Путинская альтернатива «уникальной нации»: перелом в миропорядке глазами мировых элит
Дипломатическая победа России в сирийском вопросе и валдайская речь Путина были восприняты на Западе как серьёзный перелом в международных отношениях.
Идея заставить Башара Асада отказаться от запасов химического оружия, которая неожиданно озарила российских дипломатов, уже в следующий момент представлялась всем чуть ли не само собой разумеющейся. «Блестящая импровизация, которая свидетельствует о том, что Москва возвращает себе влияние на мировой арене и вновь может на равных вести диалог с Соединёнными Штатами», — так комментировали российскую инициативу в мировых СМИ. Действительно, такой сильной и решительной политики, которую демонстрирует Россия в сирийском вопросе, никто не видел с доперестроечных времён. Вместо того чтобы завоёвывать доверие западных партнёров ценой отказа от собственных принципов, президент Путин сумел проявить характер и отстоять своё видение проблемы.
«По Сирии двумя главными игроками выступили Путин и американский народ, — отмечает Томас Фридман в The New York Times, — что невозможно было предсказать, но что будет иметь огромные долгосрочные последствия». «Путин одержал верх, — вторит ему обозреватель The New Yorker, — ведь в отличие от других мировых лидеров он точно знает, чего он хочет, и что он готов сделать для достижения своей цели».
«Россия не играет в поддавки»
«Он выполнил свою основную задачу, — заявил «Однако» президент Центра национальных интересов Дмитрий Саймс, — показал, что Россия является великой державой и её предпочтения невозможно игнорировать. Он дал понять, что с российской точки зрения, применение силы неприемлемо без санкции Совбеза ООН и будет восприниматься как акт агрессии. Очевидно, что Россия больше в поддавки играть не будет. И поэтому Путин для Запада — неудобный лидер. Но он — лидер серьёзный и значительный, и в Вашингтоне это понимают практически все».
Хотя у многих представителей американского истеблишмента, привыкших встречать подобострастные взгляды российских чиновников, которые только и думают о том, как продемонстрировать свои верноподданические чувства по отношению к Вашингтону, независимость Путина вызывает раздражение. Когда же в своей статье, опубликованной в New York Times, российский лидер поставил под сомнение концепцию исключительности США, многие американские политики восприняли это в штыки.
В этом смысле заслуживает внимания письмо четырёх влиятельных сенаторов США — республиканцев Джона Корнина и Келли Айотта и демократов Ричарда Блюменталя и Джин Шахин, которые призвали администрацию США ввести санкции против крупных российских банков: ВЭБ, ВТБ и Газпромбанка. Основная доля в акционерном капитале этих банков принадлежит государству, и, по словам некоторых экспертов, фактически речь идёт об объявлении России экономической войны. Сенаторы уверяют, что названные банки якобы нарушали режим санкций, введённых США, ЕС и ООН против Сирии, помогая Дамаску расплатиться за ракетные системы С-300 и отказываясь заморозить личные активы президента Башара Асада. Однако следует напомнить, что никаких антисирийских санкций ООН не вводила. Что же касается США и ЕС, не совсем понятно, почему Россия должна выполнять принятые ими решения. Ведь она не является американской колонией и даже не помышляет об интеграции с Евросоюзом.
Понятно, что инициатива сенаторов — это попытка взять реванш за болезненное поражение в сирийском вопросе. И наверное, в первую очередь объясняется она уязвлённым самолюбием американцев, глубоко задетых менторским тоном российского президента, который не отказал себе в удовольствии вставить шпильку партнёрам по перезагрузке после того, как вчистую переиграл их на дипломатической арене. «Путина мало волнует мнение правых республиканцев, ведь он же не собирается участвовать в схватке за Белый дом, — говорит Саймс. — Российский лидер просто хотел объяснить свою позицию по Сирии, рассказать о внешнеполитических приоритетах РФ и высказать некоторые соображения по поводу философии американской исключительности. И с этой задачей он справился блестяще. Конечно, это не могло вызвать в США всеобщее одобрение, ведь многих он погладил против шёрстки».
