Павел Астахов: "Американцы не справляются с воспитанием приемных детей из России"
Как в США организована работа с детьми, оставшимися без попечения родителей, почему треть российских детей, усыновленных иностранцами, не может прижиться в приемной семье и какие меры помогут РФ полностью отказаться от детских домов, "Голосу России" рассказал уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Павел Астахов
Гость в студии "Голоса России" - Павел Алексеевич Астахов, уполномоченный при президенте Российской Федерации по правам ребенка.
Интервью ведет Андрей Ильяшенко.
Ильяшенко: Здравствуйте, уважаемые радиослушатели! У нас в студии Павел Алексеевич Астахов, уполномоченный при президенте России по правам ребенка. Мы хотели бы обсудить с ним весь комплекс проблем, связанных с этой непростой работой.
23 сентября в Ханты-Мансийске начнет свою работу очередной, III Российско-Американский форум по защите детства. У нас продолжается диалог с американцами по вопросам усыновления, даже несмотря на достаточно резкую и жесткую ситуацию, которая сложилась в конце прошлого - начале этого года?
Астахов: В преддверии III Российско-Американского форума по защите детства, который пройдет в Ханты-Мансийске, мы хотели просто обозначить темы, которые мы будем обсуждать: зачем это нужно, для чего создана эта площадка. Это означает, что у нас расширяется сотрудничество, оно стало качественно новым по содержанию.
Раньше все сотрудничество между Россией и США, как и между США и Китаем, Гватемалой, Эфиопией, в свете проблем детства и защиты детей заключалось в том, что мы были "донорами" и поставляли детей на американский рынок усыновления.
Сейчас наши отношения качественно изменились. Последние представительные переговоры, которые были в Государственном департаменте США 26-27 июня (я возглавлял делегацию), доказали следующее. Раньше Америка говорила: мол, вы виноваты в том, что дали неуправляемых, больных детей, скрыли диагноз или еще что-то, наши родители, дескать, не справились именно поэтому.
Ильяшенко: То есть к нам были претензии?
Астахов: Да. А у нас изначально были претензии, когда нам возвращали детей на самолете, когда дети погибали, а расследования должным образом не проводилось. Мы все время требовали расследования, ответственности, предъявления доказательств, материалов. Сейчас все эти вопросы остаются, но мы перешли в качественно новое состояние.
Ильяшенко: В чем оно заключается?
Астахов: Самый главный итог этих переговоров, которые шли со всеми профильными ведомствами как с нашей стороны, так и с американской. Мы вели переговоры, и все признают, что такого представительного уровня переговоров не было никогда. В конце июня на переговорах я возглавлял делегацию, присутствовали сотрудники МИД, сотрудники посольства. С американской стороны сидели представители всех департаментов США, то есть всего правительства, всех министерств.
Мы договорились об одной непреложной истине: нет проблем чисто американских и чисто российских по отношению к усыновленным детям, хотя они выехали из России и живут в Америке. Это общие проблемы, и надо решать их вместе. Не обмениваться упреками, не требовать друг от друга каких-то действий, а работать совместно, понимая, что это наши общие дети, у них двойное гражданство - российское и американское.
Для нас они до совершеннолетия граждане России, а для американцев, пересекая границу, они становятся гражданами Америки. Мы пришли к этому пониманию, но для этого нужно было пройти очень непростой путь.
Была история Артема С., когда я фактически принял этого мальчика и увидел, что его прислали сюда из Америки с билетом в один конец. Тогда и возник вопрос об ограничении американского усыновления, о моратории. Это было еще 7 апреля 2010 года.
Моя коллега Сьюзен Джейкобс, специальный советник при бюро Государственного департамента США по вопросам детства, мой американский визави, сказала на переговорах в июне: "Вообще, мы предлагаем в рамках наших консультаций не ограничиваться только вопросами усыновленных детей. Давайте говорить более широко". Это именно то, что я хотел сказать тогда.
У нас есть и другие темы: образование, лечение, реабилитация детей, студенческий и культурный обмен, отдых. Это огромное количество тем, которые не развиваются из-за того, что мы споткнулись на том, что есть проблемы прозрачности, отчетов, взаимных претензий. Давайте перешагнем их и перейдем к качественно новой работе.
Для этого мы сделали следующее. Во-первых, мы прекратили говорить обо всех возможных исключениях из "закона Димы Яковлева", их нет и не может быть. Во-вторых, мы разобрали весь список, который нам представляли, это 259 детей, которых они требовали отдать, которые якобы были уже подготовлены.
Ильяшенко: Некий переходный период?
Астахов: Да. Из этих детей уже больше половины устроены в семьи. Я объяснил абсурдность требований тем, что я не могу даже в угоду самым лучшим пожеланиям, чувствам американских родителей, уважая их желание взять российского ребенка, прийти в российскую семью и сказать: мол, вы знаете, есть американцы, которым мы в качестве исключения отдаем вашего ребенка. Это абсурд. И американцы с этим согласились. Все списки теперь считаются недействительными. Не надо обманывать их граждан, закон не будет изменен. Но нам надо двигаться дальше.
Понимание того, что мы расширяем поле сотрудничества по детским вопросам, привело к тому, что мы проводим этот форум в Ханты-Мансийске. Он третий, в прошлом году он прошел в Чикаго - американцы нас принимали. В позапрошлом году был первый форум, он проводился в Бурятии, в Улан-Удэ, на Байкале. Из года в год растет число американских и российских специалистов, которые участвуют в этом форуме.
Кстати, на переговорах в июне выяснилось, что ни один из примерно 30 сидящих в зале людей не был ни в одном российском детдоме.
Ильяшенко: А вам приходилось бывать в американских?
Астахов: Я был в американском детском доме для детей с умственной отсталостью и ограниченными возможностями, когда учился в Америке. Я заканчивал университет в Питтсбурге. В конце моей улицы был такой дом-интернат. Я был в других странах. Кстати, в конце октября мы едем в Финляндию по приглашению финской стороны. Это тоже подтверждение качественно нового уровня. Ведь сколько у нас взаимных претензий с Финляндией!
Ильяшенко: Да, было много скандалов.
Астахов: Сейчас мы едем к финнам, они пригласили меня поговорить на наши злободневные темы, известные, хотя два последних решения финских судов мы выиграли, детей нам возвращают. Мы посмотрим, как заботятся о детях-инвалидах в частных финских приютах. Это наша больная тема.
В июне я пригласил всех желающих приехать в Ханты-Мансийский автономный округ и посмотреть наши детские дома, причем все. В Ханты-Мансийском автономном округе их мало, порядка шести. Нам не стыдно их показать, потому что они не хуже американских и европейских.
Я сам был в 1087 детских домах России за 3,5 года. Я имею в виду детские дома, интернаты, дома ребенка, психоневрологические интернаты, школы-интернаты - все интернатные учреждения. Я видел лучшие и худшие. Я знаю интернаты, которые после нашей проверки закрывали, увольняли директоров, наказывали персонал.
Проблема в том, что сама система требует глубочайшего реформирования. Нам не нужно такое количество этих интернатов, в них нет необходимости. Растет число родителей, которые готовы взять детей. Приемные семьи растут.
Мы можем показать, чего нам удалось добиться за последние четыре года. В ближайшее время на площадке РИА Новости мы будет делать прямые диалоги, видеовключения регионов - как хороших, передовых, так и не очень хороших. Они будут отчитываться о том, как идет семейное устройство, сокращаются ли детские дома, как детей устраивают в семьи.
Будут выступать представители министерства образования и науки, которые непосредственно занимаются этим вопросом, общественники. Мы будем представлять тенденции.
Ильяшенко: Озвучьте статистику, какова тенденция?
Астахов: Ежегодно мы закрываем около 100 детских домов, даже без всяких программ. Мы предлагали кардинальную программу "Россия без сирот", по которой отказались бы от детских домов к 2020 году. Фактически так и произойдет, потому что есть поручение президента к 2018 году в два раза сократить их.
Если смотреть по тенденции, то каждый год примерный прирост числа приемных родителей, кандидатов в приемные родители - 6-7 тысяч человек, которые стоят в очереди. Три года назад не было очереди. А сейчас на начало года - 18 тысяч человек.
