Шел третий день войны...
На юге клинья русских на румынской территории. У союзников хаос и замешательство». Такую запись сделал в личном дневнике один из руководителей Третьего рейха министр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс.
«Эка невидаль, — скажут любители военной истории. — Когда Красная Армия вошла в Европу, у него таких пометок по десятку на неделе появлялось!» Действительно, подобными событиями редко кого можно было удивить в 1944 году: вступление советских войск на территорию союзников фашистской Германии стало делом само собой разумеющимся.
Но перед приведенной выше записью стоит дата «28 июня 1941 года», то есть с начала Великой Отечественной войны не прошло и недели. А плацдарм, захваченный советскими моряками, пограничниками и бойцами 51-й Перекопской дивизии на правом берегу Дуная, уже составлял 75 километров по фронту и несколько километров в глубину Румынии!
Фашистским бонзам было от чего призадуматься…
Когда воевать готовятся всерьез
22 ИЮНЯ 1941 года в 4.15 румынские орудия открыли огонь на протяжении всего советского берега Дуная. Пехотные подразделения, назначенные для захвата плацдарма, устремились из укрытий к кромке воды.
А дальше случилось неожиданное для агрессора: уже в 4.18 огрызнулись отдельные корабли и часть береговых батарей — Дунайская военная флотилия, исполнившая пришедший ночью приказ наркома ВМФ адмирала Кузнецова, встретила войну в полной боевой готовности.
В 4.20 заговорили все ее стволы. К половине пятого ответный огонь был таким сильным и организованным, что румынам через какое-то время пришлось прекратить обстрел советской территории. Их пехота не смогла добраться даже до середины реки. Ни один вражеский солдат не вступил на наш берег, а моряки-зенитчики сбили три румынских самолета!
…К лету 1941 года Дунайская военная флотилия имела в своем составе 5 речных артиллерийских мониторов, несших по два 130-мм и по три 45-мм орудия, 22 бронекатера, 7 речных тральщиков, один минный заградитель и около двух десятков вспомогательных судов, включая плавучий госпиталь и штабной пароход. Кроме этого в состав флотилии входил отдельный зенитный артдивизион, пулеметная и стрелковая роты охраны, шесть береговых батарей с орудиями различного калибра и отдельная авиаэскадрилья, располагавшая четырнадцатью истребителями И-153 «Чайка». Командовал флотилией контр-адмирал Николай Осипович Абрамов.
При начале боевых действий в его оперативное подчинение переходил морской дивизион 79-го погранотряда войск НКВД. Он располагал четырьмя «морскими охотниками», вооруженными 37-мм орудиями и при своей осадке способными маневрировать на Дунае, а также двадцатью пятью малыми речными катерами, которые несли лишь пулеметное вооружение. В дополнение к этому в интересах флотилии должен был действовать 23-й стрелковый полк 51-й Перекопской дивизии, дислоцированный в районе города Килия.
Сила, что и говорить, внушительная. Но с началом войны положение флотилии стало незавидным. Перемещение кораблей по Дунаю и его притокам сковывалось огнем румынской артиллерии, из-за постоянных налетов авиации морякам приходилось через каждые пять-шесть часов менять места стоянок и постоянно маскировать их. Полностью было прервано снабжение: в мирное время топливо и боеприпасы поступали морем из Одессы — вдоль побережья до устья Дуная и далее вверх по его течению. Теперь же вход в реку румынские эсминцы забросали минами.
Перед командованием флотилии встал вопрос: что делать?
Можно было пойти по пути, который в первые дни войны избрали многие командиры частей РККА — взорвать технику, сжечь склады и налегке, с одним лишь стрелковым вооружением, догонять откатывающийся на восток фронт.
Но был и другой вариант…
Бросок на запад
ПРИКАЗ прорываться в Одессу или иную военно-морскую базу флотилия не получала. Значит, рассуждал контр-адмирал Абрамов, предстоит воевать там, где застала война — на Дунае. Но на господствующих высотах правого берега окопался противник, оттуда он ведет наблюдение за фарватером и постоянно обстреливает главные опорные базы — Измаил, Рению, Килию и Вилково. Следовательно, чтобы облегчить действия корабельных отрядов, надо сбросить его оттуда.
А то, что для этого предстоит ступить на территорию сопредельного государства, советского адмирала уже не смущало: в полдень 22 июня Румыния официально объявила войну СССР…
Местом высадки десанта был выбран мыс Сатул-Ноу, основательно укрепленный румынами. Но главная проблема состояла в том, что флотилия не располагала количеством собственных сухопутных подразделений, необходимым для столь дерзкого предприятия.