Американский «Сципион»: о маниакальных идеях сенатора Маккейна
Одним из тех, кому явно не нравится, когда его «гладят против шёрстки», был американский сенатор и бывший кандидат в президенты США Джон Маккейн. В тот день, когда Путин выступал на Валдайском форуме, он опубликовал на сайте Pravda.ru свою колонку, которая была задумана как ответ на статью российского президента (сенатор, видимо, всерьёз полагает, что «Правда» остаётся в России самым влиятельным и популярным изданием). «Мы видим, какую нервную реакцию вызывает у части американского истеблишмента тот факт, что Россия вновь завоёвывает в мире влияние, — говорит член консультативного совета Валдайского клуба Пётр Дуткевич, — Многих в Вашингтоне раздражает, что президент Путин так поднял свой престиж на международной арене, и раздражение это проскальзывает в каждой фразе господина Маккейна». На тезисы Путина, изложенные в статье в New York Times, сенатор, по сути, ничего не ответил. «Он не сказал ни слова о так называемой «американской исключительности» — которая составляет основу официальной идеологии США, и о которой Барак Обама вспомнил вновь в обращении к нации, — утверждает председатель Комитета по международным делам Госдумы РФ Алексей Пушков. — А ведь эта концепция не только в России, но и во всём мире вызывает закономерные вопросы: есть ли у одной нации право называть себя исключительной по отношению к другим нациям? Есть ли у одной страны право провозглашать своё априорное превосходство над другими странами? И даёт ли самопровозглашённая «американская исключительность» исключительные права США на мировой арене?»
Джон Маккейн никогда не производил впечатление человека уравновешенного, а после поражения на президентских выборах 2008 года окончательно потерял связь с реальностью. Идеей фикс для него является сейчас борьба с «кремлёвской автократией», а президент Путин, к которому Маккейн почему-то обращается запанибрата, вызывает у старого сенатора просто маниакальную ненависть. Главная идея Маккейна — Россия заслуживает лучшей власти. «Наверное, — то есть не наверное, а точно — Россия заслуживает лучшей по качеству власти, — парировал Путин на заседании Валдайского клуба. — Но есть ли такая идеальная власть в других странах, в том числе и в той, которую представляет господин Маккейн?»
Грядущее противостояние с Россией американские ястребы уже окрестили «третьей Пунической войной». Первая — это, разумеется, «большая игра», которую вели Российская и Британская империя в девятнадцатом столетии, вторая — «холодная война» между США и СССР, охватившая большую часть столетия двадцатого. И вот, наконец, решающая третья битва, в которой Соединённые Штаты и другие наследники Рима должны разрушить российский Карфаген. И роль современного Сципиона, судя по всему, досталась именно сенатору Маккейну, который происходит из знатного патрицианского рода и пострадал во время «Второй Пунической войны» (был сбит советским лётчиком и несколько лет провёл во вьетнамском плену).
Психологический фактор
Стоит отметить, что дипломатический успех не вскружил голову представителям российской политической элиты. «История сделала нам прививку от чрезмерного величия, — заявил Алексей Пушков в интервью «Однако», — и мы воспринимаем вещи куда более рационально, чем американцы, которые сами себя называют «исключительной нацией» и уверены в своей полной вседозволенности. В Москве понимают, что российская инициатива по Сирии — это большой успех нашей дипломатии, личный успех Владимира Путина, который очень предметно занимался сирийским вопросом. Но мы не собираемся провозглашать себя спасителями мира. Западным политикам, напротив, свойственны искажённое восприятие действительности, триумфализм и идеологическая зашоренность».