Ильяшенко: За счет чего удалось этого добиться?
Астахов: За счет мер, которые принимает государство. Мы знаем про указы президента. Например, Указ №1688 от 23 декабря 2012 года о мерах по поддержке многодетных, приемных детей, детей-сирот. 26 февраля этого года вышел указ о поддержке семей с детьми-инвалидами. Это все меры президентского (федерального) масштаба. В каждом регионе мы постоянно проверяем. Есть "детский спецназ" - аппарат уполномоченного. Мы не даем покоя, заставляем принимать региональные программы.
Когда говорят о "средней температуре по больнице" - якобы в России все плохо - забывают сказать, что нет единого федерального органа, который бы занимался этими вопросами. Полномочия с начала 2000-х годов переданы на уровень субъектов Российской Федерации. Соответственно, деньги передаются туда.
Получается, что, например, в Подмосковье есть детский дом, в котором содержание одного ребенка обходится в 4,5 тысячи евро в месяц. Это в 3 раза выше, чем в Германии. В самых бедных регионах, например в Забайкальском крае, содержание одного ребенка в детском доме обходится в 20-30 тысяч рублей (примерно тысяча долларов). Возникает вопрос: зачем мы тратим такие деньги?
Во-первых, по моему твердому убеждению, основанному на практике и аналитике, надо оставить специализированные детские учреждения, интернаты. Например, детский дом-интернат для детей с умственной отсталостью или с поражением центральной нервной системы, головного мозга, проблемами опорно-двигательного аппарата. Детей надо и лечить, и учить, и воспитывать, у них должна быть реабилитация.
Во-вторых, в каждом регионе нужно сделать один-два - в зависимости от детского населения - детских интерната, специализированных на получении определенной профессии. Например, очень хорошо себя показывают кадетские учреждения. Есть учреждения закрытого типа, где перевоспитывают детей, например под Казанью. Фактически это кадетский корпус. Там перевоспитывают малолетних правонарушителей и преступников. Можно сделать учреждения военизированного и специализированного типов. Например, в Татарстане мы с Миннихановым договорились сделать интернат для одаренных детей в IT-технологиях.
Что такое специализированный с точки зрения профориентации и будущей профессии интернат или детский дом? Это значит, что вы нанимаете специалистов и учителей по этому направлению. Работает дополнительная образовательная программа, внеклассное образование по этим темам, и через 11 лет вырастает готовый специалист.
Есть замечательный советский опыт. Все новое - хорошо забытое старое. Есть детский дом, который сейчас называется "Детский дом музыкально-художественного творчества и воспитания" в Ярославле, созданный в 1949 году указом Иосифа Виссарионовича Сталина. Со всей страны собрали детей-сирот, у которых были музыкальные способности. Про этот советский детский дом снято огромное число фильмов. Это дети, которые присутствовали на всех партийных мероприятиях, выступали с концертами.
За время своей работы я был там дважды и видел, как воспитывают детей. Что такое музыкальное образование? Это дисциплина, гармоничное развитие, организация жизни ребенка. Специализированные интернаты имеют право на существование.
Конечно, должны остаться социальные приюты. Куда помещать ребенка, который потерялся, сбежал откуда-то, подвергся жестокому обращению, его изъяли из семьи? Его помещают, как правило, в больницу, если он требует лечения, или в такой приют. Европа давно ушла вперед в этом вопросе. В октябре прошлого года я ездил в Стокгольм и изучал опыт местных социальных приютов. В стокгольмские приюты (их 3) за год поступает примерно 1,5 тысячи детей - это достаточно много.
Ильяшенко: Швеция всегда представлялась как очень благополучная страна, тем не менее там то же самое.
Астахов: В такие приюты ежедневно поступают два-три ребенка. Детей держат сутки, на большее они не имеют права. В наших социальных приютах дети могут жить по 4 года, хотя по закону ребенок там может находиться до 6 месяцев, в исключительных случаях - до года. Мы должны выстроить систему так, чтобы пусть не за сутки, но за месяц, за две недели ребенка определили.
Ребенок не может жить в приюте, это его разрушает. Он каждый день растет, ему нужно учиться, развиваться, а там он "засыхает". Да, у нас есть неплохие приюты и там работают специалисты по реабилитации, по развитию. Но ребенку там не место.
В Америке примерно такое же число детей-сирот и оставшихся без попечения родителей, как и в России. В России ежегодная цифра - 643 тысячи, в США - 560-570 тысяч. Из них 20 процентов находится в детских домах (у нас даже чуть меньше). В РФ в детских домах находится около 103 тысяч, в Америке - 104-105.
В Департаменте здравоохранения и благополучия человека США я провел почти 4 часа, изучая эту структуру (она отвечает за детские учреждения), но мне не назвали точного числа детских домов в Америке. Она очень большая. У нас в разной форме детских учреждений больше 3 тысяч - от домов ребенка до интернатов и детских домов. Я думаю, в США примерно столько же.
Например, только специализированных учреждений по реабилитации детей, которые представляют головные организации, с которыми мы проводим Ханты-Мансийский форум (это Ассоциация профессионалов в защиту пострадавших детей), в США 743 таких. Это учреждения, куда помещается ребенок, пострадавший от насилия, неважно где - в семье, на улице, где-то еще. Это жертва преступления.
В США выстроили эту систему. Ребенок туда помещается для реабилитации. У них есть система одного допроса. Мы будем учиться у США - у нас, например, посчитали, что ребенок, будучи жертвой преступления, должен быть допрошен 12 раз за время следствия и суда.
Ильяшенко: Это очень травмирует.
Астахов: Конечно. Это очень тяжелая травма уже после того, как совершено преступление. Ребенка надо реабилитировать, а его снова и снова возвращают к тем событиям.
Американцы добились того, что это один допрос сразу - как только выяснилось, что совершено преступление. Все фиксируется, и специалисты работают с ребенком по реабилитации и выздоровлению. Мы будем изучать этот опыт.
С другой стороны, мы будем делиться и своим опытом, например по созданию школ приемной семьи и службы сопровождения приемной семьи. Сегодня Америка оказалась в ущемленном положении. Последняя история, которую раскрыли журналисты Reuters и опубликовали данные о сети обмена и передачи усыновленных иностранных детей из семьи в семью на переусыновление (там даже есть обмен, чуть ли не торговля), изучается и расследуется.
Мы доверяем нашим американским коллегам, потому что они сами возмущены этим, озабочены. Но такая система существовала. Огромное число приемных родителей, которые оказались неспособными или просто не желали воспитывать этих детей, ошиблись, легкомысленно отнеслись, "сплавляли" детей через контакты в социальных сетях.
Ильяшенко: В том числе тех детей, которых усыновили из-за рубежа?
Астахов: Именно зарубежных, в том числе российских детей. Достоверно на сегодняшний день выявлено 26 детей. Это - только из расследования журналистов агентства Reuters.
О том, что такая система может существовать, я говорил еще в конце 2010 года, когда выяснилось, что неугодных детей отправляют на известное ранчо в Монтане, куда мы все-таки попали в 2012 году и куда нас не пустили в этом. Слушания уже идут в Верховном суде штата Монтана.
Почему я сделал вывод, что есть такая схема? Хозяйка этого ранчо говорила: "Родители и усыновители часто обращаются ко мне, потому что не могут справиться с усыновленными детьми, я им помогаю, перевоспитываю детей". Мы посмотрели документы, у нас есть все отчеты, начиная с 2001 года, по числу детей, кто они, откуда и куда выбыли.
Когда вы смотрите графу "выбыл" и видите, что написано "другая приемная семья", "психиатрическая клиника", "ювенальная тюрьма" или "специальная программа", то понимаете, что часть детей не возвращается в семьи, из которых их направили, а их передали туда, чтобы потом переусыновить.
Я встречался с местным шерифом и прокурором, которые сказали: мало того что ранчо существует - сюда привозит детей так называемый брокер, оптовик, который занимается поставкой детей. Это люди, которые знают всех приемных родителей. Они приезжают и говорят: "У вас проблемы с приемными детьми? Давайте я вам помогу избавиться от них, отдам их в другую семью. Вы мне за это немножко заплатите".
