Может, Украине и украинцам послушать своих стариков?

Ближе к вечеру прыщавость увеличилась. На один старый прыщ. Ну, старик пришел из деревни и рядом уселся. Слово за слово, и я понял, что народ гораздо умнее всех политиков, аналитиков и прочих -ов.
Был у нас в деревне такой случай. Мы-то тут со времен целины живем, уже не просто породнились, но перекумовались все… Кто сват, кто брат, кто кум... Короче, как там в газетах говорят, клан у нас... Семейственность во всем и везде.
Так и жили когда-то. Вроде порознь, а вместе. И детей растили, и на медведей ходили, и дома строили молодым. Пока Горбачев не сказал, что плохо живем. Ну, и началось. Заборов понаставили, каждый из колхоза себе что-то во двор перетащил. Капитализм наступил, мать его. Да знаешь ты все. Что говорить-то.
Так вот появился у меня сосед. Из городских, очень умный. Всё про Европу нам талдычил, про демократию. Все против Петровича, это наш сельсовет, агитировал. А что нас агитировать? Живем, и живем. Петрович бегает: то света добивается, то газа, то ещё чего. Все при деле, и все довольны. А сосед на заборе плакатов написал: частная собственность, не ходить! Ну и хрен бы с ним.
Только вот случился у него с женой скандал. Как ты там сказал, внутренняя политика в доме нехорошая. Вроде как до драки дело дошло. Ну, сосед пошел на двор. Поостыть. Решил дров поколоть. С десяток раз тыпнул по чурбану, а потом со злости по ноге... Себе. Ага.
Сидит, значит, на своем же нерасколотом чурбане. Песни поёт, как волк зимой... Больно, и кровь-то бежит на штаны. А баба его, ишь, выскочила и орёт с крыльца. Так тебе и надо. Ещё и картошкой кидает. Иногда попадает. У мужика шишки уже на лбу.
Что за что ругались, сказать не могу. Только, по-моему, она его в город тянула. Типа, там цивилизация, заработки опять же. Люди культурно живут. В театры ходят, на концерты. А он ей говорит, работа, мол, у меня тут, друзья опять же, родственники.
Короче ругаются они. А кровь-то из ноги течет. Мужик уже бледный. Я вроде как помочь хочу. Уже к забору подбежал с марлей-то. Ноги перебинтовать. А соседи с другой стороны орать давай. Частная собственность. В суд на тебя подадим, будешь все, что заработал, на адвокатов тратить... Оно мне надо? Но, с другой стороны, погибает же человек.
Договорились они до того, что мужик разводиться собрался. Не хочет жить с вредной бабой. Независимость друг от друга. Только какая независимость в семье-то? Он на тракторе пашет, она с соседками на огороде там, или в магазин бежит. Он зарабатывает, а она тратит. Но всем вроде как хорошо, ну, может, терпимо. Мужик-то понимает, что что-то не так. Привык, понимаешь, в чистых рубашках ходить, да и борщ опять же. Да и баба смекнула. Орать-то можно, а что есть-то будет? Тратить умеет, картошку растить, укропы там всякие, но нужно и одеться, и крупу купить, и полежать под боком у мужика-то.
Но не уступают друг другу. С одной стороны, другие бабы соседку подначивают. Нечего, мол, терпеть. Хочешь в город — езжай. С другой стороны я, с марлей и зеленкой.
А тут ещё моя выскочила. Чего, говорит, стоишь, помоги соседу. Плевать на все эти суды. Ты мужик здоровый, как-нибудь разберешься. В крайнем случае, отсидишь, сколько надо, но человека спасешь. Вроде все правильно, но больно уж не хочется на зону из-за человеколюбия. Да и сосед-то не зовет. Внутренняя политика, понимаешь. А я вроде как внешняя.
Влезу со своей внешней в их двор, забудут свою внутреннюю и врежут мне. И будут правы. Чего лезешь то... во внутреннюю.
Короче, долго ругались. Синяки уже у обоих (мужик тоже в ответ картошкой стал кидаться). Бабы тоже притихать стали. Мужик-то бледный уже. Умрет скоро от недостатка крови. То там, то сям стали поговаривать, что, мол, не надо так-то. Можно и миром дело решить. А тут ещё я с марлей вдоль забора бегаю. Как собака. Смотрю, может не услышу зова-то.
А кончилось все так, как и должно. Встал мужик с чурбана, подошел к бабе-то и врезал ей со всего маха по морде-то. Не сильно так, больше для острастки. Но врезал. И успокоилась баба. В дом побежала бинтов понатаскала, йодов всяких, мазей. Оказывает первую помощь, значит. Да и мы все разошлись. Что смотреть-то дальше. Одно слово — внутренняя политика.
Только сосед мой ещё месяц ничего делать не мог. Крови-то нет. Сидел сиднем на завалинке. В доме работы невпроворот. А работать не может. Мы конечно, с соседями, кто словом, кто картошкой, кто другими питаниями помогаем. Только достатка от этого нет. С голоду, конечно, не умирают, но и в театры не ездят. Вот такая у нас в деревне внутренняя и внешняя политика.
А сосед потом в гости приходил. Бутылочку принес. Спасибо говорил за готовность помочь. Хороший человек оказался. И плакаты свои с забора сорвал. Теперь ходим друг к другу в гости. Вот сейчас карасиков наловлю, ему отнесу. Пусть живот-то порадует. Жалко его. Но сам виноват. Демократия эта самая во внутренней семейной политике вредна. Да и с соседями надо дружную внешнюю политику вести. Тогда бы, хоть и рубанул по ноге (у кого не бывало-то), но выздоровел за неделю-другую.
Вот, приехал домой. Читаю опять одно и то же. Украинцы, согласно украинским СМИ, побеждают везде и постоянно. Ополченцы, согласно нашим СМИ, успешно отражают и даже наносят украинцам... Тоже постоянно. Как будто и не уезжал никуда. Только потери все увеличиваются и увеличиваются. Может, стоит послушать мудрого старика?
Информация