Мир после СССР
До декабря 1991 года мировая политика представляла собой тяжеловесную, но устойчивую глобальную конструкцию: сферы влияния сверхдержав, четкие и предсказуемые правила игры... Но потом этот биполярный мир рухнул — вместе со всем прежним мировым порядком. То, что возникло на его руинах, конструкцией никак назвать нельзя.
Упразднение Советского Союза стало финальной точкой холодной войны — идеологического противостояния, которое во второй половине XX века распространилось на весь мир. Описывая тогда мировую ситуацию, говорили прежде всего об ужасе глобальной ядерной катастрофы. Теперь же все чаще вспоминают о другой характеристике того периода: мол, угроза гарантированного взаимного уничтожения дисциплинировала оппонентов, способствовала выработке правил взаимоотношений. Сегодня об упорядоченности и стабильности времен холодной войны остается только мечтать. Новый мировой порядок, провозглашавшийся сначала Михаилом Горбачевым, а потом Джорджем Бушем-старшим, так и не наступил. От старого остались разве что формальные институты, да и они давно уже не справляются с регулирующей функцией. Идеи заменяются имитацией (как в Китае) или религией (как в мусульманском сообществе). Гуманитарные идеалы превратились в сокрушительную силу, вооружившись арсеналами НАТО — самого мощного в истории военно-политического альянса.
К вопросу о судьбе
Один из наиболее ярких примеров эрозии международных норм и правил — ливийская операция. Пресс-секретарь и близкий советник президента СССР Андрей Грачев, выступая на конференции в Фонде Горбачева, провел параллель, которая хорошо иллюстрирует характер перемен: на Михаиле Горбачеве нет крови Чаушеску, а вот на Бараке Обаме и Николя Саркози есть кровь Каддафи. Мысль проста. Между казнью двух наиболее одиозных диктаторов Восточной Европы и Северной Африки — дистанция чуть больше 20 лет. Оба они были уверены, что обожаемы своим народом, но испытали на себе всплеск безграничной ненависти. Расправа над обоими не имела ни малейшего отношения к правосудию, но мало кто сомневался, что возмездие было заслуженным. Оба стали жертвами взрывных социально-политических катаклизмов, охвативших целые регионы, и оказались к ним совершенно не готовы.
Разница, однако, в том, что перестроечное советское руководство, отказавшись от классового подхода к мировым делам и брежневской доктрины «ограниченного суверенитета», создало условия для того, чтобы народы сами решали свою судьбу — так, как способны это делать. А современные западные страны под предводительством Соединенных Штатов считают правомерным и даже необходимым вмешательство, вплоть до военно-силового, чтобы помочь народам выбрать «верную дорогу».
Базовый элемент
Ни одно государство — крупное или мелкое, демократическое или авторитарное — не в состоянии сегодня отгородиться от внешней среды, обеспечить непроницаемость границ и незыблемость своего суверенитета. И в этом смысле суверенность сегодня отличается от того, как его понимали во времена СССР. В то же время мировая система не перешла в другое качество, в ней не появилось структурных единиц, которые заменили бы государство как ее базовый элемент. Ни транснациональные корпорации, ни глобальные неправительственные организации, ни часто упоминаемые, но от этого не менее загадочные сетевые структуры не смогли создать ничего, что пришло бы на смену прежней модели — международным отношениям, построенным на взаимодействии суверенных государств. Но поскольку эти самые государства ослаблены воздействием многочисленных внешних факторов, они тоже не в состоянии функционировать так, как раньше. Отсюда растущая непредсказуемость происходящего.
В конце ХХ века Запад взял на себя мировую ответственность — не только по праву победителя в холодной войне, но и как носитель социально-политической и экономической модели, доказавшей свое первенство. Во втором десятилетии века XXI все пожинают плоды этой готовности. Несколько войн (Ирак, Афганистан, Ливия), результат которых, как правило, далек от ожидаемого. Перспектива еще одного вооруженного вмешательства (Иран). Нерешенные, а скорее и усугубившиеся локальные кризисы (Индостанский и Корейский полуостровы). Смелый эксперимент с единой европейской валютой, который, не будучи последовательно доведен до конца, превратился в тяжелую головную боль для всей мировой экономики. Наконец, появление страны, которая, не являясь ведущим субъектом перемен конца XX — начала XXI века, сумела стать их главным бенефициаром, да еще в такой степени, что недавние триумфаторы смотрят на нее все с большим опасением, — Китай.
Китайское зеркало
Эта держава, лишенная идеологии, но пытающаяся заместить ее отсутствие коктейлем из традиционных постулатов — от древнего мира до недавнего прошлого — в наилучшей степени олицетворяет дух формирующейся мировой политики. Китай извлекает немалую выгоду из глобализации, однако яростно обороняет свой суверенитет и свободу рук. Верит в баланс сил, и при этом обречен противостоять попыткам его выстроить — ведь при сохранении нынешних тенденций развития такой баланс будет выстраиваться именно против Китая. Добавьте сюда бурно развивающуюся экономику, осознающую свои огромные внутренние слабости, а потому панически боящуюся любой нестабильности. Из этих и множества других противоречий соткана сегодня вся международная среда.
