Из племени серых волков
Они вчетвером прошли через полевой лагерь «духов», как нож сквозь кусок масла, щедро поливая палатки свинцовыми очередями из «калашей» и не экономя гранат.
Когда база была зачищена, командир вышел на связь с ядром группы, чтобы сообщить направление отхода боевиков, уцелевших после дерзкого налета. Потом бросил взгляд на стоявших рядом трех бойцов – Вируса, Негра и Орла. Те натруженно дышали и, пользуясь возникшей паузой, набивали патронами автоматные магазины.
— Целы?
— Да.
— Сколько там? — Старлей кивнул в сторону искромсанных пулями и осколками палаток.
— Семеро.
— Нормально. Работаем дальше.
А дальше было несколько часов преследования банды, злые скоротечные огневые контакты, вызов боевых вертолетов и, как завершающий аккорд, наведение артиллерии на квадрат, по которому пролегал маршрут уходящего в горы противника.
Последним ярким впечатлением того безумного дня, навсегда в мельчайших подробностях отпечатавшегося в памяти Вячеслава Муратова, стал свист приближавшихся реактивных снарядов и волнами заходившая земля под ногами…
Четвертый
В апреле 1975 года в городке Усолье-Сибирское, затерянном на необъятных просторах Иркутской области, в семье Владимира Александровича и Валентины Алексеевны Муратовых на свет появился здоровый и бойкий малыш, которого нарекли Вячеславом.
И никто тогда не мог предположить, что станет он мастером спорта по туризму, кандидатом в мастера по боксу и чемпионом Российских Вооруженных сил по рукопашному бою. Будет дважды ранен и дважды представлен к званию Героя Российской Федерации, удостоен двух орденов Мужества, двух медалей «За отвагу», еще нескольких государственных и ведомственных наград…
Спустя какое-то время после рождения первенца Муратовы перебрались в Барнаул, где глава семейства стал работать сварщиком на одном из местных заводов, а Валентина Алексеевна — продавцом в заводском магазине.
Вскоре у Славика появились брат и сестра. Времена были такие, что в городе многодетной семье приходилось сложновато. Потому в 1980-м Муратовы перебрались в одну из алтайских деревень, где обзавелись собственным домом и приусадебным хозяйством.
—-Работать по дому приходилось много, поэтому росли мы крепкими и ко всему привычными, — вспоминает Вячеслав Владимирович. — Плюс к этому в школьные годы я серьезно занимался горным туризмом: по сибирским рекам с ребятами сплавлялись, сложные восхождения совершали, переходы многодневные по тайге. Опять же бокс, самбо, игровые виды спорта. Ну и учился неплохо.
Все это позволило в 1992-м, сразу после окончания школы, с первого раза поступить в Рязанское училище воздушно-десантных войск. К слову, конкурс в тот год был семнадцать человек на место. А вообще я стал четвертым парнем с Алтайского края, который поступил в этот прославленный вуз за всю его историю, — не без гордости, но без всякого бахвальства добавляет мой собеседник. — Первым был Аркадий Писаренко, потом Юра Новиков, ветеран Афганистана. За ними Максим Другов и я. Мы с Максом в один год поступали, но у него фамилия раньше в списках стоит, поэтому считается, что он — третий, а я — четвертый.
Учились мы увлеченно, и готовили нас основательно. А как иначе: из Афгана только вылезли, а тут уже Кавказ бурлит. Когда были на третьем курсе, в училище командирами курсантских рот и взводов стали приходить офицеры, которые воевали в Чечне. Мы, курсанты, и преподаватели с кафедры тактики сразу брали их в оборот. Особенно плотно, помню, с ними работал профессор полковник Горшков, один из признанных специалистов по нестандартным способам ведения боя разведывательными десантными подразделениями. Такие тактические приемы, как «Соты», «Звезда», «Наковальня», которые мы потом активно применяли — это все его разработки, сделанные с учетом боевого опыта, накопленного еще во Вьетнаме, Афганистане и подкорректированного Северным Кавказом.
