Россия – государство «ненациональное»

В «ВПК» № 1 за 2011 год опубликована статья Романа Илющенко «Не Россия для русских, а русские для России». Хочу искренне поблагодарить автора за своевременную и острую постановку проблемы. Но соглашаясь с некоторыми его умозаключениями, позволю себе несколько иначе расставить акценты.

По всей видимости, для того чтобы не допустить повторения массовых беспорядков, имевших место в декабре 2010-го на Манежной площади в Москве, на улицах других российских городов, недостаточно заняться обеспечением законности и ликвидацией правового нигилизма. Вывод, согласно которому подобные выступления можно предотвратить, если дать молодежи хорошее образование, а правоохранительные органы будут четко выполнять свои обязанности, представляется мне упрощенным.

Предполагаю, что основной причиной произошедших эксцессов является социальная неустроенность юных граждан РФ, отсутствие действенной молодежной политики. Никакого отношения к положению/самочувствию русского народа (либо других народов в составе России) эти акции не имеют. Также, на мой взгляд, эти события не смогут усугубить «напряженные» (как пишет автор статьи) межэтнические отношения в Российской армии. Взаимосвязи между ними нет.

Для политолога очевидно, что в рамках фактически закрытой политической системы социальное недовольство принимает форму либо бунта/революции (левое направление борьбы), либо национализма (правое направление). Не берусь утверждать, что хуже. Но для меня эти молодежные выступления – суть явления социальные.

Обратимся к истории

Несомненно, Роман Илющенко прав, когда заявляет, что в России всегда существовало деление на «наших» и «не наших» (как, впрочем, и в других странах). Однако вряд ли можно согласиться с автором, уверенным в однозначной заряженности православия на преодоление разделения в российском обществе по национальному признаку. Исследования В. Ключевского, В. Полосина, Э. Паина, А. Малашенко и других ученых позволяют утверждать, что православие способствовало определенной консолидации народов России, однако это не обходилось без насильственной христианизации, без прозелитизма.

Это факт, а не критика. Представители любого единобожия скажут, что разницы между верующими (перед Богом) нет, и будут правы. Но все же единобожие оправдывает политическую экспансию, если она ведет к экспансии религиозной. И это тоже является фактом.

Роман Илющенко заявляет: «…наш народ быстрее большинства других своих соседей вышел из периода междоусобных войн, а после Куликовской битвы ощутил себя единым целым, преодолев болезнь национальной обособленности и этнической ущемленности». Хочу возразить. Как политолог полагаю, что в этот период единства на Руси – ни политического, ни экономического, ни духовного – не было.

Так, в своих лекциях Ключевский доказывал, что только с начала XVII и до середины XIX века почти все части русской народности соединяются под одной властью. В этот период собирающая власть действует с помощью военно-служивого класса, сформированного государством в предшествующий период, – дворянства. Государство выступало в роли основного субъекта объединения народов России, а не Церковь.

В своих трудах Ключевский отмечал несколько волн расширения русского народа.

Первая волна пришлась на VI–VIII века, еще до принятия христианства. Ключевский пишет, что продолжительный вооруженный напор карпатских славян на Византию смыкал их в военные союзы. Карпатские славяне вторгались в империю не целыми племенами, как германцы, а вооруженными ватагами, или дружинами, выделявшимися разными племенами. Эти дружины и служили боевой связью отдельных разобщенных племен.

Уже в VI веке у восточных славян в Карпатах сложился военный союз под предводительством князя дулебов, а продолжительная борьба с Византией завязала это единение, сомкнула восточное славянство в единое целое. Однако при распаде союза под руководством волынян оно разделилось на отдельные колена и каждое племя выбрало себе особого царя.

