Связанные одной целью
Братьев Игоря и Олега Родионовых в ВДВ знают многие. Одни вместе с ними отслужили срочную, трижды побывав в командировках в пышащем национализмом Баку. Другие — их однокашники по Рязанскому воздушно-десантному командному училищу или Военной академии имени М.В.Фрунзе. Третьи в одной команде месили глину на зимних дорогах Чечни или сбивали каблуки берцев на каменистых тропах жаркой Абхазии. Четвертые навсегда запомнили совместные патрули в расколотой на кусочки Югославии или гонку за отступающим противником в Грузии. Но всех этих людей, военачальников и подчиненных гвардии подполковников Родионовых, объединяет одно — добрая память. В том числе Сергея Клячковского, через телевизионную программу «Жди меня» нашедшего Олега спустя 12 лет после ранения и эвакуации с поля боя — из центра Грозного в январе 1995-го. Нашедшего, чтобы сказать спасибо и обнять своего боевого товарища, вынесшего бойца из-под бешеного обстрела.Признаюсь, довольно редко журналисту выпадает такое профессиональное везение, когда, встречаясь с неординарными людьми, он не лезет в карман за словом, дабы, рассказывая о них, прибавить ярких красок или накалить сюжет, а просто бережно фиксирует услышанное. Этот случай — именно такой. А потому пусть лучше братья Родионовы сами поведают о своей жизни и службе. Впрочем, одно от другого мало отличается. Но логика бытия подсказывает, кому начать эту историю…
Тамара Константиновна, мама:
— Игорек в раннем детстве был слабеньким и болезненным, а потому, когда он надумал заняться спортом, я поначалу протестовала. А потом решила: пусть бегает, прыгает с парашютом, дерется, наконец, лишь бы толк был. Так и вышло. И не только сам окреп — и брата увлек. Олег настолько полюбил небо и ощущение свободного полета, что еще до призыва на срочную службу совершил более пятисот прыжков с парашютом!
Ну, и кем они после этого могли стать, если не военными? Их деды прошли в солдатских шинелях Великую Отечественную, оставив внукам в наследство медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За освобождение Вены»… Да и муж мой, военный строитель, в сыновьях сызмальства воспитывал любовь к Родине, отчему дому и труду… Плюс — патриотические песни, книги и фильмы, самый любимый из которых — «В зоне особого внимания». Да что там говорить — выбор профессии был предрешен!
Игорь:— Верно говорят: не сразу Москва строилась. Вот и меня призывная комиссия поначалу признала не годным к службе, предоставив отсрочку. Расстроился, конечно, но нет худа без добра: окончил авиастроительный техникум. А в следующий раз пришел в военкомат с братом, который (дело прошлое — можно признаться) прошел за меня самых строгих врачей, благо меня от Олега навскидку не отличишь.
Отправили нас служить в Красноярский край, в ракетные войска стратегического назначения. Большее разочарование трудно себе представить: ради чего мы годами прыгали с парашютом, занимались борьбой и боксом?! Я не смирился и через три месяца стресса и скуки написал письмо в «Красную звезду», обратившись через газету с просьбой к самому министру обороны СССР: «Прислушайтесь, пожалуйста, товарищ генерал армии Язов, к мнению солдат, переведите нас в «войска дяди Васи». И случилось чудо — прислушался Дмитрий Тимофеевич: перевел в Тулу, в 51-й парашютно-десантный полк 106-й гвардейской воздушно-десантной дивизии.
А вот адаптироваться времени не дали: осенью закипело Закавказье, и мы, младшие сержанты, помчались догонять полк, немногим ранее убывший в Баку. Летели с радостью, горя желанием на деле доказать, что не ошибся в нас министр, что мы действительно настоящие солдаты Отечества.
Баку покорил с первых минут — многонациональный гостеприимный город, наслоение культур, религий, традиций и обычаев, замечательные архитектура и природа, искренние и темпераментные люди. Казалось бы, живи и радуйся. Ан нет…
Мы стояли на импровизированных блок-постах, расположенных на ключевых развязках городских автодорог, сопровождали первых армянских беженцев на паром через Каспий в Красноводск, проводили разъяснительную работу с населением. Тогда десантникам удалось продемонстрировать силу, уверенность, миролюбие, и эта первая четырехмесячная командировка прошла без происшествий и стрельбы. Задержали, правда, с десяток провокаторов с заточками и ножами, передали их сотрудникам правоохранительных органов и все.
