Малые проблемы большого образования
Что мешает военным академиям сохранить костяк научных школ и укрепить престиж профессии военного педагога, научного сотрудника
Смена государственной формации влечет за собой масштабные перемены во всех сферах общественной жизни. Это в полной мере прочувствовали на себе граждане России, когда после распада СССР коренной ломке были подвергнуты основные государственные институты. Не миновала подобная участь и систему военной безопасности нашей Родины. За четверть века военная реформа прошла столько этапов, что выросло и уходит в запас целое поколение офицеров, не знавших, что такое стабильное развитие армии, целенаправленная боевая и оперативная подготовка, сбалансированная законодательная база в области оборонного строительства.
Бесконечные проекты документов, регламентирующих боевую и повседневную деятельность, «Временные наставления», «Уточнения и дополнения» к ним не поспевали отслеживать замысловатые зигзаги преобразований. От неудобства признать нескончаемость этого процесса сам термин «военная реформа» был заменен словосочетанием «придание Вооруженным Силам нового облика».
Поиском ответа на извечный вопрос «Что делать?» профессионально занялся новый министр обороны Сергей Кужугетович Шойгу. Имея желание исправить ситуацию, глава военного ведомства уже сделал многое. Приостановка и последующая отмена ряда неэффективных решений предшественника, принятые меры по укреплению ОПК, осуществляемые проверки боевой готовности войск военных округов, начавшееся переоснащение армии и флота на новые образцы вооружения и военной техники – дела глобальные. Но за этими проблемами не всегда видны подводные камни, на первый взгляд мелкие, но мешающие движению вперед. Их много и каждый заслуживает пристального внимания.
Однако ограничим предмет разговора, выделив всего одну группу мелких препятствий. Тех, что накопились в учебно-научном комплексе Министерства обороны. Конкретнее – в военно-учебных заведениях страны. Еще конкретнее – оценим, что мешает военным академиям сохранить костяк научных школ и укрепить престиж профессии военного педагога, научного сотрудника.
Чтобы устранить препятствия, об их существовании надо знать. Для этого представим проблему не как она видится сверху, а изнутри, с позиции рядовых специалистов, которые сталкиваются с ней в процессе повседневной профессиональной деятельности. Выделим наиболее опасные тенденции в структуре этой проблемы.
Первая тенденция – существующий и возрастающий кадровый голод военно-учебных заведений.
Нет, с точки зрения заполнения штатно-должностных списков (ШДС) здесь все гладко. «Клетки» не пустуют, кандидаты на возникающие вакансии находятся. Но вот тех специалистов, которые действительно могут обучить слушателей и курсантов искусству побеждать, остается все меньше. Впрочем, откуда им взяться?
Еще каких-то 15–20 лет назад коллектив кафедр оперативного искусства, тактики рода войск, вида обеспечения боевых действий и других складывался из двух категорий педагогов. Первые обрели бесценный опыт на командных или инженерных должностях, проявили себя в штабной работе, достигли значимых высот в карьерном смысле. Это практики, имеющие за спиной полигоны, боевые стрельбы, учения. Они знают, как планировать боевые действия, и умеют управлять воинскими формированиями в процессе вооруженной борьбы. Получив определенную педагогическую практику, такие профессионалы становились блестящими преподавателями военной академии, военного училища. Среди них были командиры полков и бригад, заместители начальников оперативных отделов объединений, начальники штабов соединений, начальники родов войск и другие опытные офицеры. Вторые проявили способность к исследовательской работе еще при обучении в высшем военно-учебном заведении. Их конкурсные военно-научные работы, изобретения и публикации послужили «пропуском» в адъюнктуру. Далее – защита кандидатской и докторской диссертаций. Накопленные знания в сочетании с методическим мастерством, способность выступать публично и излагать мысли на бумаге, генерировать и обосновывать полезные идеи – вот составляющие успеха будущего военного теоретика и учителя.
Обе категории педагогов взаимно дополняли друг друга на кафедре. Опыт первых и знания вторых не только способствовали гармоничному развитию обучаемых, но и обогащали каждого члена коллектива вуза.
Как удавалось достичь столь представительной комплектации штатно-должностного списка академии?
Профессия преподавателя военно-учебного заведения была престижной.
Во-первых, в военной академии только первичная должность соответствовала категории «Подполковник». Начиная со старшего преподавателя (а на ведущих кафедрах и с преподавателя) все должности были полковничьими. Поэтому перевод, скажем, командира полка, командира бригады или начальника оперативного отдела штаба объединения из войск в академию не становился для него карьерным падением. Более того, защитив диссертацию, дослужившись до начальника профилирующей кафедры или заместителя начальника вуза, офицер получал шанс надеть генеральский мундир.
Во-вторых, денежное довольствие преподавателя военной академии (военнослужащего) было большим, чем денежное довольствие командира полка, денежное довольствие старшего преподавателя – большим, чем командира бригады, и т. д. Поэтому на вакантные должности в вуз существовал конкурс и было из кого выбрать.
В-третьих, имело место разумное дифференцирование окладов. Преподаватель военной академии имел больший оклад, чем преподаватель военного училища. Преподаватель ведущей кафедры имел больший оклад, чем его коллега на непрофилирующей кафедре. А это справедливо.
