Между реформой и революцией в военном деле
Станковый пулемет повлиял на ход Первой мировой войны. Фото 1914 года
На страницах специализированных изданий, как в США, так и в Европе, уже относительно длительный период времени идет оживленная дискуссия о том, какие же уроки из прошлых реформ Вооруженных сил следует извлечь, чтобы не повторять якобы неизбежные при этом ошибки впредь. При этом подчеркивается естественная связь между проводимыми реформами и, что является обязательным условием успеха преобразований, «революцией в военном деле».
Термин «революция в военном деле», как известно, это не сегодняшнее и даже не вчерашнее изобретение пытливых умов, применяемое в том числе на Западе для обозначения воедино связанных процессов в технической (технологической), доктринальной и организационной областях, ведущих в конечном счете к кардинальным изменениям в формах и способах ведения войн и военных конфликтов. Зарубежные специалисты обращают внимание на тот факт, что периодически повторяющиеся эпохальные «революционные» изменения в истории войн происходили постоянно, по крайней мере на протяжении последних 4 тыс. лет – от появления колесницы до ядерного оружия.
С принятием на вооружение в передовых армиях мира оружия массового поражения научно-технический прогресс, естественно, не остановился. Первые признаки очередной революции в военном деле (РВД), по мнению западных теоретиков, были вскрыты еще в середине 80-х годов прошлого века Маршалом Советского Союза Николаем Огарковым и его единомышленниками.
Именно они впервые обратили внимание на значимость для войн будущего уже разработанных к тому времени продвинутых неядерных технологий, давших толчок к масштабным научным исследованиям в теории, производству и применению разнообразных видов вооружения и военной техники, которые сулили коренные изменения не только в характере противоборства на поле боя, но и в менталитете военных – от солдата до генерала. Эти идеи, получившие огласку, были быстро подхвачены на Западе, в том числе американскими теоретиками военного дела, оперативно опубликовавшими уже в 90-е годы ряд фундаментальных изысканий в данной сфере: они достаточно подробно описали и проанализировали отличительные черты нынешней РВД, объединяющей последние достижения в разработке систем боевого управления, связи, компьютерного обеспечения, разведки со средствами доставки принципиально новых высокоточных боеприпасов с оперативными концепциями, включая так называемую информационную войну, автономные действия компактных сил специального назначения и «объединенные» (межвидовые) операции, молниеносно охватывающие территорию противника на всю ее глубину. Но этого, как полагают некоторые наиболее продвинутые исследователи, явно недостаточно для того, чтобы понять, как «работает» РВД и как своевременно извлечь из нее пользу, чтобы планируемая или уже осуществляемая реформа ВС, что называется, «не захлебнулась». Для этого, продолжают мысль данные исследователи, есть резон обратиться к предыдущим РВД и сделать некоторые обобщения.
ИСКУССТВО ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ПЛОДАМИ ПРОГРЕССА
Итак, не подлежит обсуждению тот факт, что сторона, умело и своевременно воспользовавшаяся плодами РВД, немедленно приобретает преимущества на поле боя. Так, Уинстон Черчилль в одном из своих трудов, написанном на закате лет, приводит пример того, как англичане, применившие гигантские, а следовательно, мощные и дальнобойные луки в битве с французами при Криси в 1346 году, достигли эффекта внезапности и тем самым обеспечили себе победу над традиционным противником. Из наиболее ярких (по их мнению) западные аналитики ссылаются примеры, связанные, в частности, с применением пулеметов британцами против зулусов в битве при Аланди в Натале в 1879 году или с концепцией блицкрига, примененной германцами против поляков в 1939-м, франко-британцев в 1940-м и русских в 1941 году.
Американские аналитики подметили тот факт, что РВД за редким исключением инициируется не доминирующим в данный период времени игроком в военной сфере. В качестве примера приводится пассивность британских и французских теоретиков наземных боевых действий в период между двумя мировыми войнами, прозевавших рывок их коллег из разгромленной накануне Германии. Точно также военно-морские теоретики «владычицы морей» Великобритании в тот же период не додумались до концепции ведения так называемой авианосной войны, в чем преуспели формальные военные аутсайдеры того времени – американцы и японцы.