Озлобленность, тупая и беспочвенная агрессивность, недоверие азербайджанцев к власти и армии, эмоциональный беспредел по отношению к армянам и русским — вот отличительные черты второй командировки в Баку. Невооруженным глазом было видно: обстановка накалена настолько, что достаточно одной искры, и люди переступят грань дозволенного и начнут бессмысленную бойню. Волна массовых демонстраций, акций неповиновения и погромов неумолимо накатывала на регион. А потому забот хватало: несли службу на блокпостах и в жилых кварталах, участвовали в эвакуации армянского поселка со всем скарбом за пределы республики, колоннами вытягивались вдоль дорог, контролировали маршруты возможного передвижения погромщиков.
12 января 1990 года, когда Баку вспыхнуло снова, мы были в Туле, сами удивляясь этой нестыковке. И только спустя неделю полк подняли по тревоге. По максимуму загрузили в самолеты бронетехнику и оружие, даже противотанковые мины прихватили. Сразу стало ясно: добром дело не кончится. И замполит подтвердил, поделившись информацией: «Летим, чтобы не допустить перехода власти в руки бандитов из Народного фронта Азербайджана».
Приземлились на аэродроме Кала, километрах в тридцати от Баку. Выезды с взлетной полосы боевики из НФА, вооруженные кто автоматами, а кто охотничьими ружьями, перегородили грузовиками со стройматериалом, за которыми сами укрылись, воинствующе покрикивая. Спустя час неудачных переговоров терпение командования иссякло: мы окружили и разоружили этих распоясавшихся горлопанов и двинулись в путь.
Сначала в город, снося баррикады и разгребая завалы, вошли рязанцы и костромичи, мы — следом. Впервые шли в колонне по-боевому, на броне. К слову, рязанцам изрядно досталось — около сорока человек получили ранения и травмы. По шоссе навстречу нам брели женщины и дети с котомками. В основном — русские. Изредка в толпе мелькали и мужчины, потрепанные, избитые, наспех перевязанные. Повсюду дома пестрели надписями, от которых скребло на сердце: «Убей русского!», «Смерть славянам!», «Русские — оккупанты!», «Русские — вон из Баку!».
Под утро возвратились на аэродром, где и стали лагерем. В нашу зону ответственности вошли пригородные села и предгорье. Кроме того, охраняли авиационные склады, сопровождали беженцев, патрулировали на вертолетах районы скопления боевиков и, как велит устав, преодолевали трудности и невзгоды армейской полевой жизни: мерзли, мокли и голодали. Впрочем, все эти неприятности показались нам сущими пустяками после первой же потери: у костромичей при захвате членов НФА в здании морского вокзала погиб боец…
26 января на двадцати вертолетах усиленным батальоном вылетели на юг Азербайджана, в Джалилабад. Командир полка полковник Орлов, ставя задачу, объяснил: законной власти в городе нет — будем восстанавливать. Оказалось, погромщики разграбили горисполком, подожгли горком партии и разогнали школу милиции. Были готовы к любому повороту событий, но когда небо заполонили вертушки, боевики, скинув лидера местных коммунистов головой вниз со второго этажа и прихватив партийную кассу, спешно ретировались в окрестные леса.
Пока мы разбирались с толпой молодых горцев, недовольных прилетом десантников, комполка Орлов ввел комендантский час, организовал патрулирование улиц и очистил городок от завалов, восстановив советскую власть.
Вместе с нами в Джалилабаде действовала группа крепких мужчин среднего возраста, по всей видимости, офицеров спецподразделения КГБ СССР. Работали в тесном контакте, потому и обратили внимание на нескольких одинаково экипированных задержанных молодчиков, которыми заинтересовались чекисты. Нам дали понять, что это иранские военные, стражи исламской революции. Стало очевидно: межнациональный конфликт — не такой уж и локальный, как кажется на первый взгляд.
С пола огромной горкомовской библиотеки, почти уничтоженной варварами, я подобрал томик Маяковского 1947 года выпуска. Позднее эта книга побывала со мной и в Югославии, и в Чечне…Вернувшись на аэродром, узнали, что при захвате штаба боевиков в Нефтечале рязанцев обстреляли из пулемета, и командир взвода лейтенант Александр Аксенов был дважды ранен. Ему оказали первую медпомощь, но через сутки он скончался в гражданской больнице от большой потери крови. После чего до самого возвращения в Тулу мы все свободное время посвящали изучению основ медицинской подготовки, штудируя специальную литературу, бинтуя друг друга, накладывая жгуты и шины, делая уколы. Впоследствии эта наука здорово мне помогла.
