Цифровой суверенитет
Андрей ФЕФЕЛОВ. Информационные технологии, которые сейчас забили собой социум, и даже промышленную индустрию, не принесли того потрясающего социального эффекта, которого от них ожидали. В качестве единственного серьёзного достижения для социальной сферы может быть признано возникновение соцсетей. Существует представление, что социальные сети могут быть усовершенствованы каким-то образом, например, аффилированы с государственными структурами. Теоретически они могут стать коммуникационным, информационным «скелетом» для нового, более правильного, даже более демократического общества, если угодно.
Владимир МЕДВЕДЕВ, консультант по информационным технологиям Всемирного банка.
Совершенно с вами согласен, я также вижу некоторый тупик в развитии. Во Всемирном банке мой блок – это финансовые, экологические и некоторые производственные структуры, в которых я строю информационные системы, преимущественно для корпоративного управления и управления проектами. Поэтому я знаю, о чём говорю. Насыщенность информационными технологиями наступила в 1999 году, когда в социальных сетях США происходил так называемый «DotNET бум», и вебсайты имела каждая прачечная. Я считаю, что в социуме тогда же нужно было и завершить развитие социальных систем. Дальше всё должно было становиться очень корпоративным. Потому что у всего есть специализация, и путать корпоративное с некорпоративным, сервисным, общего пользования – ни в коем случае нельзя. Но у нас все смешано.
В США и на Западе социальные средства коммуникации, такие как знакомства, социальные сети и так далее, закреплены клубами. То есть у каждого есть свой определённый клуб, в котором свой определённый социум. Как у нас? Открываешь «ВКонтакте» и у каждого пятьсот друзей, тысяча друзей. Как он может общаться? Я на одной руке посчитаю, сколько у меня друзей, они все мне известны. Но как может быть 500 друзей одновременно? Такие перегибы - это глупости. Такого нет нигде. Потому что для любого общения есть свой клуб.
Люди на Западе и в США, обычные, простые люди, очень защищают и хранят свой сложившийся круг общения. В такой круг можно зайти, если тебя приведут, например. Клубность сохранилась, и я считаю, что это правильно. С одной стороны, это форма выживания. С другой стороны, это форма существования. И третье, как важный компонент – это форма представления. У нас этого нет, у нас…
Андрей ФЕФЕЛОВ. …хаос.
Владимир МЕДВЕДЕВ. Сейчас милиция пользуется открытым Mail.ru. А это совершенно коммерческая структура. Моральная и духовная составляющая владельцев подобных коммерческих структур и коммерческих сайтов очень разная. Нельзя ни в коем случае смешивать интересы.
Почему на Западе побеждают мелкие группы однополых и прочие? Потому что клуб себя защищает. За последнее время корпоративность ещё более усилилась. Например, во Всемирном банке есть семь степеней защиты информационных технологий, и любая другая структура имеет такие системы защиты. У нас же всё в точности, да наоборот.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Это огромная проблема.
Владимир МЕДВЕДЕВ. Это проблема №1. Я излагал её в 2010 году на заседании мэрии, когда должен был стать руководителем проекта «Электронная карта учащегося». Но вскоре я отказался от этой должности, так как в мэрии нет адекватного понимания вопроса. У меня была одна надежда, что корпоративность останется в «военке». Но и тут восторжествовала глупость.
Когда-то я служил в системах государственной связи, и у нас были грифы: документы «особой важности», «совершенно секретно», «секретно», «для служебного пользования» и так далее. Вся эта иерархия сейчас отсутствует, и её нужно просто восстановить.
Что теперь Запад делает усиленно? Он создаёт альтернативу своим технологическим новшеством – облачные технологии. Вы будете пользоваться в облаке такими же допусками, но где это облако находится, на чьей территории и в чьей юрисдикции, в том числе информационной юрисдикции? Информационное право появилось уже давным-давно. Оно создаётся не в Европе, а в США, где целый институт разрабатывает все стандарты информационной безопасности. Поэтому и всё абсолютно прозрачно. Все переговоры, и так далее. В систему встраиваются эти электронные элементы. Система должна быть с чёткой иерархией по степени, способу доступа и, естественно, по распространённости в различных социумах.
Сразу после войны у нас было первенство в области информационных технологий. Первенство сохранялось долго. Когда я служил в армии в 1983 году, то видел такие вещи в засекречивающей аппаратуре связи, которые до сих пор меня поражают. Ещё не было персональных компьютеров, но я видел там харддиск на 200 Гб на специальной серебряной проволоке. Харддиск был не железяка, как сейчас, а специальная проволока. И этот блок, плавая где-то в океане, записывал всё, что происходило вокруг в радиусе 3000-4000 километров, все звуки, которые были от подводных лодок и прочего. Потом блок привозился ко мне, у меня была лаборатория, которая это расшифровывала. Я лично это делал. Понимаете, какой был уровень информационных технологий?!