Почему существует эта система? Америка - строгое государство с точки зрения реализации всех законов, положений и требований к законопослушанию. Там все очень четко и жестко регламентировано.
По статистике, где-то треть детей, усыновленных за рубежом, не приживаются в американских семьях по разным причинам. Представьте, 20 тысяч детей в США сейчас живут не в тех семьях, которые их забирали из России. Треть детей переусыновляется, входит в другие семьи.
Отказаться от ребенка в США можно, как и в России (эта законная процедура). Конечно, надо думать о том, что, если ребенку плохо, пусть он идет в другую семью.
Но если ребенок был усыновлен, бывшие родители должны платить ему алименты. А если это ребенок-инвалид или ребенок с тяжелыми заболеваниями, платить ему алименты вы будете пожизненно. А если это такие штаты, как Техас или Калифорния, вы будете платить усыновленному ребенку огромные деньги в виде алиментов - половину своего заработка. Поэтому они ищут другие схемы.
Появляются "брокеры". Люди решают проблему, от ребенка не отказываются - например, отвезли ребенка на ранчо, платят 3-4 тысячи долларов в месяц за содержание ребенка на ранчо. Но они не платят алиментов, которые будут гораздо больше. Это одна история.
Мы объясняем американцам, что они, вскрыв такую сеть, столкнулись с тем, что службы защиты детей хоть и существуют, жестко контролируют, находятся на уровне муниципалитетов и на уровне штатов. Выше структуры нет. И в США нет ни единой системы, ни базы данных, ни методического обеспечения, никакого единого контроля. Госдеп пытается это делать.
Мы понимаем, что это очень сложно. Мы благодарны, что Госдеп хотя бы как федеральное ведомство взял на себя это, хотя это несвойственная ему функция. Но пока США не могут решить эту проблему.
Мы ее решаем, хотя у нас очень много проблем и была крайне запущенная ситуация. Но за последние три года мы добились того, что было поручение президента и постановление правительства о создании служб подготовки приемных родителей. Сегодня в каждом регионе есть школа приемных родителей. Есть регионы, где при каждом детском учреждении есть такая школа. У нас есть требования по подготовке приемных родителей, обязательный курс - 80 часов, который они должны прослушать. Есть тесты, справки, набор документов, который они должны представить. Только после этого родителей отбирают, и только потом они пойдут за ребенком.
Второй элемент этой системы - служба сопровождения приемных семей. Мы создаем такую службу на базе закрывающихся детских домов, чтобы не терять специалистов, которые часто протестуют против закрытия детского дома - в детском доме на одного ребенка приходится два с лишним взрослых человека. Получается, что легче устроить ребенка в семью, чем трудоустроить этих двоих взрослых.
Мы предлагаем освобождаемый детский дом, когда всех детей разобрали в семьи, перепрофилировать и преобразовать в центр помощи семье, центр подготовки и сопровождения приемных семей. Все эти специалисты уже работают с приемными семьями. В Москве есть центр сопровождения, там работают 19 специалистов, ведут они 175 семей. В этих 175 семьях воспитывается около 500 детей.
Это пример того, как надо эффективно тратить государственные деньги и правильно распределять ресурсы, силы и средства. Специалисты - на своем месте, работают с каждой приемной семьей, по этому центру нет ни одного отказа за последние пять лет, нет возврата детей.
Ильяшенко: Вы сказали, что треть детей за рубежом не приживается. В данном случае возникает вопрос: как в дальнейшем подходить к зарубежному усыновлению? Какая государственная и правовая политика будет проводиться?
Астахов: Если говорить о правовой политике, давайте опираться на законы, которые мы приняли и обязаны соблюдать. Были приняты законы, которые ограничивают международное усыновление, в частности состоялся выход из соглашения с США. До 1 января 2014 года оно действует в части предоставления отчетов, мониторинга. Но с 1 января 2014 года оно полностью утрачивает свою силу.
Также внесен ряд изменений в Семейный кодекс, они были приняты Госдумой на последней весенней сессии и связаны с запретом усыновления одинокими гражданами стран, которые официально признали однополые браки. В этой связи потребовалось специальное разъяснение судам, потому что усыновление осуществляется по решению суда на уровне кассационной инстанции. То есть это областные и республиканские суды, городские в Москве и Санкт-Петербурге.
Потребовалось разъяснение. Президент обратился к председателю Верховного суда, и было дано разъяснение, которое было закреплено президиумом Верховного суда Российской Федерации 29 августа 2013 года. Оно сводится к тому, что объясняет и ориентирует суды - как правильно применять законы, которые были одобрены в последние полгода.
Разъяснение сводится к следующему. Нельзя отдавать детей на усыновление в государства, которые признают однополые браки, если выходит с таким заявлением одинокий гражданин, не состоящий в браке; если государство, гражданин которого обращается в суд за усыновлением, не представило гарантий того, что ребенок не может быть переусыновлен в однополую семью; если это государство не представит соглашения с Российской Федерацией.
Сегодня под все эти критерии подпадает только одно государство - Италия. По сути, сегодня суды Российской Федерации будут удовлетворять заявления только итальянских граждан. Даже Франция, с которой у нас имеется соглашение, не представила гарантий того, что дети не могут быть переусыновлены в другие семьи и что это не будет однополая семья во Франции. Это подтверждение того, о чем я говорил еще в апреле 2010 года - нам надо уходить от международного усыновления.
В России этого никогда не было, даже лет 20 назад, но до недавнего времени это стало почти нормой. Например, чиновник высокого регионального уровня, отвечающий за эту сферу, сказал мне: мол, вы отменили иностранное усыновление, американцы к нам не приедут, куда же девать детей-сирот? Я ответил: вы расписываетесь в полной неспособности занимать свое место. Я был с инспекцией в Еврейской автономной области, в отчетах за последние годы иностранное усыновление в пять раз превышало внутрироссийское в этом регионе в начале 2011 года.
Что касается нынешнего сокращения детских домов, то в Тюмени их было 30, сейчас - 11, и еще сокращают. В Калуге осталось два детских дома. В Нижегородской и Владимирской областях есть города, в которых закрылись все детские дома. Все дети в семьи - ставка делается на приемную, замещающую, семью.
Сергей Семенович Собянин решил ретранслировать, реформировать опыт Тюмени и применить его в Москве. У нас была серьезная проверка, больше месяца мы проверяли все детские учреждения Москвы. По ее итогам мы вывели следующую формулу. Например, стандартный детский дом на 100 детей. В нем работает примерно 220-250 человек обслуживающего персонала, воспитатели, руководители. Выросла бюрократическая структура, которая обихаживает ребенка с непонятным результатом до того, как ему исполнится 18 лет.
Мэр Москвы предложил следующее: на 100 детей - не детский дом, где 200 с лишним работающих взрослых, а такое же здание, только 20 квартир по 5 детей. И в каждой квартире - профессиональные приемные родители, которых отбирают на конкурсе и платят большую зарплату.
Например, в Хабаровском крае директор детского дома в среднем получает 70-100 тысяч рублей. Как отказаться от такого места? Собянин сказал: давайте сделаем два подобных детских дома, мы отдадим по пять детей в каждую семью, будем платить хорошую зарплату. Там обязательно должны быть и дети-инвалиды. Это самая проблемная категория с точки зрения устройства в семью. Понятно, что таких детей не хотят брать.
Когда мы сравниваем иностранное и российское устройство детей в семью, нам навязывают миф, что иностранцы берут только больных детей. Это неправда. Даже в пиковые годы американского усыновления, когда вывозили до 15 тысяч российских детей в год, больше 5,6 процента детей-инвалидов американцы не забирали, то есть в среднем 5 процентов. В какие-то годы было 4,2-4,8 процента.
Когда шел спор по "закону Димы Яковлева", были спекуляции разного рода. Но если мы изучим цифры российского устройства детей в приемные семьи, то увидим, что они несопоставимы. За 2011 год было вывезено на иностранное усыновление 176 детей-инвалидов. Из них 89 - в Америку. В России в этот же год 1175 детей-инвалидов были устроены в семьи. Чувствуете разницу? В России усыновили в 9 раз больше детей-инвалидов.