Спустя два дня, во время блокирования вооруженной банды у границы с Ираном, погиб командир разведывательной роты старший лейтенант Александр Коноплев. Боевики всадили в офицера две пули, когда он вышел к ним на переговоры с предложением сложить оружие. Вряд ли стоило так рисковать, но тогда мы были другими. Эту банду численностью до 50 человек, по сути, загнали в тупик, но многие офицеры и бойцы видели в них не заклятых врагов, подлежащих безусловному уничтожению, а заблудших и одурманенных жителей братской республики. Казалось, нужно только толково объяснить, что нам с ними в одном отечестве делить нечего, и убедить сдать оружие. После смерти Коноплева стало предельно ясно: нам это только казалось…
Боевиков скрутили, закинули в вертушку и передали из рук в руки стражам правопорядка. А с погибшими офицерами прощались всем миром. По-военному кратко помянул их в прощальном слове командир дивизии полковник Александр Лебедь. В тот же день я отправил маме письмо: не переживай, тут все спокойно, даже не стреляют… Простите меня, парни. А что я мог еще написать?
Грозная зима
Олег:
— Судя по всему, своей службой мы оправдывали доверие министра обороны. Когда пришла пора ехать на побывку домой, сам комдив Лебедь в сопроводиловке написал: «Я, комендант района особого положения города Баку, прошу содействовать передвижению сержантов Родионовых…», и нас, одних из первых в полку, отправили в отпуск не в стандартной парадке, а «по-маргеловски» — в тельняшках и голубых беретах. Статус!
После возвращения из второй бакинской командировки мы с братом решили подать документы в Рязанское училище ВДВ.Командир роты Астапов, узнав о нашем желании стать офицерами, заверил: «Станете! Но не сейчас, а через год. Пока вы нужны мне и ВДВ здесь и сейчас, помогите, а потом я помогу вам». Мы остались, и ротный сдержал свое слово: через год мы поступили в училище. Причем меня, благодаря ходатайству Астахова, зачислили с хвостом по математике, а Игорь перед самыми экзаменами повредил на прыжках ноги и сильно хромал. Опять выручило наше внешнее сходство: я за него сдал физо, а он за меня историю. На пятерки, конечно.
Науки давались легко, и годы учебы пролетели незаметно. А вот после выпуска нам, получившим одну профессию на двоих, впервые, увы, пришлось расстаться: меня распределили в Ульяновск, а Игоря — под Ленинград, в Гарболово.
Летом 1994-го в 337-м парашютно-десантном полку я принял взвод, который по функциональному предназначению считался разведывательным, чему, не скрою, обрадовался. А вскоре о себе в полный голос заявила Чечня. В декабре на Кавказ отправился соседний полк, а сразу после Нового года, под вечер 2 января, объявили и нам: вылетаем! Ранним утром начфин собрал офицеров, открыл огромную сумку, набитую наличными, и молча выдал зарплату за несколько месяцев да еще и закрыл все старые долги по премиальным и отпускным. Я отправил домой посыльного с полным пакетом денег, а потом и сам заскочил проститься. Жена ждала с подарком: сшила теплый жилет-разгрузку «по-афгански»… Еще не рассвело, как батальонная тактическая группа забила борта, которые взяли курс на Моздок.
Прибыли. Как сейчас вижу тот день: идем строем по какой-то дороге, сверху льет как из ведра, озноб до костей пробирает, кругом грязь, глина, предчувствия непонятные. Нет, страха не было, он в далеком Баку остался, томило ожидание, а еще казалось дурным сном то, что в те борта, которые нас доставили, загрузили «груз-200», но не в гробах, не в цинках, а прямо на носилках и брезентах, торопливо, суетно, неуклюже…
Получив отменный паек, выдвинулись колонной на Грозный. В машинах теснота: не шелохнуться, не продохнуть. Кто-то неудачно повернулся и неловким движением «муху» взвел. Пришлось тормознуть у ближайшего блокпоста и презентовать гранату бойцам внутренних войск. Спасибо, говорят, жахнем куда следует.
