Повоевать охота
Кто и за что собирался воевать в 1914 году
Сараевское убийство эрцгерцога Фердинанда стало «спусковым крючком» мировой войны. Но она, конечно же, не началась бы из-за одних только австро-сербских споров — были куда более серьезные и принципиальные противоречия в «концерте» великих держав Европы. Великобритания, Россия, Германия, Франция, Италия, Австро-Венгрия и даже маленькая Черногория — у всех были десятилетиями копившиеся претензии и обиды друг к другу. Вопрос — можно ли их было решить мирным путем — остается дискуссионным, ведь «висящее на стене ружье» выстреливает не всегда. Не выстрелило же оно во времена Карибского кризиса и тех же Балканских войн.
Теория «немецкой вины»
Версия «немецкой вины» и во Второй, и в Первой мировой войне приходит в голову не только исходя из тезиса «победителей не судят, а проигравший платит». Ведь именно союзник Германии — немецкоязычная Австро-Венгрия — первой объявила войну Сербии, а потом и сама Германия — России. Германскую империю до сих пор называют виновной не только в России, но и в западных странах.
Планы территориальных приобретений Германии в Европе в представлении западных союзников в 1917 году.
«Имперская Германия спровоцировала войну, потому что, наращивая свои военно-морские силы в 10-летний период перед 1914 годом, бросала вызов морскому господству Великобритании, а ее дипломатической стратегией являлось унижение Франции и России, — писал бывший госсекретарь США Генри Киссинжер. — Чтобы продемонстрировать им, что они слишком слабы, чтобы объединиться против Германии. В результате немцы вынудили эти страны к союзу, к которому впоследствии присоединилась Великобритания».
«Именно Германия добавила последнюю каплю, переполнившую чашу через край. Однако для объективного исследователя главный вопрос заключается именно в том, кто наполнил чашу до краев, сделав войну неизбежной», — писал французский историк Гюстав Лебон.
Как все великие державы, Германия, разумеется, имела свои интересы на континенте и стремилась к полному политическому и экономическому господству в Европе (а стало быть — и в мире). В идеале Германия стремилась и к приобретению новых территорий в Европе (прежде всего за счет России, от которой планировалось отторгнуть Польшу, Финляндию, Карелию, Кольский полуостров, Санкт-Петербург, Смоленск и Брянск, Псков и Новгород, Прибалтику, Беларусь, Молдову, Кубань, Крым, Кавказ и часть Украины. Планировалось также присоединить Бельгию, часть Франции и даже часть Румынии. Но более всего Германия претендовала на равные права в колониальных владениях Англии, Франции, Бельгии, Нидерландов и Португалии для приобретения сырья и сбыта своих товаров. Однозначно Германия расценивала Антанту как враждебный блок и надеялась на его распад.
Владимир Ленин. 1919 год. Фото: Sovfoto / UIG / Getty Images / Fotobank.ru
Более слабый союзник Германии, Австро-Венгрия, тоже надеялась на расширение своих владений — отчасти, за счет украинских земель, но главным образом на Балканах. В идеале престарелый Франц-Иосиф надеялся присоединить к империи не только север Сербии и Черногорию, но и Албанию, часть Румынии. Позиция России, как покровителя и защитника балканских славян, неизбежно входила в противоречие с австрийской.
Современник мировой войны, Владимир Ленин, критиковавший любой буржуазный империализм, в том числе и российский, вначале тоже считал, что в случившимся виновата прежде всего Германия и ее союзники. Объединившаяся только в 1871 году, она, как «молодой империалистический хищник», мечтающий о мировом господстве, воспользовалась удобным моментом — немцам раньше других удалось перевооружиться. «Немецкая буржуазия, распространяя сказки об оборонительной войне с ее стороны, — писал Ленин, — на деле выбрала наиболее удобный, с ее точки зрения, момент для войны, используя свои последние усовершенствования в военной технике и предупреждая новые вооружения, уже намеченные и предрешенные Россией и Францией».
«Блоковый» раздел Европы
Сегодня уже целые поколения выросли в эпоху единого «Запада». Когда говорят — «Запад не поддержит» или «это угодно Западу» — в голове сразу возникает союз США с объединенной Европой и даже Японией, Австралией. Но когда пропагандисты начинают применять это же клише применительно к былым эпохам — «Запад выступил против России», получается глупость: никакого единого «Запада» до 1945 года просто не существовало. Постоянные конфликты и войны между странами Европы раздирали континент столетиями. Впрочем, столь же стара была и идея европейской интеграции, попыток хоть как-то упорядочить «концерт» европейских держав. От попыток собрать их всех под единую руку (Римская империя, империя Карла Великого) до Вестфальского мира и Венского конгресса.
