"Война – это мир" – по Оруэллу
Выступления оппозиционных сил на знаменитом киевском майдане в начале 2014 года переросли в ожесточенный, кровавый антиконституционный переворот. Легитимная власть в стране за считаные дни была низложена, президент Украины тайно бежал от разъяренной толпы, а сама страна была ввергнута в состояние внутреннего коллапса и хаоса. К власти дорвались откровенные националисты-русофобы и бандиты-беспредельщики.
Запад мгновенно поддержал новую власть в Киеве, оправдав творимые ею беззакония правом народа на революционное обновление. Россия изначально пыталась не вмешиваться в события на Украине, что было воспринято, однако, как признак слабости. И тогда Москва ответила…
Сегодня еще рано делать какие-либо прогнозы, а тем более выводы по развитию военно-политической обстановки в Украине и вокруг этой страны. Ясно одно: Россия свой выбор сделала, и теперь уже, по крайней мере – в обозримой перспективе, отношения нашей страны и Запада будут развиваться под знаком недоверия и вражды. Призрак то ли новой холодной войны, то ли «замороженного мира» уже бродит по Европе.
Предоставим возможность политикам, дипломатам и политологам искать ответы на животрепещущие вопросы мировой политики и экономики: что будет с долларом и рублем, как отразятся санкции на глобальной рыночной экономике, какую новую форму примет очередной «железный занавес». Военных специалистов в событиях в Украине в большей степени интересуют свои профессиональные аспекты. Речь идет о войне нового типа, свидетелями которой мы все являемся.
«Независимое военное обозрение» неоднократно обращалось на своих страницах к этой проблеме. В этой связи заслуживают внимания интересные мысли о целях и механизмах войны управляемого хаоса, которые содержатся в статьях Александра Бартоша (см. «НВО» № 24 и № 35 за 2013 год).
ЧТО ТАКОЕ ВОЙНА?
Можно долго спорить по поводу того, что такое война. Отечественные военные эксперты, придерживающиеся классических взглядов, наверняка категорически не согласятся с утверждением, что война в Украине уже идет. С формальной точки зрения, Россия только «зарезервировала» за собой право применить силу, но военных действий не начинала, Запад применять свои вооруженные силы пока не намерен, а внутри самой Украины имеет место политический кризис, связанный со сменой власти. О какой войне может идти речь?
Такой подход нам представляется слишком упрощенным и уже не отвечающим современным реалиям. Мир коренным образом изменился, и эти изменения преобразовали не только характер, но и саму суть войны.
Войны сегодня развязываются не для захвата национальных богатств и ресурсов, порабощения народа или оккупации чужих земель. Целью агрессии становится полное подчинение противника своей воле. Об этом говорил еще классик военной мысли Карл Клаузевиц: «Война – это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю». Отечественная военная наука взяла на вооружение другую его формулу: «Война есть продолжение государственной политики иными средствами». Западная же военная мысль, напротив, в большей степени ориентируется на определение войны через категорию воли.
Действительно, такой подход содержится во многих современных концептуальных документах Пентагона. В частности, «Основополагающая концепция ведения объединенных операций – 2020» (сентябрь 2012 года) гласит: «Война остается столкновением между враждующими, независимыми и непримиримыми волями, каждая из которых стремится достичь доминирования над другой посредством насилия. Противники будут продолжать свои стремления найти и использовать уязвимости США. Даже если конфликт будет вестись с использованием самых современных технологий, ведение военных операций остается по большому счету делом человека».
Практическое следствие из этого – на современной войне не всегда стреляют. По мере того, как целью вооруженной борьбы все более явно становится не физическое уничтожение противника, а полное подчинение его своей воле, то в будущих военных конфликтах военные (силовые) действия могут даже не вестись вообще, либо они не будут иметь определяющего значения. Если возможно навязать свою волю противнику, заставить его «добровольно» и послушно следовать вашим интересам, то и цели войны могут быть достигнуты без единого выстрела. Какую роль в такой псевдовойне играют танки и самолеты, боевые корабли и атомные бомбы – вопрос остается открытым.