Едва забрезжил рассвет, въехали в Грозный. Кругом пожары, полуразрушенные дома, в воздухе — плотный запах гари, по небу — черный дым, повсюду — свежие кресты. Между завалами люди копошатся, кричат как безумные, в одном месте кого-то перевязывают, в другом — хоронят прямо в огороде. А еще — истошный лай облезлых и страшных собак, грызущих человеческие трупы.
Замечаю на обочине увязший в жиже БТР, а на нем — однокашника по училищу Александра Богомолова. Пока дергали его бронетранспортер «Уралом», колонна ушла вперед. Рванули следом на полной скорости и, сгоряча проскочив нужный поворот, заплутали. Вокруг вооруженные люди, смотрят настороженно, стволами автоматов поводят. И тут рация захрипела голосом ротного: «Ты где?». Назвал ориентиры. «Да ты же у боевиков в тылу! Назад!». Дважды повторять не пришлось: взяли с места в карьер.
К своим поспели аккурат к постановке боевой задачи. Прапорщик-тыловик открыл походный склад вооружения неподалеку от знаменитого фонтана в парке имени Ленина, выдавая солдатам любые боеприпасы без ограничений. Даже фамилии не спрашивал, только щурился и ворчал: «Распишись и отваливай!». Всем досталось по два гранатомета «муха», плюс каждому второму — огнемет «шмель». А бронежилеты мы еще в части усилили дополнительными пластинами, так что весили они по полтора-два пуда, не меньше.Стоим перед комбатом, как средневековые рыцари, обвешанные с головы до ног оружием и боеприпасами, каски поверх шапок, и ждем, что он бодрящим словом благословит на ратное дело. А командир, уточнив, что против бандитов выступаем ночью, неожиданно попросил у всех прощения… За что? Позднее уже ротный пояснил: «Парни, нас посылают в самое пекло, и чем все закончится, никто не знает… Прошу всех на листочках написать свои персональные данные и адреса родных. Листочки вложите в гильзы, а гильзы вшейте в кармашек брюк. Вопросы?». Чего ж тут неясного: вшили. Быстро. Молча. Сосредоточенно.
Мой взвод придали разведроте 51-го парашютно-десантного полка, приказав через центральный рынок выдвинуться на пересечение улиц Чернышевского и Розы Люксембург, где закрепиться и обеспечить безопасное продвижение колонны бронетехники в район дворца Дудаева.
Под прикрытием танка и БТРа подъехали к рынку, спешились и пошли за броней. Кругом все полыхает, взрывы то с одной стороны, то с другой, а мы лавируем, перемещаемся парами и тройками, перебежками, прикрывая друг друга. Будто из-под земли вырос проводник, скорректировал направление движения, указал на панельную пятиэтажку, в подвале которой находился штаб генерал-лейтенанта Рохлина.
Выслушав мой доклад, Лев Яковлевич задумчиво посмотрел на начальника штаба группировки «Север», который тут же, кивнув, поставил мне задачу выбить боевиков из четырехэтажного дома напротив штаба и удерживать его любой ценой. Я задал несколько встречных вопросов по организации взаимодействия с соседями-псковичами и артиллерией, подвозу питания и боеприпасов. И тут вмешался Рохлин, аккуратно разложив все по полочкам. Сколько лет прошло, а я до сих пор уверен, что генерал-лейтенант Рохлин был лучшим военачальником той кампании. «Заметь, боевики не умеют воевать ночью,— сказал он тогда на прощание. — Значит, именно ночью нужно бесшумно занять здание».
Добрый совет на войне дорогого стоит. Так мы и сделали: змеями вползли в окна, поскольку подъезд жарко полыхал, тихо пробрались к лестничному пролету и призрачными тенями прокрались на крышу, откуда и подали сигнал автоматчикам, сидящим в доме-штабе Рохлина. Те открыли огонь по окнам второго и третьего этажей, а мы сверху зачистили четвертый. И дальше таким же макаром, этаж за этажом, заняли все здание. Разбив взвод на две половины, чтобы закрепиться в каждом подъезде, забаррикадировали входные двери, установив на лестничных площадках между третьим и четвертым этажами пулеметы на случай обстрела. И случай этот тут же представился: боевики не жалели патронов, однако никто не пострадал, из чего я заключил, что «окопались» мы толково.
