Казачий геноцид
95 лет назад вышла печально известная директива Свердлова о геноциде казаков. Хотя изначально зимой 1918 – 1919 гг. многие считали, что дни большевиков сочтены. Завершилась Мировая война, высвободились армии Антанты. Ее эскадры вошли в Черное и Балтийское моря, французы высадились в Одессе и Севастополе, англичане в Баку и Батуми. Представители Антанты обещали Деникину и Краснову, что скоро к ним прибудут войска, оружие, снаряжением. Но… на самом деле ничего этого не последовало.
Западные правительства отнюдь не собирались спасать Россию. Ллойд-Джордж открыто заявлял в английском парламенте: “Целесообразность содействия адмиралу Колчаку и генералу Деникину является тем более вопросом спорным, что они борются за единую Россию. Не мне указывать, соответствует ли этот лозунг политике Великобритании”. Нет, более целесообразным выглядело способствовать раздуванию гражданской войны и расчленению нашей страны. Державы Антанты заигрывали с украинскими, польскими, прибалтийскими, кавказскими националистами. А интервенция ограничилась портовыми городами. Вглубь России британские и французские контингенты не двинулись.
Советское руководство получило возможность беспрепятственно сосредоточить свои силы против белогвардейцев. Особенно тревожная ситуация сложилась на Дону. Уход немцев с Украины открыл казачьи земли с запада. Линия фронта увеличилась на 600 км. Войско Донское обкладывали с разных сторон четыре красных армии общей численностью 124 тыс. штыков и сабель. У казаков было в строю 38 тыс. Теперь им приходилось растягивать фронт, затыкать дыры. Зима выдалась суровая, метели засыпали неглубокие окопы. Добавился тиф, косил казаков похлеще пуль и снарядов. Они держались из последних сил. Большинство из них воевало уже с 1914 года. Они очень устали. Раз за разом отражали советские наступления. Но большевики переформировывали и бросали на Дон новые дивизии, а казаков сменить было некому.
Надвигалась катастрофа. Атаман Краснов обращался к Деникину, направил посольство в Румынию – в штаб войск Антанты, просил помощи. От Деникина прибыли отряды добровольцев, но небольшие – на Северном Кавказе красные тоже начали наступление. От англичан на Дон приехал генерал Пуль, от французов капитаны Фукэ и Бертелло. Краснов молил прислать оружие и воинские контингенты. Даже не на фронт – а разместить их в тыловых городах, прикрыть Дон со стороны Донбасса.
Пуль, прежде командовавший экспедиционным корпусом в Архангельске и разбиравшийся в русских делах, согласился, что помощь требуется экстренная. Послал приказ в Батуми расположенной там британской бригаде срочно перебазироваться на Дон. Телеграфировал в Лондон, прося ускорить посылку транспортов с оружием. А сам выехал в Англию, чтобы лично хлопотать о поддержке Дона. В свою очередь Фукэ и Бертелло пообещали, что французские войска из Одессы выступят на Харьков, отвлекут красных.
Однако Пуль в Лондоне был снят с должности. Ему откровенно сказали, что Англии нужны друзья Англии, а не России. Батумская бригада даже не успела погрузиться на пароходы, приказ ей отменили. Тем временем Краснов уговаривал казаков продержаться еще немножко. Обнадеживал скорой подмогой. Когда в Таганрог приехала группа французских и английских офицеров – просто так, из любопытства, атаман пригласил их быть гостями, возил по станицам: вот, мол, союзники, уже здесь! На банкетах пьяные иностранцы не стеснялись в обещаниях. Казаки верили, воодушевлялись.
Но… вместо подмоги на Дон снова приехал французский капитан Фукэ с “чрезвычайными полномочиями” от главнокомандующего Франше д'Эспре и начал вдруг выставлять требования, чтобы Казачье Войско признало над собой “высшую власть” Франции “в военном, политическом, административном и внутреннем отношении”. Чтобы атаман отныне действовал только “с ведома капитана Фукэ”. Краснов и донское правительство ошалели. Как это? Признать над собой власть Франции и подчиняться какому-то капитану? Ответили, что таких требований принять не могут. Впрочем, и никакой помощью от французов даже не пахло.
А казаки мерзли, вшивели и погибали на позициях. Поползли слухи — обман... измена... Краснову больше не верили. Сперва-то он убеждал, что немцы помогут, возьмут под покровительство, потом расписывал, как англичане с французами защитят. Оказалось – ложь. Воспользовались большевики. Их агитаторы внушали: “Мы вашего не трогаем, и вы нас не трогайте. Идите по домам. Вы сами по себе, мы сами по себе”. Разъясняли: “Раньше на Дону безобразничала Красная гвардия, а сейчас все совсем по-другому. Сейчас Красная Армия, в ней дисциплина”.