Вместе с тем в сознании офицерского корпуса, среди высокопоставленных должностных лиц Российской Федерации и в общественном сознании в целом все еще превалируют традиционные взгляды на войну. В этих условиях потребности в инновациях сводятся к традиционным подходам – «линейному» наращиванию и совершенствованию военной мощи, созданию новых более разрушительных и эффективных средств поражения и созданию новейших образцов и систем боевой техники и вооружения.
Парадоксально, но факт: сегодня в США программам развития многих традиционных систем вооружений и военной техники, особенно для сухопутных войск, почему-то не уделяется особого внимания. Не ведется работ по созданию нового основного боевого танка на смену танку М1 «Абрамс». Нет серьезных работ и по созданию новых образцов БМП и БТР. Программа создания семейства роботизированных боевых машин будущего была свернута. Есть основания утверждать, что состояние ядерного комплекса США оставляет желать лучшего. А тем временем запредельные средства военного бюджета США вкладываются в развитие информационных и цифровых технологий, робототехнику, системы разведки, навигации, связи и управления, в новые военные проекты и системы небоевого назначения.
Конечно, традиционные военные технологии важны, с этим никто не спорит, но современная война поставила множество других, «нетехнологических» проблем. Мы сегодня видим, что есть и другие важные аспекты, которые влияют на характер и содержание современных и будущих военных конфликтов, о которых отечественная военная наука задумывается недостаточно.
О «НЕПРАВИЛЬНЫХ» ВОЙНАХ
Развитие военно-политической ситуации в Украине за последние месяцы вновь заставляет многих военных экспертов обратиться к феномену «неправильных» войн. В который раз классические подходы к определению сущности и содержания военных конфликтов входят в противоречие с объективной реальностью. Возникает парадокс: традиционная военная наука и реальная военно-политическая практика имеют все меньше и меньше точек пересечения.
Не пора ли, наконец, найти в себе смелость взглянуть реальности в лицо и отказаться от привычных стереотипов?
Военно-политическое руководство страны должно иметь эффективный, отвечающий реальности механизм принятия научно обоснованных и адекватных реальности военно-политических решений. И дело здесь вовсе не в создании самой совершенной системы стратегического управления войсками и силами, формировании сети современных пунктов и центров управления обороной страны. Речь о другом. Можно быть в полной готовности к отражению широкомасштабного вторжения гипотетического противника и пугать весь мир своими ракетами. Можно спать спокойно под защитой «ядерного зонтика», будучи уверенными в своем военном могуществе. Но все это, как показывает опыт последних лет, не является уже полноценной гарантией суверенитета и целостности государства.
Более того, как свидетельствует практика, вооруженные силы государства, не имея перед собой выраженного внешнего врага, нередко вообще оказываются в состоянии политической и моральной прострации. Разве не так было в период краха Советского Союза? Разве не это мы видели с первых дней кризиса в Украине?
Вспомним события недавней истории. Ровно 15 лет назад под ударами авиации НАТО окончательно пала взорванная изнутри Югославия. Некогда единая федеративная республика была «по живому» расчленена на взаимно враждующие независимые государства. Создается впечатление, что в современной Украине не извлекли никаких уроков из Югославского конфликта. Наверное, Виктору Януковичу даже в голову не приходили аналогии между его страной и Балканами.
А как же Россия? Поняли ли мы, что произошло тогда на Балканском полуострове? Приняты ли нами соответствующие адекватные меры?
Не вдаваясь в детали, можно констатировать, что наша официальная военная наука оказалась в стороне от поиска ответов на эти вопросы. Конечно, война ведь была какая-то «ненастоящая», не было фронта «от моря до моря», не было и внешнего врага для Югославской народной армии, которая вела операции против ополченцев, повстанцев и партизан. В Югославии шла гражданская война, в которую на финальной стадии вмешались страны НАТО. А к гражданским, «ненастоящим», войнам отечественная военная наука всегда относилась как к чему-то маловажному, второстепенному, абсолютизируя опыт «настоящей» Великой Отечественной войны. Поэтому опыт развала Югославии в горниле ожесточенного внутригосударственного конфликта так и остался «за кадром» и не был, по существу, востребован полноценным образом.