В-четвертых, разница между денежным довольствием педагога-офицера и заработком его гражданского коллеги, объяснимая рядом дополнительных лишений и тягот военной службы, имела место быть, но все-таки в разумных пределах.
В-пятых, перевод на службу в военно-учебное заведение сулил жизнь семье в большом городе, а не на удаленной «точке», постановку в очередь на постоянное жилье с шансом его дождаться (войсковой офицер, кочующий из гарнизона в гарнизон, на это не рассчитывал), возможность получить ученую степень и ученое звание прямо на своем рабочем месте, возможность не искать работу после увольнения в запас, оставаясь в том же коллективе и практически при тех же функциональных обязанностях педагога, которые освоил в последние годы службы.
Что мы имеем сегодня?
Первое. Нанесен непоправимый удар по научно-педагогическим кадрам. В семь раз сокращен профессорско-преподавательский состав военных академий и училищ. Это не водители автобусов и даже не юристы, которых можно быстро набрать или подготовить по необходимости. Преподаватель военно-учебного заведения – штучный продукт, сочетающий бесценный войсковой опыт, знания и культуру. Среди оставшихся за бортом – доктора и кандидаты наук. Они не только умелые методисты, но и носители славных традиций школы. И этот потенциал легко распущен по дачным участкам, охранным предприятиям, гражданским вузам. Вернуться готовы немногие, даже после возобновления набора слушателей и курсантов. У одних вынужденный простой вызвал чувство неуверенности в себе и расслабление. У других возникла обида на несправедливость. На то, чтобы вырастить замену этим учителям, уйдут десятилетия. Такая антигосударственная политика нанесла непоправимый ущерб учебно-научному комплексу МО РФ на долгие годы.
Второе. В сохранившихся военно-учебных заведениях МО РФ резко понижены штатные категории для тех, кто обучает подрастающее поколение защитников Родины. Сегодня преподаватель (причем и в военном училище, и в военной академии) – майор. Откуда он возьмется? Если из войск – то с должности командира роты (или примерно равной). Для подготовки курсанта (будущего лейтенанта), вероятно, он будет авторитетным преподавателем. Но в военную академию поступают капитаны, майоры и подполковники, офицеры с должностей командиров батальонов, дивизионов, эскадрилий, их заместителей, начальников штабов. Должность предназначения выпускника военной академии – заместитель командира полка. А диапазон служебных ступеней, к которому готовит военная академия, – вплоть до заместителя командира дивизии, командира бригады. Чему же его научит в области тактики, оперативного искусства, управления, всестороннего обеспечения боевых действий офицер, сам не хлебнувший лиха на этих должностях?
Третье. После изменения системы начисления денежного довольствия в 2012 году офицер, проходящий службу в военно-учебном заведении, оказался в невыгодном положении по сравнению с войсковым офицером.
Сегодня командир бригады получает на руки (с учетом всех премий и надбавок) около ста тысяч рублей. Много это или мало – вопрос дискуссионный. Но хотя бы зарплата боевого офицера, управляющего тысячами подчиненных и имеющего сотни единиц современной военной техники, сравнялась с зарплатой машиниста Московского метрополитена, имеющего в подчинении одного помощника и отвечающего за перемещение в замкнутом пространстве 10 вагонов с пассажирами. Не пытаясь вбить клин между представителями разных профессий, все же заметим, что на курсы машинистов принимаются молодые люди со средним образованием, о чем свидетельствуют многочисленные рекламные листы в электропоездах метрополитена. А чтобы стать комбригом, надо поступить в высшее военное училище, пройти школу военной службы, окончить военную академию (это еще один уровень высшего образования). Но даже не это важно. Учитель будущего комбрига, старший преподаватель военной академии, имеет денежное довольствие немногим более 50 тысяч рублей. Это меньше, чем зарплата помощника машиниста того же метрополитена. Закономерен вопрос: по какой мотивации комбриг переведется в академию, чтобы своим опытом растить будущих полководцев?
Четвертое. Даже при таком скромном повышении разница между денежным довольствием педагога-офицера и заработком его гражданского коллеги резко увеличилась. Такой же старший преподаватель, с теми же обязанностями, но снявший погоны, сегодня расписывается в ведомости за 25 тысяч рублей. Он (в материальном смысле) оказался на уровне уборщицы станции метро, прибывшей на заработки из Узбекистана.
Пятое. Не обошлось и без совершенно необъяснимых перекосов в системе оплаты ратного труда. Например, «вес» спортивной категории «Кандидат в мастера спорта» в денежном эквиваленте для преподавателя кафедры физической подготовки оказался больше, чем аналогичный «вес» ученой степени «Кандидат наук» для преподавателя кафедры тактики или оперативного искусства. Надбавка мастеру спорта выше, чем доктору наук. Но преподавателем физической подготовки в военную академию или училище может прийти 22-летний выпускник университета физической культуры, а преподавателем оперативно-тактических дисциплин становится офицер, прошедший через определенные военные должности, «отработавший» боевые задачи на полигонах, окончивший военную академию и защитивший диссертацию. Получается, что борьба за интеллект не стала приоритетной в оборонном строительстве нашего государства? И это в эпоху высокотехнологических бесконтактных войн!