Осмотрев подвал, сделали неприятное открытие, обнаружив хорошо укрепленный подземный ход в соседний детский сад, где обосновался противник. Аж под ложечкой неприятно заныло, как представил себе, чем все могло кончиться. Рванули мы этот лаз ко всем чертям, да еще растяжек у завала понаставили. И только после этого почувствовали себя в крепости.
К утру стрельба прекратилась, и от этого на душе стало тревожнее: когда враг ведет огонь, хотя бы ясно, где он находится. Оказалось, пришел час намаза. Едва затихли их молитвенные напевы, напористые и завораживающие, как вдруг я услышал крик:
— 7-я рота, сдавайтесь! Офицеры Инцертов и Родионов, бросайте оружие и выводите солдат строиться, подумайте о матерях, сестрах и женах. Сдавайтесь сейчас, и мы гарантируем вам жизнь!
Не стану уверять, что мне приятно было слышать фамилии — свою и ротного — в этом контексте. Чуть больше суток прошло, как мы прибыли в Чечню, а боевики уже прекрасно информированы. Кто-то сдал нас.
Ответил чисто по-русски: послав бесфамильно, зато адресно. Боевики тут же ринулись в атаку. Отлично подготовленные снайперы головы не давали поднять, гранатометчики изрешетили все стены, но эту вылазку мы отбили. Сменив тактику, боевики помахали белыми флагами и прислали парламентеров — двух политиков из окружения известного правозащитника. Часто мелькавшие на телевизионном экране мужчина и женщина, охраняемые рослыми дудаевцами, с опаской вошли в подъезд и робко предложили сложить оружие и возвращаться по домам, обещая юридическую поддержку и освобождение от уголовной ответственности за дезертирство. Я посоветовал им вернуться с тем же предложением к их дружкам-боевикам.
Последние решили усилить психологический нажим на нас. Обезглавленные трупы со следами пыток я уже видел, но такое… Эти дикари-садисты выставили в окне детского сада самодельный крест с распятым на нем солдатом-пехотинцем. Боец был еще жив. Изуверы обкололи его обезболивающим, сняли лоскутами кожу и завязали узлом над головой. Смотреть на конвульсии парня было невозможно. Я попросил Бога простить меня, взял автомат с оптикой и… В этот момент кто-то из соседей, не выдержав, выстрелил по детскому саду из гранатомета.
Дом по улице Чернышевского, стоявший торцом к нашему, должен был занять командир роты Дмитрий Инцертов с бойцами другого взвода. Но напоровшись на яростное сопротивление боевиков, сумел выполнить задачу лишь наполовину: из четырех подъездов он контролировал два. Однако противнику удалось взорвать смежную стену и атаковать оглушенных и контуженных десантников. Потерь, к счастью, избежали, но сам Инцертов и его заместитель Зиненко получили ранения. Вдобавок к этому, между нашими с Инцертовым домами подбили танк Т-80, который полдня горел, а тут вдруг рванул всем боекомплектом. Стены содрогнулись, и одна из них рухнула, открыв перед нами совершенно безрадостную картину, на которой неутешительно много места занимали боевики.
Я видел, как к штабу Рохлина подъехала техника для эвакуации убитых и раненых, и несколько бойцов Инцертова, в том числе рядовой Николай Джорджадзе, под огнем боевиков перенесли своих подстреленных товарищей через дорогу. Инцертов посчитал, что сам сумеет пересечь простреливаемую насквозь улицу и, не рассчитав сил, упал. Джорджадзе бросился к нему на помощь, срезал с себя бронежилет, накрыл им офицера и, заслоняя собой, доволок до укрытия. Снайперы перебили мужественному парню ноги, его спасти не удалось …Через месяц Николаю Джорджадзе присвоили звание Героя России посмертно.
Взвод псковского полка заменил потрепанных подчиненных Инцертова и, поскольку командование настаивало на решительных действиях, попытался выбить из дома боевиков. События разворачивались, как в американском боевике. Рывком открыв дверь подъезда, боец швырнул гранату и захлопнул ее. Раздался мощный взрыв. Вскочив с земли, смельчак снова резко потянул за ручку и сразу рухнул как подкошенный, сбитый с ног очередью из крупнокалиберного пулемета.