Ещё в начале августа Обама съязвил, что на последних встречах мировых лидеров у Владимира Путина «был скучающий вид плохого ученика на задней парте». Через месяц ему пришлось прикусить язык и даже произнести слова благодарности в адрес российского президента. Обидчивый, самовлюблённый лидер США, который ненавидит, когда кто-то выставляет его безвольным слабаком, этот момент явно не забудет. И те два года, что ему ещё предстоит провести в Белом доме, посвятит сведению счётов с Путиным, который так легко и непринуждённо сумел переиграть его, временно заняв место главного действующего лица на мировой арене. Для страдающего звёздной болезнью Обамы — это настоящий удар. «Несмотря на то, что многие рассуждают сейчас о благополучном разрешении сирийского кризиса, в действительности ситуация только осложнилась, — пишет The American Thinker, — и главная проблема здесь даже не в геополитическом противостоянии «великих держав», а в психологии лидеров. Обама привык выступать в роли правителя Нового Рима и не потерпит конкуренции. У него нарциссический тип личности. Вспомним его поджатые губы, скрещенные руки, обиженное капризное выражение лица. Американские президенты никогда так не выглядели — это больше напоминает упрямых юнцов и новоиспечённых провинциальных учителей. И скорее всего, мы ещё увидим, как он будет распекать нерадивого ученика Путина, посмевшего бросить ему вызов».
Что же касается российского президента, в отличие от рефлексирующего по любому поводу Обамы, он всегда был уверен в собственных силах, но сейчас явно почувствовал себя на гребне волны. «На Валдайском форуме, — говорит Дуткевич, — мы увидели «обновлённого» Путина, человека, который прекрасно владеет публикой и держит в своих руках все нити». «Он выглядел как лидер, уверенный в себе, — вторит ему Саймс, — твёрдо знающий, чего он желает и чего не желает, политик, который ощущает себя достаточно уверенно для того, чтобы проявить гибкость, пойти на компромисс и не переходить на личности, даже имея дело с представителями непримиримой оппозиции».
Концептуальные различия
Но дело не только в психологии лидеров. Куда важнее концептуальные различия в подходах к мироустройству, которые существуют между Россией и США. Страны Запада, постоянно вынося вердикт о «легитимности» того или иного режима, радикально меняют привычную схему взаимоотношений между признанными государствами и сепаратистскими движениями. Россия же пытается отстоять статус-кво, воспринимая западные крестовые походы как угрозу ялтинско-подстамской системе, в формировании которой ведущую роль играл в своё время Советский Союз (ведь именно СССР, а не англосаксонские страны настаивал на том, чтобы в Уставе ООН были зафиксированы принципы «суверенитета, территориальной неприкосновенности каждого государства, невмешательства во внутренние дела и уважения прав народа избирать свой общественный строй»). Покушение на эти принципы современная Россия воспринимает как вызов, своеобразное приглашение на дуэль. И если в эпоху Примакова рассуждения о многополярном мироустройстве казались бессмысленными заклинаниями, к которым никто не относился всерьёз, сейчас к голосу России прислушиваются.
Выступая на Валдайском форуме, президент отметил, что наша страна традиционно боролась за стабильность мировой системы, напомнив, что и венские конвенции 1815 года, и ялтинские соглашения 1945 года, в выработке которых Россия сыграла ключевую роль, обеспечили долгий мир в Европе. Тогда как Версальский договор, заключённый после первой мировой войны без участия России, во многом стал причиной нового глобального конфликта. Путин дал понять, что и сейчас Москва не считает угрозу применения силы панацеей от всех бед и готова предложить альтернативу американской модели мироустройства.
Москва берёт на себя традиционную роль по защите системы коллективной безопасности и принципов международного права. Российский лидер уже не раз напоминал западным державам, что в Евросоюзе с 90-х годов действует документ, запрещающий поставки оружия в зоны конфликтов. «Демократические партнёры», ратующие за «верховенство закона», лишь отмахиваются от него и продолжают снабжать современным оружием сирийских повстанцев. Однако позиция Путина находит понимание среди юристов и правозащитников, вынужденных признать, что Россия — уже в который раз в своей истории — оказывается единственной державой, отстаивающей существующие международные соглашения.
Кроме того, российский президент предостерегает США от использования радикального ислама в своих политических целях (в истории, кстати сказать, это уже далеко не первой случай такой рискованной стратегии англосаксонских держав). «Сейчас вы поможете радикальным исламистам прийти к власти, а дальше что вы сделаете? — обратился Путин к западным партнёрам, выступая на Валдае. — Возьмёте газетку и отгоните их от этой власти?»