Министр иностранных дел Российской империи Сергей Сазонов, около 1915 года. Фото: РИА Новости
К началу XX века военно-политическая интеграция в Европе привела к оформлению двух противостоящих блоков: в 1879-82 годах Тройственного союза (он же — «Центральные державы») из Германии, Австро-Венгрии и Италии (позднее ее заменила Османская империя) и Антанты (Россия, Франция и позднее примкнувшая к ним Великобритания). Разумеется, и между странами внутри этих союзов были свои противоречия (например, австро-германские, которые стали причиной войны 1866 года или англо-русские («Большая игра» за обладание Средней Азией). Но их удалось преодолеть, так как противоречия между русскими и немцами из-за сфер влияния на тех же Балканах или французское желание реванша за проигранную немцам войну 1870-71 гг оказались более глубокими.
В опубликованной в ноябре 1916 года статье «О сепаратном мире» Ленин называл виновниками войны уже и страны Антанты: «Война порождена империалистскими отношениями между великими державами, т. е. борьбой за раздел добычи, за то, кому скушать такие-то колонии и мелкие государства, причем на первом месте стоят в этой войне два столкновения. Первое — между Англией и Германией. Второе — между Германией и Россией. Эти три великие державы, три великих разбойника на большой дороге являются главными величинами в настоящей войне, остальные — несамостоятельные союзники.
Оба столкновения подготовлялись всей политикой этих держав за несколько десятилетий, предшествовавших войне. Англия воюет за то, чтобы ограбить колонии Германии и разорить своего главного конкурента, который бил ее беспощадно своей превосходной техникой, организацией, торговой энергией, бил и побил так, что без войны Англия не могла отстоять мирового господства. Германия воюет потому, что ее капиталисты считают себя имеющими «священное» буржуазное право на мировое первенство в грабеже колоний и зависимых стран, в частности, воюет за подчинение себе Балканских стран и Турции.
Непосредственно интересы России были озвучены в первый месяц войны в т.н. «меморандуме Сазонова» (министра иностранных дел). Они сводились к максимальному ослаблению Германии и Австро-Венгрии, отторжению от них ряда земель в пользу России и ее балканских союзников, а также получение контроля над проливами Босфор и Дарданеллы, которые принадлежали Турции. Наряду со столкновением интересов России и Германии существует не менее — если не более — глубокое столкновение между Россией и Англией.
Задача политики России, определяемая вековым соперничеством и объективным международным соотношением великих держав, может быть кратко выражена так: при помощи Англии и Франции разбить Германию в Европе, чтобы ограбить Австрию (отнять Галицию) и Турцию (отнять Армению и особенно Константинополь). А затем при помощи Японии и той же Германии разбить Англию в Азии, чтобы отнять всю Персию, довести до конца раздел Китая и т. д.»
Мечты русского царизма
Действительно, мечта «о проливах» — завоевании Константинополя и свободном выходе в Средиземноморье — во многом определяла внешнюю политику России в XVIII-XIX веках. Но серия тяжелых войн с Турцией привела к закреплению лишь на Черном море, а Крымская война, в которой против России воевали еще и англичане, французы и даже итальянцы, казалось, поставила окончательный крест на идее.
Император Германской империи и король Пруссии Кайзер Вильгельм II. Фото: Deutsches Bundesarchiv
Однако участие России в мировой войне могло ее реанимировать: союзники пообещали России в качестве лакомой доли добычи и долгожданный Босфор с Дарданеллами, и западную часть Армении.
Но это произошло позднее, уже в ходе войны, когда в нее вступила Турция. Когда война только начиналась, максимум, на что могла претендовать Россия — присоединение Галиции (нынешней Западной Украины и юга Польши) и, возможно, Восточной Пруссии, а также на оформление протектората над славянскими народами Балкан.