Вторая тенденция – интеллект и способности ученого в учебных заведениях Минобороны используются недостаточно эффективно.
В штате любого военно-учебного заведения есть научные подразделения. Специалисты, проходящие службу на должностях в этих подразделениях, имеют одну задачу – проводить научные исследования по темам, определенным свыше (по линии ГШ ВС РФ, Главного штаба вида ВС, штаба рода войск) либо по инициативно выявленным актуальным направлениям.
Профессиональная деятельность профессорско-преподавательского состава вуза МО РФ складывается из трех составляющих. Во-первых, это учебная работа (подготовка и проведение занятий по расписанию, консультации обучаемых и др.). Во-вторых, методическая работа (написание конспектов лекций, разработка методических материалов, наглядных пособий, заданий и т. д.). В-третьих, научная работа. Вот на последней остановимся подробнее.
Любой офицер-исследователь, любой педагог обладает знаниями и опытом в своей области. Если он к тому же ученый, то способен вносить вклад в науку. У одного этот вклад минимальный, допустим, если преподаватель изредка выступает на научных конференциях, пишет отзывы на поступившие авторефераты, ведет военно-научный кружок в группе обучаемых и т. п. У второго вклад весомый. Его продукт на выходе – научно-исследовательские, опытно-конструкторские работы на заданные темы, военно-теоретические труды, монографии, статьи для центрального печатного органа МО РФ. Он осуществляет научное руководство будущими кандидатами наук. В чем разница между этими функционерами?
В смысле мотивации разницы почти нет (если не считать ограниченные возможности руководства кафедры, вуза по варьированию премий). И тот, и другой сидят на зарплате (денежном довольствии) и получают в месяц одинаковое жалованье. А раз так, то и ввязываться в серьезную работу готовы немногие.
Решение этой проблемы простое. Необходимо мотивировать вузы и заинтересовать ученых, поставив их в равные условия с работниками хозрасчетных, коммерческих и прочих научно-исследовательских учреждений, выполняющих заказы МО РФ.
Третья тенденция – необоснованное ограничение вузов в подготовке будущих преподавателей и научных сотрудников.
Мало сохранить имеющийся научно-педагогический потенциал. Надо восполнять его нехватку. Ветераны не только уходят из военных академий по причинам, раскрытым выше. Они, увы, старятся, уходят из жизни. При нормальном ритме функционирования учебного заведения на смену ветеранам приходят их ученики. Они же становятся учителями для тех, кто делает первые шаги в науке: адъюнктов, докторантов и соискателей. Так, в три поколения реализуется главный принцип развития научной школы – преемственность.
После трехлетнего застоя в системе военного образования, когда отсутствовал набор обучаемых в академии МО РФ, возник и провал в кадрах. Адъюнктуры были практически расформированы. Диссертационные советы работали от случая к случаю. И сегодня между поколением ветеранов и молодежью возникла кадровая брешь. Потребность в ученых и педагогах возросла в разы.
Но система комплектования адъюнктур оказалась негибкой. При наборе в адъюнктуру и докторантуру военной академии нельзя превышать определенные лимиты. Установлены они не от реальных потребностей в профессорско-преподавательском и научном составе учреждения, а исходя из штатно-должностного списка учебного заведения. В свою очередь число преподавателей в ШДС является производной от числа обучаемых курсантов и слушателей. Что из этого следует?
Допустим, военная академия после долгого перерыва произвела набор обучаемых на первый курс. Их относительно немного. На следующий год (с учетом наличия уже двух курсов) слушателей и курсантов будет в два раза больше. И только через пять лет вуз выйдет на полную мощность, когда одновременно станет осуществлять выпуск специалистов и прием абитуриентов. А значит, только через пять лет он получит полный ШДС и право иметь полную по составу адъюнктуру. Но ведь ученые кадры нужны были все эти пять лет, причем в обратной зависимости: в первый год адъюнктов следовало набрать сверх нормы, чтобы как можно скорее устранить возникший провал в квалифицированных кадрах, а в последующем – сокращать прием рапортов. Это здравая логика с точки зрения государственных интересов. Но ей сопротивляется военно-бюрократическая машина.
Четвертая тенденция – снижение эффективности взаимодействия военных академий с органами военного управления.
В советский и ранний постсоветский периоды военно-учебные заведения были заинтересованы в подготовке квалифицированных специалистов для того рода войск или вида Вооруженных Сил, к которому штатно принадлежали. И органы управления этих структур Министерства обороны были заинтересованы в качестве «продукта» на выходе этих учреждений, поскольку от уровня подготовки выпускников вузов зависела эффективность решения боевых и повседневных задач воинскими формированиями.
Такая взаимная заинтересованность, а главное – понимание взаимной обусловленности между теми, кто обучает, и теми, для кого организовано обучение, создавали предпосылку к взаимодействию. Главный штаб вида ВС четко формулировал квалификационные требования к выпускникам по каждой специальности. Военная академия разрабатывала учебные планы и программы в соответствии с этими квалификационными требованиями. Учебный процесс был целенаправленным. А последующий мониторинг прохождения военной службы выпускников в должностях предназначения позволял вносить корректировки в него.