За последние два с половиной десятилетия было много военных конфликтов в разных уголках земного шара: кровавых войн, страшных террористических атак, кровопролитных внутренних вооруженных конфликтов. Гибли люди, разрушались города, разваливались государства. Но все это были нетипичные, нетрадиционные, «неправильные», «ненастоящие» войны и вооруженные конфликты. Они шли вразрез с положениями классической военной науки, и на этом основании глубокого, критического изучения их опыта просто не было.
КАК НАЧИНАЮТСЯ ВОЙНЫ НОВОГО ТИПА
«Война – это мир», – лозунг из знаменитой антиутопии Джорджа Оруэлла «1984». И только в наше время становится понятна вся глубина мысли великого английского писателя и публициста. Действительно, современная война начинается незаметно и приобретает столь разнообразные формы, что часто бывает трудно осознать сам факт ее начала. Вступление государства в войну может произойти мгновенно, в одночасье, когда обыватели, еще вчера жившие в мире, утром оказываются в условиях военного времени. Внутриполитический кризис в стране может зреть многие годы, его активно подпитывают финансами и оружием некие внешние силы. И в какой-то момент этот кризис незаметно переходит в стадию внутреннего конфликта. И вот уже на улицах проливается кровь, а страна раздирается непримиримым внутригосударственным конфликтом.
Наивно сегодня ожидать официального объявления войны. Наивно полагать, что разведка вскроет подготовку врага к войне и после соответствующего подготовительного периода мы организованно, все как один, встанем на пути вторгшейся военной машины противника. Последние иллюзии этого улетучились еще в июне 1941 года. Но традиционное военное искусство и практика все равно тяготеют к привычным схемам и алгоритмам: угрожаемый период, мобилизационное развертывание, вывод частей и соединений в районы сосредоточения, построение в боевые порядки, наступление и оборона, дальнее огневое поражение противника, завоевание господства в воздухе и т.д. и т.п.
Все это является актуальным для симметричного военного конфликта, в котором с обеих сторон участвуют регулярные группировки войск (сил). Но в современную эпоху мы все чаще являемся свидетелями асимметричных конфликтов, когда вооруженным силам страны противостоят партизаны, повстанцы, боевики, а то и вовсе какие-то вооруженные криминальные банды.
История последних десятилетий свидетельствует об опасной тенденции: разразившийся в стране внутригосударственный конфликт становится своеобразным «полем притяжения» внешних враждебных сил. Это может быть открытая военная интервенция другого государства или коалиции государств. Это может быть неявное внешнее вторжение, в котором участвуют отряды боевиков зарубежных экстремистских организаций, антиправительственные эмигрантские структуры, иностранные наемники и формирования частных военных компаний, силы специальных операций и разведки разных стран, криминальные банды и просто «отморозки» – патологические убийцы и насильники. Регион военных действий наводняется представителями десятков разнообразных международных и иностранных неправительственных организаций – гуманитарных, медицинских, общественных, правозащитных. Под их прикрытием отлично чувствуют себя иностранные разведки, провокаторы и бандиты всех мастей. В результате становится трудно понять, кто и за что борется, где правда и где ложь. И страна постепенно скатывается в состояние полного хаоса, внутриполитической неразберихи и экономического коллапса.
Характерной особенностью войн нового типа становится то, что политические элиты и население государства не сразу осознают, что происходит. Неуверенные попытки политического руководства стабилизировать обстановку в стране чаще всего оказываются неудачными.
Действительно, в условиях внешней агрессии – все понятно: в стране объявляется военное положение, начинается мобилизация, вся жизнь страны подчиняется интересам обороны. А вот когда нет внешней агрессии, когда внутри государства вдруг начинаются «мирные» митинги, демонстрации и антиправительственные акции сопротивления оппозиционных сил – тогда правительство поставлено в очень сложную ситуацию. Войны ведь нет, и как реагировать на «мирные» выступления своего же народа – сказать очень трудно.