Под Рождество Христово на северном участке 28-й Верхне-Донской, Казанский и Мигулинский полки бросили фронт и пошли домой. Встречать праздник. А на сам праздник в станицах появились агенты Троцкого с пачками “николаевских” денег, водку выставляли ведрами (на Монетном дворе в распоряжение большевиков попали печатные станки, но на «белых» территориях царские деньги котировались высоко, считались «настоящими»). Только Вешенской на угощение станичников было пущено 15 тыс. рублей. Разгулявшись, казаки на сходах признали Советскую власть. Вслед за этим и в соседнем, Хоперском округе полки начали оставлять позиции. Здесь со стороны красных действовал корпус казака Миронова. Он для донцов был “свой”, многие с оружием переходили к нему. Во фронте образовалась брешь, куда двинулись советские войска. Казаки встречали их хлебом-солью…
Однако вместо долгожданного примирения грянул кошмар. Все данные говорят о том, что он готовился заранее. Еще в октябре 1918 г. нарком по военным и морским делам Троцкий создал особые органы, Реввоентрибуналы. Ни к какому судопроизводству, даже упрощенному, они не имели отношения. Это было карательные отряды, подчиненные лично Троцкому. Их заблаговременно сосредоточили на Дону. Но выжидали подходящего момента, когда казаки откроют фронт. Иначе разве пустили бы они большевиков на свои земли?
Теперь стало «можно». Казачьего красного командира Миронова Троцкий вдруг перевел на Западный фронт, в Белоруссию. Чтобы не мешал. А казачьи полки, перешедшие на сторону красных, загнали в эшелоны и отправили на Урал. В середине января в Москве состоялось совещание начальников политоделов фронтов. Проводил его Свердлов. Очевидно, как раз на этом совещании были уточнены детали предстоящей акции. А 24 января 1919 г. была издана циркулярная директива Оргбюро ЦК за подписью Свердлова. В ней указывалось:
“Последние события на различных фронтах и в казачьих районах, наши продвижения в глубь казачьих войск заставляют нас дать указания партийным работникам о характере их работы в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления.
1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно, провести беспощадный массовый террор ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применить все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти.
2. Конфисковать хлеб и заставить ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам…” Предписывалось также “провести... в спешном порядке фактические меры по массовому переселению бедноты на казачьи земли”.
Подчеркнем несколько особенностей. Никакого Оргбюро ЦК в то время не существовало! Это было второе название Секретариата, кадрового и канцелярского органа при ЦК. Решать политические вопросы он не имел права. Но директива Секретариата (то есть, Свердлова) была издана от имени всего ЦК! В ней так и говорилось: “ЦК постановляет…”! Даже с точки зрения большевистской “законности”, документ был более чем сомнительным. Однако кампания была уже подготовлена, директива дала ей старт.
Главнокомандующий вооруженными силами Республики Вацетис писал о казаках: “Это своего рода зоологическая среда, и не более того. Стомиллионный русский пролетариат даже с точки зрения нравственности не имеет здесь права на какое-то великодушие. Очистительное пламя должно пройти по всему Дону, и на всех них навести страх и почти религиозный ужас. Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции... Пусть последние их остатки, словно евангельские свиньи, будут сброшены в Черное море...” Троцкий ввел в обиход термин – “устроить карфаген” казачеству.
А член Донревкома Рейнгольд докладывал Ленину: «Мы бросили вызов казакам, начав массовое их физическое истребление. Это называлось расказачиванием; этим мы надеялись оздоровить Дон, сделать его если не советским, то покорным и послушным советской власти… Бесспорно, принципиальный наш взгляд на казаков, как на элемент, чуждый коммунизму и советской идее, правилен. Казаков, по крайней мере огромную их часть надо будет рано или поздно истребить, просто уничтожить физически…»
Запрещалось само слово “казак”, ношение традиционной формы. За нарушение – расстрел. Станицы переименовывали в волости, хутора – в села. Часть донских земель вычленялась в состав Воронежской и Саратовской губерний, подлежала заселению крестьянами. Во главе станиц ставили комиссаров, как правило из “инородцев” - евреев, немцев, венгров. У казаков изымали любое оружие, облагали крупной контрибуцией. Отбирали продовольствие и скот, по сути обрекая людей на голодную смерть.