Для того чтобы военная академия была успешной кузницей кадров, ее деятельность курировалась специально созданными подразделениями Министерства обороны, Главного штаба вида ВС, штаба рода войск. Должностные лица, отвечавшие за работу с военно-учебными заведениями, не только выполняли контрольные функции, но и вникали в проблемы, оказывали всестороннюю помощь. Военная академия всегда своевременно получала свежие руководящие документы по подготовке и применению Вооруженных Сил, боевые уставы, руководства, инструкции, директивы, приказы. Доступность этих документов преподавателю была гарантом того, что разработанные учебники, лекции, групповые упражнения, командно-штабные тренировки и другие методические материалы не будут отставать от времени, окажутся актуальными и полезными по содержанию. Доступность этих же материалов научному сотруднику, адъюнкту, докторанту позволяла проводить исследования на современном оперативно-тактическом фоне, вносить вклад в науку и вырабатывать полезные рекомендации по подготовке, применению и всестороннему обеспечению войск. Органы военного управления также проявляли заботу о снабжении учебных заведений современными образцами вооружения, тренажерами, техническими средствами обучения.
Неудачный эксперимент по отстранению военного ведомства от управления военным образованием привел к нарушению такого взаимодействия. Министерство образования и науки определяло общие государственные образовательные стандарты без учета предназначения будущего специалиста к профессии – защищать Родину. Департамент образования в Министерстве обороны укомплектовывался гражданскими сотрудниками, которые не всегда представляли характер будущей деятельности офицера – выпускника военной академии.
Такая бесхозность вузов негативно сказалась на всей системе подготовки военных профессионалов. Случалось, что офицеры из войск направлялись на курсы повышения квалификации в учебные заведения, неготовые качественно выполнить эту задачу. По отзывам некоторых из них, это было бесполезно потраченное время.
В некоторые академии перестали поступать необходимые документы либо это происходило с большой задержкой.
С приходом в военное ведомство нового министра обороны военно-учебные заведения вернули в подчинение главных командований (командований) видов (родов войск) ВС РФ. Но о полном восстановлении взаимодействия между заказчиком и исполнителем в сфере военного образования говорить пока рано.
Пятая тенденция – переход к непродуктивным методикам определения штатов профессорско-преподавательского состава военно-учебных заведений.
Еще недавно расчет необходимого состава педагогов осуществлялся исходя из объема их труда. А труд этот заключается не только в проведении занятий согласно утвержденному расписанию. Преподаватель (старший преподаватель, доцент кафедры, профессор кафедры) разрабатывает учебные программы, тематические планы, проводит консультации, руководит разработкой курсовых и дипломных работ, пишет учебники, учебные пособия, конспекты лекций, делится своим педагогическим мастерством на научно-методических конференциях и т. д. Плюс обязательная научная работа, о чем было сказано выше. Даже если бы в академии учился один слушатель, все это надо делать.
Новая методика во главу оценки штатного состава профессорско-преподавательского состава поставила не фактическую учебно-методическую и научную нагрузку на преподавательский состав (ППС), а число обучаемых в военно-учебном заведении. Чем чреват такой подход?
Возьмем лишь один пример. Ежегодно в каждой военной академии проводится командно-штабная военная игра с ППС. Цель мероприятия – повысить оперативно-тактический уровень знаний и мастерства преподавателя. На КШВИ задействованы сотни педагогов в течение нескольких недель – от разработки замысла и распределения ролей до подведения итогов игры и написания отчета по исследованиям. Но мероприятие проводится без привлечения курсантов и слушателей. Впрочем, даже если бы они привлекались к КШВИ, это ничего бы не изменило, поскольку численный состав обучаемых от этого не изменится. Поэтому деятельность есть, но ее как бы и нет. На штат ППС это никак не влияет.
И это не все. В последние годы произошло огражданствление ППС. Не в том смысле, что на кафедрах военных академий гражданского персонала стало больше. Просто стало меньше военнослужащих-педагогов. Если обратиться к тому же примеру организации КШВИ с ППС, то людей в погонах не хватает, чтобы заполнить основные «игровые должности». И достаточно нелепо выглядят командующие объединениями, командиры соединений, начальники родов войск и служб, докладывающие свои решения в цивильных пиджаках. Кому нужна такая учеба?
Более того, привлекая гражданский персонал к оперативно-тактическим мероприятиям (тем же военным играм, учениям в войсках, отработке внезапно поступающих заданий вышестоящих штабов), руководитель вуза балансирует на грани закона, поскольку подобная деятельность не предусмотрена трудовым договором, заключенным с сотрудником, идет вразрез с Трудовым кодексом и материально не стимулируется Министерством обороны (гражданский персонал МО РФ не получает надбавку за напряженность, хотя его работа ничем не отличается от того, чем занимается действующий офицер).
Перечисленные и многие не поднятые в статье малые проблемы учебно-научного комплекса складываются в одно большое препятствие, стоящее на пути конструктивного развития военного образования и военной науки. Препятствие это имеет искусственную природу. Его устранение не требует проведения глубоких исследований. Надо просто посмотреть: а как это было когда-то? Необходимо совсем немного – сделать работу над ошибками, как этому учили в старой советской школе.
