Александр Степанович Попов — славный сын России
Александр Степанович Попов родился на Северном Урале в рабочем поселке «Турьинский Рудник» 16 марта 1859 года. Его отец, Стефан Петрович, был местным священником, а мать, Анна Степановна, деревенской учительницей. Всего у Поповых росло семеро детей. Жили они скромно, с трудом сводя концы с концами. В юном возрасте Александр часто бродил по руднику, наблюдая за добычей полезных ископаемых. Особенно ему нравилась местная механическая мастерская. Чумазый мальчуган приглянулся управителю рудника — Николаю Куксинскому, который мог часами рассказывать ему об устройстве различных механизмов. Александр внимательно слушал, а по ночам представлял себя творцом новых, невиданных доселе, волшебных машин.
Став старше, он начал мастерить сам. Одной из первых работ Попова стала небольшая водяная мельница, построенная на протекавшем рядом с домом ручейке. А вскоре Александр обнаружил у Куксинского электрический звонок. Новинка так поразила будущего электротехника, что он не успокоился, пока не сделал себе точно такой же, включая гальваническую батарейку к нему. А еще спустя некоторое время в руки к Попову попали поломанные ходики. Парень разобрал их, почистил, отремонтировал, собрал заново и соединил с самодельным звонком. У него получился примитивный электрический будильник.
Годы шли, Александр рос. Наступило время, когда родителям пришлось подумать о его будущем. Конечно, им хотелось отправить мальчика в гимназию, однако плата за обучение там была слишком высока. В девятилетнем возрасте Попов уехал за сотни километров от родного дома постигать богословские науки. Восемнадцать лет Александр провел в стенах Долматовского и Екатеринбургского духовных училищ, а также в Пермской духовной семинарии. Это были тягостные годы. Мертвые богословские догмы, столь чуждые его пытливому уму, совсем не интересовали Попова. Тем не менее, учился он прилежно, не зная грамоты до десятилетнего возраста, он освоил ее всего за полтора месяца.
Друзей у Александра было мало, он не находил удовольствия ни в шалостях семинаристов, ни в играх с товарищами. Тем не менее, остальные учащиеся относились к нему с почтением — он нередко удивлял их какими-нибудь замысловатыми устройствами. Например, прибором для разговора на расстоянии, сделанном из двух коробочек с донцами из рыбьего пузыря, соединенных навощенной ниткой.
Весной 1877 года Попов получил в семинарии документы, свидетельствующие об окончании им четырех классов. В них было сказано: «способности — отличные, прилежание — отлично усердное». По всем предметам, включая греческий, латинский и французский языки, стояли высшие баллы. Любой из одногруппников Попова мог лишь позавидовать такому безукоризненному аттестату — оно обещало блестящую карьеру. Но Александру это свидетельство было ни к чему, к тому времени он уже твердо решил не идти в священники. Его мечтой стало попасть в университет. Однако туда на основании семинарского аттестата не принимали. Оставался один выход — сдать экзамены, так называемый «аттестат зрелости» за весь гимназический курс. О некоторых предметах, которым обучались гимназисты, семинарист Попов знал лишь понаслышке. Однако в течение лета он сумел восполнить все пробелы в знаниях и с честью вышел из вступительных испытаний. Мечта стала явью — Александр поступил на физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета.
Основным направлением своей научной деятельности юный студент избрал изучение электричества. Необходимо отметить, что в те годы в университете практически не имелось лабораторий. И очень редко профессора показывали на лекциях какие-либо опыты. Неудовлетворенный лишь теоретическими знаниями Александр в качестве простого электротехника устроился работать на одну из первых городских электростанций. Он также принимал активное участие по освещению Невского проспекта и в работе электротехнической выставки в Соляном городке. Неудивительно, что о нем вскоре стали отзываться с большим уважением — однокурсники и профессора отмечали необыкновенные способности Александра, работоспособность и упорство. Молодым студентом интересовались такие выдающиеся изобретатели, как Яблочков, Чиколев и Ладыгин.
В 1883 году Попов окончил университет и сразу же отказался от предложения остаться в стенах этого заведения для подготовки к профессорской деятельности. В ноябре этого же года он женился. Его супругой стала дочь адвоката Раиса Алексеевна Богданова. В дальнейшем Раиса Алексеевна поступила на Высшие медицинские курсы для женщин, открытые при Николаевском госпитале, и стала одной из первых в нашей стране дипломированных женщин-врачей. Всю жизнь она занималась врачебной практикой. Впоследствии у четы Поповых родилось четверо детей: сыновья Степан и Александр и дочери Раиса и Екатерина.
Вместе с супругой Александр Степанович переехал в Кронштадт и устроился работать в Минный офицерский класс. Попов проводил занятия по гальванизму и заведовал физическим кабинетом. В его обязанности также входила подготовка опытов и их демонстрация на лекциях. Физический кабинет Минного класса не имел недостатка ни в приборах, ни в научной литературе. Там были созданы превосходные условия для исследовательской работы, которой Попов и отдался со всем пылом.
Александр Степанович относился к тем педагогам, которые учат не рассказами, а показами — экспериментальная часть была стержнем его преподавания. Он внимательно следил за новейшими научными достижениями и как только узнавал о новых опытах, тотчас же повторял их и показывал своим слушателям. Попов часто проводил со студентами беседы, выходящие далеко за рамки читаемого курса. Он придавал огромное значение подобному виду общения с учащимися и никогда не жалел времени на эти разговоры. Современники писали: «Манера чтения Александра Степановича была проста — без ораторских ухищрений, без всякой аффектации. Лицо оставалось спокойным, естественное волнение было глубоко сокрыто человеком, несомненно, привыкшим владеть своими чувствами. Сильное впечатление же он производил глубоким содержанием докладов, продуманной до мелочей и блестящей постановкой опытов, подчас оригинальным освещением, проведением интересных параллелизмов. Среди моряков Попов считался исключительным лектором; аудитория всегда была переполнена». Изобретатель не ограничивался экспериментами, описанными в литературе, зачастую он ставил собственные — оригинально задуманные и мастерски выполненные. Если в каком-нибудь журнале ученый встречал описание нового прибора, то не мог успокоиться, пока не собирал его собственными руками. Во всем, что касалось конструирования, Александр Степанович мог обходиться без посторонней помощи. Он великолепно владел токарным, столярным и стеклодувным ремеслами, собственноручно изготавливал сложнейшие детали.
В конце восьмидесятых годов каждый физический журнал писал о работах Генриха Герца. Помимо прочего этот выдающийся ученый изучал колебания электромагнитных волн. Немецкий физик был очень близок к открытию беспроволочного телеграфа, однако его работы прервала трагическая смерть 1 января 1894 года. Попов придавал опытам Герца огромное значение. Еще с 1889 года Александр Степанович работал над улучшением приборов, которые использовал немец. И, тем не менее, Попов не был удовлетворен достигнутым. Его труды получили продолжение лишь осенью 1894 года, после того как английскому физику Оливеру Лоджу удалось создать совершенно новый тип резонатора. Вместо обычного круга из проволоки он использовал стеклянную трубку с металлическими опилками, которые под воздействием электромагнитных волн меняли свое сопротивление и позволяли улавливать даже самые слабые волны. Однако и у нового прибора, когерера, имелся недостаток — каждый раз трубку с опилками необходимо было встряхивать. Лоджу оставалось сделать всего лишь шаг к изобретению радио, но он, как и Герц, остановился на пороге величайшего открытия.