Ещё один важный элемент «мягкой силы» России на мировой арене — это оппозиция политкорректным концепциям, которые доведены на Западе до гротеска. В последнее время Китай и мусульманские страны воспринимают Москву как центр силы, который в противовес США отстаивает традиционные моральные ценности. В западных странах, как отметил Путин, эксцессы политкорректности доходят до того, что политики говорят о регистрации партий, ставящих своей целью пропаганду педофилии, и активно ратуют за снятие запретов на однополые браки. Россия, напротив, противостоит волне гомофилии, и это привлекает к ней симпатии тех людей, которые не хотят разрушения традиционных институтов.
На Валдае Путин провозгласил, что «суверенитет, самостоятельность и целостность России — это те красные линии, за которые никому нельзя заходить». Однако, по словам Дмитрия Саймса, «начертив эти линии, президент дал понять, что готов к диалогу с американцами, если, разумеется, они сами способны услышать чужую точку зрения».
Вопрос в том, способны ли они на это? Или раздражение, связанное с необходимостью в кои-то веки договариваться об условиях, а не диктовать их, выплеснется в новый ультиматум? Понятно, что передача химического оружия под международный контроль — даже в мирных условиях — операция непростая. Что уж говорить о периоде ожесточённой гражданской войны. Соблазн спровоцировать очередное потрясение — очень велик. И в случае провокации страх показаться недееспособным, скорее всего, толкнёт президента Обаму к импульсивной реакции: любой сбой или заминка с выполнением плана (а они неизбежны) могут быть немедленно интерпретированы как повод для вторжения в Сирию.
Не менее серьёзный узел противоречий — это Иран. Если в США прохладно отнесутся к инициативе нового президента ИРИ Хасана Роухани, который выступил на этой неделе на страницах The Washington Post с предложением навести мосты с Америкой, в Тегеране, разумеется, усилятся позиции противников диалога с Западом. А поскольку Россия недвусмысленно даёт понять, что готова возобновить стратегическое партнёрство с Исламской республикой, выполнив, наконец, свои обязательства по контракту на поставку ЗРК С-300, не исключено, что вслед за сирийским кризисом последует иранский и великие державы, фактически, занявшие противоположные стороны в ближневосточных религиозных войнах, будут неуклонно втягиваться в водоворот глобального конфликта.
Идея заставить Башара Асада отказаться от запасов химического оружия, которая неожиданно озарила российских дипломатов, уже в следующий момент представлялась всем чуть ли не само собой разумеющейся. «Блестящая импровизация, которая свидетельствует о том, что Москва возвращает себе влияние на мировой арене и вновь может на равных вести диалог с Соединёнными Штатами», — так комментировали российскую инициативу в мировых СМИ. Действительно, такой сильной и решительной политики, которую демонстрирует Россия в сирийском вопросе, никто не видел с доперестроечных времён. Вместо того чтобы завоёвывать доверие западных партнёров ценой отказа от собственных принципов, президент Путин сумел проявить характер и отстоять своё видение проблемы.
«По Сирии двумя главными игроками выступили Путин и американский народ, — отмечает Томас Фридман в The New York Times, — что невозможно было предсказать, но что будет иметь огромные долгосрочные последствия». «Путин одержал верх, — вторит ему обозреватель The New Yorker, — ведь в отличие от других мировых лидеров он точно знает, чего он хочет, и что он готов сделать для достижения своей цели».
«Россия не играет в поддавки»
«Он выполнил свою основную задачу, — заявил «Однако» президент Центра национальных интересов Дмитрий Саймс, — показал, что Россия является великой державой и её предпочтения невозможно игнорировать. Он дал понять, что с российской точки зрения, применение силы неприемлемо без санкции Совбеза ООН и будет восприниматься как акт агрессии. Очевидно, что Россия больше в поддавки играть не будет. И поэтому Путин для Запада — неудобный лидер. Но он — лидер серьёзный и значительный, и в Вашингтоне это понимают практически все».
Хотя у многих представителей американского истеблишмента, привыкших встречать подобострастные взгляды российских чиновников, которые только и думают о том, как продемонстрировать свои верноподданические чувства по отношению к Вашингтону, независимость Путина вызывает раздражение. Когда же в своей статье, опубликованной в New York Times, российский лидер поставил под сомнение концепцию исключительности США, многие американские политики восприняли это в штыки.
