Яков Тряпицын: Памяти оклеветанного красного партизана (часть 1)
Сразу уточню,что натолкнулся на неё (статью) пару дней назад совершенно случайно. Это чтобы избежать глупых вопросов в духе, мол, что ж ты два года ждал.
В целом, работа Гордеевой мне понравилась, но бросилась в глаза одна неточность. И, к сожалению, неточность вопиющая. Вот она:
И далее:
Меж тем, надо чётко понимать, что Лазо в этот момент находился во Владивостоке, а Тряпицын с верной боевой подругой Ниной Лебедевой-Кияшко в Николаевске-на-Амуре. Иными словами, «бывшие союзники-анархисты», как именует их автор, уж никак не могли насолить Лазо, хотя бы потому, что находились за 1732 км от него.
Впрочем, извините, забегаю вперёд. Моей целью ни в коей мере не является заклеймить Елену Гордееву, потому больше статью её трогать не стану. Но, раз уж в ней зашла речь о таком человеке, как Яков Тряпицын, и представлен он, прямо скажем в не лучшем виде, то посчитал своим долгом написать об истинной его роли в партизанском движении на Дальнем Востоке.
Зачем? Во-первых, чтобы не сложилось у читателей искажённого понимания нашей великой истории. Во-вторых, дабы просто очистить от клеветы светлое имя славного партизана.
Здесь очень важно отметить, что грязью Тряпицына поливали на протяжении нескольких десятков лет. В советское время ярлык «тряпицынец» на Дальнем Востоке означал примерно то же, что «махновец».
Ранние годы
О ранних годах (строго говоря, до «поздних» Тряпицын и не дожил, в день расстрела ему было всего 23 года) становлении нашего героя известно исключительно мало. Более того, сведения, содержащиеся в разных источниках, часто противоречивы.
Вот что, например, пишет о нём известный и, к сожалению, уже покойный (умер в 2008 г.) историк и писатель Виктор Григорьевич Смоляк в книге «Междоусобица. По следам нижнеамурской трагедии»:
В 1916 году ушёл добровольцем на воинскую службу. Служил в лейб-гвардии Кексгольмского полка в Петербурге. Принимал участие в боевых действиях Первой мировой войны. За личную храбрость награждён Георгиевским крестом. В составе полка принимал участие в штурме Зимнего дворца.
Весной 1918 года после демобилизации уехал на Дальний Восток во Владивосток, где жила его сестра. Работал грузчиком в порту. Участвовал в захвате японского вагона с оружием, после чего попал к партизанам на Сучан (название реки). Из-за конфликта с С. Лазо ушёл в партизанский отряд под Гродеково. В одном из боёв отряд был разбит японскими карателями, и Тряпицын с несколькими партизанами в июле 1919 года отбыл под Хабаровск. Командовал небольшим партизанским отрядом в районе станции Корфовская.
Несколько отличается то, что о ранних годах партизана пишет в А.Н. Фуфыгин в статье «Яков Тряпицын и Иван Андреев – жертва и палач?»:
Был арестован в Иркутске белыми, бежал из тюрьмы. Прибыл в Приморье и непродолжительное время был простым бойцом в отряде Г.М. Шевченко. Из-за разногласий в вопросах партизанского движения во главе небольшого отряда сначала перебрался в район Имана, а затем в Хабаровский уезд.
Вот так вот негусто. При этом, надо сказать, что Смоляк и Фуфыгин ещё достаточно подробно пишут о ранних годах жизни Тряпицына. У остальных – и того меньше.
Примечательно, что в газете «Хабаровский экспресс» и на сайте города Александровск-Сахалинский годом рождения нашего героя и вовсе называют 1898-й. Из сына крестьянина Владимирской губернии он почему-то становится сыном «ремесленника-кожевника из Великого Устюга», т.е. города, расположенного в совсем другой губернии – Вологодской.
В отличие от Фуфыгина, периодические издания склонны соглашаться со Смоляком, подчёркивая, что на службу Тряпицын поступил добровольно, а не «был призван». Кроме того, они пишут не об одном, а о двух Георгиевских крестах и о том, что будущий красный партизан был произведён в прапорщики. Т.е., получил первый офицерский чин, соответствующий званию младшего лейтенанта в современной русской армии (здесь и впредь буду называть нашу армию именно РУССКОЙ, а не «российской»).