Кидаем дымы. Псковичи подбирают раненого, наспех перевязывают и короткими перебежками от одного завала к другому несут к штабу. Одного бойца ранят в ногу, он падает на дорогу. Поспешившего на помощь сослуживца опрокидывает снайпер. Снова кидаем дымы, но порывы ветра несут клубы в другую сторону. Попробовал выскочить на дорогу еще один солдат и тоже поймал пулю. Раненый крикнул, что доползет сам: хватит жертв. И медленно продвигается вперед.
Но тут из сочувствующего наблюдателя я превращаюсь в участника событий: в окно влетает граната из подствольника и осколками ранит Сергея Клячковского в ногу. Небольшим трофейным ножом вспарываю сапог, перевязываю, как учили еще в Баку. Спускать Клячковского на улицу решили из окна второго этажа: выходить во двор — самоубийство. Сняли ремни с радиостанций, обмотали раненого, перебросили через подоконник и… Очередной взрыв заполнил комнату густой пеленой красной кирпичной пыли, но Сергея удержали, аккуратно стравив ремни до земли. Полез следом…
На полосе препятствий ульяновского полигона у разведчиков почти на финише была колея, залитая жидким навозом, которую нужно было преодолеть ползком, чтобы проволоку не цепануть. Психологический прием. Но многие проползали. За штабом Рохлина стояла поврежденная машина с навозом в кузове. Кузов изрешетили, зловонная жидкость вытекла. Я ползу, волоку Сергея, захлебываясь в дерьме, но головы не поднимаю. Рядом — боец: не отстает и не брезгует. Навстречу нам точно так же по-пластунски заработал локтями пехотинец, решив помочь, но не выдержал — чуток приподнял голову из навоза, и снайпер тут же уложил его на месте. Чувствую сильный удар по корпусу — и меня достали, но «моя» пуля бронежилет не пробила, видать, на излете была. Дотащил все-таки, погрузил на броню МТЛБ, прикрыл бронежилетом и отправил с богом…
Запасся в магазине (запишите на мой счет) какими-то компотами и соленьями — голод не тетка, выцыганил у танкистов пару ящиков гранат — и назад, в свою крепость.
Поутру обходил с радистом наши владения в поисках подходящего места для выхода в эфир. И тут солдат неожиданно роняет свою рацию, наклоняюсь за ней — пуля проходит в нескольких сантиметрах выше каски и звонко бьет в стену. Толкаю бойца на пол, а сам, поднятый волной примчавшегося следом подарка от РПГ, пролетаю пару метров и через пролом в полу падаю в помещение этажом ниже. Дальше — темень в глазах и провал в пустоту. Когда очухался, готов был врезать любому, кто скажет, что Бога нет…
А тут и гости к нам пожаловали, чудом проскользнув под носом у боевиков, зорко стерегущих подступы к дому, — корреспондент газеты «Псковская правда» Валентин Янус и майор из управления 76-й воздушно-десантной дивизии Александр Осадчий. Пробыли у нас около суток, а 14 января совершили крайне рискованную вылазку, решив заснять штурм президентского дворца. Увы, не суждено им было — оба погибли под шквальным огнем…В ночь на 15 января меня вызвали в штаб, поблагодарили за выполненную задачу и приказали передать дом прибывшему на замену подразделению морских пехотинцев.. Дело не хитрое. Но без казуса не обошлось. Возвращался уже со сменщиками. Перебегаем улицу, оборачиваюсь — и душа леденеет: в полушаге от меня скачет морпех с окурком в зубах: лица не видно, зато «бычок» мерцает, будто сигнал снайперу подает: я здесь — огонь! Недолго думая, по этому окурку наотмашь и заехал, выбив его изо рта.
— Ты чего, десант, совсем обалдел!? — заорал ошалевший морпех. — Я офицер! Командир роты!
Не время и не место было объяснять ему, что он глупо подставился под пулю. Да, похоже, парень и сам, поостыв, все понял… Спустя годы увидел его, уже Героя России, на телеэкране: рассказывал, как вывел своих бойцов к дворцу Дудаева…
А мой взвод отправили в тыл (хотя тыл в Грозном в то время был понятием относительным), в парк имени Ленина. Командир роты Олег Булатов, исполнявший обязанности коменданта небольшого района, на территории которого находился ресторан «Терек», подыскал нам для заслуженного отдыха более-менее комфортное помещение — просторный туалет в подвале ресторана: каждому бойцу по отдельной кабинке досталось. Других вариантов не было, но мы и этому обрадовались, и вскоре наш импровизированный отель уже блистал первозданной чистотой… А участок местности вокруг ресторана стал нашей зоной ответственности, в которой я организовал боевое охранение.