И тут на помощь морякам пришли войска НКВД: командир 79-го погранотряда майор Савва Грачев безоговорочно поддержал замысел адмирала и быстро сформировал из добровольцев сводную роту, доверив командовать ею лейтенанту Андрею Бодрунову. Вскоре к «зеленым фуражкам» присоединился еще и взвод моряков-пограничников во главе с лейтенантом Андреем Кощеем.
Подготовка к десанту началась уже на второй день войны. 23 июня была проведена предварительная артподготовка: береговая батарея вместе с мониторами «Мартынов» и «Ударный» несколько раз подвергли мыс интенсивному обстрелу. А чтобы противник ничего не заподозрил, заодно обработали и соседние участки румынского берега, разбив тяжелыми снарядами подъездные дороги и несколько мостов.
24 июня в 2.30 бронекатера с пограничниками на малом ходу вышли из Кислицкой протоки и, вздыбив буруны за кормой, рванулись к противоположному берегу. Уже через двадцать минут первая волна десантников, примкнув штыки, устремилась к румынским окопам. Ни минных полей, ни проволочных заграждений — ничего не оказалось перед ними. Надо ли говорить, что появление советских моряков и пограничников стало для румын полнейшей неожиданностью.
Гарнизон Сатул-Ноу не проявил особой стойкости: лишь в нескольких местах дело дошло до рукопашной. В основном же румыны предпочитали сдаться или разбегались по плавням. В результате короткого боя две румынские роты перестали существовать, 70 солдат и два офицера противника были взяты в плен. Потери десантников — 10 раненых…
Когда контр-адмиралу Абрамову доложили о захвате мыса на правом берегу Дуная, он немедленно связался с командиром 51-й Перекопской дивизии генерал-майором Петром Гавриловичем Цирульниковым и попросил его о поддержке. Комдиву, прошедшему три войны, не надо было долго объяснять значение плацдарма на вражеском берегу. В оперативное распоряжение флотилии генерал тут же выделил батальон 287-го полка своей дивизии, державший оборону у Измаила.
Он был немедленно погружен на тральщики, высажен на румынской территории и приступил к расширению плацдарма. Советская пехота при огневой поддержке бронекатеров, шедших в непосредственной близости от берега, продвигалась вдоль Килийского рукава вниз по течению Дуная. И это продвижение было стремительным: к исходу 24 июня очищенными от румынских войск оказались несколько деревушек, крупное село Пардина, острова Татару, Большой и Малый Даллар. За неполные сутки плацдарм расширился почти на 40 километров по фронту и на 2–3 километра в глубину.
А советские офицеры не самого высокого уровня — командующий флотилией, командир погранотряда и командир стрелковой дивизии — уже планировали и начинали готовить, ни много ни мало, захват Старой Килии — города на вражеской территории!
Шел третий день войны…
Бить врага на его земле
ЗАХВАТ румынского города был не самоцелью и уж тем более не актом устрашения. Просто флотилия все еще не могла безопасно действовать в низовьях Дуная и обеспечить себе выход в Черное море. К тому же румынский гарнизон в Старой Килии нависал над левым флангом образовавшегося плацдарма и мог быть использован противником для накопления сил. Ликвидировать эту угрозу решили в ночь на 26 июня.
Основная роль в этом предприятии отводилась 23-му стрелковому полку 51-й Перекопской дивизии, который должен был всеми тремя батальонами высадиться на правый берег Дуная. Несмотря на то, что на подготовку десанта оставалось менее суток, армейцы подошли к ней основательно.
Комполка капитан Петр Сирота успел найти в одном из речных рукавов место со сходным очертанием береговой линии, характеристиками дна и прибрежными глубинами. Кто-то дает людям отдохнуть перед боем, а капитан до наступления темноты провел две тренировки по посадке на бронекатера, размещению на них и выгрузке на берег… Наверное, еще и поэтому в его полку следующей ночью не было ни одного утонувшего солдата, ни одного утопленного пулемета.
Пока шли эти тренировки, артиллерия и авиация решали свои задачи. Эскадрилья флотилии несколько раз отбомбилась по румынским траншеям в районе Старой Килии. К вечеру на огневые позиции прибыл гаубичный полк 51-й дивизии, на береговых батареях и в орудийных башнях речных мониторов пополнили боекомплект. И с наступлением темноты на румынский берег обрушился шквал огня.
