Несостоявшиеся партизаны Бонапарта
Картина неизвестного художника «Русская армия вступает в Париж 31 марта 1814 года». Фото: parisenbreves.fr
Почему союзники в 1814 году взяли Париж, а французские партизаны так и не появились
Едва речь зайдет о наполеоновских войнах, почти каждый вспомнит русских партизан 1812 года, а многие вспомнят и партизанскую «гверилью» в Испании, тоже доставившую немало головной боли французскому императору. Особо продвинутые знатоки военной истории припомнят еще и прусских партизан из «ландвера» 1813 года.
Но, думаю, не ошибусь, если скажу, что французских партизан не вспомнит практически никто. Нет, речь не о довольно известных «вандейцах» эпохи якобинства и Директории. Речь о другом... Когда Наполеон победно входил в чужие столицы, он в итоге всегда сталкивался с партизанской войной той или иной степени интенсивности. Когда же союзники из России, Австрии и Пруссии в 1814 году вошли во Францию и в итоге заняли Париж, французские партизаны остались практически не замеченными. По меньшей мере не замеченными для истории.
Само же союзное командование антифранцузской коалиции в декабре 1813 года, решаясь форсировать Рейн и наконец-то перенести войну во Францию, очень боялось партизанской войны. Все еще очень хорошо помнили народный энтузиазм французов времен революции двадцатилетней давности. Все, особенно русский император Александр I и его штаб, на собственном опыте прекрасно понимали, чем может грозить народная война против оккупантов.
Понимал все это и сам Бонапарт — уж его-то опыт войны с партизанами, пусть односторонний, был больше, чем у прусского короля, русского царя и австрийского императора вместе взятых. С конца 1813 года владыка Франции разработал поистине наполеоновские планы уже своей партизанской войны.
Раздувать ее пламя Наполеон планировал по-военному четко — при штабе каждой французской армии назначался генерал, отвечавший за вооруженное восстание и подготовку партизан в каждом конкретном департаменте Франции. Формирование партизанских отрядов тормозило отсутствие ружей — после затяжных и неудачных войн, накануне вторжения союзников во Францию, Наполеону их не хватало даже для вооружения новобранцев регулярной армии. Тем не менее организационные структуры будущих партизан-бонапартистов были созданы и оказывали на противника влияние уже самим фактом своего существования.
«Отделение Наполеона от Франции»
Накануне вторжения во Францию союзники начали настоящую пропагандистскую атаку. Они вполне разумно начали «отделение Наполеона от Франции», то есть формирование общественного мнения французов в удобном для антинаполеоновской коалиции ключе. Еще с октября 1813 года в крупнейшие города Франции потоком пошли «подметные» письма, в которых утверждалось, что именно союзники принесут мир для уставшей от войны Франции, а препятствием к этому служит лишь упертый Бонапарт, ослепленный своей былой славой. Такая пропаганда была понятной и логичной для всех французских обывателей — выгоды былых побед померкли, в то время как бесконечная война достала во Франции уже почти всех.
Три последних месяца 1813 года армии союзников, подготовленные к наступлению, стояли у границ Франции на восточном берегу Рейна и вели пропагандистскую атаку позиций Наполеона. Министр иностранных дел Австрийской империи Меттерних вполне откровенно озвучил суть этой пропагандистской подготовки: «Наша нравственная цель очевидна — мы воздействуем на дух Франции».
«Французы! Не верьте ложным слухам, которые распускают недоброжелатели; расценивайте союзных монархов только как сторонников милосердия, которые сражаются лишь с противниками мира», — гласило воззвание союзных монархов к жителям Франции.
Наполеон не мог оставить этот опасный вызов без ответа. Однако тут он оказался в весьма затруднительном положении, поскольку русский царь, прусский король и даже австрийский император после всех событий начала XIX века имели полное моральное право говорить об отражении наполеоновской агрессии и борьбе за мир для всей Европы. Наполеон же, по понятным причинам, смотрелся бы в роли искреннего миротворца весьма неубедительно.