Зато резонатор британского ученого сразу же оценил Александр Попов. Наконец-то этот прибор обрел чувствительность, которая позволяла вступить в борьбу за дальность приема электромагнитных колебаний. Конечно, русский изобретатель понимал, что весьма утомительно безотлучно стоять у аппарата, потряхивая его каждый раз после приема сигнала. И тут Попову пришло на ум одно его детское изобретение — электрический будильник. Вскоре новое устройство было готово — в момент приема электромагнитных волн молоточек звонка, оповещая людей, бил в металлическую чашу, а на обратном ходу ударял по стеклянной трубке, встряхивая ее. Рыбкин вспоминал: ««Новая конструкция показала блестящие результаты. Прибор действовал совершенно отчетливо. На небольшую искру, возбуждавшую колебания, приемная станция отзывалась коротким звонком». Александр Степанович своего добился, прибор был точен, нагляден и работал автоматически.
Весна 1895 года ознаменовалась новыми успешными экспериментами. Попов был уверен, что его лабораторный опыт вскоре станет уникальным техническим изобретением. Звонок трезвонил, даже когда резонатор устанавливали в пятой по счету комнате от зала, в котором располагался вибратор. А в один из майских дней Александр Степанович вынес свое изобретение за пределы Минного класса. Передатчик был установлен у окна, а приемник отнесли вглубь сада, установив в пятидесяти метрах от него. Предстояло важнейшее испытание, определяющее будущее нового беспроволочного вида связи. Ученый замкнул ключ передатчика и тут же раздался звонок. Прибор не подвел и на дистанции в шестьдесят, и в семьдесят метров. Это была победа. Ни один другой изобретатель того времени и мечтать не мог о приеме сигналов на таком расстоянии.
Звонок замолчал лишь на расстоянии в восемьдесят метров. Однако Александр Степанович не отчаялся. Он повесил на дереве над приемником несколько метров проволоки, присоединив нижний конец провода к когереру. Расчет Попова полностью оправдался, с помощью проволоки удалось уловить электромагнитные колебания, и звонок снова зазвонил. Так родилась первая в мире антенна, без которой ныне не обходится ни одна радиостанция.
7 мая 1895 года Попов представил свое изобретение на заседании Русского физико-химического общества. До начала собрания небольшой ящичек с приемником был установлен на столике у кафедры, в другом конце помещения находился вибратор. Александр Степанович поднялся на кафедру, по привычке немного сутулясь. Он был немногословен. Его схемы, его приборы и переливчатая трель звонка, работающего аппарата, красноречивее всего показали собравшимся в зале неопровержимость аргументов ученого. Все присутствовавшие единодушно пришли к выводу, что изобретение Александра Степановича являет собой абсолютно новое средство связи. Так 7 мая 1895 года навсегда осталось в истории науки, как дата рождения радио.
В один летний день 1895 года Александр Степанович появился в лаборатории с множеством разноцветных воздушных шариков. А через некоторое время слушатели Минного класса могли наблюдать необычайное зрелище. Попов и Рыбкин вылезли на крышу, и спустя мгновение ввысь поднялась пестрая гроздь шариков, тянущих за собой антенну, к концу которой был присоединен гальваноскоп. Под действием еще неизученных атмосферных разрядов стрелки гальваноскопа отклонялись то слабее, то сильнее. А вскоре исследователь заставил свой аппарат отмечать и их силу. Для этого ему потребовался всего лишь часовой механизм, вращающий барабан с приклеенным к нему листком бумаги, и пишущее перо. Каждое замыкание и размыкание цепи приемника толкало перо, выписывающее на бумаге зигзагообразную линию, величина и число зигзагов которой соответствовали силе и числу происходивших где-то разрядов. Этот прибор Александр Степанович окрестил «грозоотметчиком», по факту это был первый радиоприемник в мире. Никаких передающих станций в то время еще не было. Единственное, что ловил Попов — это отголоски грозы.
Прошел год, и грозоотметчик русского ученого превратился в настоящий радиотелеграф. Звонок заменил аппарат Морзе. Превосходный техник, Александр Степанович заставил его записывать электромагнитные волны, отмечая на ползущей ленте каждую искорку передатчика либо черточкой, либо точкой. Управляя продолжительностью искр — точками и черточками — отправитель мог передавать по азбуке Морзе любую букву, слово, фразу. Попов понимал, что уже не за горами то время, когда оставшиеся на берегу люди смогут общаться с теми, кто ушел в далекие морские плавания, а мореходы, куда бы ни забросила их судьба, смогут посылать сигналы на берег. Но для этого еще оставалось завоевать расстояние — усилить отправительную станцию, соорудить высокие антенны и провести множество новых опытов и испытаний.
Попов любил свою работу. Необходимость новых исследований никогда не казалась ему обременительной. Однако требовались деньги... До сих пор Попов и Рыбкин расходовали на эксперименты часть собственного жалованья. Однако для новых опытов их скромных средств явно не хватало. Изобретатель решил обратиться в Адмиралтейство. Руководители флота были не склонны придавать особенное значение исследованиям штатского преподавателя Минного класса. Однако капитану второго ранга Васильеву было приказано ознакомиться с работами ученого. Васильев был человеком исполнительным, он стал регулярно наведываться в физическую лабораторию. Радиотелеграф Попова оказал на капитана благоприятное впечатление. Васильев обратился в Морское министерство о выделении денег, а в ответ попросил Александра Степановича сохранить свое техническое изобретение в секрете, как можно меньше писать и говорить о нем. Все это в дальнейшем помешало ученому взять патент на свое изобретение.
12 марта 1896 года Попов и Рыбкин провели демонстрацию работы своего радиотелеграфа. Передатчик был установлен в Химическом институте, а приемник — за четверть километра на столе физической аудитории университета. Антенна приемника была выведена через окно и укреплена на крыше. Минуя все преграды — дерево, кирпич, стекло — невидимые электромагнитные волны проникли в физическую аудиторию. Якорь аппарата, методично постукивая, выбил первую в мире радиограмму, которую смогли прочесть все присутствующие в комнате: «ГЕНРИХ ГЕРЦ». Как всегда Попов был безгранично скромен в оценке собственных заслуг. В этот знаменательный день он думал не о себе, просто желал воздать дань уважения рано ушедшему физику.
Чтобы завершить начатые работы по усовершенствованию радиотелеграфа, изобретателю по-прежнему требовались деньги. Александр Степанович писал в Адмиралтейство рапорты с просьбой выделить ему одну тысячу рублей. Председатель Морского Техкомитета Диков был человеком образованным и прекрасно понимал насколько важно изобретение Попова для флота. Однако, к сожалению, выдача денег зависела не от него. Управляющий Морским министерством вице-адмирал Тыртов был человеком совсем иного склада. Он заявил, что беспроволочный телеграф не может существовать в принципе и на «химерические» проекты тратить деньги не намерен. Рыбкин писал: «Консерватизм и недоверие начальства, недостаток средств — все это не предвещало успехов. На пути беспроволочного телеграфа стояли громадные трудности, являвшиеся прямым следствием господствовавшей в России социальной системы».