Смена государственной формации влечет за собой масштабные перемены во всех сферах общественной жизни. Это в полной мере прочувствовали на себе граждане России, когда после распада СССР коренной ломке были подвергнуты основные государственные институты. Не миновала подобная участь и систему военной безопасности нашей Родины. За четверть века военная реформа прошла столько этапов, что выросло и уходит в запас целое поколение офицеров, не знавших, что такое стабильное развитие армии, целенаправленная боевая и оперативная подготовка, сбалансированная законодательная база в области оборонного строительства.
Бесконечные проекты документов, регламентирующих боевую и повседневную деятельность, «Временные наставления», «Уточнения и дополнения» к ним не поспевали отслеживать замысловатые зигзаги преобразований. От неудобства признать нескончаемость этого процесса сам термин «военная реформа» был заменен словосочетанием «придание Вооруженным Силам нового облика».
Поиском ответа на извечный вопрос «Что делать?» профессионально занялся новый министр обороны Сергей Кужугетович Шойгу. Имея желание исправить ситуацию, глава военного ведомства уже сделал многое. Приостановка и последующая отмена ряда неэффективных решений предшественника, принятые меры по укреплению ОПК, осуществляемые проверки боевой готовности войск военных округов, начавшееся переоснащение армии и флота на новые образцы вооружения и военной техники – дела глобальные. Но за этими проблемами не всегда видны подводные камни, на первый взгляд мелкие, но мешающие движению вперед. Их много и каждый заслуживает пристального внимания.Однако ограничим предмет разговора, выделив всего одну группу мелких препятствий. Тех, что накопились в учебно-научном комплексе Министерства обороны. Конкретнее – в военно-учебных заведениях страны. Еще конкретнее – оценим, что мешает военным академиям сохранить костяк научных школ и укрепить престиж профессии военного педагога, научного сотрудника.
Чтобы устранить препятствия, об их существовании надо знать. Для этого представим проблему не как она видится сверху, а изнутри, с позиции рядовых специалистов, которые сталкиваются с ней в процессе повседневной профессиональной деятельности. Выделим наиболее опасные тенденции в структуре этой проблемы.
Первая тенденция – существующий и возрастающий кадровый голод военно-учебных заведений.
Нет, с точки зрения заполнения штатно-должностных списков (ШДС) здесь все гладко. «Клетки» не пустуют, кандидаты на возникающие вакансии находятся. Но вот тех специалистов, которые действительно могут обучить слушателей и курсантов искусству побеждать, остается все меньше. Впрочем, откуда им взяться?
Еще каких-то 15–20 лет назад коллектив кафедр оперативного искусства, тактики рода войск, вида обеспечения боевых действий и других складывался из двух категорий педагогов. Первые обрели бесценный опыт на командных или инженерных должностях, проявили себя в штабной работе, достигли значимых высот в карьерном смысле. Это практики, имеющие за спиной полигоны, боевые стрельбы, учения. Они знают, как планировать боевые действия, и умеют управлять воинскими формированиями в процессе вооруженной борьбы. Получив определенную педагогическую практику, такие профессионалы становились блестящими преподавателями военной академии, военного училища. Среди них были командиры полков и бригад, заместители начальников оперативных отделов объединений, начальники штабов соединений, начальники родов войск и другие опытные офицеры. Вторые проявили способность к исследовательской работе еще при обучении в высшем военно-учебном заведении. Их конкурсные военно-научные работы, изобретения и публикации послужили «пропуском» в адъюнктуру. Далее – защита кандидатской и докторской диссертаций. Накопленные знания в сочетании с методическим мастерством, способность выступать публично и излагать мысли на бумаге, генерировать и обосновывать полезные идеи – вот составляющие успеха будущего военного теоретика и учителя.
Обе категории педагогов взаимно дополняли друг друга на кафедре. Опыт первых и знания вторых не только способствовали гармоничному развитию обучаемых, но и обогащали каждого члена коллектива вуза.
Как удавалось достичь столь представительной комплектации штатно-должностного списка академии?
Профессия преподавателя военно-учебного заведения была престижной.
Во-первых, в военной академии только первичная должность соответствовала категории «Подполковник». Начиная со старшего преподавателя (а на ведущих кафедрах и с преподавателя) все должности были полковничьими. Поэтому перевод, скажем, командира полка, командира бригады или начальника оперативного отдела штаба объединения из войск в академию не становился для него карьерным падением. Более того, защитив диссертацию, дослужившись до начальника профилирующей кафедры или заместителя начальника вуза, офицер получал шанс надеть генеральский мундир.
Во-вторых, денежное довольствие преподавателя военной академии (военнослужащего) было большим, чем денежное довольствие командира полка, денежное довольствие старшего преподавателя – большим, чем командира бригады, и т. д. Поэтому на вакантные должности в вуз существовал конкурс и было из кого выбрать.
В-третьих, имело место разумное дифференцирование окладов. Преподаватель военной академии имел больший оклад, чем преподаватель военного училища. Преподаватель ведущей кафедры имел больший оклад, чем его коллега на непрофилирующей кафедре. А это справедливо.