Боевой романтики в нас тогда было столько, что аж через край перехлестывала. В 1995 году, когда стажировались в Ульяновске, даже хотели уехать в Чечню вместе с подразделениями, убывающими в командировку. Нас тогда училищные офицеры буквально у эшелонов отлавливали, чтобы мы в вагоны не прорвались и на войну не укатили. До того дошло, что несколько наших курсантов подали рапорта об отчислении и через месяц оказались в Чечне рядовыми бойцами вместе с теми же ульяновцами, хотя до выпуска оставалось менее полугода.
Все рвались в настоящее дело, хотели успеть проявить себя. Не думали и не знали, что той войны еще на всех хватит…
Не все, что молодо — зелено
—?Первой кампании я только краешек зацепил, — продолжает рассказ Вячеслав Владимирович. — Распределился на должность командира взвода в отдельный разведбат новороссийской дивизии и в сентябре 1996-го участвовал в обеспечении вывода ее подразделений из Чечни. Становление же как офицера-десантника происходило уже в «межвоенный» период.
Интересное это было время: у нас, зеленых лейтенантов, в подчинении оказались бойцы, сержанты, прапорщики, которые уже участвовали в боях, то есть были опытнее и авторитетнее своих командиров. У меня во взводе, например, служили двое таких матерых контрактников. Один был старше меня на два, другой на три года. Оба, кстати, с высшим образованием. Первое, что сделал, когда принял должность, вызвал их: докладывайте, что знаете, чего умеете, чему научились.
После таких рассказов обстрелянных бойцов и бесед с понюхавшими пороху офицерами мозги уже по-другому работали: начинали думать, соображать, как можно экипировку улучшить, маскировку свою и оружия усовершенствовать. Какие-то собственные наработки в тактике действий появлялись, которые тут же на занятиях начинали апробировать и отшлифовывать.
Сами, например, шили для себя маскировочные костюмы. Мудрили, как можно закрепить маскировочную сеть поверх обычного камуфляжа, чтобы в нее было удобно ветки и пучки травы понатыкать, когда на засаду или разведвыход пойдем. Пехота обычно оружие всякими тряпочками маскировала, которые в лесу и за ветки цеплялись, и разматывались в самый неподходящий момент, и незаметно оторвавшимся лоскутом могли присутствие и маршрут разведгруппы выдать. А мы уже тогда стали автоматы специальной краской тенить, которая легко сдирается при чистке, и оружие быстро приобретает первозданный, уставной вид. Много уделяли времени подготовке радиостанций: до головной боли мозговали, как сделать ее надежней, увеличить дальность, как замаскировать антенну.
В 1998 году на полтора месяца довелось съездить в Дагестан: там группа одного из полков нашей дивизии, к которой меня прикомандировали, охраняла нефтепровод в районе Ботлиха. Тоже кое-каких знаний добавилось. И меня, несмотря на молодость, уже считали опытным офицером.
Потом загорелся я мыслью служить в спецназе. В отпуске заехал к однокашнику, который служил в 45-м отдельном гвардейском полку. «Посоветуй, — говорю, — как к вам перевестись». А он: «Да никаких проблем, пошли прямо сейчас к командиру».
Затем события развивались еще стремительнее. Комполка коротко расспросил о жизни и службе, задал несколько вопросов, что-то пометил у себя в блокноте. Вызвал какого-то офицера: «Посмотрите парня». Пришли в подразделение. Не успел переступить порог, сразу вопрос: «Форма есть? Нет? Сейчас найдем!». Переодели — и в лес, на зачет по ориентированию. Потом — на стрельбище, потом — на стадион, сдавать нормативы по физподготовке. Когда к командиру полка опять зашел, у него на столе уже листок с моими результатами лежал. «Все, — говорит, — ты нам подходишь. Иди в строевую, бери отношение, приезжай. Ждем».
Так я попал в спецназ ВДВ. А вскоре и вторая война началась…
День на всю жизнь
На шевроне 45-го гвардейского орденов Кутузова и Александра Невского отдельного полка специального назначения воздушно-десантных войск изображена голова серого волка. Его бойцы и были настоящими волками на той войне: бесстрашными и осторожными, хитрыми и отважными, сильными и изворотливыми, без устали рыскающими по лесам и горам небольшими разведгруппами-стаями в поисках баз и временных лагерей противника. При обнаружении объекта десантники-спецназовцы действовали по обстановке. Если была возможность — устраивали налет, захватывали документы, оружие, боеприпасы, средства связи. Если нет — наводили авиацию или вызывали огонь артиллерии. Встречных боев и больших заварух старались избегать, неуклонно соблюдая одно из главных правил своей профессии: «разведчик — до первого выстрела, после него — обыкновенная пехота»…
О том, что довелось пережить и испытать в девяти боевых командировках, Вячеслав Владимирович вспоминать не любит, а если уж и говорит о каких-то эпизодах, то короткими, рублеными и по-военному сухими фразами, опуская подробности и детали.