Отказ вице-адмирала фактически означал запрещение всех дальнейших работ в этом направлении, однако Попов на свой страх и риск продолжал усовершенствовать приборы. На душе у него в то время было горько, он не знал, как применить свое изобретение на благо Родины. Впрочем, один выход у него имелся — довольно было лишь слова ученого, и работа бы сдвинулась с места. Его настойчиво звали в Америку. Предприимчивые люди за океаном уже прослышали об опытах Александра Степановича и хотели организовать компанию, обладающую всеми правами на русское изобретение. Попову предлагали помощь инженеров, материалы, инструменты, деньги. Только на переезд ему выделили тридцать тысяч рублей. Изобретатель отказался даже рассмотреть вопрос о переезде в США, а друзьям объяснил, что расценивает это как измену Родине: «Я русский человек, и весь свой труд, все мои достижения, все свои знания имею право отдавать лишь моей Отчизне…».
Летом 1896 года в прессе появилось неожиданная новость: молодой итальянский студент Гульельмо Маркони придумал телеграф без проводов. Подробностей в газетах не было, итальянец держал изобретение в секрете, а его приборы были спрятаны в запломбированных ящиках. Лишь спустя год схема устройства была опубликована в популярном журнале «Electrician». Ничего нового в науку Маркони не привнес — он использовал когерер Бранли, вибратор, усовершенствованный итальянским профессором Аугусто Риги, и приемный аппарат Попова.
То, что казалось самым существенным русскому патриоту, совершенно не смущало итальянца — ему было абсолютно безразлично, где реализовывать прибор. Обширные связи привели Гульельмо к Уильяму Прису — руководителю английского почтово-телеграфного союза. Сразу же оценив возможности нового устройства, Прис организовал финансирование работ и предоставил Маркони технически грамотных помощников. После получения патента в 1897 году в Англии дело было поставлено на коммерческую основу, а вскоре родилась «Компания беспроволочного телеграфа Гульельмо Маркони», ставшая на долгие годы ведущей корпорацией в мире в области радиосвязи.
Работы Маркони стали излюбленной темой прессы. Иностранным газетам и журналам вторили русские издания. В гонке за сенсацией и модой никто не упоминал о заслугах русского изобретателя. Соотечественника «вспомнили» лишь в «Петербургской газете». Но как вспомнили. Было написано следующее: «Нашим изобретателям далеко до иностранцев. Русский ученый сделает гениальное открытие, например телеграфирование без проводов (господин Попов), и из боязни рекламы и шума, из скромности, сидит в тиши кабинета за открытием». Брошенный упрек был совершенно незаслуженным, совесть Александра Попова была чиста. Изобретатель сделал всё возможное, дабы вовремя поставить свое детище на ноги, в одиночку боролся против закоснелости бюрократического аппарата, за то, чтобы крупнейший переворот в области связи в историю вошел с русским именем. А в итоге его же, Попова, русские журналисты обвинили в «неповоротливости».
Когда Маркони передал первую радиограмму через девятимилльный Бристольский залив, даже слепому стало понятно, что телеграф без столбов и проводов — это не «химера». Только тогда вице-адмирал Тыртов, в конце концов, объявил, что готов выдать русскому ученому Попову деньги... целых девятьсот рублей! В это же время ловкий делец Маркони обладал капиталом в два миллиона. На него работали лучшие техники и инженеры, а его заказы выполняли самые прославленные компании. Однако даже с этой небольшой суммой на руках Попов со всей страстью окунулся в работу. Начались испытания радиотелеграфа на море, расстояние передачи поднялось с десятков до нескольких тысяч метров. В 1898 году эксперименты возобновились на судах Балтийского флота. В конце лета была организована постоянная телеграфная связь между транспортным судном «Европа» и крейсером «Африка», на кораблях появились первые телеграфные журналы. За десять дней было принято и отправлено свыше ста тридцати посланий. А в голове у Александра Степановича рождались все новые и новые замыслы. Например, известно, что он занимался подготовкой к «применению источника электромагнитных волн на маяках, как добавление к звуковым или световым сигналам». По существу, речь шла о нынешнем радиопеленгаторе.
В первой половине 1899 года Попов отправился в заграничную командировку. Он посетил ряд крупных лабораторий, лично познакомился с известными специалистами и учеными, наблюдал преподавание электротехнических дисциплин в учебных заведениях. Позже, уже вернушись, он рассказывал: «Узнал и увидел все, что можно. Мы отстали от других не очень». Однако в этом «не очень» была обычная скромность русского гения. К слову, в компетентных научных кругах Александру Степановичу воздавали должное. Подводя итоги нахождения в Париже, ученый писал коллегам: «Везде, где я бывал, меня принимали как знакомого, временами с распростертыми объятиями, выражая радость на словах и выказывая очень большое внимание, когда я что-нибудь хотел увидеть…».
В это же время его соратник Петр Рыбкин занимался дальнейшими испытаниями радиотелеграфа на военных судах согласно программе, составленной Поповым еще перед отъездом за границу. В один день, настраивая приемник форта «Милютин», Петр Николаевич и капитан Троицкий подключили к когереру телефонные трубки и услышали в них сигнал радиопередатчика из форта «Константин». Это было чрезвычайно важное открытие русского радиотелеграфирования, предполагавшее новый способ принимать радиограммы — на слух. Рыбкин, моментально оценив все значение находки, срочно отправил телеграмму Попову. Ученый, отложив поездку в Швейцарию, поспешил вернуться на родину, тщательно проверил все эксперименты и вскоре собрал особенный — радиотелефонный — приемник. Это устройство, снова первое в мире, было им запатентовано в России, Англии и Франции. Радиотелефон, помимо совершенно нового способа приема, отличался тем, что улавливал более слабые сигналы и, как следствие, мог работать на гораздо большем расстоянии. С его помощью сразу же удалось передать сигнал на тридцать километров.
В конце осени 1899 года броненосец «Генерал-адмирал Апраксин», направляющийся из Кронштадта в Либаву, налетел у берегов острова Гогланд на подводные камни и получил пробоины. Оставлять намертво застрявший корабль до весны было рискованно — во время ледохода судно могло еще больше пострадать. В Морском министерстве было принято решение начинать спасательные работы без промедления. Однако возникло одно препятствие — между материком и Гогландом отсутствовала связь. Прокладка телеграфного кабеля под водой обошлась бы государству в пятьдесят тысяч рублей и могла начаться только по весне. Тогда-то в очередной раз и вспомнили об устройстве Попова. Александр Степанович принял предложение министерства. Однако теперь его беспроволочному телеграфу предстояло отправлять сигналы за сорок километров, в то время как в последних опытах они достигли только тридцати. К счастью, ему было отпущено десять тысяч рублей, которые Попов потратил на создание новых, более мощных приборов.