Поэтому Бонапарт смог использовать лишь устрашающую риторику. «Польша, Польша, униженная, разделенная, уничтоженная, угнетенная, есть урок ужасающий и живой для Франции, которой угрожают те же державы, что боролись за остатки польской монархии», — пугал он французов в декабрьской речи 1813 года пред Законодательным собранием своей рушащейся империи.
Наполеон призывал французскую нацию сплотиться для отпора иностранным армиям. «Год назад вся Европа была за нас, сегодня вся Европа против нас», — говорил он, и доказывал, что единственным спасением будет всей стране «вооружиться в случае вторжения — тогда неприятель либо бежит из страны, либо подпишет выгодный для Франции мир».
Но уставшие французы все больше склонялись к прекращению бесконечной войны. Тогда в предпоследний день 1813 года, 30 декабря, император Бонапарт публично заявил в Сенате, что готов принять предложенные союзниками условия мира. Однако, подчеркнул он, такой мир лишит Францию Эльзаса, Брабанта и многих иных территорий. Император явно ждал, что французы, возмущенные этими потенциальными потерями, потребуют от него не принимать унизительных мирных условий и вести войну до победного конца. Бонапарт просчитался. Большинством голосов — 223 голоса за и всего 31 против — Сенат французской империи рекомендовал Наполеону принять мирные предложения союзников. На следующий день Законодательный корпус Франции декретом обиженного Бонапарта был распущен. Войну за дух Франции гениальный полководец окончательно проиграл.
«Солдаты как дети»
В январе 1814 года союзные армии перешли Рейн и впервые со времен якобинцев вторглись на территорию собственно Франции. В реальности военное положение Наполеона было почти катастрофичным. Прекрасно подготовленной, вооруженной и снабженной всем необходимым 200-тысячной армии союзников противостояло едва 46 тысяч французов, испытывавших нехватку во всем — от ружей до шинелей и седел. Вдобавок французские войска охватила эпидемия тифа.
Акварель Георга-Эммануэля Опица «Сценка на улице Парижа: австрийский офицер, казак и русский офицер прогуливаются с двумя парижанками». Фото: kazaks.net
В таких условиях союзники могли быстро, за несколько недель, прошагать до Парижа. Но многомудрые штабы русского царя, прусского короля и австрийского императора в буквальном смысле запугали себя потенциальной партизанской войной во Франции. Хотя пропагандистская кампания «борьбы за мир» была явно выиграна, русско-прусско-австрийские генералы прекрасно понимали, что когда французскую землю начнут топтать оккупанты, партизанская война начнется автоматически — и не за сохранение в составе Франции какого-нибудь бельгийского Брабанта, а просто потому что иностранные солдаты забрали лошадей, хлеб и т. п.
Здесь надо понимать, что в то время — когда консервирование продуктов едва вышло из стадии научных опытов, а до первой железной дороги оставалось долгих десять лет — войска неизбежно снабжались за счет местного населения. Концентрированную в кулак крупную армию в большом походе не могли прокормить никакие обозы, поэтому войска неизбежно прибегали к реквизициям. Даже если не было прямых грабежей, и за «реквизированное» честно расплачивались деньгами, большое число войск, проходя через какую-либо местность, неизбежно начисто «выедало» ее в буквальном смысле слова, как саранча. Понятно, что при таких раскладах местное население начинало испытывать к иностранным войскам острую неприязнь, вне зависимости от политических вкусов.
Неприятным довеском будет еще одна «засада» на этом пути — выражаясь генеральской мудростью, «солдаты всегда как дети», то есть так и норовят что-нибудь спереть, сломать, отнять и обидеть. Австрийские и русские генералы не испытывали иллюзий относительно этих качество своих солдат — австрийцы точно знали, что их мадьяры и хорваты грабить будут обязательно, а русские не сомневались, что в этом деле с ними посоперничают казачьи полки. В дисциплине своих солдат по наивности и гонору были уверены только пруссаки.