Есть упоминание, что уже вступив в ряды Красной гвардии (тогде ещё не армии) после Октябрьской революции, Тряпицын принимал участие в подавлении контрреволюционного мятежа в Самаре.
Такой скудности сведений о нём, откровенно говоря, не стоит удивляться, кого мог интересовать скромный сын крестьянина из Владимирской губернии? А если учесть ещё и то, что позже наш герой будет оклеветан и так и не признан Советской властью, за которую проливал кровь, то всё становится на свои места.
Но даже судя по этим скудным данным, можно сделать вывод, что перед нами человек мужественный, решительный, не боящийся ответственности и не лишённый организаторских способностей, что подтверждает дальнейший его жизненный путь.
Поход на Николаевск
О деятельности Тряпицына на посту партизанского командира известно, к счастью, уже больше.
Фуфыгин так описывает этот короткий, но славный период его жизни:
В целом, это совпадает с другими источниками. Тут нелишним будет остановиться на некоторых подробностях похода отряда Тряпицына на Николаевск, которые, как мне кажется, весьма примечательны.
Итак, летом 1919 г. около тридцати человек под командованием Тряпицына участвовали в боях возле железнодорожных станций Кругликово и Верино.
В 2 часа ночи 10 ноября 1919 года отряд Тряпицына выступил из села Вятского. Так начался поход вниз по Амуру, с конечной целью – освобождением Николаевска-на-Амуре. В селе Малмыж произошла встреча с отрядом Мизина. Отряд хотя и назывался «мизинским», но на тот момент, им командовал Оцевилли-Павлуцкий. После того, как каратели сожгли село Синда, партизаны переизбрали Мизина, и, тем не менее, после объединения отрядов, он стал заместителем Тряпицына.
При приближении партизан к населённым пунктам, колчаковская милиция обычно разбегалась. Вот в станице Киселёвка было около сотни казаков и, чтобы избежать кровопролития (согласитесь, несколько странно для «кровавого диктатора»), Тряпицын лично отправился на переговоры с атаманом, предложив ему сдать станицу без боя, гарантируя жизнь и безопасность всем сдавшим оружие. Но казаки предпочли бежать. Вслед им был отправлен отряд лыжников, который нагнал отступающих казаков.
23 ноября 1919 года партизаны заняли Сухановку и Циммермановку. Но 26 ноября конная группа партизан в районе почтового станка Пульса попала в засаду. Разведкой было установлено, что отряд белых достигает 120 штыков, у партизан же к тому времени было уже около 160 человек. Стали готовить оборону Циммермановки: отрыли снежные окопы, в стенах амбаров и сараев проделали бойницы. Удача была на стороне красных. Метким огнём стрелки вывели из строя пулемётные расчёты белых.
Теперь партизаны продвинулись до Калиновки. Узнав о разгроме белых, начальник Николаевского гарнизона Медведев мобилизовал у населения подводы, посадил в них солдат и добровольцев из числа местной буржуазии, выслал отряд во главе с полковником Вицем в помощь белым. Виц решил закрепиться в селе Мариинском, избрав его местом сосредоточения всех белогвардейских сил.
Вновь, чтобы избежать кровопролития, Тряпицын отправился в распоряжение белых для переговоров. Появление командующего партизанского движения оказало на солдат сильное психологическое воздействие. Тряпицын передал им письма и рождественские подарки от родственников. На предложение сдаться, Виц ответил отказом, но, понимая, что располагает меньшими силами, отдал приказ отступать в бухту Де-Кастри, поскольку путь на Николаевск был отрезан. Однако приказ выполнили лишь немногие, основная масса восстала и перешла на сторону партизан(!).
Таким образом, силы партизан достигли почти полторы тысячи бойцов. Отдельные отряды даже свели в два полка. Одним стал командовать Бузин-Бич, другим Наумов-Медведь. Кроме того, были созданы вспомогательные части: связи, снабжения, медико-санитарная и транспортная. В частях вводилась жёсткая воинская дисциплина (прошу обратить особое внимание на эти слова всем тем, кто пытается изобразить Тряпицына этаким «неуправляемым анархистом»). Всюду, где прошли партизаны, восстанавливалась Советская власть.