Александр Степанович работал на Финском берегу в городе Котка, где располагался ближайший к месту аварии почтово-телеграфный пункт. Там он сразу же приступил к постройке радиостанции, включавшей в себя радиомачту высотой в двадцать метров и маленький разборный домик для оборудования. А на остров Гогланд на ледоколе «Ермак» вместе с необходимыми материалами отправился Рыбкин, которому выпала еще более сложная задача по возведению радиостанции на голой скале. Петр Николаевич писал: «Утес представлял настоящий муравейник. Одновременно ставили домик для станции, собирали стрелы для подъема мачты, динамитом рвали в скале углубление для основания, сверлили дыры в граните для обухов. Работали от рассвета до заката, делая один получасовой перерыв, чтобы обогреться у костра и закусить». Их труд был не напрасен, после ряда неудачных попыток, 6 февраля 1900 года Гогланд, наконец, заговорил. Адмирал Макаров, прекрасно понимающий важность радиофикации флота, написал изобретателю: «От имени всех моряков Кронштадта сердечно приветствую Вас с великолепным успехом Вашего изобретения. Создание беспроволочного телеграфного сообщения от Гогланда до Котки есть крупнейшая научная победа». А спустя некоторое время из Котки пришла необычная телеграмма: «Командиру «Ермак». Возле Лавенсари оторвалась льдина с рыбаками. Окажите помощь». Ледокол, снявшись с места стоянки, взламывая льды, отправился на выполнение задания. Вернулся «Ермак» лишь к вечеру, на его борту находились двадцать семь спасенных рыбаков. Александр Степанович после этого события говорил, что еще никогда в жизни не испытывал такого удовольствия от своей работы.
Броненосец удалось снять с камней лишь к весне 1900. «Высочайшим приказом» Попову была объявлена благодарность. В докладной записке председателя Техкомитета вице-адмирала Дикова говорилось: «Пришло время внедерения беспроволочного телеграфа на кораблях нашего флота». Теперь с этим уже никто не возражал, даже вице-адмирал Тыртов. К этому времени этот «деятель» из морского министерства успел занять другую, более удобную позицию. Когда Диков и Макаров посоветовали ему более энергично взяться за внедрение радио, Тыртов согласился, в том, что дело, действительно, продвигается туго. Однако виноват в этом, конечно, лишь изобретатель, поскольку он нетороплив и безынициативен....
Имелась и еще одна проблема. Прежде чем начать внедрение радиотелеграфа в армию и во флот, необходимо было наладить поставку соответствующей аппаратуры. И тут мнения расходились. Одна группа чиновников считала, что проще всего было заказать приборы за границей. Однако подобное решение должно было обойтись в крупную сумму, а главное поставить страну в зависимость от иностранных компаний и заводов. Другая группа стояла за то, чтобы организовать производство у себя дома. Подобных взглядов о развитии радиопромышленности в России придерживался и Попов. Однако во влиятельных кругах ведомственной бюрократии по-прежнему было сильно недоверие ко всему, исходящему не из-за границы. А в Морском министерстве большинство придерживалось взглядов о том, что производство радиоприборов — дело хлопотное, долгое и без каких-либо гарантий относительно качества будущих изделий. Заказ на радиофикацию отечественного флота получила немецкая фирма «Телефункен». Александр Степанович тяжело переживал это. Он изучил поступившие приборы и отправил командованию сообщение об отвратительном исполнении немецких радиостанций. К сожалению, руководители флота не придали значения предостережениям Попова. Все это привело к тому, что во время японской войны наши суда остались без связи.
Лето 1901 года Попов проводил, испытывая радиостанции на кораблях Черноморского флота. Результаты были замечательными, дальность приема возросла до 148 километров. Вернувшись в Петербург, ученый отправился в Технический комитет сообщить о результатах летних работ. Встретили его очень любезно. Попову наговорили множество приятных вещей, однако закончился разговор совсем неожиданно. Председатель комитета предложил ему покинуть Кронштадт и перейти в Электротехнический институт, заняв там место профессора. Попов дал ответ не сразу, он вообще не любил непродуманных решений. Восемнадцать лет изобретатель проработал в Морском ведомстве, последние годы занимаясь внедрением нового средства связи, которому, Попов хорошо знал, он крайне нужен. Поэтому на новое место он согласился перейти лишь с условием «сохранения права служить в Морском ведомстве».
При виде скверно оборудованных лабораторных кабинетов Электротехнического института Александр Степанович с грустью вспоминал физический кабинет Минного класса. Нередко в стремлении пополнить лаборатории профессор Попов как в прежние времена самостоятельно изготавливал нужные приборы. Новая работа не позволяла изобретателю целиком отдаваться своим замыслам. Тем не менее, он удаленно руководил внедрением на кораблях флота нового средства связи, принимал участие в обучении специалистов. Советский ученый А.А. Петровский рассказывал: «Как правило, Александр Степанович приезжал к нам один-два раза в летнее время, чтобы познакомиться с текущей работой, раздать свои указания. Его появление было своего рода праздником, вносило в наши ряды подъем и оживление».
11 января 1905 года Попов вместе с другими членами Русского физико-химического общества подписал протест против расстрела демонстрации 9 января. Обстановка в стране была тревожной. Тревожно было и в Электротехническом институте, профессура и студенчество которого находились у полиции на плохом счету. Не прекращались аресты и обыски, а ответом явились студенческие волнения. Александр Степанович, ставший первым выборным директором института, всячески пытался защитить своих подопечных от преследований Охранного отделения.
В конце декабря 1905 года министру Внутренних дел донесли, что в институте перед студентами выступал Ленин. Взбешенный министр вызвал Попова. Он размахивал руками и кричал перед самым лицом выдающегося ученого. Минист заявил, что отныне в институте будут присутствовать охранники с целью наблюдения за студентами. Возможно, в первый раз в жизни Александр Степанович не сдержался. Он резко произнес, что пока он остается на посту директора ни один охранник — явный или тайный — не будет допущен в институт. Домой он едва добрался, так плохо себя чувствовал. Вечером того же дня Попову пришлось отправиться на заседание РФХО. На нем он был единогласно избран председателем физического отделения. Вернувшись с заседания, Попов сразу же слег, а спустя пару недель, 13 января 1906, скончался от кровоизлияния в мозг. Он ушел в самом расцвете сил, ему было всего сорок шесть лет.
Таков был жизненный путь истинного творца радиотелеграфа — Александра Степановича Попова. Массированная реклама компании Маркони сделала свое грязное дело, заставив не только широкие общественный круги, но даже научный мир позабыть имя подлинного изобретателя. Конечно, заслуги итальянца неоспоримы — его усилия дали возможнось радиосвязи всего за несколько лет покорить мир, найти себе применение в самых различных областях и, можно сказать, войти в каждый дом. Однако лишь деловая хватка, а не научный гений позволила Гульельмо Маркони победить своих конкурентов. По выражению одного ученого «он приписал себе все, что было продуктом мозговой деятельности его предшественников». Не брезгуя ничем, любыми путями итальянец добивался того, чтобы о нем говорили, как об одном-единственном создателе радио. Известно, что он признавал радиооборудование лишь своей фирмы и запрещал принимать сигналы (даже сигналы бедствия) с кораблей, аппаратура которых была выполнена другими компаниями.