В-четвертых, разница между денежным довольствием педагога-офицера и заработком его гражданского коллеги, объяснимая рядом дополнительных лишений и тягот военной службы, имела место быть, но все-таки в разумных пределах.
В-пятых, перевод на службу в военно-учебное заведение сулил жизнь семье в большом городе, а не на удаленной «точке», постановку в очередь на постоянное жилье с шансом его дождаться (войсковой офицер, кочующий из гарнизона в гарнизон, на это не рассчитывал), возможность получить ученую степень и ученое звание прямо на своем рабочем месте, возможность не искать работу после увольнения в запас, оставаясь в том же коллективе и практически при тех же функциональных обязанностях педагога, которые освоил в последние годы службы.
Что мы имеем сегодня?
Первое. Нанесен непоправимый удар по научно-педагогическим кадрам. В семь раз сокращен профессорско-преподавательский состав военных академий и училищ. Это не водители автобусов и даже не юристы, которых можно быстро набрать или подготовить по необходимости. Преподаватель военно-учебного заведения – штучный продукт, сочетающий бесценный войсковой опыт, знания и культуру. Среди оставшихся за бортом – доктора и кандидаты наук. Они не только умелые методисты, но и носители славных традиций школы. И этот потенциал легко распущен по дачным участкам, охранным предприятиям, гражданским вузам. Вернуться готовы немногие, даже после возобновления набора слушателей и курсантов. У одних вынужденный простой вызвал чувство неуверенности в себе и расслабление. У других возникла обида на несправедливость. На то, чтобы вырастить замену этим учителям, уйдут десятилетия. Такая антигосударственная политика нанесла непоправимый ущерб учебно-научному комплексу МО РФ на долгие годы.
Второе. В сохранившихся военно-учебных заведениях МО РФ резко понижены штатные категории для тех, кто обучает подрастающее поколение защитников Родины. Сегодня преподаватель (причем и в военном училище, и в военной академии) – майор. Откуда он возьмется? Если из войск – то с должности командира роты (или примерно равной). Для подготовки курсанта (будущего лейтенанта), вероятно, он будет авторитетным преподавателем. Но в военную академию поступают капитаны, майоры и подполковники, офицеры с должностей командиров батальонов, дивизионов, эскадрилий, их заместителей, начальников штабов. Должность предназначения выпускника военной академии – заместитель командира полка. А диапазон служебных ступеней, к которому готовит военная академия, – вплоть до заместителя командира дивизии, командира бригады. Чему же его научит в области тактики, оперативного искусства, управления, всестороннего обеспечения боевых действий офицер, сам не хлебнувший лиха на этих должностях?
Третье. После изменения системы начисления денежного довольствия в 2012 году офицер, проходящий службу в военно-учебном заведении, оказался в невыгодном положении по сравнению с войсковым офицером.
Сегодня командир бригады получает на руки (с учетом всех премий и надбавок) около ста тысяч рублей. Много это или мало – вопрос дискуссионный. Но хотя бы зарплата боевого офицера, управляющего тысячами подчиненных и имеющего сотни единиц современной военной техники, сравнялась с зарплатой машиниста Московского метрополитена, имеющего в подчинении одного помощника и отвечающего за перемещение в замкнутом пространстве 10 вагонов с пассажирами. Не пытаясь вбить клин между представителями разных профессий, все же заметим, что на курсы машинистов принимаются молодые люди со средним образованием, о чем свидетельствуют многочисленные рекламные листы в электропоездах метрополитена. А чтобы стать комбригом, надо поступить в высшее военное училище, пройти школу военной службы, окончить военную академию (это еще один уровень высшего образования). Но даже не это важно. Учитель будущего комбрига, старший преподаватель военной академии, имеет денежное довольствие немногим более 50 тысяч рублей. Это меньше, чем зарплата помощника машиниста того же метрополитена. Закономерен вопрос: по какой мотивации комбриг переведется в академию, чтобы своим опытом растить будущих полководцев?
Четвертое. Даже при таком скромном повышении разница между денежным довольствием педагога-офицера и заработком его гражданского коллеги резко увеличилась. Такой же старший преподаватель, с теми же обязанностями, но снявший погоны, сегодня расписывается в ведомости за 25 тысяч рублей. Он (в материальном смысле) оказался на уровне уборщицы станции метро, прибывшей на заработки из Узбекистана.
Пятое. Не обошлось и без совершенно необъяснимых перекосов в системе оплаты ратного труда. Например, «вес» спортивной категории «Кандидат в мастера спорта» в денежном эквиваленте для преподавателя кафедры физической подготовки оказался больше, чем аналогичный «вес» ученой степени «Кандидат наук» для преподавателя кафедры тактики или оперативного искусства. Надбавка мастеру спорта выше, чем доктору наук. Но преподавателем физической подготовки в военную академию или училище может прийти 22-летний выпускник университета физической культуры, а преподавателем оперативно-тактических дисциплин становится офицер, прошедший через определенные военные должности, «отработавший» боевые задачи на полигонах, окончивший военную академию и защитивший диссертацию. Получается, что борьба за интеллект не стала приоритетной в оборонном строительстве нашего государства? И это в эпоху высокотехнологических бесконтактных войн!