Приемные родители на профессиональной основе берут ребенка-инвалида и еще до пяти детей. Им ежемесячно платят зарплату до достижения самым младшим ребенком совершеннолетия, после этого родители имеют право получить квартиру в собственность. Есть стимул - и денежно обеспечены, и трудоустроены, и стаж идет. Я думаю, такая система приживется и сработает.
Есть еще один интересный экономический эффект. Когда сели и посчитали, то выяснилось, что эта система в три раза дешевле (даже с учетом передачи квартиры), чем содержать детский дом на 100 детей. Это к вопросу о "бедных" регионах. Там обычно говорят: дескать, у нас родители не могут взять детей. Надо реформировать систему, и когда о детях будут заботиться профессиональные родители, вы их на конкурсе будете отбирать, у вас выстроится очередь из взрослых.
Более 30 лет назад появились детские деревни-SOS (это немецкое изобретение). Они прижились в России. Сегодня они есть в Вологде, Пскове, Подмосковье (Томилино). Там семейные дома, коттедж на семью. У профессиональных родителей, которых отбирают на конкурсе, большая зарплата. Из руководства в Томилино, если не ошибаюсь, всего 5-6 человек на 100 с лишним детей, которые живут в поселке.
Есть частный благотворительный фонд "Ключ" в Ленинградской области, который возглавляет Геннадий Тимченко. Фонд содержит 20 таких домиков. Это точно такой же поселок, как деревня-SOS. Сейчас там живет 19 семей, один вакантный домик, от 5 до 11 детей в каждой семье. Эффект в разы выше. Сейчас этот опыт перенимает Московская область. В июле с Андреем Юрьевичем Воробьевым мы закладывали социальную деревню. Деньги дал фонд ЛУКОЙЛа, точнее, лично Леонид Федун.
Такие проекты позволяют закрыть несколько детских домов, высвободить средства и даже сэкономить. Если бы подобное делалось целенаправленно по всей России, была бы совершенно другая картина с детьми-сиротами.
Ильяшенко: Государственная дума ратифицировала Конвенцию Совета Европы о защите детей от сексуальной эксплуатации и сексуальных злоупотреблений. Тема тоже на слуху, она актуальна и злободневна. Что это за конвенция и какие следствия вытекают из того, что Россия к ней присоединилась?
Астахов: На тему ратификации этой конвенции велись дебаты - как профессиональные, так и общественные. Общественность была взбудоражена тем, что в конвенции усмотрела угрозу семье, нравственности детей. Якобы одна из статей предписывала, по их мнению, обязательное половое просвещение детей с самого младшего возраста, введение таких предметов в школе. Я хочу успокоить родителей: там нет такого требования.
Эта статья говорит о том, что надо обязательно готовить взрослых людей к соблюдению (в первую очередь профессионалов, занятых в сфере образования, обучения, воспитания, здравоохранения, отдыха детей, детского спорта) прав ребенка и ни в коей мере не посягать на половую неприкосновенность ребенка. К сожалению, у нас есть эта проблема.
Кроме того, люди, ранее судимые, признанные виновными в совершении подобных действий против детей, не допускаются к работе с детьми. Это у нас уже сделано. Речь идет как раз о том, чтобы прежде всего готовить людей, которые работают с детьми, просвещать их, а не детей.
Но многие горячие головы начинают трактовать эту конвенцию как необходимость и наши международные обязательства по так называемому половому просвещению детей. У нас есть отрицательный опыт подобного просвещения. Впервые этот вопрос был поднят в 1994 году после Международной конференции по народонаселению и развитию в Каире, которую проводил Фонд ООН по народонаселению.
Тогда часть международного сообщества считала, что Россия - страна "третьего мира" с точки зрения народонаселения. Считалось, что бедные страны, которые не могут прокормить свое население, нуждаются в международном инструменте, чтобы их ограничивали в деторождении, в воспроизводстве населения.
Россия попала под эти критерии, потому что в тот период население у нас было не очень богатым, уровень жизни был низким. Тогда было очень много беспризорных детей. В 1997 году под давлением ООН, фонда, всех этих ассоциаций, федераций министерство образования приняло программу, которая называлась "Концепция полового воспитания российских школьников". На эту программу выделили колоссальные деньги. При том небольшом бюджете и внешних долгах было выделено 240 миллионов рублей. А Фонд народонаселения ООН дал 745 тысяч долларов на эту программу, то есть примерно в 10 раз меньше.
В школах начали внедрять половое просвещение. Но цель этой программы - ограничение воспроизводства. Тогда впервые появились уроки, когда детей чуть ли не учили пользоваться контрацептивами. Это была абсолютно порочная программа, и в 1999 году она была свернута.
Генеральная прокуратура Российской Федерации тогда направила представление в адрес министра общего профессионального образования Российской Федерации. Отмечалось, что эти программы сексуального просвещения разрушают, растлевают ребенка. Тогда были выявлены массовые нарушения.
Мы слышим отголоски подобных программ и сейчас. В начале 2000-х годов в Удмуртии, Краснодарском крае, Архангельской, Ярославской областях такие программы велись на уровне общественных правозащитных негосударственных организаций, как правило, с иностранным капиталом. Даже за прошлый год в Свердловской области изъято огромное количество литературы без ограничения по возрасту.
Еще раз повторю, что суть новой конвенции в том, чтобы противодействовать сексуальному растлению, сексуальной эксплуатации детей, а не приучать детей с раннего возраста к половой жизни.
Я сразу же обратился ко всем губернаторам с соответствующими письмами, чтобы не повторить опыта 1990-х годов. Мы забываем, что закон Российской Федерации об основных правах и гарантиях ребенка, Семейный кодекс говорят о том, что только родитель определяет, как воспитывать ребенка и без разрешения родителей ни одна подобная программа не может быть преподнесена детям.
Это законодательное ограничение. Но существует еще и предостережение, чтобы конвенцию не толковали неправильно. Министерство образования и науки признало, что проект программы полового воспитания школьников не отвечал запросам и потребностям российского общества в области укрепления здоровья детей, подростков и нравственного воспитания подрастающего поколения, поэтому подобные программы свернуты полностью.
В западных странах есть концепция "образования воздержания". Америка с 1998 года тратит на такую федеральную программу ежегодно 50 миллионов долларов. Это программа, которая воспитывает целомудрие, нравственность, приверженность семейным ценностям, уважение к другому полу, воздержание до совершеннолетия, объясняет, почему это надо делать: чтобы создать крепкую семью, чтобы семья была счастливой, чтобы родились дети. Ранняя половая жизнь неизбежно приведет к заболеваниям, нарушению репродуктивного здоровья, ранним абортам, сиротству.
В Америке, если ребенок рождается у несовершеннолетних, его автоматически забирает государство. Сегодня США и Западная Европа воспитывают подрастающее поколение в духе воздержания до совершеннолетия.
Ильяшенко: Какой результат своей деятельности вы считали бы идеальным? К чему следует стремиться?
Астахов: Я не отделяю свою деятельность от деятельности нашего государства и общества. Многие вопросы, о которых я говорил, находятся в сфере компетенции правительства, министерства образования, какая-то часть - в сфере общественной деятельности. Во многом общество отвечает за проблемы в сфере детского и семейного неблагополучия.
Понятно, что можно нарисовать идеальную цель и результат, когда не будет ни одного страдающего ребенка, когда все дети будут в семьях с любящими родителями, что это будут счастливые семьи, но это утопия. Хотя, если бы я не ставил такой цели, наверное, мой оптимизм давно бы иссяк. Я вижу очень много детских несчастий, горя, неблагополучия.
Я считаю, что промежуточным результатом деятельности надо считать то, что мы переломили основные негативные тенденции. Это очевидно даже для скептиков. Ко мне все чаще обращаются знакомые, потому что они хотят усыновить ребенка. Они из Брянска, поехали в Брянскую область. До трех лет детей на усыновление не было, надо вставать в очередь. Поехали в Калужскую область - нет детей до трех лет, тоже надо вставать в очередь.
А еще 10 лет назад нельзя было представить, что не будет детей на усыновление, будет очередь из родителей? Я считаю, что это уже достаточно серьезный результат нашей деятельности, и не только моей. Но в перспективе все равно надо стремиться к тому, чтобы ни один ребенок не страдал, чтобы все семьи были счастливыми, полными и благополучными.