В такой ситуации оказался Муаммар Каддафи. Фундаментальное непонимание опасности происходящих внутри страны событий и полная оторванность от реальности – вот что погубило лидера Ливийской Народной Джамахирии. В отличие от него сирийский президент Башар Асад изначально сохранил контроль над ситуацией в стране, но сама Сирия оказалась втянутой в пучину жестокой многолетней войны, которая еще далека от завершения.
Украина тоже оказалась в подобной же «ловушке». Законно избранный президент страны Виктор Янукович не смог сделать адекватные выводы из развития политической ситуации в Киеве, за хитросплетениями политических комбинаторов он не узрел военной опасности. И самое главное – он не принял всех мер для наведения конституционного порядка. Результат плачевен: страна фактически ввергнута в состояние хаоса, что стало еще одним трагическим уроком неусвоенного опыта возникновения военных конфликтов нового типа.
О ЖЕСТОКОСТИ «БЕСКРОВНЫХ» ВОЙН СОВРЕМЕННОСТИ
Война сегодня имеет «объемный» характер и ведется на всех фронтах, только понятие фронта давно уже не имеет ничего общего с подходами времен Второй мировой войны. Ныне фронт между враждующими сторонами проходит прежде всего в общественном сознании и в голове каждого человека. Отсюда столь важное значение имеют акции информационной войны и операции в кибер-пространстве.
Физическими линиями фронта стали, по классификации Сэмюэла Хантингтона, линии разлома между цивилизациями, границы между государствами, пограничные зоны между районами проживания различных этносов и племен, промежуточные зоны между городами и деревнями, между районами внутри самих городов. Линии фронта сегодня проходят по улицам городов, в школах и университетах, в магазинах и кафе. Ненависть и вражда в отношениях между людьми зашкаливают, хотя и не всегда сопровождаются свистом пуль и разрывами снарядов и бомб.
В этом тоже проявляется важная черта современных военных конфликтов – их «бескровный» характер, определяемый широким применением подрывных социальных технологий. История последних десятилетий знает немало примеров того, как «мирными» путями свергались правительства самостоятельных и независимых государств. Последний животрепещущий пример – Украина.
Интересно, что еще в 1994 году доктор Грант Хэммонд из Военного колледжа ВВС США утверждал: «Представление о войне как о противоборстве, характеризуемом применением силы, – прискорбно неполная, трагически упрощенная и фундаментально порочная точка зрения… Будущая война между индустриальными государствами, даже если она эффективна и результативна, может быть практически невидимой».
С другой стороны, необходимо понимать, что «бескровный» характер современных войн является большим мифом. Конечно, количество жертв в войнах нового типа не идет в сравнение с истреблением миллионов людей в мировых войнах ХХ века, однако следует особо подчеркнуть: сегодня насилие в войнах направлено главным образом против гражданского населения. По словам Мэри Калдор, профессора Лондонской школы экономики, в «новых войнах» нарушения норм гуманности и прав человека являются не побочными эффектами войны, а ее центральным стержнем. Более 90% жертв – это гражданское население, а количество беженцев и перемещенных лиц из года в год растет. Военные действия приобретают новые формы – систематические убийства «других» («не своих»), выселение населения в места, непригодные для проживания. Все эти формы насилия являются по своей сути геноцидом. Сама война все более явственно становится геноцидом – массовым уничтожением населения.
Криминально-насильственная реальность современных войн стала важной характерной чертой военных конфликтов нового типа. Об этом пишет американский футуролог Брюс Стерлинг в своей книге «Будущее уже началось. Что ждет каждого из нас в XXI веке»: «Во время войны НАТО против Сербии начался страшный хаос. Но не среди военных. Вооруженные силы НАТО не понесли потерь, а сербские военные укрылись от бомбардировок и тоже не слишком пострадали… Люди, придерживавшиеся самых разных взглядов на национальные вопросы, бежали в Белград, готовые подвергаться бомбардировкам. Потому что бомбардировки НАТО были не так страшны и опасны, как мародеры. Эти люди не были солдатами в форме ни одной государственной армии. Они принадлежат к неформальным подразделениям – полувоенным, легко вооруженным партизанам-бандитам. Эти люди олицетворяют будущее вооруженных конфликтов. Они начинают войну, они захватывают инициативу, они определяют развитие событий. Это они осуществляли этнические чистки, лишившие Косово большей части населения.