На другой день, обходя посты, я обратил внимание на молодую симпатичную девушку — блондинку в полувоенной одежде, ходившую по парку с бидонами. Крутилась она в основном вокруг снайперов из дивизионной разведроты. Насторожился и поинтересовался: кто такая? Представилась местной жительницей, по доброте душевной носившей солдатам питьевую воду.
Ночью вражеский снайпер начал методично постреливать по точкам, где днем находились бойцы охранения парка. Бил практически вслепую, но удивительно точно, как будто перед ним была карта расположения постов! Прибежали взволнованные контрразведчики: дай, говорят, толкового снайпера. Дал лучшего. Он вычислил боевика по блику прибора ночного видения, выстрелил, и «кукушка» умолкла. А утром, когда пробрались в полуразрушенный дом, откуда палил боевик, обомлели, увидев безжизненное тело добросердечной блондинки, как выяснилось позднее, уроженки Прибалтики. Именно сюда контрразведчики и организовали для вновь прибывших на войну солдат бесплатную экскурсию с поучительной лекцией на тему «Враг не обязательно страшен, не умыт и бородат».
Днем батальон перебросили за Старые Промыслы, на окраину Грозного. Наспех вырыли окопы в мокрой глине, построили блиндажи. Спешили не зря, ближе к вечеру подтянулись боевики и с ходу пошли в атаку. Но этот бой я почти не помню, поскольку практически сразу меня контузило… Потом рассказывали, как упорно я отказывался от медицинской помощи. А когда сознание прояснилось, понял, что нахожусь в вертушке. И снова впал в забытье.
В одну и ту же реку…Олег:
По выписке из госпиталя в Рязани едва не уволили: подсело зрение, донимали головные боли… До сих пор смутно помню тот период, но, видимо, был убедителен в своих аргументах перед медкомиссией. А затем оказался в Абхазии, но, спасибо полученным навыкам, потерь среди личного состава не допустил.
И разве мог я не войти в ту же реку еще раз, не вернуться в Чечню? Тогда на этой странице моей биографии не было бы логической завершенности. Улетел в августе 2000-го.
Это была уже другая война. Но по-прежнему это была война. И как-то, выполняя боевую задачу, я, командир разведроты 137-го парашютно-десантного полка, с группой в сорок штыков отправился вверх по реке Бас в предгорья Алистанжи на поиск баз боевиков с целью навести авиацию и разнести всю эту живописную панораму к чертовой матери. Заметив в полукилометре от себя замаскированные ветками палатки на противоположном склоне горы, передал координаты в штаб. Попутно запросил информацию о нахождении в районе разведгрупп из ГРУ и ВВ.Штаб ответил: кроме тебя, своих там нет, любой человек с ружьем — боевик. На нет и суда нет: вызвал авиацию. Но тут неожиданно поднялся сильный ветер, в ущелье сгустился туман, и видимость упала до нуля. Прилетевшая пара Ми-24 дала залп и ушла. В белый свет как в копеечку.
Утром продолжили движение по маршруту, но только через сутки, спасибо оптике, обнаружили отряд боевиков — человек 150, не меньше. Мой взгляд сразу приковал к себе одноногий бородатый человек верхом на лошади в окружении телохранителей. Сомнений не осталось — Шамиль Басаев! Один в один, как на фотографии в ориентировке!
Вызвали артиллерию. Первый залп «Градов» посеял в рядах моджахедов нешуточную панику. Успокоившись, они хаотичной стрельбой начали обрабатывать местность вокруг себя, понимая, что разведчики рядом.
Арткорректировщику пулей снесло антенну. Но и упускать Басаева было нельзя: срочно вышли на связь с моей радиостанции, открытым текстом попросив еще огонька. А через полминуты на той же волне услышали боевиков, которые, перехватив передачу, Аллахом поклялись, что медленной и мучительной смерти нам не избежать.
Избежали. Спустя пару дней батальонные контрразведчики обрадовали, сообщив, что в результате нашей работы 42 бандита отправились в ад. Это был успех, о котором тут же узнала вся группировка. Но, увы, не только она, но и боевики. Ночью к окраине полкового лагеря медленно подъехали две «Нивы» с установленными в багажниках автоматическими гранатометами «Пламя» и отстреляли по палаткам разведроты по коробу гранат. По счастливой случайности нас в этот момент в палатках не было. Осколочные ранения получили несколько механиков-водителей БМД.