Сегодня на Западе имя Попова практически забыто, однако в нашей стране оно по-прежнему в почете. И дело здесь даже не в приоритете изобретения — это вопрос историков науки. Александр Степанович является воплощением наилучших черт русского интеллигента. Это и равнодушие к богатству, и упомянутая скромность, и непарадная, неброская внешность и забота о благе народа, из которого он вышел сам. И, конечно, идущий от самого сердца патриотизм.
По материалам книги Г.И. Головина «Александр Степанович Попов».
Став старше, он начал мастерить сам. Одной из первых работ Попова стала небольшая водяная мельница, построенная на протекавшем рядом с домом ручейке. А вскоре Александр обнаружил у Куксинского электрический звонок. Новинка так поразила будущего электротехника, что он не успокоился, пока не сделал себе точно такой же, включая гальваническую батарейку к нему. А еще спустя некоторое время в руки к Попову попали поломанные ходики. Парень разобрал их, почистил, отремонтировал, собрал заново и соединил с самодельным звонком. У него получился примитивный электрический будильник.
Годы шли, Александр рос. Наступило время, когда родителям пришлось подумать о его будущем. Конечно, им хотелось отправить мальчика в гимназию, однако плата за обучение там была слишком высока. В девятилетнем возрасте Попов уехал за сотни километров от родного дома постигать богословские науки. Восемнадцать лет Александр провел в стенах Долматовского и Екатеринбургского духовных училищ, а также в Пермской духовной семинарии. Это были тягостные годы. Мертвые богословские догмы, столь чуждые его пытливому уму, совсем не интересовали Попова. Тем не менее, учился он прилежно, не зная грамоты до десятилетнего возраста, он освоил ее всего за полтора месяца.
Друзей у Александра было мало, он не находил удовольствия ни в шалостях семинаристов, ни в играх с товарищами. Тем не менее, остальные учащиеся относились к нему с почтением — он нередко удивлял их какими-нибудь замысловатыми устройствами. Например, прибором для разговора на расстоянии, сделанном из двух коробочек с донцами из рыбьего пузыря, соединенных навощенной ниткой.
Весной 1877 года Попов получил в семинарии документы, свидетельствующие об окончании им четырех классов. В них было сказано: «способности — отличные, прилежание — отлично усердное». По всем предметам, включая греческий, латинский и французский языки, стояли высшие баллы. Любой из одногруппников Попова мог лишь позавидовать такому безукоризненному аттестату — оно обещало блестящую карьеру. Но Александру это свидетельство было ни к чему, к тому времени он уже твердо решил не идти в священники. Его мечтой стало попасть в университет. Однако туда на основании семинарского аттестата не принимали. Оставался один выход — сдать экзамены, так называемый «аттестат зрелости» за весь гимназический курс. О некоторых предметах, которым обучались гимназисты, семинарист Попов знал лишь понаслышке. Однако в течение лета он сумел восполнить все пробелы в знаниях и с честью вышел из вступительных испытаний. Мечта стала явью — Александр поступил на физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета.
Основным направлением своей научной деятельности юный студент избрал изучение электричества. Необходимо отметить, что в те годы в университете практически не имелось лабораторий. И очень редко профессора показывали на лекциях какие-либо опыты. Неудовлетворенный лишь теоретическими знаниями Александр в качестве простого электротехника устроился работать на одну из первых городских электростанций. Он также принимал активное участие по освещению Невского проспекта и в работе электротехнической выставки в Соляном городке. Неудивительно, что о нем вскоре стали отзываться с большим уважением — однокурсники и профессора отмечали необыкновенные способности Александра, работоспособность и упорство. Молодым студентом интересовались такие выдающиеся изобретатели, как Яблочков, Чиколев и Ладыгин.
В 1883 году Попов окончил университет и сразу же отказался от предложения остаться в стенах этого заведения для подготовки к профессорской деятельности. В ноябре этого же года он женился. Его супругой стала дочь адвоката Раиса Алексеевна Богданова. В дальнейшем Раиса Алексеевна поступила на Высшие медицинские курсы для женщин, открытые при Николаевском госпитале, и стала одной из первых в нашей стране дипломированных женщин-врачей. Всю жизнь она занималась врачебной практикой. Впоследствии у четы Поповых родилось четверо детей: сыновья Степан и Александр и дочери Раиса и Екатерина.
Вместе с супругой Александр Степанович переехал в Кронштадт и устроился работать в Минный офицерский класс. Попов проводил занятия по гальванизму и заведовал физическим кабинетом. В его обязанности также входила подготовка опытов и их демонстрация на лекциях. Физический кабинет Минного класса не имел недостатка ни в приборах, ни в научной литературе. Там были созданы превосходные условия для исследовательской работы, которой Попов и отдался со всем пылом.
Александр Степанович относился к тем педагогам, которые учат не рассказами, а показами — экспериментальная часть была стержнем его преподавания. Он внимательно следил за новейшими научными достижениями и как только узнавал о новых опытах, тотчас же повторял их и показывал своим слушателям. Попов часто проводил со студентами беседы, выходящие далеко за рамки читаемого курса. Он придавал огромное значение подобному виду общения с учащимися и никогда не жалел времени на эти разговоры. Современники писали: «Манера чтения Александра Степановича была проста — без ораторских ухищрений, без всякой аффектации. Лицо оставалось спокойным, естественное волнение было глубоко сокрыто человеком, несомненно, привыкшим владеть своими чувствами. Сильное впечатление же он производил глубоким содержанием докладов, продуманной до мелочей и блестящей постановкой опытов, подчас оригинальным освещением, проведением интересных параллелизмов. Среди моряков Попов считался исключительным лектором; аудитория всегда была переполнена». Изобретатель не ограничивался экспериментами, описанными в литературе, зачастую он ставил собственные — оригинально задуманные и мастерски выполненные. Если в каком-нибудь журнале ученый встречал описание нового прибора, то не мог успокоиться, пока не собирал его собственными руками. Во всем, что касалось конструирования, Александр Степанович мог обходиться без посторонней помощи. Он великолепно владел токарным, столярным и стеклодувным ремеслами, собственноручно изготавливал сложнейшие детали.
В конце восьмидесятых годов каждый физический журнал писал о работах Генриха Герца. Помимо прочего этот выдающийся ученый изучал колебания электромагнитных волн. Немецкий физик был очень близок к открытию беспроволочного телеграфа, однако его работы прервала трагическая смерть 1 января 1894 года. Попов придавал опытам Герца огромное значение. Еще с 1889 года Александр Степанович работал над улучшением приборов, которые использовал немец. И, тем не менее, Попов не был удовлетворен достигнутым. Его труды получили продолжение лишь осенью 1894 года, после того как английскому физику Оливеру Лоджу удалось создать совершенно новый тип резонатора. Вместо обычного круга из проволоки он использовал стеклянную трубку с металлическими опилками, которые под воздействием электромагнитных волн меняли свое сопротивление и позволяли улавливать даже самые слабые волны. Однако и у нового прибора, когерера, имелся недостаток — каждый раз трубку с опилками необходимо было встряхивать. Лоджу оставалось сделать всего лишь шаг к изобретению радио, но он, как и Герц, остановился на пороге величайшего открытия.