Гость в студии "Голоса России" - Павел Алексеевич Астахов, уполномоченный при президенте Российской Федерации по правам ребенка.
Интервью ведет Андрей Ильяшенко.
Ильяшенко: Здравствуйте, уважаемые радиослушатели! У нас в студии Павел Алексеевич Астахов, уполномоченный при президенте России по правам ребенка. Мы хотели бы обсудить с ним весь комплекс проблем, связанных с этой непростой работой.
23 сентября в Ханты-Мансийске начнет свою работу очередной, III Российско-Американский форум по защите детства. У нас продолжается диалог с американцами по вопросам усыновления, даже несмотря на достаточно резкую и жесткую ситуацию, которая сложилась в конце прошлого - начале этого года?
Астахов: В преддверии III Российско-Американского форума по защите детства, который пройдет в Ханты-Мансийске, мы хотели просто обозначить темы, которые мы будем обсуждать: зачем это нужно, для чего создана эта площадка. Это означает, что у нас расширяется сотрудничество, оно стало качественно новым по содержанию.
Раньше все сотрудничество между Россией и США, как и между США и Китаем, Гватемалой, Эфиопией, в свете проблем детства и защиты детей заключалось в том, что мы были "донорами" и поставляли детей на американский рынок усыновления.
Сейчас наши отношения качественно изменились. Последние представительные переговоры, которые были в Государственном департаменте США 26-27 июня (я возглавлял делегацию), доказали следующее. Раньше Америка говорила: мол, вы виноваты в том, что дали неуправляемых, больных детей, скрыли диагноз или еще что-то, наши родители, дескать, не справились именно поэтому.
Ильяшенко: То есть к нам были претензии?
Астахов: Да. А у нас изначально были претензии, когда нам возвращали детей на самолете, когда дети погибали, а расследования должным образом не проводилось. Мы все время требовали расследования, ответственности, предъявления доказательств, материалов. Сейчас все эти вопросы остаются, но мы перешли в качественно новое состояние.
Ильяшенко: В чем оно заключается?
Астахов: Самый главный итог этих переговоров, которые шли со всеми профильными ведомствами как с нашей стороны, так и с американской. Мы вели переговоры, и все признают, что такого представительного уровня переговоров не было никогда. В конце июня на переговорах я возглавлял делегацию, присутствовали сотрудники МИД, сотрудники посольства. С американской стороны сидели представители всех департаментов США, то есть всего правительства, всех министерств.
Мы договорились об одной непреложной истине: нет проблем чисто американских и чисто российских по отношению к усыновленным детям, хотя они выехали из России и живут в Америке. Это общие проблемы, и надо решать их вместе. Не обмениваться упреками, не требовать друг от друга каких-то действий, а работать совместно, понимая, что это наши общие дети, у них двойное гражданство - российское и американское.
Для нас они до совершеннолетия граждане России, а для американцев, пересекая границу, они становятся гражданами Америки. Мы пришли к этому пониманию, но для этого нужно было пройти очень непростой путь.
Была история Артема С., когда я фактически принял этого мальчика и увидел, что его прислали сюда из Америки с билетом в один конец. Тогда и возник вопрос об ограничении американского усыновления, о моратории. Это было еще 7 апреля 2010 года.
Моя коллега Сьюзен Джейкобс, специальный советник при бюро Государственного департамента США по вопросам детства, мой американский визави, сказала на переговорах в июне: "Вообще, мы предлагаем в рамках наших консультаций не ограничиваться только вопросами усыновленных детей. Давайте говорить более широко". Это именно то, что я хотел сказать тогда.
У нас есть и другие темы: образование, лечение, реабилитация детей, студенческий и культурный обмен, отдых. Это огромное количество тем, которые не развиваются из-за того, что мы споткнулись на том, что есть проблемы прозрачности, отчетов, взаимных претензий. Давайте перешагнем их и перейдем к качественно новой работе.
Для этого мы сделали следующее. Во-первых, мы прекратили говорить обо всех возможных исключениях из "закона Димы Яковлева", их нет и не может быть. Во-вторых, мы разобрали весь список, который нам представляли, это 259 детей, которых они требовали отдать, которые якобы были уже подготовлены.
Ильяшенко: Некий переходный период?
Астахов: Да. Из этих детей уже больше половины устроены в семьи. Я объяснил абсурдность требований тем, что я не могу даже в угоду самым лучшим пожеланиям, чувствам американских родителей, уважая их желание взять российского ребенка, прийти в российскую семью и сказать: мол, вы знаете, есть американцы, которым мы в качестве исключения отдаем вашего ребенка. Это абсурд. И американцы с этим согласились. Все списки теперь считаются недействительными. Не надо обманывать их граждан, закон не будет изменен. Но нам надо двигаться дальше.
Понимание того, что мы расширяем поле сотрудничества по детским вопросам, привело к тому, что мы проводим этот форум в Ханты-Мансийске. Он третий, в прошлом году он прошел в Чикаго - американцы нас принимали. В позапрошлом году был первый форум, он проводился в Бурятии, в Улан-Удэ, на Байкале. Из года в год растет число американских и российских специалистов, которые участвуют в этом форуме.
Кстати, на переговорах в июне выяснилось, что ни один из примерно 30 сидящих в зале людей не был ни в одном российском детдоме.
Ильяшенко: А вам приходилось бывать в американских?
Астахов: Я был в американском детском доме для детей с умственной отсталостью и ограниченными возможностями, когда учился в Америке. Я заканчивал университет в Питтсбурге. В конце моей улицы был такой дом-интернат. Я был в других странах. Кстати, в конце октября мы едем в Финляндию по приглашению финской стороны. Это тоже подтверждение качественно нового уровня. Ведь сколько у нас взаимных претензий с Финляндией!
Ильяшенко: Да, было много скандалов.
Астахов: Сейчас мы едем к финнам, они пригласили меня поговорить на наши злободневные темы, известные, хотя два последних решения финских судов мы выиграли, детей нам возвращают. Мы посмотрим, как заботятся о детях-инвалидах в частных финских приютах. Это наша больная тема.
В июне я пригласил всех желающих приехать в Ханты-Мансийский автономный округ и посмотреть наши детские дома, причем все. В Ханты-Мансийском автономном округе их мало, порядка шести. Нам не стыдно их показать, потому что они не хуже американских и европейских.
Я сам был в 1087 детских домах России за 3,5 года. Я имею в виду детские дома, интернаты, дома ребенка, психоневрологические интернаты, школы-интернаты - все интернатные учреждения. Я видел лучшие и худшие. Я знаю интернаты, которые после нашей проверки закрывали, увольняли директоров, наказывали персонал.
Проблема в том, что сама система требует глубочайшего реформирования. Нам не нужно такое количество этих интернатов, в них нет необходимости. Растет число родителей, которые готовы взять детей. Приемные семьи растут.
Мы можем показать, чего нам удалось добиться за последние четыре года. В ближайшее время на площадке РИА Новости мы будет делать прямые диалоги, видеовключения регионов - как хороших, передовых, так и не очень хороших. Они будут отчитываться о том, как идет семейное устройство, сокращаются ли детские дома, как детей устраивают в семьи.
Будут выступать представители министерства образования и науки, которые непосредственно занимаются этим вопросом, общественники. Мы будем представлять тенденции.
Ильяшенко: Озвучьте статистику, какова тенденция?
Астахов: Ежегодно мы закрываем около 100 детских домов, даже без всяких программ. Мы предлагали кардинальную программу "Россия без сирот", по которой отказались бы от детских домов к 2020 году. Фактически так и произойдет, потому что есть поручение президента к 2018 году в два раза сократить их.
Если смотреть по тенденции, то каждый год примерный прирост числа приемных родителей, кандидатов в приемные родители - 6-7 тысяч человек, которые стоят в очереди. Три года назад не было очереди. А сейчас на начало года - 18 тысяч человек.
Ильяшенко: За счет чего удалось этого добиться?
