Мертворожденное дитя Евросоюза. Десять лет назад была одобрена Конституция ЕС
Десять лет назад – 18 июня 2004 года – на специальном саммите Европейского союза был одобрен текст первой Конституции ЕС. Однако в силу документ так и не вступил, став первым реальным предвестником будущих институциональных проблем самого Евросоюза. Сегодня, когда идеи евроинтеграции активно буксуют, ряды евроскептиков множатся на глазах, но при этом Сербия и другие балканские страны не сомневаются в «мессианской» роли ЕС, полезно вспомнить, что именно предлагали авторы евроконституции и почему их усилия не увенчались успехом.
Текст документа под более точным названием «Договор о введении Конституции для Европы» был окончательно подписан в Риме 29 октября 2004 года. По замыслу руководства ЕС он должен был заменить все прежние учредительные акты данной организации и упорядочить систему принятия решений в Евросоюзе с учетом произошедшего ранее в том году его масштабного расширения. Текст основного закона ЕС готовился в течение трех лет и оказался (наряду с Конституцией Индии от 1950 года) самым объемным конституционным актом в мире. В него вошли 450 статей, а сам текст подготовлен на 20 официальных языках ЕС.
Сутью данного документа явились отказ от консенсуса и права вето отдельных стран при принятии решений, сокращение членов Еврокомиссии и отказ от полугодичной ротации действующего председателя ЕС. Кроме того, особые полномочия получали президент ЕС и министр иностранных дел, способные проводить самостоятельную, а не «консенсусную» линию. [1]
Понятно, что столь революционные изменения требовали поддержки со стороны граждан всех стран ЕС. И вот на этом этапе Конституция ЕС и была похоронена. В мае-июне 2005 года жители Франции и Нидерландов на референдумах с интервалом в несколько дней отвергли проект основного закона ЕС. Против документа проголосовали 55% французов и 62% голландцев. [2] В результате на саммите ЕС в июне 2007 лидеры Евросоюза договорились разработать вместо Конституции гораздо более умеренный «Договор о реформе», который был подписан в декабре 2007 в Лиссабоне. Вспоминая те драматические для брюссельской бюрократии события, занимавший в 1999-2004 годах пост комиссара ЕС по вопросам расширения Гюнтер Ферхойген считает, что Евросоюз стал жертвой попытки одновременно реализовать два крупных проекта – «углубления» евроинтеграции и расширения самой организации. Он полагает, что теоретически «задним числом нужно было бы признать правоту французов, которые всегда говорили: сначала углубление, потом расширение». [3]
А уже в 2008 году на просторах Евросоюза забушевал финансовый кризис, и все антикризисные проекты и стратегии оказались «завязанными» на проблему слабой управляемости ЕС - как политической, так и экономической. Выяснилось, что «облегченные» консенсусные нормы Лиссабонского договора мешают Европе мобилизоваться.
Наиболее наглядно внутренние слабости Евросоюза проявились в конце 2011 года, когда в организации возник серьезный раскол по вопросу создания бюджетно-налогового союза. Премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон заявил тогда, что для его страны неприемлем отказ от финансового суверенитета в том случае, если бы европейские агентства по контролю за банковским, страховым и фондовым рынками стали вмешиваться в деятельность британского Сити.
При этом Кэмерон сослался именно на Лиссабонский договор, заявив, что он в своем существующем виде дает право странам-членам ЕС решать подобные вопросы по отдельности и не нуждается в дискриминирующих отдельные государства поправках.
Помимо британцев, на незавершенность процессов централизации ЕС традиционно сетуют немцы, на плечи которых, собственно говоря, и легло основное бремя по выведению из кризиса всей еврозоны. Неудивительно, что если Лондон считает нынешнюю самостоятельность стран-членов ЕС вполне отвечающей британским интересам, то Берлин блокирует запуск наиболее радикальных механизмов финансового оздоровления до тех пор, пока центральные органы ЕС не получат реальный контроль над национальными бюджетами, банками и налоговыми системами. В этой связи весьма справедливой видится мысль, озвученная германским представителем в неправительственном Европейском совете по иностранным делам Хансом Кунднани. Он считает, что в отношении его страны работает принцип «больше денег – больше проблем»: «Мощные усилия Германии по отстаиванию своих экономических интересов будут продолжать создавать проблемы в отношениях с ее западными партнерами». [4]
С другой стороны, неэффективность и чрезмерная политизированность брюссельской бюрократии сами по себе являются дестабилизирующим фактором. В Европейском союзе «все так хорошо уже понимают друг друга, что даже и не голосуют или голоса в основном не считают. Подразумевается, что большинство из присутствующих автоматически, сознательно и политически корректно поддерживает почти каждый из проектов, предложенных руководством Европейского парламента (или Европейской комиссии, или Совета)», - свидетельствует экс-президент Чехии Вацлав Клаус. [5]
Неудивительно, что и сегодня, спустя десять лет после одобрения так и не состоявшейся евроконституции, Европейский союз трудно считать эффективно функционирующим институтом.