Что касается примера с пулеметами, то западные исследователи параллельно делают вывод о том, что зачастую плодами РВД с успехом для себя впервые пользуется не та сторона, где было осуществлено «революционное» изобретение. Известно, что родиной этого стрелкового оружия являются Соединенные Штаты, в которых пулемет появился на свет. Американцы же поначалу недооценили свое национальное изобретение. Германцам же в сентябре 1914 года именно благодаря шквальному огню пулеметов удалось остановить продвижение союзников и по существу положить начало так называемой окопной войне. Аналогично и британцы, впервые применившие танки во время битвы при Сомме 15 сентября 1916 года, так до конца и не уяснили, какие преимущества сулит в будущем это грозное оружие.
Опыт свидетельствует, что наибольшего эффекта следует ожидать от совокупности плодов РВД, а не от одного, пусть и существенного достижения. Успех германского блицкрига был обеспечен применением комбинации трех технический достижений – танка, радиообмена и пикирующего бомбардировщика.
Процесс революционных преобразований от какого-либо выдающегося изобретения до его воплощения в жизнь как правило, занимает относительно продолжительный промежуток времени. Так, например, американские ВМС начали экспериментировать с летательными аппаратами морского базирования в 1910 году, а масштабно применили авианосные соединения только в 1942 году. Германцы приступили к экспериментам с танками в начале 20-х годов прошлого века и лишь через двадцать лет реализовали эти эксперименты в блицкриге.
Технические плоды РВД совсем не обязательно означают изобретение нового оружия. Американский исследователь из аналитической корпорации РЭНД Ричард Хандли ссылается на начавшееся в 30 – 50-е годы XIX века широкое использование в Европе железных дорог для быстрой переброски войск, что произвело переворот в стратегической мобильности. Впервые это было продемонстрировано французами, оперативно перебросившими около 250 тыс. военнослужащих в Северную Италию в ходе войны с австрийцами в 1859 году. Чуть позже данный феномен был неоднократно повторен противоборствующими сторонами в ходе Гражданской войны в США и во время Франко-прусской войны.
Воплощение плодов РВД не всегда однозначно воспринимается специалистами, пока их значимость не подтверждается на поле боя. Так, британские и французские генералы долгие годы продолжали выражать сомнения относительно ценности пулеметов в Европейском театре, пока высокая эффективность пулеметного огня не была доказана на практике германцами. Примечательно, что не только представители британского и французского генералитетов, но и частично их коллеги в самой Германии не были уверены в эффективности и возможности блицкрига, пока танки Гудериана не совершили прорыв обороны при Седане 13 – 14 мая и уже к 20 мая 1940 года не достигли Ла-Манша. Многие американские адмиралы до самой битвы у атолла Мидуэй в июне 1942 года также продолжали сомневаться в ударных возможностях авианосной авиации.
КУЛЬТУРА И ПРЕДУБЕЖДЕНИЯ
Отсутствие оперативной концепции применения нового технического изобретения сводит на нет плоды инженеров-изобретателей. Опять же обратимся к пулемету. Несмотря на доказанную практичность этого оружия, уже к началу последней трети XIX века передовые в военном отношении державы Европы так и не придумали, как же его применять эффективно. В сражениях при Вайсембурге и Спичерне в ходе Франко-прусской войны в 1870 году французы использовали закрепленные на лафетах орудий пулеметы вместе с артиллерией для огня непрямой наводкой. Но пруссаки огнем своей артиллерии накрывали позиции французов еще до того, как те могли воспользоваться, как они считали, хитроумным изобретением. До самой Русско-японской войны 1904–1905 годов, в ходе которой обеими сторонами наконец по достоинству были оценены преимущества пулеметов как оружия для массового уничтожения пехоты, европейцы не могли взять в толк, что же с ними делать.