Астахов: За счет мер, которые принимает государство. Мы знаем про указы президента. Например, Указ №1688 от 23 декабря 2012 года о мерах по поддержке многодетных, приемных детей, детей-сирот. 26 февраля этого года вышел указ о поддержке семей с детьми-инвалидами. Это все меры президентского (федерального) масштаба. В каждом регионе мы постоянно проверяем. Есть "детский спецназ" - аппарат уполномоченного. Мы не даем покоя, заставляем принимать региональные программы.
Когда говорят о "средней температуре по больнице" - якобы в России все плохо - забывают сказать, что нет единого федерального органа, который бы занимался этими вопросами. Полномочия с начала 2000-х годов переданы на уровень субъектов Российской Федерации. Соответственно, деньги передаются туда.
Получается, что, например, в Подмосковье есть детский дом, в котором содержание одного ребенка обходится в 4,5 тысячи евро в месяц. Это в 3 раза выше, чем в Германии. В самых бедных регионах, например в Забайкальском крае, содержание одного ребенка в детском доме обходится в 20-30 тысяч рублей (примерно тысяча долларов). Возникает вопрос: зачем мы тратим такие деньги?
Во-первых, по моему твердому убеждению, основанному на практике и аналитике, надо оставить специализированные детские учреждения, интернаты. Например, детский дом-интернат для детей с умственной отсталостью или с поражением центральной нервной системы, головного мозга, проблемами опорно-двигательного аппарата. Детей надо и лечить, и учить, и воспитывать, у них должна быть реабилитация.
Во-вторых, в каждом регионе нужно сделать один-два - в зависимости от детского населения - детских интерната, специализированных на получении определенной профессии. Например, очень хорошо себя показывают кадетские учреждения. Есть учреждения закрытого типа, где перевоспитывают детей, например под Казанью. Фактически это кадетский корпус. Там перевоспитывают малолетних правонарушителей и преступников. Можно сделать учреждения военизированного и специализированного типов. Например, в Татарстане мы с Миннихановым договорились сделать интернат для одаренных детей в IT-технологиях.
Что такое специализированный с точки зрения профориентации и будущей профессии интернат или детский дом? Это значит, что вы нанимаете специалистов и учителей по этому направлению. Работает дополнительная образовательная программа, внеклассное образование по этим темам, и через 11 лет вырастает готовый специалист.
Есть замечательный советский опыт. Все новое - хорошо забытое старое. Есть детский дом, который сейчас называется "Детский дом музыкально-художественного творчества и воспитания" в Ярославле, созданный в 1949 году указом Иосифа Виссарионовича Сталина. Со всей страны собрали детей-сирот, у которых были музыкальные способности. Про этот советский детский дом снято огромное число фильмов. Это дети, которые присутствовали на всех партийных мероприятиях, выступали с концертами.
За время своей работы я был там дважды и видел, как воспитывают детей. Что такое музыкальное образование? Это дисциплина, гармоничное развитие, организация жизни ребенка. Специализированные интернаты имеют право на существование.
Конечно, должны остаться социальные приюты. Куда помещать ребенка, который потерялся, сбежал откуда-то, подвергся жестокому обращению, его изъяли из семьи? Его помещают, как правило, в больницу, если он требует лечения, или в такой приют. Европа давно ушла вперед в этом вопросе. В октябре прошлого года я ездил в Стокгольм и изучал опыт местных социальных приютов. В стокгольмские приюты (их 3) за год поступает примерно 1,5 тысячи детей - это достаточно много.
Ильяшенко: Швеция всегда представлялась как очень благополучная страна, тем не менее там то же самое.
Астахов: В такие приюты ежедневно поступают два-три ребенка. Детей держат сутки, на большее они не имеют права. В наших социальных приютах дети могут жить по 4 года, хотя по закону ребенок там может находиться до 6 месяцев, в исключительных случаях - до года. Мы должны выстроить систему так, чтобы пусть не за сутки, но за месяц, за две недели ребенка определили.
Ребенок не может жить в приюте, это его разрушает. Он каждый день растет, ему нужно учиться, развиваться, а там он "засыхает". Да, у нас есть неплохие приюты и там работают специалисты по реабилитации, по развитию. Но ребенку там не место.
В Америке примерно такое же число детей-сирот и оставшихся без попечения родителей, как и в России. В России ежегодная цифра - 643 тысячи, в США - 560-570 тысяч. Из них 20 процентов находится в детских домах (у нас даже чуть меньше). В РФ в детских домах находится около 103 тысяч, в Америке - 104-105.
В Департаменте здравоохранения и благополучия человека США я провел почти 4 часа, изучая эту структуру (она отвечает за детские учреждения), но мне не назвали точного числа детских домов в Америке. Она очень большая. У нас в разной форме детских учреждений больше 3 тысяч - от домов ребенка до интернатов и детских домов. Я думаю, в США примерно столько же.
Например, только специализированных учреждений по реабилитации детей, которые представляют головные организации, с которыми мы проводим Ханты-Мансийский форум (это Ассоциация профессионалов в защиту пострадавших детей), в США 743 таких. Это учреждения, куда помещается ребенок, пострадавший от насилия, неважно где - в семье, на улице, где-то еще. Это жертва преступления.
В США выстроили эту систему. Ребенок туда помещается для реабилитации. У них есть система одного допроса. Мы будем учиться у США - у нас, например, посчитали, что ребенок, будучи жертвой преступления, должен быть допрошен 12 раз за время следствия и суда.
Ильяшенко: Это очень травмирует.
Астахов: Конечно. Это очень тяжелая травма уже после того, как совершено преступление. Ребенка надо реабилитировать, а его снова и снова возвращают к тем событиям.
Американцы добились того, что это один допрос сразу - как только выяснилось, что совершено преступление. Все фиксируется, и специалисты работают с ребенком по реабилитации и выздоровлению. Мы будем изучать этот опыт.
С другой стороны, мы будем делиться и своим опытом, например по созданию школ приемной семьи и службы сопровождения приемной семьи. Сегодня Америка оказалась в ущемленном положении. Последняя история, которую раскрыли журналисты Reuters и опубликовали данные о сети обмена и передачи усыновленных иностранных детей из семьи в семью на переусыновление (там даже есть обмен, чуть ли не торговля), изучается и расследуется.
Мы доверяем нашим американским коллегам, потому что они сами возмущены этим, озабочены. Но такая система существовала. Огромное число приемных родителей, которые оказались неспособными или просто не желали воспитывать этих детей, ошиблись, легкомысленно отнеслись, "сплавляли" детей через контакты в социальных сетях.
Ильяшенко: В том числе тех детей, которых усыновили из-за рубежа?
Астахов: Именно зарубежных, в том числе российских детей. Достоверно на сегодняшний день выявлено 26 детей. Это - только из расследования журналистов агентства Reuters.
О том, что такая система может существовать, я говорил еще в конце 2010 года, когда выяснилось, что неугодных детей отправляют на известное ранчо в Монтане, куда мы все-таки попали в 2012 году и куда нас не пустили в этом. Слушания уже идут в Верховном суде штата Монтана.
Почему я сделал вывод, что есть такая схема? Хозяйка этого ранчо говорила: "Родители и усыновители часто обращаются ко мне, потому что не могут справиться с усыновленными детьми, я им помогаю, перевоспитываю детей". Мы посмотрели документы, у нас есть все отчеты, начиная с 2001 года, по числу детей, кто они, откуда и куда выбыли.
Когда вы смотрите графу "выбыл" и видите, что написано "другая приемная семья", "психиатрическая клиника", "ювенальная тюрьма" или "специальная программа", то понимаете, что часть детей не возвращается в семьи, из которых их направили, а их передали туда, чтобы потом переусыновить.
Я встречался с местным шерифом и прокурором, которые сказали: мало того что ранчо существует - сюда привозит детей так называемый брокер, оптовик, который занимается поставкой детей. Это люди, которые знают всех приемных родителей. Они приезжают и говорят: "У вас проблемы с приемными детьми? Давайте я вам помогу избавиться от них, отдам их в другую семью. Вы мне за это немножко заплатите".
Почему существует эта система? Америка - строгое государство с точки зрения реализации всех законов, положений и требований к законопослушанию. Там все очень четко и жестко регламентировано.