Текст документа под более точным названием «Договор о введении Конституции для Европы» был окончательно подписан в Риме 29 октября 2004 года. По замыслу руководства ЕС он должен был заменить все прежние учредительные акты данной организации и упорядочить систему принятия решений в Евросоюзе с учетом произошедшего ранее в том году его масштабного расширения. Текст основного закона ЕС готовился в течение трех лет и оказался (наряду с Конституцией Индии от 1950 года) самым объемным конституционным актом в мире. В него вошли 450 статей, а сам текст подготовлен на 20 официальных языках ЕС.
Сутью данного документа явились отказ от консенсуса и права вето отдельных стран при принятии решений, сокращение членов Еврокомиссии и отказ от полугодичной ротации действующего председателя ЕС. Кроме того, особые полномочия получали президент ЕС и министр иностранных дел, способные проводить самостоятельную, а не «консенсусную» линию. [1]
Понятно, что столь революционные изменения требовали поддержки со стороны граждан всех стран ЕС. И вот на этом этапе Конституция ЕС и была похоронена. В мае-июне 2005 года жители Франции и Нидерландов на референдумах с интервалом в несколько дней отвергли проект основного закона ЕС. Против документа проголосовали 55% французов и 62% голландцев. [2] В результате на саммите ЕС в июне 2007 лидеры Евросоюза договорились разработать вместо Конституции гораздо более умеренный «Договор о реформе», который был подписан в декабре 2007 в Лиссабоне. Вспоминая те драматические для брюссельской бюрократии события, занимавший в 1999-2004 годах пост комиссара ЕС по вопросам расширения Гюнтер Ферхойген считает, что Евросоюз стал жертвой попытки одновременно реализовать два крупных проекта – «углубления» евроинтеграции и расширения самой организации. Он полагает, что теоретически «задним числом нужно было бы признать правоту французов, которые всегда говорили: сначала углубление, потом расширение». [3]
А уже в 2008 году на просторах Евросоюза забушевал финансовый кризис, и все антикризисные проекты и стратегии оказались «завязанными» на проблему слабой управляемости ЕС - как политической, так и экономической. Выяснилось, что «облегченные» консенсусные нормы Лиссабонского договора мешают Европе мобилизоваться.
Наиболее наглядно внутренние слабости Евросоюза проявились в конце 2011 года, когда в организации возник серьезный раскол по вопросу создания бюджетно-налогового союза. Премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон заявил тогда, что для его страны неприемлем отказ от финансового суверенитета в том случае, если бы европейские агентства по контролю за банковским, страховым и фондовым рынками стали вмешиваться в деятельность британского Сити.
При этом Кэмерон сослался именно на Лиссабонский договор, заявив, что он в своем существующем виде дает право странам-членам ЕС решать подобные вопросы по отдельности и не нуждается в дискриминирующих отдельные государства поправках.
Помимо британцев, на незавершенность процессов централизации ЕС традиционно сетуют немцы, на плечи которых, собственно говоря, и легло основное бремя по выведению из кризиса всей еврозоны. Неудивительно, что если Лондон считает нынешнюю самостоятельность стран-членов ЕС вполне отвечающей британским интересам, то Берлин блокирует запуск наиболее радикальных механизмов финансового оздоровления до тех пор, пока центральные органы ЕС не получат реальный контроль над национальными бюджетами, банками и налоговыми системами. В этой связи весьма справедливой видится мысль, озвученная германским представителем в неправительственном Европейском совете по иностранным делам Хансом Кунднани. Он считает, что в отношении его страны работает принцип «больше денег – больше проблем»: «Мощные усилия Германии по отстаиванию своих экономических интересов будут продолжать создавать проблемы в отношениях с ее западными партнерами». [4]
С другой стороны, неэффективность и чрезмерная политизированность брюссельской бюрократии сами по себе являются дестабилизирующим фактором. В Европейском союзе «все так хорошо уже понимают друг друга, что даже и не голосуют или голоса в основном не считают. Подразумевается, что большинство из присутствующих автоматически, сознательно и политически корректно поддерживает почти каждый из проектов, предложенных руководством Европейского парламента (или Европейской комиссии, или Совета)», - свидетельствует экс-президент Чехии Вацлав Клаус. [5]
Неудивительно, что и сегодня, спустя десять лет после одобрения так и не состоявшейся евроконституции, Европейский союз трудно считать эффективно функционирующим институтом.
Информация