Тем временем 14 бронекатеров под командованием капитан-лейтенанта Ивана Кубышкина с десантом на борту вышли из поросшей камышами протоки несколько выше города. Двигались с выключенными моторами — десантники и моряки отталкивались ото дна заранее приготовленными шестами. Затем самосплавом, действуя одними рулями и стараясь держаться тени, катера двинулись вниз по Дунаю, постепенно выбирая на середину реки. И только когда стали видны разрывы, плясавшие на городских окраинах, механики получили команду: «Полный ход!»
Румыны и на этот раз прозевали высадку, заметив десант, лишь когда катера были в двух-трех десятках метров от берега. Советская артиллерия перенесла огонь в глубь румынской территории, по уцелевшим огневым точкам начали работать башенные орудия и пулеметы бронекатеров. Батальон, во главе которого шел сам комполка капитан Сирота, высадился без потерь! А от левого берега уже отваливали речные тральщики и пограничные катера с двумя другими батальонами полка.
Через два часа Старая Килия была захвачена. Румыны потеряли около 300 человек убитыми, более 700 сдались в плен. В качестве трофеев десантникам досталось восемь 75-мм орудий и около 3000 снарядов к ним, 30 станковых и ручных пулеметов, чуть менее 1000 винтовок, почти 100 000 патронов, 416 противопехотных и противотанковых мин, 340 гранат.
Потери полка составили… 5 погибших красноармейцев и 7 раненых! Из числа моряков Дунайской военной флотилии в ту ночь не погиб ни один, лишь три бронекатера получили такие повреждения, что к родному берегу вынуждены были идти на буксире.
С рассветом активные боевые действия на правом берегу Дуная продолжились. Как и было предусмотрено замыслом операции, советские подразделения двигались навстречу друг другу, очищая от румын прибрежную территорию и острова. К исходу 26 июня фланги десантов, высаженных 24 и 26 июня, сомкнулись, образовав единый плацдарм протяженностью 75 километров по фронту и вклинившийся в глубину румынской территории от 4 до 9 километров.
Заканчивались пятые сутки войны…
Крепкий орешек
КОГДА маршалу Антонеску — премьер-министру Румынии и кондукэтору (вождю) румынских фашистов в первый день войны доложили, что его доблестные войска не смогли высадиться на советскую территорию, он опечалился. Но когда 24 и 26 июня пришли сообщения, что большевики сами вступили на территорию Романия Маре (Великой Румынии), маршал пришел в ярость. И приказал немедленно покончить с наглецами.
Первую попытку румыны предприняли 27 июня: целый полк ринулся на позиции у Сатул-Ноу, которые удерживали 30 пограничников, вооруженные винтовками Мосина, двумя ручными и двумя станковыми пулеметами. Когда первая атака захлебнулась, последовала вторая, затем — третья и четвертая, которым уже предшествовали артналеты. Но румынские батареи тут же накрывала корабельная и береговая артиллерия Дунайской военной флотилии, да и пограничникам меткости было не занимать… В итоге румынский полк, к вечеру потерявший пятую часть солдат, вынужден был отказаться от дальнейших попыток сбросить в Дунай горстку бойцов в зеленых фуражках.
А ярость маршала Антонеску сменилась паникой: в тот же вечер он сообщил в Берлин, что в Румынию вторглось не менее десяти тысяч советских войск, и просил союзника о помощи. На совещании утром следующего дня Гитлер якобы поинтересовался у шефа своей военной разведки адмирала Канариса: насколько вести из Бухареста соответствуют действительности? На что «маленький адмирал», морщась, отвечал, что русские действительно каким-то образом переправились через Дунай, но их не более тысячи, и румыны сами могут справиться с этой проблемой. После чего фюрер перешел к заслушиванию более приятных докладов с восточного фронта. А Геббельс сделал ту самую запись в своем дневнике…
Бои же за дунайский плацдарм только подходили к своему апогею. 28 июня 2-й и 3-й батальоны 23-го полка были отозваны на левый берег. На узкой полоске правобережья оставалось не более двух батальонов пехоты, два взвода моряков и сводная рота пограничников-добровольцев. Все эти подразделения перешли в оперативное подчинение флотилии.
Двое суток румыны вели практически непрерывный беспокоящий огонь, одновременно накапливаясь в плавнях для нового штурма. И 30 июня предприняли вторую попытку ликвидировать плацдарм. Ожесточенный бой вновь разгорелся на мысе Сутул-Ноу, где теперь держался батальон капитана Николая Тургана, с трудом отбивавшийся от двух румынских полков.