Даже наличие или предпосылки наличия новой оперативной концепции не дает гарантии общего успеха в бою, если она не вписывается, как говорят англосаксы, в превалирующую военную культуру данного субъекта международных отношений. В очередной раз пример с пулеметами, который приводит американский исследователь Джон Эллис. Так, по его мнению, британцы, не раз применявшие это оружие против «дикарей» в Африке, в результате чего гибли тысячи аборигенов, считали невозможным массовое использование этого «негуманного оружия» в Европе, к войне на пространствах которой они усиленно готовились с конца XIX века. Чисто британский феномен «офицеры-джентльмены» якобы не позволял им даже задумываться о разработке под это оружие новой структуры или организации войск.
Неизбежность прихода новой оперативной концепции не является панацеей для воплощения достижений РВД в жизнь в случае, если под нее не создана структурная или организационная база. Еще один пример из британской военной истории, который приводит упоминавшийся Ричард Хандли. После завершения Первой мировой войны в британском военно-научном истеблишменте интенсивно обсуждались идеи о могущественном танковом потенциале и в этой связи неизбежной «революционизации» наземной войны. Однако британское руководство посчитало лишним реструктуризировать свои СВ под явно проявившиеся преимущества самостоятельных танковых формирований, поскольку это якобы не вписывалось в традиционную структуру британской армии и было чревато огромными финансовыми затратами.
Показателен и другой негативный пример, вызванный другими причинами. На другом берегу Ла-Манша, то есть во Франции, также не могли не задуматься о потенциале танков, и во французской специализированной прессе бурно обсуждались последствия массового принятия на вооружение бронетанковой техники. И все же главным аргументом неприятия французами идеи глубоких танковых рейдов была неприемлемость гигантских потерь, которые неизбежны при наступательной доктрине. По сути, разрабатываемая в 20-е и 30-е годы Парижем военная доктрина имела склонность стать и фактически стала сугубо оборонительной, места в которой танкам, а тем более наступательным танковым прорывам не оказалось.
ТРИ ИСТОЧНИКА И ТРИ СОСТАВНЫЕ ЧАСТИ РВД
По-настоящему можно говорить о том, что РВД состоялась, когда все три составляющие ее компонента – технологии (технические изобретения), доктрина (оперативные концепции) и организация (структура сил) – реализованы вместе. Для иллюстрации этого догмата опять же пример с блицкригом. Реализованные новые технологии (танк, радиообмен, пикирующий бомбардировщик) вкупе с новой оперативной концепцией (прорыв высокомобильных бронетанковых войск в тыл противника), помноженные на новую же структуру войск (танковая дивизия), принесли искомый результат – разгром противника. В противоположность этому – иллюстрация негативного примера. Французы, имевшие большее количество и, по некоторым оценкам, качественно лучшие танки, распределили их более-менее ровно между всеми соединениями сухопутных войск и применили как мобильную огневую поддержку пехоты. Американцы в межвоенный период также рассматривали танки в качестве средства непосредственной огневой поддержки пехоты, в результате чего оснастили их вооружением с невысоким темпом стрельбы, с которым они и вступили во Вторую мировую войну. С другой стороны, комбинация технологий (способность самолетов взлетать и садится на палубу корабля- авианосца), оперативных концепций (отработка способов применения авиации для прямого противоборства с ВМС противника на дальних дистанциях за пределами досягаемости его огня и концентрация ударов по его авианосцам) и структура сил (мощные многофункциональные авианосные ударные группы – АУГ) позволила США в конце концов одержать победу в Тихоокеанском театре войны.