По статистике, где-то треть детей, усыновленных за рубежом, не приживаются в американских семьях по разным причинам. Представьте, 20 тысяч детей в США сейчас живут не в тех семьях, которые их забирали из России. Треть детей переусыновляется, входит в другие семьи.
Отказаться от ребенка в США можно, как и в России (эта законная процедура). Конечно, надо думать о том, что, если ребенку плохо, пусть он идет в другую семью.
Но если ребенок был усыновлен, бывшие родители должны платить ему алименты. А если это ребенок-инвалид или ребенок с тяжелыми заболеваниями, платить ему алименты вы будете пожизненно. А если это такие штаты, как Техас или Калифорния, вы будете платить усыновленному ребенку огромные деньги в виде алиментов - половину своего заработка. Поэтому они ищут другие схемы.
Появляются "брокеры". Люди решают проблему, от ребенка не отказываются - например, отвезли ребенка на ранчо, платят 3-4 тысячи долларов в месяц за содержание ребенка на ранчо. Но они не платят алиментов, которые будут гораздо больше. Это одна история.
Мы объясняем американцам, что они, вскрыв такую сеть, столкнулись с тем, что службы защиты детей хоть и существуют, жестко контролируют, находятся на уровне муниципалитетов и на уровне штатов. Выше структуры нет. И в США нет ни единой системы, ни базы данных, ни методического обеспечения, никакого единого контроля. Госдеп пытается это делать.
Мы понимаем, что это очень сложно. Мы благодарны, что Госдеп хотя бы как федеральное ведомство взял на себя это, хотя это несвойственная ему функция. Но пока США не могут решить эту проблему.
Мы ее решаем, хотя у нас очень много проблем и была крайне запущенная ситуация. Но за последние три года мы добились того, что было поручение президента и постановление правительства о создании служб подготовки приемных родителей. Сегодня в каждом регионе есть школа приемных родителей. Есть регионы, где при каждом детском учреждении есть такая школа. У нас есть требования по подготовке приемных родителей, обязательный курс - 80 часов, который они должны прослушать. Есть тесты, справки, набор документов, который они должны представить. Только после этого родителей отбирают, и только потом они пойдут за ребенком.
Второй элемент этой системы - служба сопровождения приемных семей. Мы создаем такую службу на базе закрывающихся детских домов, чтобы не терять специалистов, которые часто протестуют против закрытия детского дома - в детском доме на одного ребенка приходится два с лишним взрослых человека. Получается, что легче устроить ребенка в семью, чем трудоустроить этих двоих взрослых.
Мы предлагаем освобождаемый детский дом, когда всех детей разобрали в семьи, перепрофилировать и преобразовать в центр помощи семье, центр подготовки и сопровождения приемных семей. Все эти специалисты уже работают с приемными семьями. В Москве есть центр сопровождения, там работают 19 специалистов, ведут они 175 семей. В этих 175 семьях воспитывается около 500 детей.
Это пример того, как надо эффективно тратить государственные деньги и правильно распределять ресурсы, силы и средства. Специалисты - на своем месте, работают с каждой приемной семьей, по этому центру нет ни одного отказа за последние пять лет, нет возврата детей.
Ильяшенко: Вы сказали, что треть детей за рубежом не приживается. В данном случае возникает вопрос: как в дальнейшем подходить к зарубежному усыновлению? Какая государственная и правовая политика будет проводиться?
Астахов: Если говорить о правовой политике, давайте опираться на законы, которые мы приняли и обязаны соблюдать. Были приняты законы, которые ограничивают международное усыновление, в частности состоялся выход из соглашения с США. До 1 января 2014 года оно действует в части предоставления отчетов, мониторинга. Но с 1 января 2014 года оно полностью утрачивает свою силу.
Также внесен ряд изменений в Семейный кодекс, они были приняты Госдумой на последней весенней сессии и связаны с запретом усыновления одинокими гражданами стран, которые официально признали однополые браки. В этой связи потребовалось специальное разъяснение судам, потому что усыновление осуществляется по решению суда на уровне кассационной инстанции. То есть это областные и республиканские суды, городские в Москве и Санкт-Петербурге.
Потребовалось разъяснение. Президент обратился к председателю Верховного суда, и было дано разъяснение, которое было закреплено президиумом Верховного суда Российской Федерации 29 августа 2013 года. Оно сводится к тому, что объясняет и ориентирует суды - как правильно применять законы, которые были одобрены в последние полгода.
Разъяснение сводится к следующему. Нельзя отдавать детей на усыновление в государства, которые признают однополые браки, если выходит с таким заявлением одинокий гражданин, не состоящий в браке; если государство, гражданин которого обращается в суд за усыновлением, не представило гарантий того, что ребенок не может быть переусыновлен в однополую семью; если это государство не представит соглашения с Российской Федерацией.
Сегодня под все эти критерии подпадает только одно государство - Италия. По сути, сегодня суды Российской Федерации будут удовлетворять заявления только итальянских граждан. Даже Франция, с которой у нас имеется соглашение, не представила гарантий того, что дети не могут быть переусыновлены в другие семьи и что это не будет однополая семья во Франции. Это подтверждение того, о чем я говорил еще в апреле 2010 года - нам надо уходить от международного усыновления.
В России этого никогда не было, даже лет 20 назад, но до недавнего времени это стало почти нормой. Например, чиновник высокого регионального уровня, отвечающий за эту сферу, сказал мне: мол, вы отменили иностранное усыновление, американцы к нам не приедут, куда же девать детей-сирот? Я ответил: вы расписываетесь в полной неспособности занимать свое место. Я был с инспекцией в Еврейской автономной области, в отчетах за последние годы иностранное усыновление в пять раз превышало внутрироссийское в этом регионе в начале 2011 года.
Что касается нынешнего сокращения детских домов, то в Тюмени их было 30, сейчас - 11, и еще сокращают. В Калуге осталось два детских дома. В Нижегородской и Владимирской областях есть города, в которых закрылись все детские дома. Все дети в семьи - ставка делается на приемную, замещающую, семью.
Сергей Семенович Собянин решил ретранслировать, реформировать опыт Тюмени и применить его в Москве. У нас была серьезная проверка, больше месяца мы проверяли все детские учреждения Москвы. По ее итогам мы вывели следующую формулу. Например, стандартный детский дом на 100 детей. В нем работает примерно 220-250 человек обслуживающего персонала, воспитатели, руководители. Выросла бюрократическая структура, которая обихаживает ребенка с непонятным результатом до того, как ему исполнится 18 лет.
Мэр Москвы предложил следующее: на 100 детей - не детский дом, где 200 с лишним работающих взрослых, а такое же здание, только 20 квартир по 5 детей. И в каждой квартире - профессиональные приемные родители, которых отбирают на конкурсе и платят большую зарплату.
Например, в Хабаровском крае директор детского дома в среднем получает 70-100 тысяч рублей. Как отказаться от такого места? Собянин сказал: давайте сделаем два подобных детских дома, мы отдадим по пять детей в каждую семью, будем платить хорошую зарплату. Там обязательно должны быть и дети-инвалиды. Это самая проблемная категория с точки зрения устройства в семью. Понятно, что таких детей не хотят брать.
Когда мы сравниваем иностранное и российское устройство детей в семью, нам навязывают миф, что иностранцы берут только больных детей. Это неправда. Даже в пиковые годы американского усыновления, когда вывозили до 15 тысяч российских детей в год, больше 5,6 процента детей-инвалидов американцы не забирали, то есть в среднем 5 процентов. В какие-то годы было 4,2-4,8 процента.
Когда шел спор по "закону Димы Яковлева", были спекуляции разного рода. Но если мы изучим цифры российского устройства детей в приемные семьи, то увидим, что они несопоставимы. За 2011 год было вывезено на иностранное усыновление 176 детей-инвалидов. Из них 89 - в Америку. В России в этот же год 1175 детей-инвалидов были устроены в семьи. Чувствуете разницу? В России усыновили в 9 раз больше детей-инвалидов.
Приемные родители на профессиональной основе берут ребенка-инвалида и еще до пяти детей. Им ежемесячно платят зарплату до достижения самым младшим ребенком совершеннолетия, после этого родители имеют право получить квартиру в собственность. Есть стимул - и денежно обеспечены, и трудоустроены, и стаж идет. Я думаю, такая система приживется и сработает.