Однако предвоенная русская политика была противоречивой — мечтать, как известно, не вредно, но и сам император и его министры понимали, что войны с Германией и Австрией экономически более слабая Россия может не выдержать. Об этом свидетельствует мирная инициатива Николая II — передать австро-сербский спор в Гаагский трибунал. 29 июля 1914 года (за два дня до объявления Германией войны России) Николай II отправил кайзеру Вильгельму II телеграмму:
«Благодарю за твою телеграмму, примирительную и дружескую. Между тем, официальное сообщение, переданное сегодня твоим послом моему министру, было совершенно в другом тоне. Прошу объяснить это разногласие. Было бы правильным передать австро-сербский вопрос на Гаагскую конференцию. Рассчитываю на твою мудрость и дружбу».
Рейхсканцлер Германской империи Теобальд фон Бетман-Гольвег. Фото: T. H. Voigt / Deutsches Bundesarchiv
Кайзер так и не ответил на эту мирную инициативу Николая II. Французский посол в России Морис Палеолог писал в своих воспоминаниях: «Какую ужасную ответственность взял на себя император Вильгельм, оставляя без единого слова ответа предложение императора Николая! Он не мог ответить на такое предложение иначе, как согласившись на него. И он не ответил потому, что хотел войны». В 1915-1919 годах о том, что телеграмма была, писал и посол Великобритании в России Бьюкенен, она упоминалась в американской энциклопедии о Первой мировой войне.
Заместитель Генерального прокурора США Джеймс Бек писал в 1915 году: «Это любопытный и наводящий на размышление факт, что Министерство иностранных дел Германии в изданной осенью 1914 года переписке между кайзером и царем опустило одну из наиболее важных телеграмм. Министр иностранных дел Германии после этого объяснил, что они считают эту телеграмму «не имеющей важного значения» для публикации. А ведь мир в долгу перед русским царем еще и за первую Гаагскую конференцию, которая была созвана и проведена по его инициативе».
Англо-немецкие споры
Ленин считал, что Англия все более проигрывала Германии прежде всего экономически и уже не могла поддерживать политику «блестящей изоляции» от дел на континенте. Но могла ли Британия при наличии огромного флота действительно опасаться, что немцы со временем «отнимут колонии»? Совершенно точно, что англичане не могли им простить поддержку буров в войне за Южную Африку 1899-1902 гг и формирование немецких колоний на территории нынешних Намибии и Танзании, которые Англия считала своей сферой влияния. Наконец, еще из рассказов Конан Дойля о Шерлоке Холмсе широкой публике известно, что Англия еще могла «предоставить Францию собственной участи», тем более — Россию. Но никак не могла стерпеть вторжение немцев в Бельгию — ведь между ними «существовал договор».
Договор, который упоминает герой «Его прощального поклона» фон Борк, датировался аж 1839 годом и был не оборонительным союзом, а скорее напоминал пресловутый Будапештский «Меморандум о гарантиях безопасности в связи с присоединением Украины к Договору о нераспространении ядерного оружия». Конвенция, подписанная дипломатами Великобритании, Франции, Пруссии, Австрии, России и Нидерландов подразумевала, что европейские державы признают и гарантируют независимость и нейтральный статус Бельгии и Люксембурга.
Германский канцлер фон Бетман-Гольвег уничижительно назвал эту конвенцию "клочком бумаги" и даже не предполагал, что Великобритания объявит Германии войну после вторжения в Бельгию. Однако, 100 лет назад дело не ограничилось санкциями и исключением из клуба великих держав, хотя разногласия в кабинете министров — вступать или не вступать в войну — были, Англия не бросила Бельгию на растерзание Германии.
Французская обида
К 1914 году прошло уже почти полвека со времен позорно проигранной пруссакам войны 1870-71 гг и пленения императора Наполеона III, но во Франции эти события продолжали расценивать как колоссальное национальное унижение: ведь при Наполеоне I французов могла одолеть только коалиция европейских держав, и то с большим трудом.
Король Италии Виктор Эммануил III. Фото: Deutsches Bundesarchiv
Прусаки отобрали у Франции провинции Эльзас и часть Лотарингии, которые в 1914 году продолжали оставаться в составе Германии: выражаясь сегодняшним языком, французы превратились в «разделенный народ». А в 1905-06 гг и в 1911 гг Германия делала недвусмысленные намеки, что может захватить еще и Марокко, которое французы тоже считали «своим» подбрюшьем. Наконец, французская экономика страдала от конкуренции с немецкими товарами даже еще сильнее, чем британская.
Обида на Германию, опасение, что она может разорить Францию — основной «двигатель» сближения Франции с Россией и создания Антанты.