В этом смысле заслуживает внимания письмо четырёх влиятельных сенаторов США — республиканцев Джона Корнина и Келли Айотта и демократов Ричарда Блюменталя и Джин Шахин, которые призвали администрацию США ввести санкции против крупных российских банков: ВЭБ, ВТБ и Газпромбанка. Основная доля в акционерном капитале этих банков принадлежит государству, и, по словам некоторых экспертов, фактически речь идёт об объявлении России экономической войны. Сенаторы уверяют, что названные банки якобы нарушали режим санкций, введённых США, ЕС и ООН против Сирии, помогая Дамаску расплатиться за ракетные системы С-300 и отказываясь заморозить личные активы президента Башара Асада. Однако следует напомнить, что никаких антисирийских санкций ООН не вводила. Что же касается США и ЕС, не совсем понятно, почему Россия должна выполнять принятые ими решения. Ведь она не является американской колонией и даже не помышляет об интеграции с Евросоюзом.
Понятно, что инициатива сенаторов — это попытка взять реванш за болезненное поражение в сирийском вопросе. И наверное, в первую очередь объясняется она уязвлённым самолюбием американцев, глубоко задетых менторским тоном российского президента, который не отказал себе в удовольствии вставить шпильку партнёрам по перезагрузке после того, как вчистую переиграл их на дипломатической арене. «Путина мало волнует мнение правых республиканцев, ведь он же не собирается участвовать в схватке за Белый дом, — говорит Саймс. — Российский лидер просто хотел объяснить свою позицию по Сирии, рассказать о внешнеполитических приоритетах РФ и высказать некоторые соображения по поводу философии американской исключительности. И с этой задачей он справился блестяще. Конечно, это не могло вызвать в США всеобщее одобрение, ведь многих он погладил против шёрстки».
Американский «Сципион»: о маниакальных идеях сенатора Маккейна
Одним из тех, кому явно не нравится, когда его «гладят против шёрстки», был американский сенатор и бывший кандидат в президенты США Джон Маккейн. В тот день, когда Путин выступал на Валдайском форуме, он опубликовал на сайте Pravda.ru свою колонку, которая была задумана как ответ на статью российского президента (сенатор, видимо, всерьёз полагает, что «Правда» остаётся в России самым влиятельным и популярным изданием). «Мы видим, какую нервную реакцию вызывает у части американского истеблишмента тот факт, что Россия вновь завоёвывает в мире влияние, — говорит член консультативного совета Валдайского клуба Пётр Дуткевич, — Многих в Вашингтоне раздражает, что президент Путин так поднял свой престиж на международной арене, и раздражение это проскальзывает в каждой фразе господина Маккейна». На тезисы Путина, изложенные в статье в New York Times, сенатор, по сути, ничего не ответил. «Он не сказал ни слова о так называемой «американской исключительности» — которая составляет основу официальной идеологии США, и о которой Барак Обама вспомнил вновь в обращении к нации, — утверждает председатель Комитета по международным делам Госдумы РФ Алексей Пушков. — А ведь эта концепция не только в России, но и во всём мире вызывает закономерные вопросы: есть ли у одной нации право называть себя исключительной по отношению к другим нациям? Есть ли у одной страны право провозглашать своё априорное превосходство над другими странами? И даёт ли самопровозглашённая «американская исключительность» исключительные права США на мировой арене?»
Джон Маккейн никогда не производил впечатление человека уравновешенного, а после поражения на президентских выборах 2008 года окончательно потерял связь с реальностью. Идеей фикс для него является сейчас борьба с «кремлёвской автократией», а президент Путин, к которому Маккейн почему-то обращается запанибрата, вызывает у старого сенатора просто маниакальную ненависть. Главная идея Маккейна — Россия заслуживает лучшей власти. «Наверное, — то есть не наверное, а точно — Россия заслуживает лучшей по качеству власти, — парировал Путин на заседании Валдайского клуба. — Но есть ли такая идеальная власть в других странах, в том числе и в той, которую представляет господин Маккейн?»