Да, работали много и интенсивно, не жалея ни сил, ни здоровья. Да, был дважды ранен. Первый в девяносто девятом под Аргуном, прилично досталось. После этого, к слову, и первый орден получил. Второй раз зацепило через три года под Элистанжи. Выставили засаду с ходу и нарвались на крупный отряд боевиков. Были обнаружены, но отработали красиво и грамотно отошли, хотя пятеро тогда получили ранения, все вышли на точку эвакуации и вертушками вернулись на базу. Нет, ранило не сильно: уже через две недели снова был в отряде… Вот, практически и все, что удалось вытащить из разведчика о его боевой работе в Чечне.
Лишь об одном случае он согласился рассказать чуть подробнее.
—?В 2002-м это было. Дождались мы, когда артиллерия по одному из квадратов в горах отработает, и пошли проверять тот район. В лесу наткнулись на яму со свежими следами вокруг. Сидим, мозгуем, что к чему. Вроде на свежевыкопанную могилу похожа. Потом сигаретным дымком потянуло: о-па, значит, и люди рядом! — Постепенно мой собеседник все более и более увлекался, мысленно переносясь в события памятного для него дня. — Я головняк и ядро группы в обход отправил, а сам с тремя бойцами, правым дозором прямо по следам пошел. Ну и прямехонько на базу этих негодяев вышел.
Там стояли четыре большие палатки для жилья и две поменьше. Как потом выяснилось, в одной они молились, другая предназначалась для хранения продуктов. Была еще полевая столовая — навес со столами и лавками. По периметру — окопы отрыты, на деревьях позиции для наблюдателей и снайперов оборудованы. В общем, солидный такой лагерь перед нами нарисовался.
«Духов» в нем мы не менее двадцати человек насчитали. Понаблюдали за ними, оценили обстановку. Бросилось в глаза, что боевики пребывали явно в расслабленном состоянии. Поэтому решили сами их сделать, не вызывая вертолеты или огонь артиллерии. И пошла работа!
У нас «калаши» были 7,62-мм. Когда четыре такие «машинки» начинают одновременно «говорить», это уже большой психологический эффект на противника производит. Плюс у каждого подствольники. И потом, мы же не в воздух стреляли, а прицельно. Заметались «душки» между палаток, потом, отстреливаясь сумбурно, побежали из лагеря. Мы втроем — за ними. Вломились прямо в центр лагеря, не жалели ни гранат, ни патронов. Настреляли, сколько успели.
Отойти там можно было только в одном направлении, я туда основную группу и выслал. Когда со своими ребятами соединились, пошли по следам банды. Было еще несколько огневых контактов, мы еще четверых положили. Потом чувствую, эти негодяи отрываться от нас стали. Тогда вертушки на них навели.
Летчики банду настигли у переправы, разнесли каменный мост, по которому они как раз на другой берег переходили. Потом под его обломками тела еще двух «духов» нашли. Ну а когда вертолеты отработали, я артиллерию вызвал. И сколько уж там «Смерч» накрошил, не знаю: надо было группу быстрее из квадрата уводить, да еще на базу успеть заскочить, забрать там документы, оружие, тела убитых боевиков. Так что отходили мы тогда очень быстро…
Последним ярким впечатлением того безумного дня, навсегда отпечатавшегося в памяти офицера, стал свист приближавшихся реактивных снарядов и волнами заходившая земля под ногами.
На балканском «курорте»
О чем Вячеслав Владимирович вспоминает с нескрываемым удовольствием, так это о шести месяцах, проведенных в Сербии в составе международного военного контингента.