Когда положение стало критическим, на плацдарм для координации действий пехоты, кораблей и авиации флотилии прибыл ее начальник штаба капитан 2 ранга Григорьев. Оценив обстановку, он, предельно рискуя, на свой страх и риск отдал приказ отряду бронекатеров выйти из укрытий, подойти к румынскому берегу и огнем из башенных орудий по видимым целям поддержать истекавшую кровью пехоту. Одновременно по просьбе своего начальника штаба адмирал Абрамов поднял в воздух авиаэскадрилью Дунайской военной флотилии.
Ее истребители успешно отштурмовались по наступающим румынским цепям. А потом настал черед бронекатеров, которым пришлось действовать под обстрелом тяжелых батарей противника. Выручила необычная тактика: катера укрылись от снарядов под высоким берегом, затем парой на полном ходу выскакивали на середину реки, выпускали по румынской пехоте три-четыре снаряда и что было сил неслись обратно в мертвую зону. Затем, когда в воздухе показались советские истребители, катера какое-то время переводили дух в укрытии. И потом вновь продолжили свою смертельно опасную карусель.
Так продолжалось до тех пор, пока Григорьев не доложил контр-адмиралу Абрамову, что положение на плацдарме восстановлено и больше противник активности не проявляет…
«Принимайте оборону, моряки!»
ПОСЛЕ неудачи 30 июня румыны еще трижды — 3, 4 и 6 июля — предпринимали попытки покончить с советским плацдармом на правом берегу Дуная, за эти дни в общей сложности восемнадцать раз бросаясь в атаки. Все они были отбиты с большими потерями для нападавших.
А 9 июля начальник штаба 14-го стрелкового корпуса полковник Рыбальченко в телефонном разговоре огорошил контр-адмирала Абрамова, сообщив что по распоряжению штаба Южного фронта все армейские части ввиду сложной обстановки отводятся от Дуная и вся ответственность за 90-километровый участок границы — от городка Рени до устья реки — теперь возлагается на флотилию. «В общем, принимайте оборону, моряки!» — бодро завершил доклад полковник, перед тем как повесить трубку. А буквально через час разведка сообщила командующему флотилией, что в районе Тульчи противник сосредоточивает до 6 тысяч человек для нового удара.
Вместо того чтобы впасть в уныние, моряки стали готовиться к защите плацдарма и отражению собственными силами возможной высадки румын на советский берег. Все посты наблюдения по левому берегу Дуная за сутки были превращены в опорные пункты, в которых могли держать оборону подразделения от отделения до взвода. На кораблях остались половинные экипажи. Тыловые службы отправили на берег всех, без кого была возможна боевая работа. В распоряжение флотилии поступил спешно мобилизованный из портовых рабочих измаильский истребительный батальон НКВД численностью около 600 человек. Еще полторы сотни бойцов выделила измаильская милиция, тоже, к слову, продолжавшая все это время нести службу в городе.
Таким образом, 10 июля, с разрешения штаба Черноморского флота, при Дунайской военной флотилии был сформирован собственный сводный пехотный полк, не предусмотренный довоенными штатами. Его командиром был назначен начальник участка ПВО полковник Матвеев. За сутки он сумел провести слаживание подразделений, переправить большую часть из них на плацдарм, где они заняли оборону. По-новому были расставлены и батареи зенитного артдивизиона — с расчетом на стрельбу не только по воздушным, но и наземным целям. Боевым подразделением стала даже имевшаяся в секторе береговой обороны учебная батарея — четыре старые трехдюймовки на конной тяге…
Хотите — верьте, хотите — нет, но моряки еще неделю этими крохотными силами удерживали многокилометровый плацдарм, и при этом пресекли несколько попыток румын переправиться через Дунай.
И даже предприняли отчаянную попытку уничтожить вражеские батареи в районе Периправы. Увы, она закончилась неудачей: диверсионный отряд из 25 краснофлотцев во главе с начальником разведотделения штаба флотилии старшим лейтенантом Зайцевым был обнаружен противником еще на подходе к берегу и полностью уничтожен. Погибли и два бронекатера вместе с командами.