Зато резонатор британского ученого сразу же оценил Александр Попов. Наконец-то этот прибор обрел чувствительность, которая позволяла вступить в борьбу за дальность приема электромагнитных колебаний. Конечно, русский изобретатель понимал, что весьма утомительно безотлучно стоять у аппарата, потряхивая его каждый раз после приема сигнала. И тут Попову пришло на ум одно его детское изобретение — электрический будильник. Вскоре новое устройство было готово — в момент приема электромагнитных волн молоточек звонка, оповещая людей, бил в металлическую чашу, а на обратном ходу ударял по стеклянной трубке, встряхивая ее. Рыбкин вспоминал: ««Новая конструкция показала блестящие результаты. Прибор действовал совершенно отчетливо. На небольшую искру, возбуждавшую колебания, приемная станция отзывалась коротким звонком». Александр Степанович своего добился, прибор был точен, нагляден и работал автоматически.
Весна 1895 года ознаменовалась новыми успешными экспериментами. Попов был уверен, что его лабораторный опыт вскоре станет уникальным техническим изобретением. Звонок трезвонил, даже когда резонатор устанавливали в пятой по счету комнате от зала, в котором располагался вибратор. А в один из майских дней Александр Степанович вынес свое изобретение за пределы Минного класса. Передатчик был установлен у окна, а приемник отнесли вглубь сада, установив в пятидесяти метрах от него. Предстояло важнейшее испытание, определяющее будущее нового беспроволочного вида связи. Ученый замкнул ключ передатчика и тут же раздался звонок. Прибор не подвел и на дистанции в шестьдесят, и в семьдесят метров. Это была победа. Ни один другой изобретатель того времени и мечтать не мог о приеме сигналов на таком расстоянии.
Звонок замолчал лишь на расстоянии в восемьдесят метров. Однако Александр Степанович не отчаялся. Он повесил на дереве над приемником несколько метров проволоки, присоединив нижний конец провода к когереру. Расчет Попова полностью оправдался, с помощью проволоки удалось уловить электромагнитные колебания, и звонок снова зазвонил. Так родилась первая в мире антенна, без которой ныне не обходится ни одна радиостанция.
7 мая 1895 года Попов представил свое изобретение на заседании Русского физико-химического общества. До начала собрания небольшой ящичек с приемником был установлен на столике у кафедры, в другом конце помещения находился вибратор. Александр Степанович поднялся на кафедру, по привычке немного сутулясь. Он был немногословен. Его схемы, его приборы и переливчатая трель звонка, работающего аппарата, красноречивее всего показали собравшимся в зале неопровержимость аргументов ученого. Все присутствовавшие единодушно пришли к выводу, что изобретение Александра Степановича являет собой абсолютно новое средство связи. Так 7 мая 1895 года навсегда осталось в истории науки, как дата рождения радио.
В один летний день 1895 года Александр Степанович появился в лаборатории с множеством разноцветных воздушных шариков. А через некоторое время слушатели Минного класса могли наблюдать необычайное зрелище. Попов и Рыбкин вылезли на крышу, и спустя мгновение ввысь поднялась пестрая гроздь шариков, тянущих за собой антенну, к концу которой был присоединен гальваноскоп. Под действием еще неизученных атмосферных разрядов стрелки гальваноскопа отклонялись то слабее, то сильнее. А вскоре исследователь заставил свой аппарат отмечать и их силу. Для этого ему потребовался всего лишь часовой механизм, вращающий барабан с приклеенным к нему листком бумаги, и пишущее перо. Каждое замыкание и размыкание цепи приемника толкало перо, выписывающее на бумаге зигзагообразную линию, величина и число зигзагов которой соответствовали силе и числу происходивших где-то разрядов. Этот прибор Александр Степанович окрестил «грозоотметчиком», по факту это был первый радиоприемник в мире. Никаких передающих станций в то время еще не было. Единственное, что ловил Попов — это отголоски грозы.
Прошел год, и грозоотметчик русского ученого превратился в настоящий радиотелеграф. Звонок заменил аппарат Морзе. Превосходный техник, Александр Степанович заставил его записывать электромагнитные волны, отмечая на ползущей ленте каждую искорку передатчика либо черточкой, либо точкой. Управляя продолжительностью искр — точками и черточками — отправитель мог передавать по азбуке Морзе любую букву, слово, фразу. Попов понимал, что уже не за горами то время, когда оставшиеся на берегу люди смогут общаться с теми, кто ушел в далекие морские плавания, а мореходы, куда бы ни забросила их судьба, смогут посылать сигналы на берег. Но для этого еще оставалось завоевать расстояние — усилить отправительную станцию, соорудить высокие антенны и провести множество новых опытов и испытаний.
Попов любил свою работу. Необходимость новых исследований никогда не казалась ему обременительной. Однако требовались деньги... До сих пор Попов и Рыбкин расходовали на эксперименты часть собственного жалованья. Однако для новых опытов их скромных средств явно не хватало. Изобретатель решил обратиться в Адмиралтейство. Руководители флота были не склонны придавать особенное значение исследованиям штатского преподавателя Минного класса. Однако капитану второго ранга Васильеву было приказано ознакомиться с работами ученого. Васильев был человеком исполнительным, он стал регулярно наведываться в физическую лабораторию. Радиотелеграф Попова оказал на капитана благоприятное впечатление. Васильев обратился в Морское министерство о выделении денег, а в ответ попросил Александра Степановича сохранить свое техническое изобретение в секрете, как можно меньше писать и говорить о нем. Все это в дальнейшем помешало ученому взять патент на свое изобретение.
12 марта 1896 года Попов и Рыбкин провели демонстрацию работы своего радиотелеграфа. Передатчик был установлен в Химическом институте, а приемник — за четверть километра на столе физической аудитории университета. Антенна приемника была выведена через окно и укреплена на крыше. Минуя все преграды — дерево, кирпич, стекло — невидимые электромагнитные волны проникли в физическую аудиторию. Якорь аппарата, методично постукивая, выбил первую в мире радиограмму, которую смогли прочесть все присутствующие в комнате: «ГЕНРИХ ГЕРЦ». Как всегда Попов был безгранично скромен в оценке собственных заслуг. В этот знаменательный день он думал не о себе, просто желал воздать дань уважения рано ушедшему физику.
Чтобы завершить начатые работы по усовершенствованию радиотелеграфа, изобретателю по-прежнему требовались деньги. Александр Степанович писал в Адмиралтейство рапорты с просьбой выделить ему одну тысячу рублей. Председатель Морского Техкомитета Диков был человеком образованным и прекрасно понимал насколько важно изобретение Попова для флота. Однако, к сожалению, выдача денег зависела не от него. Управляющий Морским министерством вице-адмирал Тыртов был человеком совсем иного склада. Он заявил, что беспроволочный телеграф не может существовать в принципе и на «химерические» проекты тратить деньги не намерен. Рыбкин писал: «Консерватизм и недоверие начальства, недостаток средств — все это не предвещало успехов. На пути беспроволочного телеграфа стояли громадные трудности, являвшиеся прямым следствием господствовавшей в России социальной системы».