—?Я туда на реабилитацию попал, — широко улыбаясь, говорит он. И в ответ на мой недоуменный взгляд поясняет: — Когда летом 2000-го после первого ранения из госпиталя выписался и в полк вернулся, командир посмотрел на меня и говорит: «Муратов, ну что делать будем? Тебя теперь минимум полгода на Кавказ не пошлешь, врачи не разрешат, пока здоровье не восстановишь… А езжай-ка ты на Балканы, там как раз разведчики требуются». Так я оказался на должности командира разведгруппы специального назначения отдельной бригады ВДВ российских миротворцев.
Служба там — настоящий курорт по сравнению с нашим Северным Кавказом. Боев с национальными формированиями тогда уже не было. В городе полиция иногда вступала в перестрелки с криминальными бандами, которые после войны распоясались, а у нас, военных, боев уже не происходило.
Стояли мы в Углевике, по соседству с американцами. Занимались совместным патрулированием, проверкой организации хранения оружия на складах бывшей югославской армии, чтобы оно не расползалось по стране. А также выискивали минные поля, что после войны остались, обозначали их границы, вызывали саперов и прикрывали их во время разминирования. Вот, по сути, и вся работа.
Был, правда, один интересный случай. Американский патруль заехал на минное поле и подорвался там. Погибших у них не было, только раненые и контуженые. Надо было бедолаг срочно вытаскивать, а саперов ждать долго. Ну а кто еще полезет на мины, кроме русских десантников?.. Командование тогда этот случай огласке постаралось не предавать, все представили как учения, даже в газете так об этом и написали. Но мины, через которые мы пробирались, были реальные… Когда с минного поля выбрались, перед нами какой-то четырехзвездный американский генерал каску снял и долго руку тряс, все повторяя по-русски: «Вы — мужики!». Спустя некоторое время нам натовские медали вручили.
А так больше ничего значительного и там не было. Я же говорю — курорт…
Так сложилось, что в 2005 году Вячеслав Владимирович по семейным обстоятельствам вынужден был оставить военную службу. Но и после этого нашел достойное применение знаниям, навыкам и опыту, приобретенным в спецназе ВДВ: сегодня полковник полиции Вячеслав Муратов работает в одном из подразделений Службы специального назначения УФСКН России по городу Москве.
Когда база была зачищена, командир вышел на связь с ядром группы, чтобы сообщить направление отхода боевиков, уцелевших после дерзкого налета. Потом бросил взгляд на стоявших рядом трех бойцов – Вируса, Негра и Орла. Те натруженно дышали и, пользуясь возникшей паузой, набивали патронами автоматные магазины.
— Целы?
— Да.
— Сколько там? — Старлей кивнул в сторону искромсанных пулями и осколками палаток.
— Семеро.
— Нормально. Работаем дальше.
А дальше было несколько часов преследования банды, злые скоротечные огневые контакты, вызов боевых вертолетов и, как завершающий аккорд, наведение артиллерии на квадрат, по которому пролегал маршрут уходящего в горы противника.
Последним ярким впечатлением того безумного дня, навсегда в мельчайших подробностях отпечатавшегося в памяти Вячеслава Муратова, стал свист приближавшихся реактивных снарядов и волнами заходившая земля под ногами…
Четвертый
В апреле 1975 года в городке Усолье-Сибирское, затерянном на необъятных просторах Иркутской области, в семье Владимира Александровича и Валентины Алексеевны Муратовых на свет появился здоровый и бойкий малыш, которого нарекли Вячеславом.
И никто тогда не мог предположить, что станет он мастером спорта по туризму, кандидатом в мастера по боксу и чемпионом Российских Вооруженных сил по рукопашному бою. Будет дважды ранен и дважды представлен к званию Героя Российской Федерации, удостоен двух орденов Мужества, двух медалей «За отвагу», еще нескольких государственных и ведомственных наград…
Спустя какое-то время после рождения первенца Муратовы перебрались в Барнаул, где глава семейства стал работать сварщиком на одном из местных заводов, а Валентина Алексеевна — продавцом в заводском магазине.
Вскоре у Славика появились брат и сестра. Времена были такие, что в городе многодетной семье приходилось сложновато. Потому в 1980-м Муратовы перебрались в одну из алтайских деревень, где обзавелись собственным домом и приусадебным хозяйством.