Вторая тенденция – интеллект и способности ученого в учебных заведениях Минобороны используются недостаточно эффективно.
В штате любого военно-учебного заведения есть научные подразделения. Специалисты, проходящие службу на должностях в этих подразделениях, имеют одну задачу – проводить научные исследования по темам, определенным свыше (по линии ГШ ВС РФ, Главного штаба вида ВС, штаба рода войск) либо по инициативно выявленным актуальным направлениям.
Профессиональная деятельность профессорско-преподавательского состава вуза МО РФ складывается из трех составляющих. Во-первых, это учебная работа (подготовка и проведение занятий по расписанию, консультации обучаемых и др.). Во-вторых, методическая работа (написание конспектов лекций, разработка методических материалов, наглядных пособий, заданий и т. д.). В-третьих, научная работа. Вот на последней остановимся подробнее.
Любой офицер-исследователь, любой педагог обладает знаниями и опытом в своей области. Если он к тому же ученый, то способен вносить вклад в науку. У одного этот вклад минимальный, допустим, если преподаватель изредка выступает на научных конференциях, пишет отзывы на поступившие авторефераты, ведет военно-научный кружок в группе обучаемых и т. п. У второго вклад весомый. Его продукт на выходе – научно-исследовательские, опытно-конструкторские работы на заданные темы, военно-теоретические труды, монографии, статьи для центрального печатного органа МО РФ. Он осуществляет научное руководство будущими кандидатами наук. В чем разница между этими функционерами?
В смысле мотивации разницы почти нет (если не считать ограниченные возможности руководства кафедры, вуза по варьированию премий). И тот, и другой сидят на зарплате (денежном довольствии) и получают в месяц одинаковое жалованье. А раз так, то и ввязываться в серьезную работу готовы немногие.
Решение этой проблемы простое. Необходимо мотивировать вузы и заинтересовать ученых, поставив их в равные условия с работниками хозрасчетных, коммерческих и прочих научно-исследовательских учреждений, выполняющих заказы МО РФ.
Третья тенденция – необоснованное ограничение вузов в подготовке будущих преподавателей и научных сотрудников.
Мало сохранить имеющийся научно-педагогический потенциал. Надо восполнять его нехватку. Ветераны не только уходят из военных академий по причинам, раскрытым выше. Они, увы, старятся, уходят из жизни. При нормальном ритме функционирования учебного заведения на смену ветеранам приходят их ученики. Они же становятся учителями для тех, кто делает первые шаги в науке: адъюнктов, докторантов и соискателей. Так, в три поколения реализуется главный принцип развития научной школы – преемственность.
После трехлетнего застоя в системе военного образования, когда отсутствовал набор обучаемых в академии МО РФ, возник и провал в кадрах. Адъюнктуры были практически расформированы. Диссертационные советы работали от случая к случаю. И сегодня между поколением ветеранов и молодежью возникла кадровая брешь. Потребность в ученых и педагогах возросла в разы.
Но система комплектования адъюнктур оказалась негибкой. При наборе в адъюнктуру и докторантуру военной академии нельзя превышать определенные лимиты. Установлены они не от реальных потребностей в профессорско-преподавательском и научном составе учреждения, а исходя из штатно-должностного списка учебного заведения. В свою очередь число преподавателей в ШДС является производной от числа обучаемых курсантов и слушателей. Что из этого следует?
Допустим, военная академия после долгого перерыва произвела набор обучаемых на первый курс. Их относительно немного. На следующий год (с учетом наличия уже двух курсов) слушателей и курсантов будет в два раза больше. И только через пять лет вуз выйдет на полную мощность, когда одновременно станет осуществлять выпуск специалистов и прием абитуриентов. А значит, только через пять лет он получит полный ШДС и право иметь полную по составу адъюнктуру. Но ведь ученые кадры нужны были все эти пять лет, причем в обратной зависимости: в первый год адъюнктов следовало набрать сверх нормы, чтобы как можно скорее устранить возникший провал в квалифицированных кадрах, а в последующем – сокращать прием рапортов. Это здравая логика с точки зрения государственных интересов. Но ей сопротивляется военно-бюрократическая машина.
Четвертая тенденция – снижение эффективности взаимодействия военных академий с органами военного управления.
В советский и ранний постсоветский периоды военно-учебные заведения были заинтересованы в подготовке квалифицированных специалистов для того рода войск или вида Вооруженных Сил, к которому штатно принадлежали. И органы управления этих структур Министерства обороны были заинтересованы в качестве «продукта» на выходе этих учреждений, поскольку от уровня подготовки выпускников вузов зависела эффективность решения боевых и повседневных задач воинскими формированиями.
Такая взаимная заинтересованность, а главное – понимание взаимной обусловленности между теми, кто обучает, и теми, для кого организовано обучение, создавали предпосылку к взаимодействию. Главный штаб вида ВС четко формулировал квалификационные требования к выпускникам по каждой специальности. Военная академия разрабатывала учебные планы и программы в соответствии с этими квалификационными требованиями. Учебный процесс был целенаправленным. А последующий мониторинг прохождения военной службы выпускников в должностях предназначения позволял вносить корректировки в него.