В Николаевске среди белогвардейцев царила растерянность и паника. Начальнику гарнизона Медведеву удалось сколотить отряд лишь в 250 человек. Вся надежда местной буржуазии была на японцев. Майор Исикава, командовавший японскими войсками в городе, решил встретить партизан на подступах, но просчитался. Уже к 20 января 1920 года партизаны окружили Николаевск. Стремясь избежать напрасного боя, командование решило послать в город парламентёров… Они не вернулись (ещё раз прошу обратить особое внимание всем, кто «зверства и непорядочность» приписывает красным), этим японцы и белогвардейцы поставили себя вне закона.
Это пепелище было русским городом Николаевском-на-Амуре
Убедившись, что город не будет сдан без боя, партизаны для начала овладели крепостью Чныррах, прикрывавшую Николаевск с моря, а 29 февраля 1920 года вошли в город. Под давлением представителей различных консульств японцы вспомнили о декларации генерал-лейтенанта Сирамидзу о соблюдении японской армии нейтралитета (иными словами, после убийства парламентёров умудрились объявить себя «нейтральными», и ведь не тронули подонков «кровавые» красные партизаны). Власть перешла к Советам.
Что тут ещё скажешь? – Блестящая военная операция с перерастанием маленького отряда размером в один взвод в настоящее соединение. Не будь Тряпицын оклеветан, а потому – предан забвению, мог бы занять достойное место среди красных военачальников Гражданской войны. А если говорить о способности побеждать «малой кровью», так большинство их он и вовсе превосходит. Мало того, из описанного выше мы видим, что при малейшей возможности Тряпицын заботился о том, чтобы русский не убивал русского.
«Кровавая резня», учинённая партизанами Тряпицына в Николаевске
А сейчас мы подошли к самому волнующему вопросу, о так называемой «кровавой резне». Так с чего же она началась. А вот с чего:
В ночь с 11 на 12 марта 1920 года японцы предательски напали (это те самые, которые раньше объявили себя «нейтральными») на части Красной Армии. Окружив штаб, они подожгли ракетами здание и открыли по нему ружейно-пулемётную стрельбу. По всему городу вели огонь по казармам. Тряпицын был дважды ранен (!) и просил товарищей пристрелить себя, но его спасли.
Бои в городе продолжались три дня и закончились, когда в одном из домов квартала японского миллионера Симады сгорела группа японцев вместе с майором Исикавой.
После победы над японцами жизнь в Николаевске пошла своим чередом. Тряпицын был назначен командующим Охотским фронтом… Приказ о назначении (№ 66 от 22 апреля 1920 г.) на такую высокую должность подписал главнокомандующий Народно-Революционной армией (НРА) Эйхе (Генрих Христофорович Эйхе - с марта 1920 по апрель 1921 главнокомандующий Народно-революционной армией Дальневосточной республики).
В целях наведения порядка в городе действительно начались расстрелы... японцев и их приспешников (последних многие авторы называют «мирным населением»)! А что с ними ещё прикажете делать после предательского-то нападения, равносильного выстрелу в спину?! Может, ещё по головке их погладить?! И какое право мы имеем обвинять в этом Тряпицына?! Он и так имел полное право уничтожить их, лишь войдя в город. Так ведь нет же, пожалел... Как оказалось, на своё горе.
Опять-таки, надо отметить, что, в отличие от Лазо, чьи части Владивосток не удержали, бойцы Тряпицына, преодолев замешательство, Николаевск удержать смогли. И это, несмотря на неожиданное нападение вероломного врага (напомню, что профессиональные военные неожиданный удар вообще считают половиной победы)! Да честь им (и их командиру) и хвала!!!
Позволю себе немного уйти от темы статьи, дабы внести некоторую ясность. Мы говорим о событиях 1920 года. В конце того года Гражданская война в европейской части России уже закончится, после чего на Дальнем Востоке кровь, как известно, будет литься ещё два года. Но, строго говоря, война там уже не будет Гражданской. Ведь основные враги там – японцы, которых в истории принято именовать «интервентами».
Однако, 16 января 1920 года Верховный совет Антанты принял решение о снятии блокады с Советской России и выводе войск из Сибири (и войска европейских стран оттуда ушли!). 24 февраля 1920 года советское правительство предлагает японской стороне начать мирные переговоры. Но японцы уходить с русских земель не хотели. Более того, наиболее решительно настроенные офицеры мечтали о Байкале, Ангаре и Иркутске. Токио отказал Москве под весьма смехотворным предлогом: японцы заявили, что «опасаются за жизнь и имущество своих подданных».