По мере того как Запад проседает под грузом бремени лидерства, Китай не просто не спешит брать ответственность, но и принципиально избегает ее. Главный парадокс: Пекин действительно боится быть вытолкнутым на передний план и оказаться в положении гегемона, против которого сплотятся все остальные, — нечто подобное случилось уже с Америкой. И когда китайские стратеги и политики заклинают, что не заинтересованы в мировом господстве, они, вероятно, не лукавят. В китайском сознании отсутствует универсалистская идеологическая база, без которой невозможна масштабная экспансия. Однако само положение очень быстро растущего получателя выгод от глобализации, как и увеличение веса КНР в мировой экономике и политике, неизбежно будут провоцировать у остальных отношение к Китаю как к претенденту на мировое доминирование. С вытекающими последствиями — сдерживание всеми средствами и по всем фронтам.
Решающий этап
Следующее десятилетие станет решающим временем, в течение которого начнут проступать контуры новой расстановки сил в мире. Инерция, заданная финалом холодной войны, заканчивается. Апеллировать к той победе (Западу) или поражению (что со сладострастным мазохизмом делает Россия) бессмысленно — ситуация сегодня кардинально иная. В условиях усугубляющейся непредсказуемости едва ли возможны долгосрочные стратегии: лейтмотивом становится минимизация ущерба и создание более выгодных стартовых условий на случай, если начнет проясняться будущее. В эти 20 лет, прошедшие после распада СССР, мы наблюдали торжество ценностей (либеральных, опиравшихся на силу США и НАТО) над принципами (традиционными подходами в сфере международных отношений). Впредь же стоит ожидать победы эгоизма — каждый будет все больше озабочен укреплением собственных позиций и обеспечением устойчивости перед лицом внешних вызовов.
В истории еще не было примеров того, чтобы мировой порядок возник сам собой, без крупных военных конфликтов, устанавливающих новый баланс сил. Казалось, что эпоха после холодной войны — исключение, однако сегодня понятно: порядка не появилось. В начале XXI века есть два фактора, способных снизить риск большого столкновения: ядерное оружие, резко повышающее цену войны, и всеобщая экономическая взаимозависимость. Это вселяет некоторый оптимизм, хотя та же история учит и другому — практически нет предела глупости и жадности, которые способен проявить человек, будь то личностные взаимотношения или межгосударственные.
Упразднение Советского Союза стало финальной точкой холодной войны — идеологического противостояния, которое во второй половине XX века распространилось на весь мир. Описывая тогда мировую ситуацию, говорили прежде всего об ужасе глобальной ядерной катастрофы. Теперь же все чаще вспоминают о другой характеристике того периода: мол, угроза гарантированного взаимного уничтожения дисциплинировала оппонентов, способствовала выработке правил взаимоотношений. Сегодня об упорядоченности и стабильности времен холодной войны остается только мечтать. Новый мировой порядок, провозглашавшийся сначала Михаилом Горбачевым, а потом Джорджем Бушем-старшим, так и не наступил. От старого остались разве что формальные институты, да и они давно уже не справляются с регулирующей функцией. Идеи заменяются имитацией (как в Китае) или религией (как в мусульманском сообществе). Гуманитарные идеалы превратились в сокрушительную силу, вооружившись арсеналами НАТО — самого мощного в истории военно-политического альянса.
К вопросу о судьбе
Один из наиболее ярких примеров эрозии международных норм и правил — ливийская операция. Пресс-секретарь и близкий советник президента СССР Андрей Грачев, выступая на конференции в Фонде Горбачева, провел параллель, которая хорошо иллюстрирует характер перемен: на Михаиле Горбачеве нет крови Чаушеску, а вот на Бараке Обаме и Николя Саркози есть кровь Каддафи. Мысль проста. Между казнью двух наиболее одиозных диктаторов Восточной Европы и Северной Африки — дистанция чуть больше 20 лет. Оба они были уверены, что обожаемы своим народом, но испытали на себе всплеск безграничной ненависти. Расправа над обоими не имела ни малейшего отношения к правосудию, но мало кто сомневался, что возмездие было заслуженным. Оба стали жертвами взрывных социально-политических катаклизмов, охвативших целые регионы, и оказались к ним совершенно не готовы.
Разница, однако, в том, что перестроечное советское руководство, отказавшись от классового подхода к мировым делам и брежневской доктрины «ограниченного суверенитета», создало условия для того, чтобы народы сами решали свою судьбу — так, как способны это делать. А современные западные страны под предводительством Соединенных Штатов считают правомерным и даже необходимым вмешательство, вплоть до военно-силового, чтобы помочь народам выбрать «верную дорогу».