Бородатые, потные, появляющиеся внезапно и скорые на расправу, они идут от дома к дому, от улицы к улице, сея повсюду панику и хаос с помощью избиений, поджогов, взрывов и целенаправленных, заранее спланированных грабежей. Под надзором американских космических спутников и высотных бомбардировщиков НАТО эти заросшие щетиной, насквозь проспиртованные и выкрикивающие проклятия головорезы обращают цивилизацию в руины».
При чтении этих строк невольно возникает параллель с теми бесчинствами, которые творят сегодня боевики «Правого сектора» в разных регионах Украины. История имеет свойство повторяться…
О «ЗАКАЗЧИКАХ» И МЕТОДАХ ИХ ДЕЙСТВИЙ
Спецификой войн современной эпохи является то, что они вовсе не всегда являются крайней формой разрешения противоречий между противоборствующими сторонами. Опыт показывает, что накануне войны между сторонами может и не быть враждебности, но некие третьи силы извне или изнутри искусственно формируют и раздувают противоречия, а затем провоцируют стороны на военный конфликт в своих интересах. Провокации могут быть разнообразны, но, как показывает опыт, самым эффективным способом является использование снайперов. При этом в политической жизни страны-жертвы создается видимость неких объективно закономерных внутриполитических процессов, которые в реальности являются спланированными акциями управляемого хаоса.
Так кто же эти третьи силы, а фактически – «заказчики» войны? Это могут быть отдельные страны или блоки государств, влиятельные международные акторы, транснациональные компании, определенные политические силы внутри государств, международные криминальные и экстремистские организации – все те, кому война «интересна». Напомним в связи с этим, что истинное значение английского слова «интерес» – это «выгода», «ростовщический процент». Вот тогда все встает на свои места.
«Заказчик» не прибегает к прямому применению силы: он пытается обеспечить свои интересы, провоцируя конфликтующие стороны на активные враждебные действия, подпитывая ту или иную сторону деньгами, оружием, советниками, информацией. Однако истинные роль, место, интересы и цели «заказчика» выводятся из сферы общественного внимания, скрываются за «информационным мусором» в форме политических кампаний против нарушения прав человека, международных кампаний по обвинению «тирании кровавого режима». Естественно, все это под силу только очень влиятельным игрокам, имеющим соответствующие ресурсы, силы и опыт. Не случайно поэтому во всех военных конфликтах последних десятилетий чаще всего просматриваются следы вовлеченности США и НАТО.
Если же военный конфликт между некими двумя сторонами идет не по сценарию «заказчика», им предпринимаются более активные действия. Опыт войны в Сирии показывает, что тогда в бой бросаются банды и наемники, как правило из числа соплеменников или единоверцев. В конфликт вступают силы спецопераций страны-«заказчика», а при необходимости и регулярные войска, ввод которых в «разодранную» войной страну обставляется формальным призывом «спасти нацию от геноцида». Тогда в судьбе страны – жертвы войны нового типа наступает этап, который в американских документах военного планирования называется «операциями по стабилизации».
Война нового типа длится долгие годы, и конца ей не видно. В ней нет победителей и побежденных. Она ведет не к разрешению конфликтов или противоречий, а к их усугублению и увековечиванию, распространяется на судьбы людей нескольких поколений. Она может затихнуть на время, чтобы потом, через много лет, «полыхнуть» с новой силой.
В этой связи ситуация в Украине и вокруг нее сегодня не вызывает большого оптимизма. В создавшихся условиях любые попытки киевских властей решить проблему будущего Украины – будь то унитарное или федеральное государство – чреваты непредсказуемыми и трагическими последствиями. Не смирятся националисты и с потерей Крыма. Нельзя исключать, что от антироссийской риторики они перейдут к провокациям, и не только внутри соседней с нами страны.
Стратегические ядерные силы – главный элемент
российского потенциала сдерживания.