Т.е. после февраля 1920 года японцы, отказавшись уйти с Дальнего Востока, из разряда «интервентов» перешли в разряд самых настоящих иноземных ЗАХВАТЧИКОВ! Кроме того, в отличие от своих западных «коллег», подданные Страны Восходящего Солнца изначально готовы были воевать не только штыками и саблями колчаковцев и семёновцев, которых поддерживали, но и сами, чувствуя явную выгоду.
Писатель Николай Стариков, называющий себя «историком», в своих книгах об Октябрьской революции откровенно хвалит японцев за такую готовность. Мол, они выполняли «союзнический долг» перед белыми и сражались с Советами по-настоящему.
Большого бреда и представить себе сложно! Во-первых, плевать им было на «союзнический долг», воевали они за свои интересы (проще говоря, за захват новых земель). Во-вторых, тот же Семёнов был не «союзником», а самым настоящим холуем японцев, целовавшим им зад!
Этак можно снова договориться до того, что поганый предатель и ничтожнейший слизняк генерал Власов хотел «освобождения России от сталинизма», а честный русский офицер полковник Юрий Буданов, сохранивший сотни солдатских жизней, убил «невинную» такую девочку Эльзу Кунгаеву (снайперша, одному богу известно, скольких русских ребят положила эта тварь!).
Уж молчу о зверствах японцев и семёновских казаков. По сравнению с ними обычные расстрелы (без пыток!) в Николаевске – детская шалость. В общем, простите за такое пространное отступление, но оно было необходимо, чтобы понять, что поступил Тряпицын правильно. Иначе и не мог!
Увы, красный «островок» в Николаевске не мог просуществовать долго, когда ему противостояла регулярная японская армия и флот. Японцы, разгромив революционные вооружённые силы в Приморье и Хабаровске, готовились с началом навигации направить канонерские лодки и крейсеры для занятия Николаевска. Кроме того, десант был высажен на Сахалине и в Де-Кастри. Город начал готовиться к обороне.
На северном фарватере лимана, красные затопили баржи, груженные камнями, около с. Софийского поставили подводные мины, а в устье Амгуни около Тырского утеса – батареи. Но, поняв, что город не удержать, 10 апреля 1920 года решили произвести эвакуацию в посёлок Керби (ныне посёлок им Полины Осипенко) за полтысячи километров от Николаевска, в глубь тайги. 30 мая 1920 г. эвакуация города была завершена и в ночь на 1 июня Николаевск запылал.
И тут снова начинаются обвинения Тряпицына. Мол, город-то зачем спалил? А что, лучше было врагу оставить?! Обвиняют красного военачальника и в том, что расстрелу были преданы все арестованные, находившиеся в тюрьмах Николаевска. Уточняю, арестованные за то ,что написали петицию на имя императора Японии с просьбой ввести войска на Нижний Амур для его «освобождения» от Советской власти (и, соответственно, предания власти японской). Т.е. надо было оставить их в покое, чтобы японцы освободили своих холуёв, а те бы пополнили и без того многочисленные силы контрреволюции, так, что ли?!
Гражданское население и раненые были доставлены в Керби пароходами. Бойцы Красной Армии весь путь проделали пешком. Измотанные до предела люди только на 21-й день вышли к реке Амгуни в районе Красного Яра, у Херпучинских приисков. Тряпицын с кавалеристами отправился в Благовещенск за продовольствием, предварительно организовав оборону, расположив войска заградительными отрядами.
В общем, с организацией отступления Тряпицын тоже справился. Думаю, люди военные не дадут мне соврать, провести отступление, сохранив при этом дисциплину, так, чтобы оно не переросло в беспорядочное бегство, задача не из лёгких. Потяжелее иного наступления будет! Не оставил наш герой и мирных людей на расправу озверевшим японцам.
Увы, отступление это стало последней его операцией. В войсках Тряпицына зрел мятеж.
- Владимир Глыбин
- Яков Тряпицын: Памяти оклеветанного красного партизана (часть 1)
Яков Тряпицын: Памяти оклеветанного красного партизана (часть 2)
Информация