—-Работать по дому приходилось много, поэтому росли мы крепкими и ко всему привычными, — вспоминает Вячеслав Владимирович. — Плюс к этому в школьные годы я серьезно занимался горным туризмом: по сибирским рекам с ребятами сплавлялись, сложные восхождения совершали, переходы многодневные по тайге. Опять же бокс, самбо, игровые виды спорта. Ну и учился неплохо.
Все это позволило в 1992-м, сразу после окончания школы, с первого раза поступить в Рязанское училище воздушно-десантных войск. К слову, конкурс в тот год был семнадцать человек на место. А вообще я стал четвертым парнем с Алтайского края, который поступил в этот прославленный вуз за всю его историю, — не без гордости, но без всякого бахвальства добавляет мой собеседник. — Первым был Аркадий Писаренко, потом Юра Новиков, ветеран Афганистана. За ними Максим Другов и я. Мы с Максом в один год поступали, но у него фамилия раньше в списках стоит, поэтому считается, что он — третий, а я — четвертый.
Учились мы увлеченно, и готовили нас основательно. А как иначе: из Афгана только вылезли, а тут уже Кавказ бурлит. Когда были на третьем курсе, в училище командирами курсантских рот и взводов стали приходить офицеры, которые воевали в Чечне. Мы, курсанты, и преподаватели с кафедры тактики сразу брали их в оборот. Особенно плотно, помню, с ними работал профессор полковник Горшков, один из признанных специалистов по нестандартным способам ведения боя разведывательными десантными подразделениями. Такие тактические приемы, как «Соты», «Звезда», «Наковальня», которые мы потом активно применяли — это все его разработки, сделанные с учетом боевого опыта, накопленного еще во Вьетнаме, Афганистане и подкорректированного Северным Кавказом.
Боевой романтики в нас тогда было столько, что аж через край перехлестывала. В 1995 году, когда стажировались в Ульяновске, даже хотели уехать в Чечню вместе с подразделениями, убывающими в командировку. Нас тогда училищные офицеры буквально у эшелонов отлавливали, чтобы мы в вагоны не прорвались и на войну не укатили. До того дошло, что несколько наших курсантов подали рапорта об отчислении и через месяц оказались в Чечне рядовыми бойцами вместе с теми же ульяновцами, хотя до выпуска оставалось менее полугода.
Все рвались в настоящее дело, хотели успеть проявить себя. Не думали и не знали, что той войны еще на всех хватит…
Не все, что молодо — зелено
—?Первой кампании я только краешек зацепил, — продолжает рассказ Вячеслав Владимирович. — Распределился на должность командира взвода в отдельный разведбат новороссийской дивизии и в сентябре 1996-го участвовал в обеспечении вывода ее подразделений из Чечни. Становление же как офицера-десантника происходило уже в «межвоенный» период.
Интересное это было время: у нас, зеленых лейтенантов, в подчинении оказались бойцы, сержанты, прапорщики, которые уже участвовали в боях, то есть были опытнее и авторитетнее своих командиров. У меня во взводе, например, служили двое таких матерых контрактников. Один был старше меня на два, другой на три года. Оба, кстати, с высшим образованием. Первое, что сделал, когда принял должность, вызвал их: докладывайте, что знаете, чего умеете, чему научились.
После таких рассказов обстрелянных бойцов и бесед с понюхавшими пороху офицерами мозги уже по-другому работали: начинали думать, соображать, как можно экипировку улучшить, маскировку свою и оружия усовершенствовать. Какие-то собственные наработки в тактике действий появлялись, которые тут же на занятиях начинали апробировать и отшлифовывать.
Сами, например, шили для себя маскировочные костюмы. Мудрили, как можно закрепить маскировочную сеть поверх обычного камуфляжа, чтобы в нее было удобно ветки и пучки травы понатыкать, когда на засаду или разведвыход пойдем. Пехота обычно оружие всякими тряпочками маскировала, которые в лесу и за ветки цеплялись, и разматывались в самый неподходящий момент, и незаметно оторвавшимся лоскутом могли присутствие и маршрут разведгруппы выдать. А мы уже тогда стали автоматы специальной краской тенить, которая легко сдирается при чистке, и оружие быстро приобретает первозданный, уставной вид. Много уделяли времени подготовке радиостанций: до головной боли мозговали, как сделать ее надежней, увеличить дальность, как замаскировать антенну.