российского потенциала сдерживания.
ДОРОГУ ЧАСТНИКАМ
Какие вооруженные силы нам нужны?
Итак, парадокс современных войн заключается в том, что в них не всегда применяются вооруженные силы. Эти войны или псевдовойны могут начинаться с провокаций, которые вводят страну в состояние коллапса и полной неразберихи. Политические цели такой войны достигаются иногда без крупномасштабных военных действий и с минимальными жертвами. За одно мгновение с карты мира может исчезнуть целое государство. В этом контексте закономерен вопрос: а нужны ли вообще государству вооруженные силы в традиционном их понимании?
Действительно, в 2003 году Саддам Хусейн считал, что ВС Ирака способны остановить американское вторжение, и катастрофически расплатился за свою самоуверенность. Верил своей армии и Муаммар Каддафи. Не спасли вооруженные силы и политический режим Виктора Януковича в Украине в начале 2014 года.
Вместе с тем «настоящую» войну никто не отменял. Ровно 100 лет назад Европа искренне верила в то, что война невозможна. На полном серьезе эксперты говорили, что в условиях достигнутого на тот период прогресса в средствах поражения война себя изжила. И вдруг человечество вверглось в пучину великой войны, которая больше известна у нас под названием Первой мировой! А потом была и Вторая мировая…
И сегодня оборона государства, наращивание военной мощи и укрепление национальных вооруженных сил – это важнейшие приоритеты деятельности любого уважающего себя государства. Другое дело, что современная эпоха выдвигает свои требования к вооруженным силам, их организационной структуре, комплексу вооружения, подготовке личного состава – прежде всего с учетом характера войн и вооруженных конфликтов завтрашнего дня. Нельзя не согласиться в этой связи с выводом Мусы Хамзатова, что «продолжающаяся научно-техническая революция, внедрение в практику подготовки и ведения войны социальных технологий трансформации общества привели к появлению новых типов военных конфликтов, новых форм и способов ведения боевых действий (операций)» (см. «НВО» № 10 за 2014 год).
В этом контексте, как нам представляется, военная мощь России должна включать в себя два неравнозначных компонента: потенциал сдерживания и потенциал ведения современных и будущих войн нового типа. Потенциал сдерживания – это отечественный ракетно-ядерный щит и традиционные ВС. Их задача: сдерживать потенциальных агрессоров, врагов и недругов России, убедительно демонстрировать силу и, в случае агрессии, нанести сокрушительный ответный удар.
Потенциал для ведения войн нового типа – это войска (силы) и средства противодействия новым внешним и внутренним военным опасностям и угрозам для России, которые еще необходимо осознать и осмыслить с учетом мирового и отечественного опыта, опыта «цветных» революций и вооруженных конфликтов по всему миру. Но уже сегодня очевидно: костяк этого потенциала могли бы составить силы спецназначения, органы информационной и психологической войны, кибер-войска, внутренние войска, органы разведки и управления, укомплектованные не только военными специалистами, но и гражданскими экспертами – культурологами, историками, экономистами, физиками, антропологами, психологами, среди которых обязательно должны быть женщины. Деятельность всех этих формирований должна координироваться со всеми силовыми ведомствами и негосударственными структурами – прежде всего с частными охранными и военными компаниями, военно-спортивными клубами и молодежными организациями, казачьими войсками, содружествами хакеров и пр. Именно эти силы, как нам представляется, должны составить потенциал ведения войн нового типа, которые становятся все более распространенными.
Формируя потенциал для ведения войн нового типа, необходимо обязательно иметь в виду важность работы на упреждение: главный удар должен наноситься по «заказчику» возможной войны, а не по непосредственному противнику. Этот упреждающий удар может принимать разные формы – финансовую, экономическую, кибер-информационную, культурологическую и даже (хоть и в последнюю очередь) физическую. Ведь в войнах нового типа достижения в области самых современных технологий поражения могут быть эффективно нейтрализованы применением современных социальных технологий. Как это все работает в исполнении Запада, мы видим не только в Сирии, но и в соседней Украине.
Информация