Информация со спутника сегодня стала непременным условием успеха в бою. Фото Reuters
И все же ради истины нельзя не подчеркнуть факт наличия у руководителей, от решений которых зависит воплощение достижений РВД в жизнь, субъективного фактора, а именно – инерции мышления да и просто тривиальной перестраховки. Правда, иногда субъективный фактор играет и позитивную роль. Немцы, несмотря на положительные результаты учений и экспериментов с предложенной известным впоследствии «танковым гением» Гудерианом новой организации дивизии, вступили во Вторую мировую войну с сухопутными войсками, имея в их составе относительно незначительное количество танковых соединений. При вторжении в Польшу 1 сентября 1939 года германские войска включали лишь шесть танковых, четыре легкие танковые дивизии и 48 пехотных соединений старого образца. При вторжении в 1940 году в Нидерланды, Бельгию и Францию – 10 танковых дивизий и 126 устаревших пехотных. Американцам же, приступившим к формированию во второй половине 30-х годов АУГ, просто повезло в том плане, что новый президент Франклин Рузвельт, всегда с симпатией относившийся к морякам, лично «продавил» значительные средства на ВМС, в том числе на морскую авиацию, из оборонного бюджета страны.
Нельзя не подчеркнуть и тот факт, что, по мнению тех же заокеанских специалистов, соотношение реальных и мнимых РВД, определенных на основе нереализованных на поле боя так называемых революционных плодов, в частности, технических изобретений, приблизительно равно. В качестве примеров обычно приводятся не пошедшая в серию ядерная энергетическая установка для самолетов, провалы с разработкой электромагнитных пушек, многолетние и пока неудачные попытки создания лазерного оружия и некоторые другие. О «нежизненности» подавляющего большинства постоянно выдвигаемых революционных концепций ведения войн, предложений об улучшенной организации формирований и тем более о кардинальной реструктуризации войск (сил) говорить вообще не приходится.
ДОБРОСОВЕСТНОЕ ЗАБЛУЖДЕНИЕ ПРИЗНАННЫХ АВТОРИТЕТОВ
Западные специалисты в области военных реформ особое внимание обращают на необходимость своевременного, а порой, если получится, упреждающего вскрытия так называемых военно-технических прорывов в создании «революционных» технических средств и технологий, которые в большинстве случаев и обеспечивают успех РВД в целом.
Главная задача для «мониторинга» данной сферы за рубежом возлагается на подразделения военно-технической разведки, которые имеются в структурах практически всех многочисленных спецслужб Запада и особенно в США. В свое время достоянием гласности стал факт осуществления Вашингтоном и Лондоном (а позже и с подключением возможностей их союзников) операции «Эшелон», имевшей целью тотальное, охватывающее весь мир прослушивание коммуникационных каналов, сетей и отбор интересующей руководство этих государств информации, не в последнюю очередь в военно-технической области. Данная операция, начатая еще в первые годы «холодной войны», в последнее время, как свидетельствует скандал вокруг перебежчика из американских спецслужб Эдварда Сноудена, «переродилась» в еще более глобальную операцию PRISM, «взявшую под колпак» сети коммуникаций в том числе и внутри стран, ее осуществляющих.
Но этого, по мнению американских теоретиков военных реформ, недостаточно. Признаки, свидетельствующие о начале очередного этапа РВД, якобы не могут не просочиться в «открытые» СМИ, как бумажные, так и электронные. Информация из которых, в этой связи, нуждается в ежедневном и всеобъемлющем анализе, причем не только спецслужбами, но и соответствующими заинтересованными структурами (корпорациями, фирмами). Тем более что соотношение между используемыми в работе даже спецслужб открытыми и закрытыми источниками информации, по признанию западных экспертов, равно девять к одному.
Существует и большая вероятность проявления прежде всего технических достижений, обеспечивающих РВД, на открытом и особенно закрытом (нелегальном) мировом рынке вооружений, включая специализированные выставки. При этом не исключается и вероятность «индикации» первых признаков грядущей РВД как попытки военных аутсайдеров продвинуть или, проще говоря, предложить свои, порой заслуживающие внимания специалистов наработки на открытых или закрытых «политических площадках» (всевозможных форумах, конференциях) с целью извлечения экстраординарной прибыли, но чаще – для нанесения ущерба (как политического, так и военно-экономического) своим более могущественным конкурентам или геополитическим противникам.
В данном случае следует иметь в виду, что субъекты международных отношений, заинтересованные в устранении конкурентов (противников), будут стремиться в первую очередь публично и аргументированно опорочить данные достижения, прибегая к всевозможным средствам и методам, хотя и не исключено, что реально именно здесь скрывается ключ к какому-либо военно-техническому открытию (или к прорыву).