К концу 80-х произошёл надлом этой системы. Я виню КГБ-шников, разведчиков, ГРУ-шников, которые поросли алчностью.
Если атомную бомбу спёрли, извиняюсь за выражение, то уж информационные технологии – в этом проблем не было - поставлять нам. Но у нас было уникальнейшее своё, которое никто никогда не делал. И даже не дошёл до этого в закрытых «наукоградах». А нужно было что-то доставлять к нам и стали привозить эти персональные компьютеры. ГРУ-шники их воровали и на подводных лодках доставляли сюда. Менялась задача у боевого дежурства кораблей - доставить компьютер персональный, украденный…
Нашим учёным не дали развить свою мысль здесь, потому что были деньги - всё купили и всё привезли. Этот момент был недолгим, 2-3 года. Но он успел разорвать какую-то важную цепь, связь государства с мыслью, с типом мышления. Запад сразу увидел новый рынок. Мы газ, нефть только-только в 90-х годах почувствовали. А там сразу видели. Путин говорил недавно: «У нас хорошо, у нас всё есть, у всех шмотки есть». Только идей теперь нет. Идеи все ушли. Получилось «вы нам шмотки – мы вам идеи». Вот ответ – кто же это сделал? – мы сами.
В 1998 году мы с приятелем, статистом, задумались: «Слушай, как сохранить это мышление своё, совковое?» и условились жить в каждой стране, в которой оказываемся, на уровне бедности.
Человек, который может жить так - это не аскет. Человек, который готов жить на уровне бедности – это человек, который видит. У него сохраняется ясное мышление. Так жили в своё время наши предприятия. И социум так жил. Если бы сохранились клубы, то у каждого предприятия был бы свой клуб. То есть ты живёшь в уровне железнодорожников. Не в уровне бедности, а в этом слое железнодорожников. У тебя есть социальная сфера, у тебя есть культурная сфера…
Информационная безопасность начинается от семьи. Каждый имеет свою семью, свой уровень безопасности, и уровень доступа к своим персональным данным. Потом он растёт и заканчивается корпорацией. Каждое предприятие было построено по этому принципу. У нас многое сохранилось. Но без восстановления социальной части в экономике это на сегодняшний день невозможно вернуть.
Ещё одно уточнение. Электронное государство - это от Запада. Они так и говорили: у нас есть цифровое государство, то есть у нас есть операции с цифрами, а электронное – это для русских будет.
Суть в том, что система работает не на уровне личностей, а на уровне системы. Сейчас у нас есть медицинский сервис, а раньше было медицинское обслуживание. Когда было обслуживание населения, то у нас был пациент. Доктор был лечащий, а пациент был человек одушевлённый. Теперь, когда у нас сервис - есть клиент и сервисная служба доставки, лечения. И это осуществляется через электронную систему. Какая разница в этом? Неодушевлённое - это и есть обезличивание и утрата одушевлённости к народу. Государство тоже превратилось неодушевлённую машину.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Владимир, что может быть альтернативой этому? Как выстроить гармоничную, эффективную систему? В аэропорту пробивали мой личный номер, а что в таком случае еще можно пробить? С таким именем и фамилией может быть десять тысяч человек ходит.
Владимир МЕДВЕДЕВ. Когда делается система поиска, из персональных данных всегда выбираются не одинаковые компоненты. Может быть имя, фамилия, отчество или деревня рождения или деревня рождения бабушки и так далее. То есть всегда выйдет такой компонент в ваших родовых персональных данных, который будет уникальными. Но не номер - ни в коем случае. Номер, если нужно получить определённый уровень доступа, вы можете подать, что вот такой номер у меня в службе секьюрити есть, первые три цифры. Например, первые три цифры 231 – это для дипломатических работников.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Проблема с номером получается чисто гуманитарная?
Владимир МЕДВЕДЕВ. Нет, она социальная и духовная.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Это просто маркирует отношения системы и личности?
Владимир МЕДВЕДЕВ. Не отношения, а статус. Отношения будут, когда вы получаете права. Если вы не хотите получать права – значит, у вас не будет отношений с дорогами.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Может быть не номер личности, а номер аккаунта?
Владимир МЕДВЕДЕВ. Номер аккаунта существует отдельно. А номер личности – это личный код, он так называется и записан в паспорте. Это факт обезличивания.