Тут же покатились и расправы. Террор к казакам, принимавшим участие в борьбе с Советской властью? А кто не принимал, если на Дону была всеобщая мобилизация от 19 до 52 лет? Если кто-то скрылся или отступил с белыми – казнили семью. “Изъять” жандармов? Хватали стариков, служивших при царе, в 1905 г. Кое-где начали освобождать землю для крестьян-переселенцев. Казаков выгоняли в зимнюю степь. На погибель.
О том, что творилось на Дону, красноречиво рассказал в своем романе Михаил Александрович Шолохов. В 1931 году он писал Горькому: “Не сгущая красок, я нарисовал суровую действительность, предшествующую восстанию, причем сознательно упустил факты служившие непосредственной причиной восстания, например, бессудный расстрел в Мигулинской 62 казаков-стариков или расстрелы в Казанской и Шумилинской, где количество расстрелянных в течение 6 дней достигло 400 с лишним человек”.
Очевидцы рассказывали: “Смертные приговоры сыпались пачками. Расстрелы производились часто днем на глазах у всей станицы по 30 – 40 человек сразу, причем осужденных с издевательствами, с гиканьем и криками вели к месту расстрела. На месте расстрела осужденных раздевали догола, и все это на глазах у жителей. Над женщинами, прикрывавшими руками свою наготу, издевались и запрещали это делать”. “Беззаконным реквизициям и конфискациям счет нужно вести сотнями тысяч. Население стонало от насилий и надругательств. Нет хутора и станицы, которые не считали бы свои жертвы красного террора десятками и сотнями. Дон онемел от ужаса…”
В Урюпинской казнили по 60 – 80 человек в день. В Вешенском соборе устроили позорное «венчание» 80-летнего священника с кобылой. В Боковской комиссар убивал ради развлечения тех, кто обратил на себя его внимание. В Морозовской комиссар Богуславский тоже убивал людей самолично. Позже в его дворе нашли 50 зарытых трупов, а за станицей еще 150 – мужчин, женщин, детей. Многие из них были зарезаны, носили следы истязаний, изнасилований. Прямое участие в расправах принимал Якир, содержавший собственный карательный отряд из 530 китайцев (уничтожил 8 тыс. человек) Прославилась садизмом еще одна политработница, Розалия Залкинд (Землячка), любившая присутствовать при казнях.
Но перебить всех казаков было трудно, и наряду с казнями предусматривались другие меры. Член РВС Сокольников (Бриллиант) требовал направлять казаков на каторжные работы и предписывал “немедленно приступить к постройке и оборудованию концентрационных лагерей”. Его коллега Сырцов телеграфировал в Вешенскую: “Приготовьте этапные пункты для отправки на принудительные работы в Воронежскую губернию, Павловск и другие места всего мужского населения в возрасте от 18 до 55 лет включительно… За каждого сбежавшего расстреливать пятерых”.
Но если геноцид на Дону более менее известен нам по страницам “Тихого Дона”, то надо учитывать – он проводился во всех казачьих областях. На Тереке бойню устроили даже раньше, в октябре-ноябре 1918 г., натравили «революционных» горцев резать казаков. На Урале разошелся друг Свердлова Шая Голощекин. Впоследствии уполномоченный из Москвы Ружейников, прибывший в Уральск специально для исправления “перегибов”, выпустил из тюрем 2 тысячи казаков как невинно арестованных. А скольких не выпустил, счел арестованными законно? И сколько уже лежало в земле? Ведь подолгу в тюрьмах не держали, конвейеры смерти действовали бесперебойно. Геноцид обрушился и на Оренбургское, Астраханское казачество. Даже на казачьи части, сражавшиеся на стороне красных! Когда Деникин в зимних боях разгромил 11-ю советскую армию, единственным боеспособным соединением, отступившим в порядке, была кубанская бригада Кочубея. В Астрахани ее под предлогом “анархии” разоружили, многих арестовали. Кочубея хотели расстрелять, он бежал в степи и погиб.
С точки зрения обычной логики (даже и логики «классовой борьбы»), кампания геноцида была иррациональной. Настолько же иррациональной, как цареубийство, как истребление русской интеллигенции в мясорубке «красного террора» осенью 1918 г. Ведь речь шла не о подавлении сопротивления, не о карах противников! Наоборот, расправа обрушилась на тех казаков, которые уже признали Советскую власть. Они могли обеспечить тыловое снабжение для красных частей, воюющих с Деникиным и Колчаком. А кто-то из казаков готов был драться на стороне красных… За что же и по какой причине было решено их истребить? Некоторые писаки, стараясь объяснить это, даже придумали легенду – дескать, молодого Яшу Свердлова в 1905 г. поймали казаки и хотели повесить, вот Свердлов и затаил к ним ненависть. Хотя такого случая никогда не было. И на самом-то деле, одной лишь ненависти Якова Михайловича было бы маловато. Геноцид организовывали многочисленные его соратники и помощники.