Отказ вице-адмирала фактически означал запрещение всех дальнейших работ в этом направлении, однако Попов на свой страх и риск продолжал усовершенствовать приборы. На душе у него в то время было горько, он не знал, как применить свое изобретение на благо Родины. Впрочем, один выход у него имелся — довольно было лишь слова ученого, и работа бы сдвинулась с места. Его настойчиво звали в Америку. Предприимчивые люди за океаном уже прослышали об опытах Александра Степановича и хотели организовать компанию, обладающую всеми правами на русское изобретение. Попову предлагали помощь инженеров, материалы, инструменты, деньги. Только на переезд ему выделили тридцать тысяч рублей. Изобретатель отказался даже рассмотреть вопрос о переезде в США, а друзьям объяснил, что расценивает это как измену Родине: «Я русский человек, и весь свой труд, все мои достижения, все свои знания имею право отдавать лишь моей Отчизне…».
Летом 1896 года в прессе появилось неожиданная новость: молодой итальянский студент Гульельмо Маркони придумал телеграф без проводов. Подробностей в газетах не было, итальянец держал изобретение в секрете, а его приборы были спрятаны в запломбированных ящиках. Лишь спустя год схема устройства была опубликована в популярном журнале «Electrician». Ничего нового в науку Маркони не привнес — он использовал когерер Бранли, вибратор, усовершенствованный итальянским профессором Аугусто Риги, и приемный аппарат Попова.
То, что казалось самым существенным русскому патриоту, совершенно не смущало итальянца — ему было абсолютно безразлично, где реализовывать прибор. Обширные связи привели Гульельмо к Уильяму Прису — руководителю английского почтово-телеграфного союза. Сразу же оценив возможности нового устройства, Прис организовал финансирование работ и предоставил Маркони технически грамотных помощников. После получения патента в 1897 году в Англии дело было поставлено на коммерческую основу, а вскоре родилась «Компания беспроволочного телеграфа Гульельмо Маркони», ставшая на долгие годы ведущей корпорацией в мире в области радиосвязи.
Работы Маркони стали излюбленной темой прессы. Иностранным газетам и журналам вторили русские издания. В гонке за сенсацией и модой никто не упоминал о заслугах русского изобретателя. Соотечественника «вспомнили» лишь в «Петербургской газете». Но как вспомнили. Было написано следующее: «Нашим изобретателям далеко до иностранцев. Русский ученый сделает гениальное открытие, например телеграфирование без проводов (господин Попов), и из боязни рекламы и шума, из скромности, сидит в тиши кабинета за открытием». Брошенный упрек был совершенно незаслуженным, совесть Александра Попова была чиста. Изобретатель сделал всё возможное, дабы вовремя поставить свое детище на ноги, в одиночку боролся против закоснелости бюрократического аппарата, за то, чтобы крупнейший переворот в области связи в историю вошел с русским именем. А в итоге его же, Попова, русские журналисты обвинили в «неповоротливости».
Когда Маркони передал первую радиограмму через девятимилльный Бристольский залив, даже слепому стало понятно, что телеграф без столбов и проводов — это не «химера». Только тогда вице-адмирал Тыртов, в конце концов, объявил, что готов выдать русскому ученому Попову деньги... целых девятьсот рублей! В это же время ловкий делец Маркони обладал капиталом в два миллиона. На него работали лучшие техники и инженеры, а его заказы выполняли самые прославленные компании. Однако даже с этой небольшой суммой на руках Попов со всей страстью окунулся в работу. Начались испытания радиотелеграфа на море, расстояние передачи поднялось с десятков до нескольких тысяч метров. В 1898 году эксперименты возобновились на судах Балтийского флота. В конце лета была организована постоянная телеграфная связь между транспортным судном «Европа» и крейсером «Африка», на кораблях появились первые телеграфные журналы. За десять дней было принято и отправлено свыше ста тридцати посланий. А в голове у Александра Степановича рождались все новые и новые замыслы. Например, известно, что он занимался подготовкой к «применению источника электромагнитных волн на маяках, как добавление к звуковым или световым сигналам». По существу, речь шла о нынешнем радиопеленгаторе.
В первой половине 1899 года Попов отправился в заграничную командировку. Он посетил ряд крупных лабораторий, лично познакомился с известными специалистами и учеными, наблюдал преподавание электротехнических дисциплин в учебных заведениях. Позже, уже вернушись, он рассказывал: «Узнал и увидел все, что можно. Мы отстали от других не очень». Однако в этом «не очень» была обычная скромность русского гения. К слову, в компетентных научных кругах Александру Степановичу воздавали должное. Подводя итоги нахождения в Париже, ученый писал коллегам: «Везде, где я бывал, меня принимали как знакомого, временами с распростертыми объятиями, выражая радость на словах и выказывая очень большое внимание, когда я что-нибудь хотел увидеть…».
В это же время его соратник Петр Рыбкин занимался дальнейшими испытаниями радиотелеграфа на военных судах согласно программе, составленной Поповым еще перед отъездом за границу. В один день, настраивая приемник форта «Милютин», Петр Николаевич и капитан Троицкий подключили к когереру телефонные трубки и услышали в них сигнал радиопередатчика из форта «Константин». Это было чрезвычайно важное открытие русского радиотелеграфирования, предполагавшее новый способ принимать радиограммы — на слух. Рыбкин, моментально оценив все значение находки, срочно отправил телеграмму Попову. Ученый, отложив поездку в Швейцарию, поспешил вернуться на родину, тщательно проверил все эксперименты и вскоре собрал особенный — радиотелефонный — приемник. Это устройство, снова первое в мире, было им запатентовано в России, Англии и Франции. Радиотелефон, помимо совершенно нового способа приема, отличался тем, что улавливал более слабые сигналы и, как следствие, мог работать на гораздо большем расстоянии. С его помощью сразу же удалось передать сигнал на тридцать километров.
В конце осени 1899 года броненосец «Генерал-адмирал Апраксин», направляющийся из Кронштадта в Либаву, налетел у берегов острова Гогланд на подводные камни и получил пробоины. Оставлять намертво застрявший корабль до весны было рискованно — во время ледохода судно могло еще больше пострадать. В Морском министерстве было принято решение начинать спасательные работы без промедления. Однако возникло одно препятствие — между материком и Гогландом отсутствовала связь. Прокладка телеграфного кабеля под водой обошлась бы государству в пятьдесят тысяч рублей и могла начаться только по весне. Тогда-то в очередной раз и вспомнили об устройстве Попова. Александр Степанович принял предложение министерства. Однако теперь его беспроволочному телеграфу предстояло отправлять сигналы за сорок километров, в то время как в последних опытах они достигли только тридцати. К счастью, ему было отпущено десять тысяч рублей, которые Попов потратил на создание новых, более мощных приборов.