Грядущее противостояние с Россией американские ястребы уже окрестили «третьей Пунической войной». Первая — это, разумеется, «большая игра», которую вели Российская и Британская империя в девятнадцатом столетии, вторая — «холодная война» между США и СССР, охватившая большую часть столетия двадцатого. И вот, наконец, решающая третья битва, в которой Соединённые Штаты и другие наследники Рима должны разрушить российский Карфаген. И роль современного Сципиона, судя по всему, досталась именно сенатору Маккейну, который происходит из знатного патрицианского рода и пострадал во время «Второй Пунической войны» (был сбит советским лётчиком и несколько лет провёл во вьетнамском плену).
Психологический фактор
Стоит отметить, что дипломатический успех не вскружил голову представителям российской политической элиты. «История сделала нам прививку от чрезмерного величия, — заявил Алексей Пушков в интервью «Однако», — и мы воспринимаем вещи куда более рационально, чем американцы, которые сами себя называют «исключительной нацией» и уверены в своей полной вседозволенности. В Москве понимают, что российская инициатива по Сирии — это большой успех нашей дипломатии, личный успех Владимира Путина, который очень предметно занимался сирийским вопросом. Но мы не собираемся провозглашать себя спасителями мира. Западным политикам, напротив, свойственны искажённое восприятие действительности, триумфализм и идеологическая зашоренность».
Ещё в начале августа Обама съязвил, что на последних встречах мировых лидеров у Владимира Путина «был скучающий вид плохого ученика на задней парте». Через месяц ему пришлось прикусить язык и даже произнести слова благодарности в адрес российского президента. Обидчивый, самовлюблённый лидер США, который ненавидит, когда кто-то выставляет его безвольным слабаком, этот момент явно не забудет. И те два года, что ему ещё предстоит провести в Белом доме, посвятит сведению счётов с Путиным, который так легко и непринуждённо сумел переиграть его, временно заняв место главного действующего лица на мировой арене. Для страдающего звёздной болезнью Обамы — это настоящий удар. «Несмотря на то, что многие рассуждают сейчас о благополучном разрешении сирийского кризиса, в действительности ситуация только осложнилась, — пишет The American Thinker, — и главная проблема здесь даже не в геополитическом противостоянии «великих держав», а в психологии лидеров. Обама привык выступать в роли правителя Нового Рима и не потерпит конкуренции. У него нарциссический тип личности. Вспомним его поджатые губы, скрещенные руки, обиженное капризное выражение лица. Американские президенты никогда так не выглядели — это больше напоминает упрямых юнцов и новоиспечённых провинциальных учителей. И скорее всего, мы ещё увидим, как он будет распекать нерадивого ученика Путина, посмевшего бросить ему вызов».
Что же касается российского президента, в отличие от рефлексирующего по любому поводу Обамы, он всегда был уверен в собственных силах, но сейчас явно почувствовал себя на гребне волны. «На Валдайском форуме, — говорит Дуткевич, — мы увидели «обновлённого» Путина, человека, который прекрасно владеет публикой и держит в своих руках все нити». «Он выглядел как лидер, уверенный в себе, — вторит ему Саймс, — твёрдо знающий, чего он желает и чего не желает, политик, который ощущает себя достаточно уверенно для того, чтобы проявить гибкость, пойти на компромисс и не переходить на личности, даже имея дело с представителями непримиримой оппозиции».
Концептуальные различия
Но дело не только в психологии лидеров. Куда важнее концептуальные различия в подходах к мироустройству, которые существуют между Россией и США. Страны Запада, постоянно вынося вердикт о «легитимности» того или иного режима, радикально меняют привычную схему взаимоотношений между признанными государствами и сепаратистскими движениями. Россия же пытается отстоять статус-кво, воспринимая западные крестовые походы как угрозу ялтинско-подстамской системе, в формировании которой ведущую роль играл в своё время Советский Союз (ведь именно СССР, а не англосаксонские страны настаивал на том, чтобы в Уставе ООН были зафиксированы принципы «суверенитета, территориальной неприкосновенности каждого государства, невмешательства во внутренние дела и уважения прав народа избирать свой общественный строй»). Покушение на эти принципы современная Россия воспринимает как вызов, своеобразное приглашение на дуэль. И если в эпоху Примакова рассуждения о многополярном мироустройстве казались бессмысленными заклинаниями, к которым никто не относился всерьёз, сейчас к голосу России прислушиваются.