Есть еще один интересный экономический эффект. Когда сели и посчитали, то выяснилось, что эта система в три раза дешевле (даже с учетом передачи квартиры), чем содержать детский дом на 100 детей. Это к вопросу о "бедных" регионах. Там обычно говорят: дескать, у нас родители не могут взять детей. Надо реформировать систему, и когда о детях будут заботиться профессиональные родители, вы их на конкурсе будете отбирать, у вас выстроится очередь из взрослых.
Более 30 лет назад появились детские деревни-SOS (это немецкое изобретение). Они прижились в России. Сегодня они есть в Вологде, Пскове, Подмосковье (Томилино). Там семейные дома, коттедж на семью. У профессиональных родителей, которых отбирают на конкурсе, большая зарплата. Из руководства в Томилино, если не ошибаюсь, всего 5-6 человек на 100 с лишним детей, которые живут в поселке.
Есть частный благотворительный фонд "Ключ" в Ленинградской области, который возглавляет Геннадий Тимченко. Фонд содержит 20 таких домиков. Это точно такой же поселок, как деревня-SOS. Сейчас там живет 19 семей, один вакантный домик, от 5 до 11 детей в каждой семье. Эффект в разы выше. Сейчас этот опыт перенимает Московская область. В июле с Андреем Юрьевичем Воробьевым мы закладывали социальную деревню. Деньги дал фонд ЛУКОЙЛа, точнее, лично Леонид Федун.
Такие проекты позволяют закрыть несколько детских домов, высвободить средства и даже сэкономить. Если бы подобное делалось целенаправленно по всей России, была бы совершенно другая картина с детьми-сиротами.
Ильяшенко: Государственная дума ратифицировала Конвенцию Совета Европы о защите детей от сексуальной эксплуатации и сексуальных злоупотреблений. Тема тоже на слуху, она актуальна и злободневна. Что это за конвенция и какие следствия вытекают из того, что Россия к ней присоединилась?
Астахов: На тему ратификации этой конвенции велись дебаты - как профессиональные, так и общественные. Общественность была взбудоражена тем, что в конвенции усмотрела угрозу семье, нравственности детей. Якобы одна из статей предписывала, по их мнению, обязательное половое просвещение детей с самого младшего возраста, введение таких предметов в школе. Я хочу успокоить родителей: там нет такого требования.
Эта статья говорит о том, что надо обязательно готовить взрослых людей к соблюдению (в первую очередь профессионалов, занятых в сфере образования, обучения, воспитания, здравоохранения, отдыха детей, детского спорта) прав ребенка и ни в коей мере не посягать на половую неприкосновенность ребенка. К сожалению, у нас есть эта проблема.
Кроме того, люди, ранее судимые, признанные виновными в совершении подобных действий против детей, не допускаются к работе с детьми. Это у нас уже сделано. Речь идет как раз о том, чтобы прежде всего готовить людей, которые работают с детьми, просвещать их, а не детей.
Но многие горячие головы начинают трактовать эту конвенцию как необходимость и наши международные обязательства по так называемому половому просвещению детей. У нас есть отрицательный опыт подобного просвещения. Впервые этот вопрос был поднят в 1994 году после Международной конференции по народонаселению и развитию в Каире, которую проводил Фонд ООН по народонаселению.
Тогда часть международного сообщества считала, что Россия - страна "третьего мира" с точки зрения народонаселения. Считалось, что бедные страны, которые не могут прокормить свое население, нуждаются в международном инструменте, чтобы их ограничивали в деторождении, в воспроизводстве населения.
Россия попала под эти критерии, потому что в тот период население у нас было не очень богатым, уровень жизни был низким. Тогда было очень много беспризорных детей. В 1997 году под давлением ООН, фонда, всех этих ассоциаций, федераций министерство образования приняло программу, которая называлась "Концепция полового воспитания российских школьников". На эту программу выделили колоссальные деньги. При том небольшом бюджете и внешних долгах было выделено 240 миллионов рублей. А Фонд народонаселения ООН дал 745 тысяч долларов на эту программу, то есть примерно в 10 раз меньше.
В школах начали внедрять половое просвещение. Но цель этой программы - ограничение воспроизводства. Тогда впервые появились уроки, когда детей чуть ли не учили пользоваться контрацептивами. Это была абсолютно порочная программа, и в 1999 году она была свернута.
Генеральная прокуратура Российской Федерации тогда направила представление в адрес министра общего профессионального образования Российской Федерации. Отмечалось, что эти программы сексуального просвещения разрушают, растлевают ребенка. Тогда были выявлены массовые нарушения.
Мы слышим отголоски подобных программ и сейчас. В начале 2000-х годов в Удмуртии, Краснодарском крае, Архангельской, Ярославской областях такие программы велись на уровне общественных правозащитных негосударственных организаций, как правило, с иностранным капиталом. Даже за прошлый год в Свердловской области изъято огромное количество литературы без ограничения по возрасту.
Еще раз повторю, что суть новой конвенции в том, чтобы противодействовать сексуальному растлению, сексуальной эксплуатации детей, а не приучать детей с раннего возраста к половой жизни.
Я сразу же обратился ко всем губернаторам с соответствующими письмами, чтобы не повторить опыта 1990-х годов. Мы забываем, что закон Российской Федерации об основных правах и гарантиях ребенка, Семейный кодекс говорят о том, что только родитель определяет, как воспитывать ребенка и без разрешения родителей ни одна подобная программа не может быть преподнесена детям.
Это законодательное ограничение. Но существует еще и предостережение, чтобы конвенцию не толковали неправильно. Министерство образования и науки признало, что проект программы полового воспитания школьников не отвечал запросам и потребностям российского общества в области укрепления здоровья детей, подростков и нравственного воспитания подрастающего поколения, поэтому подобные программы свернуты полностью.
В западных странах есть концепция "образования воздержания". Америка с 1998 года тратит на такую федеральную программу ежегодно 50 миллионов долларов. Это программа, которая воспитывает целомудрие, нравственность, приверженность семейным ценностям, уважение к другому полу, воздержание до совершеннолетия, объясняет, почему это надо делать: чтобы создать крепкую семью, чтобы семья была счастливой, чтобы родились дети. Ранняя половая жизнь неизбежно приведет к заболеваниям, нарушению репродуктивного здоровья, ранним абортам, сиротству.
В Америке, если ребенок рождается у несовершеннолетних, его автоматически забирает государство. Сегодня США и Западная Европа воспитывают подрастающее поколение в духе воздержания до совершеннолетия.
Ильяшенко: Какой результат своей деятельности вы считали бы идеальным? К чему следует стремиться?
Астахов: Я не отделяю свою деятельность от деятельности нашего государства и общества. Многие вопросы, о которых я говорил, находятся в сфере компетенции правительства, министерства образования, какая-то часть - в сфере общественной деятельности. Во многом общество отвечает за проблемы в сфере детского и семейного неблагополучия.
Понятно, что можно нарисовать идеальную цель и результат, когда не будет ни одного страдающего ребенка, когда все дети будут в семьях с любящими родителями, что это будут счастливые семьи, но это утопия. Хотя, если бы я не ставил такой цели, наверное, мой оптимизм давно бы иссяк. Я вижу очень много детских несчастий, горя, неблагополучия.
Я считаю, что промежуточным результатом деятельности надо считать то, что мы переломили основные негативные тенденции. Это очевидно даже для скептиков. Ко мне все чаще обращаются знакомые, потому что они хотят усыновить ребенка. Они из Брянска, поехали в Брянскую область. До трех лет детей на усыновление не было, надо вставать в очередь. Поехали в Калужскую область - нет детей до трех лет, тоже надо вставать в очередь.
А еще 10 лет назад нельзя было представить, что не будет детей на усыновление, будет очередь из родителей? Я считаю, что это уже достаточно серьезный результат нашей деятельности, и не только моей. Но в перспективе все равно надо стремиться к тому, чтобы ни один ребенок не страдал, чтобы все семьи были счастливыми, полными и благополучными.
Информация