В общем, командование коалиции и на собственном опыте, и на отрицательном опыте Наполеона прекрасно понимало, чем станет форсированный марш на Париж. Поэтому союзники вторглись во Францию не концентрированным ударным кулаком, а разрозненными колоннами и очень медленно. Это нарушение азов стратегии было продиктовано именно стремлением во что бы то ни стало избежать пугающей партизанской войны. Широко разбросанные по всей Франции отдельные колонны союзников не так «выедали» местность, чем если бы шли все вместе. А медленное, почти черепашье продвижение позволяло снабжать наступающих не только за счет местных ресурсов, но и при помощи гужевых обозов с той стороны Рейна.
Архивные документы хорошо показывают, какие усилия предпринимали лидеры антинаполеоновской коалиции, чтобы удержать свои войска от какого-либо урона местному населению. Приказ Александра I по русским войскам накануне наступления в конце декабря 1813 года гласил: «Несомненно уверен, что вы кротким поведением своим в земле неприятельской столько же победите ее великодушием своим, сколько оружием». 8 января 1814 года, уже на французской земле, был издан аналогичный общий приказ по всем войскам коалиции, строжайше запрещавший любые обиды французскому населению.
Но «солдаты как дети» — приказов и добрых советов слушаются отнюдь не всегда. Уже через несколько дней после вторжения во Францию, русские генералы с тревогой докладывали своему главкому Барклаю, что австрийские мародеры «шатаются по деревням», а их начальство с ними справиться не может. В итоге австрийский главнокомандующий Шварценберг был вынужден даже несколько униженно просить русского царя направить казаков «собирать шатающихся солдат».
От австрийцев и русских не отстали и пруссаки. Прусский генерал Йорк на это горько заметил: «Я думал, что имею честь командовать отрядом прусской армии; теперь я вижу, что командую только шайкой разбойников».
«Вернуться в 1793 год»
Прекрасно запомнив, как и почему так быстро разгоралась партизанская война против его собственных солдат, Наполеон в середине января 1814 года издал секретный приказ жителям оккупированных областей: «Истребляйте всех до последнего солдат армии коалиции, и я обещаю вам счастливое правление». Приказ строжайше запрещал снабжать противника продовольствием и подчиняться его приказам, а также предписывал всем гражданам Франции от 16 до 60 лет быть готовыми к 1 марта вступить в армию. За отказ повиноваться этим распоряжениям приказ Бонапарта грозил немедленным расстрелом.
В итоге документы союзного командования зафиксировали, что в январе-феврале 1814 года в отдельных местностях Лотарингии, Франш-Конте, Бургундии, Шампани и Пикардии «крестьяне вооружались вилами и старыми охотничьими ружьями и нападали на небольшие или только что потерпевшие поражение отряды».
Однако до массовой и масштабной партизанской войны французов против антинаполеоновской коалиции так и не дошло. Во-первых, как уже было сказано, союзники провели (и все время наступления продолжали вести) очень грамотную и успешную пропагандистскую компанию «за мир». Во-вторых, настойчивая и систематическая борьба против грабежей все же дала свои плоды — по общему признанию обеих воюющих сторон союзники грабили и убивали французов куда меньше, чем французские войска в других странах, особенно в России.
В итоге, как отмечает Жан Тюлар, ведущий в XX веке историк Франции, специализирующийся на эпохе наполеоновских войн, «в целом неприятель встретился с апатией и даже пособничеством». При этом историки отмечают, что Наполеон имел шансы поднять народный энтузиазм в отражении иностранного нашествия, обратись он к старым революционным и якобинским традициям. В те дни многие советовали императору «вернуться в 1793 год». «Он на минуту было имел в мыслях последовать этому совету», — вспоминал позже бывший личный секретарь Бонапарта, а в те дни префект парижской полиции Луи Бурьен.
В те последние месяцы наполеоновской империи во Францию вернулись многие ранее эмигрировавшие от преследований Бонапарта якобинцы, готовые на время забыть прошлое и встать на защиту пост-революционной страны. Наполеон, действительно, колебался — почти убрал полицейское давление на якобинцев и прочих «левых». Но в итоге «возвращаться в 1793 год» отказался: «Это слишком — я могу найти спасение в сражениях, но не найду его у неистовых безумцев! Если я паду, то по крайней мере никак не оставлю Франции революции, от которой я ее избавил».