В 1998 году на полтора месяца довелось съездить в Дагестан: там группа одного из полков нашей дивизии, к которой меня прикомандировали, охраняла нефтепровод в районе Ботлиха. Тоже кое-каких знаний добавилось. И меня, несмотря на молодость, уже считали опытным офицером.
Потом загорелся я мыслью служить в спецназе. В отпуске заехал к однокашнику, который служил в 45-м отдельном гвардейском полку. «Посоветуй, — говорю, — как к вам перевестись». А он: «Да никаких проблем, пошли прямо сейчас к командиру».
Затем события развивались еще стремительнее. Комполка коротко расспросил о жизни и службе, задал несколько вопросов, что-то пометил у себя в блокноте. Вызвал какого-то офицера: «Посмотрите парня». Пришли в подразделение. Не успел переступить порог, сразу вопрос: «Форма есть? Нет? Сейчас найдем!». Переодели — и в лес, на зачет по ориентированию. Потом — на стрельбище, потом — на стадион, сдавать нормативы по физподготовке. Когда к командиру полка опять зашел, у него на столе уже листок с моими результатами лежал. «Все, — говорит, — ты нам подходишь. Иди в строевую, бери отношение, приезжай. Ждем».
Так я попал в спецназ ВДВ. А вскоре и вторая война началась…
День на всю жизнь
На шевроне 45-го гвардейского орденов Кутузова и Александра Невского отдельного полка специального назначения воздушно-десантных войск изображена голова серого волка. Его бойцы и были настоящими волками на той войне: бесстрашными и осторожными, хитрыми и отважными, сильными и изворотливыми, без устали рыскающими по лесам и горам небольшими разведгруппами-стаями в поисках баз и временных лагерей противника. При обнаружении объекта десантники-спецназовцы действовали по обстановке. Если была возможность — устраивали налет, захватывали документы, оружие, боеприпасы, средства связи. Если нет — наводили авиацию или вызывали огонь артиллерии. Встречных боев и больших заварух старались избегать, неуклонно соблюдая одно из главных правил своей профессии: «разведчик — до первого выстрела, после него — обыкновенная пехота»…
О том, что довелось пережить и испытать в девяти боевых командировках, Вячеслав Владимирович вспоминать не любит, а если уж и говорит о каких-то эпизодах, то короткими, рублеными и по-военному сухими фразами, опуская подробности и детали.
Да, работали много и интенсивно, не жалея ни сил, ни здоровья. Да, был дважды ранен. Первый в девяносто девятом под Аргуном, прилично досталось. После этого, к слову, и первый орден получил. Второй раз зацепило через три года под Элистанжи. Выставили засаду с ходу и нарвались на крупный отряд боевиков. Были обнаружены, но отработали красиво и грамотно отошли, хотя пятеро тогда получили ранения, все вышли на точку эвакуации и вертушками вернулись на базу. Нет, ранило не сильно: уже через две недели снова был в отряде… Вот, практически и все, что удалось вытащить из разведчика о его боевой работе в Чечне.
Лишь об одном случае он согласился рассказать чуть подробнее.
—?В 2002-м это было. Дождались мы, когда артиллерия по одному из квадратов в горах отработает, и пошли проверять тот район. В лесу наткнулись на яму со свежими следами вокруг. Сидим, мозгуем, что к чему. Вроде на свежевыкопанную могилу похожа. Потом сигаретным дымком потянуло: о-па, значит, и люди рядом! — Постепенно мой собеседник все более и более увлекался, мысленно переносясь в события памятного для него дня. — Я головняк и ядро группы в обход отправил, а сам с тремя бойцами, правым дозором прямо по следам пошел. Ну и прямехонько на базу этих негодяев вышел.
Там стояли четыре большие палатки для жилья и две поменьше. Как потом выяснилось, в одной они молились, другая предназначалась для хранения продуктов. Была еще полевая столовая — навес со столами и лавками. По периметру — окопы отрыты, на деревьях позиции для наблюдателей и снайперов оборудованы. В общем, солидный такой лагерь перед нами нарисовался.