Уходили, чтобы вернуться
ОБЩАЯ обстановка на Южном фронте тем временем продолжала ухудшаться. Днем 16 июля части 35-го стрелкового корпуса оставили Кишинев. Вслед за ним пришлось откатываться к Днестру и 14-му корпусу, над которым нависла угроза окружения. И вечером того же дня военный совет Черноморского флота отдал кораблям Дунайской военной флотилии приказ прорываться в Черное море и идти в Одессу. Батареи береговой обороны и зенитчики должны были следовать туда же по суше.
Началась подготовка к эвакуации. Но даже в этой напряженной обстановке моряки умудрились дать последнюю оплеуху румынам. Разведка доложила адмиралу Абрамову, что противник накапливается напротив советского городка Вилково, намереваясь, по всей видимости, высадиться на наш берег. Казалось бы, ну какое теперь до всего этого дело — приказ об отступлении в кармане… Но в ночь на 18 июля к Вилкову подошли мониторы «Железняков», «Мартынов» и «Жемчужин» с отрядом бронекатеров. С рассветом корабли и две береговые батареи окрыли ураганный огонь по установленным местам сосредоточения живой силы и переправочных средств. Вызванные из-под Одессы и наведенные моряками бомбардировщики довершили разгром. Удар получился такой силы, что даже спустя несколько дней после ухода флотилии румыны не предпринимали попыток высадиться на советский берег, оставшийся полностью беззащитным…
Эвакуация дунайского плацдарма была проведена не менее блистательно, чем его захват и удержание. Штаб флотилии до последней минуты не сообщал пехотным подразделениям, что им предстоит покинуть правый берег. Руководство снятием десантников и ответственность за то, чтобы на вражеском берегу не осталось ни одного бойца, возлагались на капитана 3 ранга Николая Балакирева. На выполнение задачи ему отводилось полночи. На сбор рассредоточенных взводов и рот их командирам давалось не более часа. Расчет строился на скрытности и внезапности. Но если бы эвакуация плацдарма все же была обнаружена противником, в распоряжении Балакирева находились два монитора с их мощной артиллерией.
Весь вечер с левого берега по румынским позициям в обычном режиме велся методичный огонь, который не прекратился и с наступлением темноты. Бронекатера, принимавшие десантников на борт постепенно и в разных точках, подходили к правому берегу так, чтобы это было похоже на маневрирование ночного корабельного дозора. Противник не всполошился нигде, и уже в 2 часа ночи «кап-3» Балакирев доложил адмиралу Абрамову, что все пехотные подразделения без потерь и без отставших доставлены в пункты сосредоточения на левом берегу. С рассветом они были сведены в единую группу под командованием капитана 2-го ранга Фроликова и организованной колонной вышли на Аккерман и Одессу. Они уходили, чтобы вернуться через три года… Как только десант был снят с плацдарма, корабли флотилии пошли на прорыв в Черное море. Командование и штаб флотилии находились на мониторе «Ударный». За ним, на ходу выстраиваясь в походный ордер, двинулись остальные — всего 101 вымпел. Столько боевых единиц насчитывала к исходу дня 18 июля 1941 года Дунайская военная флотилия, включая глиссеры и штабные легкие катера связи.
Двигались несколькими группами, дабы не создавать слитного гула машин, и с большими интервалами внутри каждой, чтобы не сближаться в единую цель для береговых батарей противника. На подходе к Периправе, где дунайский фарватер сужался до 300–350 метров, были выключены все моторы. И корабли, удерживаемые рулями, несло вперед лишь течением…
Румыны смогли засечь лишь арьергард флотилии. И, мстя за свою оплошность, обрушили на него всю мощь шести береговых батарей. Огонь был кинжальным: тридцать шесть 152-мм орудий простреливали реку буквально насквозь. В этом аду бронекатера, прикрывавшие замыкающую группу, чертятами метались под самым румынским берегом, ставя дымовую завесу и ведя такой интенсивный артиллерийско-пулеметный огонь, на какой только были способны. В этой немыслимой по напряжению схватке вместе с командой погиб БК-133, около десятка кораблей получили серьезные повреждения и имели потери в экипажах.
Но флотилия все же вырвалась из Дуная. В его дельте, укрывшись в камышах, она провела все утро, готовясь к морскому переходу. Около полудня 19 июля ее, уже у берегов Черного моря, встретили крейсер «Коминтерн» и несколько эсминцев, обеспечивших безопасный переход речных судов до Одесской морской базы. И в 9 часов 16 минут 20 июля все корабли Дунайской военной флотилии — 100 вымпелов! — ошвартовались у стенок Карантинной гавани в Одессе.
Заканчивался первый месяц войны…
Информация