Нет, подоплека была глубже. Для проектов строительства «светлого будущего» казаки показались неподходящим материалом. Они строго и бережно хранили традиции. Они в свое время формировали Россию, и пояс Казачьих Войск по границам как бы скреплял нашу державу. Но, по задумкам свердловых и троцких, русский народ предполагалось обезличить и оболванить. Превратить в бессловесных рабов в сельскохозяйственных «коммунах» и «трудовых армиях». Да и саму Россию следовало пустить на растопку в пламени “мировой революции”. Казачество в подобные схемы не вписывалось. Оно неизбежно стало бы камнем преткновения на пути этих планов.
Ко всему прочему, казаки традиционно называли и осознавали себя “воинами Христовыми”. Призванными не по мобилизациям, а самим Господом. Казак – воин всегда, независимо от того, находится он на действительной, в запасе или на гражданке. Его служба – от рождения до смерти. Служба Отечеству. Даже те казаки, кто принимал сторону красных, изобретали для себя особый «казачий большевизм». Надеялись сберечь привычный уклад жизни (разве что землю переделить), не отрекались от Веры в Бога. В общем, куда ни глянь, оказывались врагами не только для Льва Давидовича и Якова Михайловича, но и для их зарубежных хозяев. Для кругов международной финансово-политической «закулисы», организовавшей и поддерживавшей разрушение России. Именно эта цель объединяла разнородные части операции - убийство царя, разгром Церкви, уничтожение национальной русской культуры. Именно такое логике истребление казачества в полной мере соответствовало. Дополняло разрушительные процессы.
Но в данном случае авторы просчитались. Ошалелую интеллигенцию они гнали на бойни, как баранов. Стихийные мятежи крестьян и голодные бунты рабочих довольно легко подавляли. Но казаки-то были прирожденными и опытными воинами. Привычными к спайке, умеющими быстро сорганизоваться. Их терпения хватило всего на месяц, пока они не поняли, что их на самом деле намереваются извести под корень. Пожар занялся сразу в нескольких местах. В станице Еланской, когда 20 карателей захватили очередную партию жертв, поднялся Красноярский хутор. Казак Атланов собрал 15 человек с двумя винтовками – пошли шашками и плетками отбивать арестованных. В Казанской, когда на один из хуторов приехали 25 трибунальцев с пулеметом проводить “карфаген”, тоже восстали. Пошла цепная реакция. Сотник Егоров поднял по казачьему сполоху 2 тыс. человек…
В качестве агитационных материалов повстанцы распространяли найденные у убитых комиссаров ту самую, свердловскую директиву о геноциде и телеграмму члена РВС Южного фронта Колегаева во исполнение директивы. Мятеж разливался стремительно, охватил станицы Казанскую, Еланскую, Вешенскую, Мигулинскую, Шумилинскую, Мешковскую, Усть-Хоперскую, Каргинскую, Боковскую. Казаки самостоятельно формировали сотни и полки, выбирали командиров. Выдвинули лозунг: “За советскую власть, но против коммуны, расстрелов и грабежей”. У повстанцев не было оружия, боеприпасов – почти все сдали. Но доставали припрятанные дедовские шашки, ковали пики и кидались в атаки с холодным оружием. Отливали картечь и пули из оловянной посуды, из свинцовых решет веялок. Для нескольких захваченных пушек вытачивали стаканы снарядов из дуба на токарном станке. И гнали, громили палачей.
В это же время восстало Уральское казачество. Разумеется, не сговариваясь с Донским. Но действовали одни и те же закономерности, вели к одному и тому же результату. Восстали и оренбургские казаки. Поднялись терские, активно поддержали Деникина. В итоге для Советской власти кампания геноцида нанесла только вред. Победы на всех фронтах оборвались. Вместо того, чтобы добить белогвардейцев, войска разворачивались на восставших казаков. Оправились от поражений и перешли в наступление Колчак, Деникин… Впрочем, круги международной «закулисы», стоявшие за Свердловым и Троцким, такой поворот тоже устраивал. Вместо завершения гражданской войны в России стал раскручиваться новый ее виток. Лились новые моря крови. Великая держава рассыпалась в хаос и уже никак не могла угрожать западным конкурентам. Наоборот, она превращалась в лакомую добычу.
Информация