«Духов» в нем мы не менее двадцати человек насчитали. Понаблюдали за ними, оценили обстановку. Бросилось в глаза, что боевики пребывали явно в расслабленном состоянии. Поэтому решили сами их сделать, не вызывая вертолеты или огонь артиллерии. И пошла работа!
У нас «калаши» были 7,62-мм. Когда четыре такие «машинки» начинают одновременно «говорить», это уже большой психологический эффект на противника производит. Плюс у каждого подствольники. И потом, мы же не в воздух стреляли, а прицельно. Заметались «душки» между палаток, потом, отстреливаясь сумбурно, побежали из лагеря. Мы втроем — за ними. Вломились прямо в центр лагеря, не жалели ни гранат, ни патронов. Настреляли, сколько успели.
Отойти там можно было только в одном направлении, я туда основную группу и выслал. Когда со своими ребятами соединились, пошли по следам банды. Было еще несколько огневых контактов, мы еще четверых положили. Потом чувствую, эти негодяи отрываться от нас стали. Тогда вертушки на них навели.
Летчики банду настигли у переправы, разнесли каменный мост, по которому они как раз на другой берег переходили. Потом под его обломками тела еще двух «духов» нашли. Ну а когда вертолеты отработали, я артиллерию вызвал. И сколько уж там «Смерч» накрошил, не знаю: надо было группу быстрее из квадрата уводить, да еще на базу успеть заскочить, забрать там документы, оружие, тела убитых боевиков. Так что отходили мы тогда очень быстро…
Последним ярким впечатлением того безумного дня, навсегда отпечатавшегося в памяти офицера, стал свист приближавшихся реактивных снарядов и волнами заходившая земля под ногами.
На балканском «курорте»
О чем Вячеслав Владимирович вспоминает с нескрываемым удовольствием, так это о шести месяцах, проведенных в Сербии в составе международного военного контингента.
—?Я туда на реабилитацию попал, — широко улыбаясь, говорит он. И в ответ на мой недоуменный взгляд поясняет: — Когда летом 2000-го после первого ранения из госпиталя выписался и в полк вернулся, командир посмотрел на меня и говорит: «Муратов, ну что делать будем? Тебя теперь минимум полгода на Кавказ не пошлешь, врачи не разрешат, пока здоровье не восстановишь… А езжай-ка ты на Балканы, там как раз разведчики требуются». Так я оказался на должности командира разведгруппы специального назначения отдельной бригады ВДВ российских миротворцев.
Служба там — настоящий курорт по сравнению с нашим Северным Кавказом. Боев с национальными формированиями тогда уже не было. В городе полиция иногда вступала в перестрелки с криминальными бандами, которые после войны распоясались, а у нас, военных, боев уже не происходило.
Стояли мы в Углевике, по соседству с американцами. Занимались совместным патрулированием, проверкой организации хранения оружия на складах бывшей югославской армии, чтобы оно не расползалось по стране. А также выискивали минные поля, что после войны остались, обозначали их границы, вызывали саперов и прикрывали их во время разминирования. Вот, по сути, и вся работа.
Был, правда, один интересный случай. Американский патруль заехал на минное поле и подорвался там. Погибших у них не было, только раненые и контуженые. Надо было бедолаг срочно вытаскивать, а саперов ждать долго. Ну а кто еще полезет на мины, кроме русских десантников?.. Командование тогда этот случай огласке постаралось не предавать, все представили как учения, даже в газете так об этом и написали. Но мины, через которые мы пробирались, были реальные… Когда с минного поля выбрались, перед нами какой-то четырехзвездный американский генерал каску снял и долго руку тряс, все повторяя по-русски: «Вы — мужики!». Спустя некоторое время нам натовские медали вручили.
А так больше ничего значительного и там не было. Я же говорю — курорт…
Так сложилось, что в 2005 году Вячеслав Владимирович по семейным обстоятельствам вынужден был оставить военную службу. Но и после этого нашел достойное применение знаниям, навыкам и опыту, приобретенным в спецназе ВДВ: сегодня полковник полиции Вячеслав Муратов работает в одном из подразделений Службы специального назначения УФСКН России по городу Москве.
Информация