Электронная система не может принять духовность, потому что тогда не будет сервиса. Будет не клиент, а пациент, с которым доктору нужно строить личные отношения. Это принципиально. Это ключевой момент, ключевое упущение. Ведь дальше всё посыплется автоматически, потому что сразу же разделятся соответствующие структуры. Автоматически разложится всё. Сразу отделятся различные конфессиональные образования. По своему признаку отделятся какие-то социальные структуры. И каждый по степени своего богатства построит свою информационную сеть.
Если нужен будет сервис, то они его получат. Но такие сервисы, как государственная медицина не должны быть неодушевлёнными. Ведь завтра, может оказаться, что у нас и в храме будет сервис. Сейчас уже поговаривают о сервисе крещения… А это вообще-то чин вочеловечивания.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Построение Национальной государственной сети неизбежно, но оно таит в себе огромные угрозы. А именно создание обезличенного пространства?
Владимир МЕДВЕДЕВ. Эти угрозы начали реализовываться в 2010-м году, когда объявили про Универсальную электронную карту (УЭК). Действием 210-го закона предусматривается чипирование человека на следующем этапе. Целые предприятия нанотехнологий занимаются разработками.
Андрей ФЕФЕЛОВ. А биометрические данные могут быть основой этой идентификации? Можно обойтись без чипирования?
Владимир МЕДВЕДЕВ. Это корпоративные особенности. Есть структуры, где требуется определённый уровень доступа к личной информации. Человек сам его выбирает на Западе. Это важно понять! – там нет, и никогда не было навязывания, подобного нашему. На сегодняшний день у нас это государственная политика, потому что все поголовно имеют в паспортах своих личный код. Все поголовно получат этот УЭК. Все поголовно будут чипированы к какому-то году. Понимаете, поголовно! Никакого разделения нет – и это проблема. А УЭК, чипирование – это уже продукты этой ошибки.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Что вы скажете про идею государственного аккаунта? Создание государственной социальной сети, где в обязательном порядке открыто, но со степенями доступа для государственных учреждений, ГАИ и прочих, содержалась бы информация на каждого родившегося и уже почившего гражданина России, как некая единая система, которая не предусматривает чипирования. Создание такой как бы сверхсети?
Владимир МЕДВЕДЕВ. То есть – «корзина»? В информационных технологиях есть такое понятие. Она должна быть, потому что именно эта «корзина» будет осуществлять информационную безопасность своей страны. Это как наличие границы. Но, чтобы залезть в корзину – у каждого должен быть определённый корпоративный доступ.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Но первый уровень должен охватывать всех граждан?
Владимир МЕДВЕДЕВ. У вас есть стереотип, который обязательно предусматривает уровни иерархии. В корзине не уровневая плоскость, а объём. Доступ не сверху вниз, а изнутри. Корпоративность должна уважаться, в Советском Союзе так и было, в каждом предприятии был Первый отдел.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Но гражданство и есть та первая и тотальная строка во всех сферах общества. Гражданство.
Владимир МЕДВЕДЕВ. Гражданство у нас начинается и заканчивается с личного кода, а потом идут имя, фамилия, отчество, и так далее. На сегодняшний день корзина лагерная…
Андрей ФЕФЕЛОВ. Но мы говорим, о том, как должно быть.
Владимир МЕДВЕДЕВ. Должно быть, как положено: имя, фамилия, отчество и персональные данные выше. А выше только род. То есть пятая бабушка или четвёртый дедушка будет ключевым к вашим персональным данным.
В индийских электронных системах так и устроено на сегодняшний день, откуда и родился Oracle (система учета). До 12-го колена, каждый индийский человек должен помнить своих родственников, потому что это ключевые пароли доступа в свою касту, в свой слой.
И в России это было всегда. Пусть все против крепостного права, но как раз именно оно и поддерживало такую систему в своё время. Потом крепостное право исчезло, но даже СССР не разваливало такой системы. Называлась она по-другому, но суть одна. Это нужно просто вернуть.
Упущения, поголовные внедрения привели государство к утрате суверенитета. В том числе, к утрате социального суверенитета и финансового. Финансовый суверенитет недавно разрешился – создается своя национальная платёжная система. А социальный - так и остался под ударом.
Андрей ФЕФЕЛОВ. Социальный суверенитет – в каком смысле?
Владимир МЕДВЕДЕВ. Это то, о чём вы говорили. На данный момент у нас месиво из информационных ресурсов, совершенно коммерческих и обезличенных. Есть и положительные вещи. Например, общение через сайт «Одноклассники». Иногда интересно и приятно увидеть старых знакомых. Но вообще такую площадку должны предоставлять школы. Каждая школа должна иметь свой подобный ресурс. Это не сложно, сегодня IT-директор есть в каждой школе.
Должна быть государственная социальная «корзина», которая контролируется, и защищается государственной системой информационной безопасности.
Информация