Гравюра «Казнь Людовика XVI», 1793 год. Фото: wikipedia.org
Думается, гениальный император тут несколько лукавил. От «1793 года» удерживало его другое — став из императора снова первым генералом революции, он автоматически терял любые надежды на почетный мир с монархиями России, Британии, Англии и Пруссии. Потерпевший поражение монарх еще мог рассчитывать на почетную ссылку, а революционный генерал мог уже рассчитывать только на стенку...
Но главное даже не это — Бонапарт был смелым человеком — куда больше смерти он боялся потерять власть, статус первого и единственного. «Возвращение в 1793 год», даже в случае успеха, навсегда лишало бы его этой единоличной, кристаллизованной только в нем власти, с которой он сроднился за последние 15 лет.
Поэтому революционной войне, где он уже был бы только первым среди равных, падающий император предпочел единственное средство, где ему тогда равных не было, — маневренную войну регулярных частей.
Выбранная союзниками крайне осторожная и медлительная стратегия наступления разрозненными силами сыграла свою роль в том, что французское население не спешило подниматься на партизанскую войну. Но эта же стратегия дала Наполеону, признанному мастеру маневра, возможность своими немногочисленными силами нанести наступающим союзникам несколько обидных поражений.
Бонапарту пришлось воевать плохо обученными и вооруженными 16-летними новобранцами, но та дюжина сражений, данных в феврале – марте 1814 года (от Шампобера до Фер-Шампенуаза), военными историками мира по праву считается вершиной наполеоновского гения тактики. Но при всей гениальной тактике стратегия была уже проиграна.
«Не расположены защищаться противу войск союзных...»
Союзники медленно, но верно приближались к Парижу. Тормозили их умелые контратаки Наполеона и все те же опасения большой партизанской войны. При этом, чем дольше союзные войска маршировали с боями по Франции, тем выше становилась опасность, что отдельные партизанские инциденты сольются в большую французскую герилью. Здесь всё решал фактор времени — чем дольше война, тем шире партизанство.
От быстрого захвата Парижа союзников во многом удерживали всё те же опасения народной войны. Крупнейший по населению город Европы — свыше 700 тысяч — пугал наступающих монархов призраком десятков тысяч вчерашних «санкюлотов». Но 23 марта 1814 года казаки Платова доказали, что способны не только на грабежи, — именно они перехватили французских связных с донесением, в которых министр полиции наполеоновской империи Савари докладывал Бонапарту, что Париж не настроен драться против союзников.
«Ни жители Парижа, ни даже самая национальная гвардия не расположены защищаться противу войск союзных... В городе, кроме национальной и несколько старой гвардии, войск никаких нет», — радостно доносил генерал-майор Bасилий Кайсаров начальнику Главного штаба русской армии Петру Волконскому.
Утром 24 марта 1814 года царь Александр I прямо на дороге провел совещание со своим генералитетом — гоняться ли за непобедимым Наполеоном или в свете новых данных прямиком идти и брать Париж. Решено были бить прямо в сердце Франции, раз оно уже не горит революционным энтузиазмом.
«Париж стоит мессы» — русскому царю восклицать не пришлось. Париж стоил ему 6000 русских солдат, убитых 30 марта 1814 года в лобовой атаке на укрепленные высоты Монмартра, где засел один полк из старой гвардии Наполеона. В случае сопротивления всего города и строительства баррикад союзная армия едва бы выбралась живой из Парижа... Но баррикад не было — сказалась усталость от долгой войны и успешная пропагандистская кампания союзников.
Вместо революционного «Комитета общественного спасения», 1 апреля 1814 года в Париже собрался вполне сервильный Сенат, который послушно объявил о лишении Бонапарта французского трона. Некоторые историки считают, что именно так возник «День дурака»...
Узнав о том, что его столица в руках союзников, наблюдая как парижане и прочие французы не спешат всем народом атаковать оккупантов, Наполеон тоже капитулировал и подписал отречение. Едва разгоравшаяся с января по март 1814 года партизанская война в сельской Франции закончилась, так и не успев начаться.
Информация