Александр Степанович работал на Финском берегу в городе Котка, где располагался ближайший к месту аварии почтово-телеграфный пункт. Там он сразу же приступил к постройке радиостанции, включавшей в себя радиомачту высотой в двадцать метров и маленький разборный домик для оборудования. А на остров Гогланд на ледоколе «Ермак» вместе с необходимыми материалами отправился Рыбкин, которому выпала еще более сложная задача по возведению радиостанции на голой скале. Петр Николаевич писал: «Утес представлял настоящий муравейник. Одновременно ставили домик для станции, собирали стрелы для подъема мачты, динамитом рвали в скале углубление для основания, сверлили дыры в граните для обухов. Работали от рассвета до заката, делая один получасовой перерыв, чтобы обогреться у костра и закусить». Их труд был не напрасен, после ряда неудачных попыток, 6 февраля 1900 года Гогланд, наконец, заговорил. Адмирал Макаров, прекрасно понимающий важность радиофикации флота, написал изобретателю: «От имени всех моряков Кронштадта сердечно приветствую Вас с великолепным успехом Вашего изобретения. Создание беспроволочного телеграфного сообщения от Гогланда до Котки есть крупнейшая научная победа». А спустя некоторое время из Котки пришла необычная телеграмма: «Командиру «Ермак». Возле Лавенсари оторвалась льдина с рыбаками. Окажите помощь». Ледокол, снявшись с места стоянки, взламывая льды, отправился на выполнение задания. Вернулся «Ермак» лишь к вечеру, на его борту находились двадцать семь спасенных рыбаков. Александр Степанович после этого события говорил, что еще никогда в жизни не испытывал такого удовольствия от своей работы.
Броненосец удалось снять с камней лишь к весне 1900. «Высочайшим приказом» Попову была объявлена благодарность. В докладной записке председателя Техкомитета вице-адмирала Дикова говорилось: «Пришло время внедерения беспроволочного телеграфа на кораблях нашего флота». Теперь с этим уже никто не возражал, даже вице-адмирал Тыртов. К этому времени этот «деятель» из морского министерства успел занять другую, более удобную позицию. Когда Диков и Макаров посоветовали ему более энергично взяться за внедрение радио, Тыртов согласился, в том, что дело, действительно, продвигается туго. Однако виноват в этом, конечно, лишь изобретатель, поскольку он нетороплив и безынициативен....
Имелась и еще одна проблема. Прежде чем начать внедрение радиотелеграфа в армию и во флот, необходимо было наладить поставку соответствующей аппаратуры. И тут мнения расходились. Одна группа чиновников считала, что проще всего было заказать приборы за границей. Однако подобное решение должно было обойтись в крупную сумму, а главное поставить страну в зависимость от иностранных компаний и заводов. Другая группа стояла за то, чтобы организовать производство у себя дома. Подобных взглядов о развитии радиопромышленности в России придерживался и Попов. Однако во влиятельных кругах ведомственной бюрократии по-прежнему было сильно недоверие ко всему, исходящему не из-за границы. А в Морском министерстве большинство придерживалось взглядов о том, что производство радиоприборов — дело хлопотное, долгое и без каких-либо гарантий относительно качества будущих изделий. Заказ на радиофикацию отечественного флота получила немецкая фирма «Телефункен». Александр Степанович тяжело переживал это. Он изучил поступившие приборы и отправил командованию сообщение об отвратительном исполнении немецких радиостанций. К сожалению, руководители флота не придали значения предостережениям Попова. Все это привело к тому, что во время японской войны наши суда остались без связи.
Лето 1901 года Попов проводил, испытывая радиостанции на кораблях Черноморского флота. Результаты были замечательными, дальность приема возросла до 148 километров. Вернувшись в Петербург, ученый отправился в Технический комитет сообщить о результатах летних работ. Встретили его очень любезно. Попову наговорили множество приятных вещей, однако закончился разговор совсем неожиданно. Председатель комитета предложил ему покинуть Кронштадт и перейти в Электротехнический институт, заняв там место профессора. Попов дал ответ не сразу, он вообще не любил непродуманных решений. Восемнадцать лет изобретатель проработал в Морском ведомстве, последние годы занимаясь внедрением нового средства связи, которому, Попов хорошо знал, он крайне нужен. Поэтому на новое место он согласился перейти лишь с условием «сохранения права служить в Морском ведомстве».
При виде скверно оборудованных лабораторных кабинетов Электротехнического института Александр Степанович с грустью вспоминал физический кабинет Минного класса. Нередко в стремлении пополнить лаборатории профессор Попов как в прежние времена самостоятельно изготавливал нужные приборы. Новая работа не позволяла изобретателю целиком отдаваться своим замыслам. Тем не менее, он удаленно руководил внедрением на кораблях флота нового средства связи, принимал участие в обучении специалистов. Советский ученый А.А. Петровский рассказывал: «Как правило, Александр Степанович приезжал к нам один-два раза в летнее время, чтобы познакомиться с текущей работой, раздать свои указания. Его появление было своего рода праздником, вносило в наши ряды подъем и оживление».
11 января 1905 года Попов вместе с другими членами Русского физико-химического общества подписал протест против расстрела демонстрации 9 января. Обстановка в стране была тревожной. Тревожно было и в Электротехническом институте, профессура и студенчество которого находились у полиции на плохом счету. Не прекращались аресты и обыски, а ответом явились студенческие волнения. Александр Степанович, ставший первым выборным директором института, всячески пытался защитить своих подопечных от преследований Охранного отделения.
В конце декабря 1905 года министру Внутренних дел донесли, что в институте перед студентами выступал Ленин. Взбешенный министр вызвал Попова. Он размахивал руками и кричал перед самым лицом выдающегося ученого. Минист заявил, что отныне в институте будут присутствовать охранники с целью наблюдения за студентами. Возможно, в первый раз в жизни Александр Степанович не сдержался. Он резко произнес, что пока он остается на посту директора ни один охранник — явный или тайный — не будет допущен в институт. Домой он едва добрался, так плохо себя чувствовал. Вечером того же дня Попову пришлось отправиться на заседание РФХО. На нем он был единогласно избран председателем физического отделения. Вернувшись с заседания, Попов сразу же слег, а спустя пару недель, 13 января 1906, скончался от кровоизлияния в мозг. Он ушел в самом расцвете сил, ему было всего сорок шесть лет.
Таков был жизненный путь истинного творца радиотелеграфа — Александра Степановича Попова. Массированная реклама компании Маркони сделала свое грязное дело, заставив не только широкие общественный круги, но даже научный мир позабыть имя подлинного изобретателя. Конечно, заслуги итальянца неоспоримы — его усилия дали возможнось радиосвязи всего за несколько лет покорить мир, найти себе применение в самых различных областях и, можно сказать, войти в каждый дом. Однако лишь деловая хватка, а не научный гений позволила Гульельмо Маркони победить своих конкурентов. По выражению одного ученого «он приписал себе все, что было продуктом мозговой деятельности его предшественников». Не брезгуя ничем, любыми путями итальянец добивался того, чтобы о нем говорили, как об одном-единственном создателе радио. Известно, что он признавал радиооборудование лишь своей фирмы и запрещал принимать сигналы (даже сигналы бедствия) с кораблей, аппаратура которых была выполнена другими компаниями.
Сегодня на Западе имя Попова практически забыто, однако в нашей стране оно по-прежнему в почете. И дело здесь даже не в приоритете изобретения — это вопрос историков науки. Александр Степанович является воплощением наилучших черт русского интеллигента. Это и равнодушие к богатству, и упомянутая скромность, и непарадная, неброская внешность и забота о благе народа, из которого он вышел сам. И, конечно, идущий от самого сердца патриотизм.
По материалам книги Г.И. Головина «Александр Степанович Попов».
Информация