Вторая волна разворачивается с появлением в IX веке на Руси варягов-скандинавов, вошедших в состав военно-промышленного класса в больших торговых городах Руси под влиянием внешних опасностей. Варяги явились к нам с определенными целями и с иной физиономией: на Западе это пираты, береговые разбойники, у нас – преимущественно вооруженные купцы. В областном русском лексиконе варяг – разносчик, мелочный торговец, варяжить – заниматься мелочным торгом. Когда неторговому вооруженному варягу требовалось скрыть свою личность, он прикидывался купцом, идущим из Руси или на Русь: это была, так сказать, «маска», внушавшая наибольшее доверие, наиболее привычная, к которой все пригляделись.

В этот период славяне расселяются вдоль Волги, многих других рек Восточно-Европейской (или Русской) равнины. И именно тогда они присоединяют и ассимилируют множество туземных племен (некоторые племена, правда, вытесняют). Но политически все славянские и местные племена продолжают оставаться разобщенными. Завершилась вторая волна примерно в XIII–XIV веках формированием народности восточных славян. И только Московское княжество начало объединять их политически.

С XIV века началась следующая – небольшая – волна расширения. Были присоединены татары и булгары, но они уже не стали русскими.

Да, это спорно, но…

Многократное (по территории) расширение русского народа происходит в XVII–XIX веках. Никакого равноправия между ним и присоединяемыми туземными народами не было и не могло быть в принципе. Сегодня многие ученые, политики и чиновники пишут о русских как о государствообразующем народе, как о народе-объединителе. Но в чем это выражается?

Во-первых, в том, что он расширялся туда, где либо были слабые государственные образования, либо их не существовало вообще. С иными народами начались практически постоянные войны.

Во-вторых, в том, что свое государственное устройство русские распространили на все присоединенные народы.

В-третьих, все эти народы получили русскую культуру и русский язык.

Я считаю, что ни до 1917 года, ни после так и не сформировался единый народ (неважно, как его называли и называют: россиянами, советскими людьми). Из этого можно сделать еще один вывод: у нас до сих пор не образовалась единая нация – государственно оформленный народ. Нет ни русского государства (как государства русских), ни российского государства (потому, что такого народа тоже нет). Спорно? Да, спорно.

Известно, что Франция состоит из четырех народов, но они всегда обитали на той территории, где живут и сейчас. Они совместно формировали свое собственное (многонациональное) государство. А народам Российской империи государство навязали и/или подарили. Почувствуйте разницу!

И конечно, не случайно многие современные ученые и эксперты полагают империю оптимальной для России формой государственного устройства. Наверное, действительно имеются опасения, что многие народы сегодня готовы разбежаться из «общей семьи».

У многих есть ощущение, что наша страна пока еще не дозрела до демократии, которая императивно прописана в отечественной Конституции. Понятно стремление быть современными и продвинутыми, но… Может быть, действительно, пора отказаться от ленинско-сталинской догмы о возможности перепрыгнуть через какие-то этапы общественного развития?

А еще в Конституции написано, что в России социальное государство. Но разве это значит, что все должны жить одинаково? Нет. Разве это означает, что все народы должны быть одинаково допущены к формированию государственной власти? И что все они к этому имманентно готовы? Нет, не означает.

На мой взгляд, запись в Конституции о невозможности существования единой государственной или обязательной идеологии следует понимать, что дорога открыта и для национализма, и для интернационализма, и для прочих измов… Лишь бы эту идеологию захотела государственная власть, и тогда Церковь помешать не сможет, полагаю.

Таким образом, вряд ли нам удастся в ближайшее время создать национальное государство русских (их невозможно вычленить). Не получится и построить национальное государство россиян (слишком мы все разные и по уровню жизни, и по удаленности от центра, и по многому другому). В нашем «ненациональном» государстве сегодня превалирует одна сила – государственный аппарат.

Мнение же доминирующей (де-факто) Церкви в современной России не является решающим. Особенно опасно, если религиозная конфессия будет решать (помогать решать) политические вопросы. Для этого во многих нормальных государствах существуют институты гражданского общества и Церковь всего лишь один из них.