Западные специалисты также предостерегают от безапелляционного доверия мнениям зачастую зацикленных на определенной области знаний авторитетов. В книге «Эксперты говорят», опубликованной в 1984 году, авторы приводят ряд показательных примеров. Так, Лорд Кельвин, математик и физик с мировым именем, президент Британского королевского общества заявил в 1895 году: «Машины, тяжелее воздуха, не могут летать!». Уилбур Райт наставлял своего брата Орвилла в 1901 году: «Человек не полетит еще лет пятьдесят!». Гэрри Уорнер, президент кинокорпорации «Уорнер Бразерс Пикчерс» с возмущением возражал своим оппонентам в 1927 году: «Какого черта актеры должны говорить с экрана!». Президент корпорации «Диджитал Эквипмент» Кен Олсон в 1977 году уверенно подчеркнул: «Нет никаких оснований для того, чтобы кто-нибудь пожелал иметь компьютер дома!»
Более того, те же авторы «откопали» ряд примеров того, как известные авторитеты из военной области прогнозировали будущее в своей сфере. Приведем несколько показательных примеров. Из заявления представителя департамента вооружений СВ Франции перед членами Парламента в 1910 году: «Не заблуждайтесь: пулеметы ничего не изменят на поле боя!». Помощник министра ВМС США, будущий президент Франклин Рузвельт заявил в 1922 году: «Судя по всему, ни самолет, ни даже масса летательных аппаратов никогда не смогут потопить корабль в условиях боя!». Из заявления в 1939 году маршала Анри Петэна, бывшего военного министра Франции и главнокомандующего французской армии: «Что касается танков, о якобы решающей роли которых в будущей войне кое-кто пытается нас убедить, то не вызывает никаких сомнений их полная несостоятельность!» Ему вторил в том же году другой французский авторитет, представитель французской армии генерал Жорж: «Не подлежит сомнению, что немецкие танки будут уничтожены сразу после прорыва нашей передовой линии окопов!» Из заявления министра ВМС США Фрэнка Нокса 4 декабря 1941 года, накануне трагедии в Перл-Харборе: «Ничего не случится, наши ВМС не будут застигнуты врасплох!» Комментарий в 1945 году советника президента Гарри Трумэна адмирала Уильяма Лихи относительно перспектив ядерного проекта: «Это самая глупая вещь, которую мы когда-либо сделали… Эта бомба никогда не пригодится. Я это заявляю как специалист в области взрывчатых веществ!» Как говорится, без комментариев.
Данные парадоксальные заявления, дезориентирующие не только обывателя, но и представителей инстанций, разрабатывающих и принимающих решения, по мнению Ричарда Хандли, можно избежать, если объединить усилия профессиональных аналитиков, тотально отслеживающих информацию и выискивающих признаки «надвигающейся РВД» с мнением крупных ученых-специалистов в соответствующей сфере. Оптимальным выходом из сложившегося положения может быть вариант, при котором оба интеллектуальных процесса взять «под крыло» в одной организации. Тот же Хандли полагает, что достаточно известное, в том числе и в нашей стране, Управление перспективных исследований МО США (DARPA) – именно та организация, сотрудники которой могут давать верные оценки происходящему и в состоянии «взглянуть за горизонт».
Естественно, одна, даже специально сфокусированная на искомую цель организация не в состоянии обеспечить продвижение РВД. Для этого и в других, что называется, причастных инстанциях или организациях должен быть сформирован, как подчеркивает американский исследователь Роузен, своеобразный творческий климат, способствующий раскрытию талантов в том числе и прагматически мыслящей молодежи. Многое при этом зависит от того, кто руководит данной организацией или, по крайней мере, проектом. Так, в Германии, ограниченной в своем военном становлении после Первой мировой войны статьями Версальского договора, роль инициатора возрождения германской мощи в начале 20-х годов прошлого века взял на себя (или ему навязали?) начальник Управления сухопутных войск генерал-полковник Ганс фон Сект, которому и принадлежит изначальная идея о приоритете танков в формируемом рейхсвере. В США в тот же период большей частью инициативно занялись продвижением идеи авианосной войны два адмирала, два Уильяма – Симс (президент Военно-морского колледжа в 1917–1922 годах) и Моффет (директор Бюро аэронавтики ВМС в 1921–1933 годах).