Базовый элемент
Ни одно государство — крупное или мелкое, демократическое или авторитарное — не в состоянии сегодня отгородиться от внешней среды, обеспечить непроницаемость границ и незыблемость своего суверенитета. И в этом смысле суверенность сегодня отличается от того, как его понимали во времена СССР. В то же время мировая система не перешла в другое качество, в ней не появилось структурных единиц, которые заменили бы государство как ее базовый элемент. Ни транснациональные корпорации, ни глобальные неправительственные организации, ни часто упоминаемые, но от этого не менее загадочные сетевые структуры не смогли создать ничего, что пришло бы на смену прежней модели — международным отношениям, построенным на взаимодействии суверенных государств. Но поскольку эти самые государства ослаблены воздействием многочисленных внешних факторов, они тоже не в состоянии функционировать так, как раньше. Отсюда растущая непредсказуемость происходящего.
В конце ХХ века Запад взял на себя мировую ответственность — не только по праву победителя в холодной войне, но и как носитель социально-политической и экономической модели, доказавшей свое первенство. Во втором десятилетии века XXI все пожинают плоды этой готовности. Несколько войн (Ирак, Афганистан, Ливия), результат которых, как правило, далек от ожидаемого. Перспектива еще одного вооруженного вмешательства (Иран). Нерешенные, а скорее и усугубившиеся локальные кризисы (Индостанский и Корейский полуостровы). Смелый эксперимент с единой европейской валютой, который, не будучи последовательно доведен до конца, превратился в тяжелую головную боль для всей мировой экономики. Наконец, появление страны, которая, не являясь ведущим субъектом перемен конца XX — начала XXI века, сумела стать их главным бенефициаром, да еще в такой степени, что недавние триумфаторы смотрят на нее все с большим опасением, — Китай.
Китайское зеркало
Эта держава, лишенная идеологии, но пытающаяся заместить ее отсутствие коктейлем из традиционных постулатов — от древнего мира до недавнего прошлого — в наилучшей степени олицетворяет дух формирующейся мировой политики. Китай извлекает немалую выгоду из глобализации, однако яростно обороняет свой суверенитет и свободу рук. Верит в баланс сил, и при этом обречен противостоять попыткам его выстроить — ведь при сохранении нынешних тенденций развития такой баланс будет выстраиваться именно против Китая. Добавьте сюда бурно развивающуюся экономику, осознающую свои огромные внутренние слабости, а потому панически боящуюся любой нестабильности. Из этих и множества других противоречий соткана сегодня вся международная среда.
По мере того как Запад проседает под грузом бремени лидерства, Китай не просто не спешит брать ответственность, но и принципиально избегает ее. Главный парадокс: Пекин действительно боится быть вытолкнутым на передний план и оказаться в положении гегемона, против которого сплотятся все остальные, — нечто подобное случилось уже с Америкой. И когда китайские стратеги и политики заклинают, что не заинтересованы в мировом господстве, они, вероятно, не лукавят. В китайском сознании отсутствует универсалистская идеологическая база, без которой невозможна масштабная экспансия. Однако само положение очень быстро растущего получателя выгод от глобализации, как и увеличение веса КНР в мировой экономике и политике, неизбежно будут провоцировать у остальных отношение к Китаю как к претенденту на мировое доминирование. С вытекающими последствиями — сдерживание всеми средствами и по всем фронтам.
Решающий этап
Следующее десятилетие станет решающим временем, в течение которого начнут проступать контуры новой расстановки сил в мире. Инерция, заданная финалом холодной войны, заканчивается. Апеллировать к той победе (Западу) или поражению (что со сладострастным мазохизмом делает Россия) бессмысленно — ситуация сегодня кардинально иная. В условиях усугубляющейся непредсказуемости едва ли возможны долгосрочные стратегии: лейтмотивом становится минимизация ущерба и создание более выгодных стартовых условий на случай, если начнет проясняться будущее. В эти 20 лет, прошедшие после распада СССР, мы наблюдали торжество ценностей (либеральных, опиравшихся на силу США и НАТО) над принципами (традиционными подходами в сфере международных отношений). Впредь же стоит ожидать победы эгоизма — каждый будет все больше озабочен укреплением собственных позиций и обеспечением устойчивости перед лицом внешних вызовов.
В истории еще не было примеров того, чтобы мировой порядок возник сам собой, без крупных военных конфликтов, устанавливающих новый баланс сил. Казалось, что эпоха после холодной войны — исключение, однако сегодня понятно: порядка не появилось. В начале XXI века есть два фактора, способных снизить риск большого столкновения: ядерное оружие, резко повышающее цену войны, и всеобщая экономическая взаимозависимость. Это вселяет некоторый оптимизм, хотя та же история учит и другому — практически нет предела глупости и жадности, которые способен проявить человек, будь то личностные взаимотношения или межгосударственные.
- Федор Лукьянов, главный редактор журнала "Россия в глобальной политике".
- http://newtimes.ru/articles/detail/48319/
Информация