Выступая на Валдайском форуме, президент отметил, что наша страна традиционно боролась за стабильность мировой системы, напомнив, что и венские конвенции 1815 года, и ялтинские соглашения 1945 года, в выработке которых Россия сыграла ключевую роль, обеспечили долгий мир в Европе. Тогда как Версальский договор, заключённый после первой мировой войны без участия России, во многом стал причиной нового глобального конфликта. Путин дал понять, что и сейчас Москва не считает угрозу применения силы панацеей от всех бед и готова предложить альтернативу американской модели мироустройства.
Москва берёт на себя традиционную роль по защите системы коллективной безопасности и принципов международного права. Российский лидер уже не раз напоминал западным державам, что в Евросоюзе с 90-х годов действует документ, запрещающий поставки оружия в зоны конфликтов. «Демократические партнёры», ратующие за «верховенство закона», лишь отмахиваются от него и продолжают снабжать современным оружием сирийских повстанцев. Однако позиция Путина находит понимание среди юристов и правозащитников, вынужденных признать, что Россия — уже в который раз в своей истории — оказывается единственной державой, отстаивающей существующие международные соглашения.
Кроме того, российский президент предостерегает США от использования радикального ислама в своих политических целях (в истории, кстати сказать, это уже далеко не первой случай такой рискованной стратегии англосаксонских держав). «Сейчас вы поможете радикальным исламистам прийти к власти, а дальше что вы сделаете? — обратился Путин к западным партнёрам, выступая на Валдае. — Возьмёте газетку и отгоните их от этой власти?»
Ещё один важный элемент «мягкой силы» России на мировой арене — это оппозиция политкорректным концепциям, которые доведены на Западе до гротеска. В последнее время Китай и мусульманские страны воспринимают Москву как центр силы, который в противовес США отстаивает традиционные моральные ценности. В западных странах, как отметил Путин, эксцессы политкорректности доходят до того, что политики говорят о регистрации партий, ставящих своей целью пропаганду педофилии, и активно ратуют за снятие запретов на однополые браки. Россия, напротив, противостоит волне гомофилии, и это привлекает к ней симпатии тех людей, которые не хотят разрушения традиционных институтов.
На Валдае Путин провозгласил, что «суверенитет, самостоятельность и целостность России — это те красные линии, за которые никому нельзя заходить». Однако, по словам Дмитрия Саймса, «начертив эти линии, президент дал понять, что готов к диалогу с американцами, если, разумеется, они сами способны услышать чужую точку зрения».
Вопрос в том, способны ли они на это? Или раздражение, связанное с необходимостью в кои-то веки договариваться об условиях, а не диктовать их, выплеснется в новый ультиматум? Понятно, что передача химического оружия под международный контроль — даже в мирных условиях — операция непростая. Что уж говорить о периоде ожесточённой гражданской войны. Соблазн спровоцировать очередное потрясение — очень велик. И в случае провокации страх показаться недееспособным, скорее всего, толкнёт президента Обаму к импульсивной реакции: любой сбой или заминка с выполнением плана (а они неизбежны) могут быть немедленно интерпретированы как повод для вторжения в Сирию.
Не менее серьёзный узел противоречий — это Иран. Если в США прохладно отнесутся к инициативе нового президента ИРИ Хасана Роухани, который выступил на этой неделе на страницах The Washington Post с предложением навести мосты с Америкой, в Тегеране, разумеется, усилятся позиции противников диалога с Западом. А поскольку Россия недвусмысленно даёт понять, что готова возобновить стратегическое партнёрство с Исламской республикой, выполнив, наконец, свои обязательства по контракту на поставку ЗРК С-300, не исключено, что вслед за сирийским кризисом последует иранский и великие державы, фактически, занявшие противоположные стороны в ближневосточных религиозных войнах, будут неуклонно втягиваться в водоворот глобального конфликта.
Информация