ТВОРЦЫ НУЖДАЮТСЯ В ПОКРОВИТЕЛЯХ
Важным фактором в обеспечении творческой свободы коллектива организации является покровительство высших инстанций. Так, если вернуться к американскому опыту в межвоенный период, то известно, что упоминавшимся адмиралам, увлеченным авианосцами, помогали многие влиятельные политики и военные деятели страны, хотя вплоть до первого воплощения их идей в жизнь к концу 30-х годов продвижение по службе морских авиаторов и получение ими высших офицерских званий было весьма затруднено.
Еще хуже обстояло дело в Сухопутных войсках США. Здесь идеи об изменении подходов к ведению наземных операций с широким привлечением танков и авиации встречали жесткое сопротивление начальства. Известны примеры того, что будущим американским полководцам Второй мировой войны Эйзенхауэру и Патону вообще рекомендовали оставить затеи с танками, если они хотят получить звание майора.
«Свобода творчества» зачастую сталкивается с противоречием, которое заключается в «неадекватности инициативных изысканий» общей компетенции организации, в которой они осуществляются. Именно поэтому важно покровительство высших инстанций. Данная «неадекватность» сопряжена с материально-техническими затруднениями, которые неизбежны при порой внеплановых работах по вскрытию новой проблемы, изучению связанных с ней информационных материалов, последующем тестировании созданного образца и экспериментах с ним.
Может сложиться впечатление, что эксперименты (причем не только с техникой) с «осмысленными» результатами всегда предшествуют «революционным изменениям» в доктрине или, по крайней мере, в концепциях ведения войны. Однако это не всегда так. Американские теоретики военных реформ утверждают, что упоминавшегося адмирала Симса, руководившего Военно-морским колледжем ВМС США, и его единомышленников «озарила» идея «авианосной войны» еще до того, как были опробованы приемлемые летательные аппараты морского базирования и спроектированы их носители. Так, ими еще в 1919 году, то есть за год-два до экспериментальных технических разработок в Бюро аэронавтики, были составлены планы учений, которые затем и легли в основу концепции авианосной войны. Точно также и германский генерал фон Сект со своими помощниками, как подчеркивает Хандли, додумался и теоретически обосновал наступательную концепцию блицкрига еще до того, как ее положения были «закреплены» на различного рода учениях и экспериментах с бронетанковой техникой. Тем не менее это ни в коем случае не означает, что «экспериментами в поле» можно пренебречь.
«Перебирая» особенности и характеристики различных проявлений РВД в историческом разрезе, видный американский военный теоретик Эндрю Маршалл делает четкий вывод: плоды преобразований в технологии, доктрине или в организации вне зависимости от времени их появления и до реализации можно считать революционными только в том случае, если они оказывают влияние на формы и способы ведения реальных военных действий. Если, например, авиации, вооруженной высокоточными боеприпасами, удастся без потерь с большого расстояния остановить широкое по фронту и значительное по глубине боевых порядков наступление бронетанковой армады противника, то это – РВД. Если применением «кибероружия» без вступления в контактный бой противнику наносится ущерб, в результате которого он капитулирует, это – РВД. Отвечая на поставленный перед самим собой вопрос относительно того, реализовалась ли нынешняя «революция в военном деле», о которой так много говорят и пишут, он заключает: давайте не будем спешить с выводами. В этой связи сложившееся у многих впечатление об американских успехах в ходе военных действий в Ираке в 1991 и 2003 годов как свидетельства реализованной РВД – обманчиво. Бесспорно одно: проявления революционных преобразований в военном деле налицо, и их нельзя игнорировать в процессе реформы Вооруженных сил.
Информация