Вскоре удалось захватить известного полевого командира. Правда, совершенно случайно. Мы возвращались с разведывательно-поисковых действий в село, в котором внутренние войска и милиция работали по адресам. Коллеги-вэвэшники попросили помочь разобраться с группой задержанных. Прощупали их — как в прямом, так и в переносном смысле: нет ли явных следов недавнего применения оружия — все чисто. И тут из толпы раздался крик пожилой женщины: «Русские, отпустите моего сына, он ни в чем не виноват!» и дальше — по-чеченски, но имя я услышал, до боли знакомое. Напрягся, не подав вида, и спрашиваю женщину: а фамилия вашего сына такая-то? Тогда он и впрямь не виноват. «Да, верно, это наша фамилия», — ответила она, сдав родного сыночка окончательно: именно он участвовал в ряде кровавых рейдов банды Радуева и был награжден главным орденом Ичкерии «Честь нации».После долгой беседы с задержанным удалось, сопоставив имеющиеся у нас данные, обнаружить за Киров-Юртом законсервированную базу боевиков, где был спрятан внедорожник «Хаммер» Басаева. В машине нашли ценные бумаги со списками боевиков, их бухгалтерией, адресами пособников. Следуя по цепочке, устроили засаду на бронированный джип «Субурбан», принадлежавший Аслану Масхадову. Самого «президента Ичкерии» в машине не оказалось, но водитель, поняв, что шансов скрыться нет, застрелился.
13 января 2001 года, получив задачу на разведывательно-поисковые действия, я с ротой ушел в горы. Необходимо было отработать лесной массив за селом Сельментаузен и уничтожить опорный пункт членов НВФ. Правда, в селах Хатуни, Киров-Юрт и Сельментаузен аксакалы знали о нашем рейде и, разумеется, отрапортовали боевикам. Но это как раз входило в задачу, ибо мой маневр, сопровождаемый шумом и взрывами, в действительности лишь прикрывал работу спецподразделения ФСБ. Получив информацию о выдвижении разведроты в горы, боевики должны были уклониться от схватки, сняться с баз и спуститься в ущелье, где их поджидали спецназовцы.
Действовали четко по плану: исходили хребет вдоль и поперек, обнаружили и взорвали три базы боевиков с запасами медикаментов и продуктов, а на следующий день спустились с гор в условленном месте к дороге, где нас подобрала батальонная колонна. Вот с этого момента все и пошло через пень колоду. Сначала вереница машин растянулась километра на полтора, затем зачихала одна БМД, еще более застопорив движение. Словом, только ленивый боевик не воспользовался бы такой ситуацией: над колонной одновременно разорвались три фугаса. Командира батареи капитана Алексея Лазарева сразу выбросило из кузова на тент машины мертвым, троим бойцам повредило ноги. Не столько удивило нападение, сколько молодой паренек-санинструктор, который выдохся еще несколько часов назад, но в пиковом положении доказал, что он двужильный: под перекрестным огнем перенес в укрытие пятерых раненых, перевязал, после чего взял оружие и открыл по боевикам ответный огонь… Минут через двадцать противник, зализывая раны, отполз в горы. Но у меня не было сомнений: этот бой выиграл наш санинструктор…В следующий раз я прилетел в Ведено старшим офицером направления группировки ВДВ в ОГВС в декабре 2003-го. Должен был координировать действия десантников-разведчиков из штаба, но генерал-лейтенант Третьяк, увидев меня, просиял: «Нужен опытный и ответственный инструктор для помощи «индейцам» в горах. Я забираю тебя для более интересной и подвижной работы, нежели штаб!».
«Индейцами» оказались чеченские спецназовцы, а их «вождем» — Сулим Ямадаев, который сразу понравился мне: порядочный, грамотный, умный офицер. А его «племя краснокожих» — это дисциплинированная, слаженная, боеспособная рота. Как-то, в первые дни операции в Дарго, я в шутку назвал их бородатой бандой, чем невольно обидел, услышав в ответ: «Мы — Российская армия!». Больше я так не шутил…
Фото из личного архива РОДИОНОВЫХ
Информация