Для того чтобы военная академия была успешной кузницей кадров, ее деятельность курировалась специально созданными подразделениями Министерства обороны, Главного штаба вида ВС, штаба рода войск. Должностные лица, отвечавшие за работу с военно-учебными заведениями, не только выполняли контрольные функции, но и вникали в проблемы, оказывали всестороннюю помощь. Военная академия всегда своевременно получала свежие руководящие документы по подготовке и применению Вооруженных Сил, боевые уставы, руководства, инструкции, директивы, приказы. Доступность этих документов преподавателю была гарантом того, что разработанные учебники, лекции, групповые упражнения, командно-штабные тренировки и другие методические материалы не будут отставать от времени, окажутся актуальными и полезными по содержанию. Доступность этих же материалов научному сотруднику, адъюнкту, докторанту позволяла проводить исследования на современном оперативно-тактическом фоне, вносить вклад в науку и вырабатывать полезные рекомендации по подготовке, применению и всестороннему обеспечению войск. Органы военного управления также проявляли заботу о снабжении учебных заведений современными образцами вооружения, тренажерами, техническими средствами обучения.
Неудачный эксперимент по отстранению военного ведомства от управления военным образованием привел к нарушению такого взаимодействия. Министерство образования и науки определяло общие государственные образовательные стандарты без учета предназначения будущего специалиста к профессии – защищать Родину. Департамент образования в Министерстве обороны укомплектовывался гражданскими сотрудниками, которые не всегда представляли характер будущей деятельности офицера – выпускника военной академии.
Такая бесхозность вузов негативно сказалась на всей системе подготовки военных профессионалов. Случалось, что офицеры из войск направлялись на курсы повышения квалификации в учебные заведения, неготовые качественно выполнить эту задачу. По отзывам некоторых из них, это было бесполезно потраченное время.
В некоторые академии перестали поступать необходимые документы либо это происходило с большой задержкой.
С приходом в военное ведомство нового министра обороны военно-учебные заведения вернули в подчинение главных командований (командований) видов (родов войск) ВС РФ. Но о полном восстановлении взаимодействия между заказчиком и исполнителем в сфере военного образования говорить пока рано.
Пятая тенденция – переход к непродуктивным методикам определения штатов профессорско-преподавательского состава военно-учебных заведений.
Еще недавно расчет необходимого состава педагогов осуществлялся исходя из объема их труда. А труд этот заключается не только в проведении занятий согласно утвержденному расписанию. Преподаватель (старший преподаватель, доцент кафедры, профессор кафедры) разрабатывает учебные программы, тематические планы, проводит консультации, руководит разработкой курсовых и дипломных работ, пишет учебники, учебные пособия, конспекты лекций, делится своим педагогическим мастерством на научно-методических конференциях и т. д. Плюс обязательная научная работа, о чем было сказано выше. Даже если бы в академии учился один слушатель, все это надо делать.
Новая методика во главу оценки штатного состава профессорско-преподавательского состава поставила не фактическую учебно-методическую и научную нагрузку на преподавательский состав (ППС), а число обучаемых в военно-учебном заведении. Чем чреват такой подход?
Возьмем лишь один пример. Ежегодно в каждой военной академии проводится командно-штабная военная игра с ППС. Цель мероприятия – повысить оперативно-тактический уровень знаний и мастерства преподавателя. На КШВИ задействованы сотни педагогов в течение нескольких недель – от разработки замысла и распределения ролей до подведения итогов игры и написания отчета по исследованиям. Но мероприятие проводится без привлечения курсантов и слушателей. Впрочем, даже если бы они привлекались к КШВИ, это ничего бы не изменило, поскольку численный состав обучаемых от этого не изменится. Поэтому деятельность есть, но ее как бы и нет. На штат ППС это никак не влияет.
И это не все. В последние годы произошло огражданствление ППС. Не в том смысле, что на кафедрах военных академий гражданского персонала стало больше. Просто стало меньше военнослужащих-педагогов. Если обратиться к тому же примеру организации КШВИ с ППС, то людей в погонах не хватает, чтобы заполнить основные «игровые должности». И достаточно нелепо выглядят командующие объединениями, командиры соединений, начальники родов войск и служб, докладывающие свои решения в цивильных пиджаках. Кому нужна такая учеба?
Более того, привлекая гражданский персонал к оперативно-тактическим мероприятиям (тем же военным играм, учениям в войсках, отработке внезапно поступающих заданий вышестоящих штабов), руководитель вуза балансирует на грани закона, поскольку подобная деятельность не предусмотрена трудовым договором, заключенным с сотрудником, идет вразрез с Трудовым кодексом и материально не стимулируется Министерством обороны (гражданский персонал МО РФ не получает надбавку за напряженность, хотя его работа ничем не отличается от того, чем занимается действующий офицер).
Перечисленные и многие не поднятые в статье малые проблемы учебно-научного комплекса складываются в одно большое препятствие, стоящее на пути конструктивного развития военного образования и военной науки. Препятствие это имеет искусственную природу. Его устранение не требует проведения глубоких исследований. Надо просто посмотреть: а как это было когда-то? Необходимо совсем немного – сделать работу над ошибками, как этому учили в старой советской школе.
Информация