которые вели огонь. Ух, очень хорошо они были мне видны, жаль их было оставлять.
У меня основной прицел разбит, но остался вспомогательный. Я говорю ребятам: „Даешь снаряды! Еще разок постукаемся“. И начал бить гадов.
Фашисты видят, что наш танк еще стреляет, — опять начинают нас бить. Один снаряд ударил по башне, не пробил, но внутри от удара отлетел кусок брони и ударил меня по правой ноге, которая была на спусковом приспособлении. Нога стала без чувств. Я подумал было, что ее уже вообще нет; теперь всё, отстрелялся навсегда, как Дуванов. Но пощупал — крови нет, цела. Отставил ее руками в сторону, стал стрелять левой ногой. Неудобно. Тогда стал сгибаться и нажимать на спуск правой рукой…
Кончая этот бой в кустах, я все-таки зажег еще один танк. Другие наши машины рванулись вперед, а у меня только задний ход. Я и вышел из боя. Сдал раненого санитарам, а моя нога сама пришла в чувство, и машину за два часа отремонтировали. И я еще раз ушел в этот день повоевать».
За тот бой Иван Тимофеевич Любушкин (на фото) получил звание Героя Советского Союза, а радист Дуванов – орден Красного Знамени.
Танк КВ, которым командовал прославившийся уже в первый день войны первым танковым тараном лейтенант Павел Данилович Гудзь, в декабре 1941-го, на подступах к Волоколамску, схватился с 18 танками врага, уничтожив 10 из них, а также 4 противотанковых орудия и несколько десятков гитлеровцев….
Лейтенант П.Д. Гудзь отправляется на своем КВ с парада 7 ноября 1941 года на Красной площади на фронт.
Напоследок в качестве своеобразного приложения два письма из 1941-го.
Письмо танкиста А. Голикова жене
Милая Тонечка!
Я не знаю, прочитаешь ли ты когда-нибудь эти строки? Но я твердо знаю, что это последнее мое письмо.
Сейчас идет бой жаркий, смертельный. Наш танк подбит. Кругом нас фашисты. Весь день отбиваем атаку. Улица Островского усеяна трупами в зелёных мундирах, они похожи на больших недвижимых ящериц.
Сегодня шестой день войны. Мы остались вдвоём - Павел Абрамов и я. Ты его знаешь, я тебе писал о нём. Мы не думаем о спасении своей жизни. Мы воины и не боимся умереть за Родину. Мы думаем, как бы подороже немцы заплатили за нас, за нашу жизнь...
Я сижу в изрешеченном и изуродованном танке. Жара невыносимая, хочется пить. Воды нет ни капельки. Твой портрет лежит у меня на коленях. Я смотрю на него, на твои голубые глаза, и мне становится легче - ты со мной. Мне хочется с тобой говорить, много-много, откровенно, как раньше, там, в Иваново...
22 июня, когда объявили войну, я подумал о тебе, думал, когда теперь вернусь, когда увижу тебя и прижму твою милую головку к своей груди? А может, никогда. Ведь война... Когда наш танк впервые встретился с врагом, я бил по нему из орудия, косил пулеметным огнем, чтобы больше уничтожить фашистов и приблизить конец войны, чтобы скорее увидеть тебя, мою дорогую. Но мои мечты не сбылись...
Танк содрогается от вражеских ударов, но мы пока живы. Снарядов нет, патроны на исходе. Павел бьет по врагу прицельным огнем, а я "отдыхаю", с тобой разговариваю. Знаю, что это в последний раз. И мне хочется говорить долго, долго, но некогда.
Ты помнишь, как мы прощались, когда меня провожала на вокзал? Ты тогда сомневалась в моих словах, что я вечно буду тебя любить. Предложила расписаться, чтобы я всю жизнь принадлежал тебе одной. Я охотно выполнил твою просьбу. У тебя на паспорте, а у меня на квитанции стоит штамп, что мы муж и жена. Это хорошо. Хорошо умирать, когда знаешь, что там, далеко, есть близкий тебе человек, он помнит обо мне, думает, любит. "Хорошо любимым быть..."
Сквозь пробоины танка я вижу улицу, зеленые деревья, цветы в саду яркие-яркие. У вас, оставшихся в живых, после войны жизнь будет такая же яркая, красочная, как эти цветы, и счастливая... За нее умереть не страшно... Ты не плачь. На могилу мою ты, наверное, не придешь, да и будет ли она - могила-то?
28 июня 1941 г.
Письмо танкиста Ивана Колосова невесте Варе Журавлевой
25 октября 1941 г.
Здравствуй, моя Варя!
Нет, не встретимся мы с тобой.
Вчера мы в полдень громили еще одну гитлеровскую колонну. Фашистский снаряд пробил боковую броню и разорвался внутри. Пока уводил я машину в лес, Василий умер. Рана моя жестока.
Похоронил я Василия Орлова в березовой роще. В ней было светло. Василий умер, не успев сказать мне ни единого слова, ничего не передал своей красивой Зое и беловолосой Машеньке, похожей на одуванчик в пуху.
Вот так из трех танкистов остался один.
В сутемени въехал я в лес. Ночь прошла в муках, потеряно много крови. Сейчас почему-то боль, прожигающая всю грудь, улеглась и на душе тихо.
Очень обидно, что мы не все сделали. Но мы сделали все, что смогли. Наши товарищи погонят врага, который не должен ходить по нашим полям и лесам.
Никогда я не прожил бы жизнь так, если бы не ты, Варя. Ты помогала мне всегда: на Халхин-Голе и здесь. Наверное, все-таки, кто любит, тот добрее к людям. Спасибо тебе, родная! Человек стареет, а небо вечно молодое, как твои глаза, в которые только смотреть да любоваться. Они никогда не постареют, не поблекнут.
Пройдет время, люди залечат раны, люди построят новые города, вырастят новые сады. Наступит другая жизнь, другие песни будут петь. Но никогда не забывайте песню про нас, про трех танкистов.
У тебя будут расти красивые дети, ты еще будешь любить.
А я счастлив, что ухожу от вас с великой любовью к тебе.
Твой Иван Колосов
Письмо было вручено Варваре Петровне Журавлевой в 1971 году…
Информация