Колеблющаяся Италия
Италия в 1882 году вступила в Тройственный союз и оставалась в нем до самого начала Первой Мировой войны. Немцы и австрийцы очень рассчитывали на итальянское участие в войне с Францией, но тут вышла незадача. В августе 1914 года Италия неожиданно объявила о нейтралитете, что скомкало немецкие планы, а в 1915 году и вовсе вступила в войну на стороне Антанты. Почему же так произошло?
Главным образом потому, что итальянцы тоже оставались «разделенным народом», причем «невоссоединенные» с «Родиной-матерью» итальянцы жили в Австро-Венгрии. До 1860-х годов их было даже еще больше: тогда Австрия контролировала Ломбардию и Венецию. К 1914 году в ее руках оставались Триест и Трентино. А еще хоть и не полностью италоязычным, но с большим процентом итальянского населения в городах было почти все побережье Далмации, тоже входившее в состав Австро-Венгрии. В идеале Италия рассчитывала на присоединение и этих приморских городов — Риеки, Задара, Котора, Сплита, Дубровника.
Царь Болгарии Фердинанд I, около 1914 года. Фото: Bibliothèque nationale de France
Вначале итальянское правительство надеялось, что с помощью дипломатического давления Германия вынудит Австро-Венгрию передать союзной Италии «исконные территории», но немцы не помогли — австрийцы воспринимались ими как более важный и близкий союзник. И тогда еще до формального выхода из Тройственного союза Италия начала сближение со странами Антанты.
В 1902 году заключила соглашение с Францией, обязывающее соблюдать нейтралитет в случае нападения Германии на Францию. А в августе 1914 года король Италии Виктор Эммануил III сообщил германскому императору Вильгельму II, что условия возникновения войны не соответствуют тем условиям в договоре о Тройственном союзе, при которых Италия должна вступить в войну, так как «не на Австро-Венгрию и Германию напали, а они сами напали». Постепенно странам Антанты удалось окончательно перетянуть Италию на свою сторону, что стало огромным успехом английской и французской дипломатии.
Интересы балканских стран
Сербия стремилась утвердиться на Балканах в качестве лидера славянских народов и доминирующей «региональной державы» (что означало неизбежные противоречия с Болгарией, и привело Болгарию к участию в войне на стороне Германии и Австро-Венгрии). В идеале сербские элиты планировали образовать Югославию за счет присоединения отобранных от Австро-Венгрии Хорватии, Словении и Боснии-Герцеговины.
В качестве «программы-минимум» сербы рассчитывали овладеть выходом к морю и портам хотя бы за счет Албании, чему активно противились все страны Тройственного союза. Но, прикрываясь союзом с Россией, Сербия почти неприкрыто поддерживала националистические организации, боровшиеся против Австро-Венгрии и Турции, вмешиваясь во внутренние дела этих империй.
Сэр Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль, премьер-министр Великобритании. Фото: Библиотека Конгресса США
Черногория будучи совсем маленькой страной, рассчитывала действовать только в союзе с Сербией и при помощи России. По плану черногорского командования, черногорские войска с помощью союзников должны были захватить у Австро-Венгрии побережье залива Бока Которская (эти территории сегодня входят в состав Черногории) и, по возможности, развивать наступление в Герцеговину. Также при благоприятном стечении обстоятельств был расчет на овладение северной Албанией, которая уже была захвачена черногорцами в ходе Балканских войн 1912-13 гг, но по решениям мирных конгрессов в состав страны так и не вошла.
Болгария также стремилась утвердиться в качестве лидера на Балканском полуострове и расквитаться с соседями за унизительное поражение во Второй Балканской войне 1913 года («Национальную катастрофу»), за потерю территорий (в том числе — Добруджи, которой болгары владели с момента восстановления независимости). В болгарском обществе стали крайне популярны идеи реваншизма — в идеальном варианте планировалось присоединение всего северного побережья Эгейского моря с Салониками, всей Македонии и Добруджи вплоть до устья Дуная.
Но, несмотря на все эти факторы и немецкое происхождения болгарского царя Фердинанда, Германия далеко не сразу записала болгар в союзники. Вильгельм II не считал поверженную в ходе Второй Балканской войны Болгарию надежной и боеспособной. Кайзер предполагал, что Греция и Румыния могли бы стать более перспективными балканскими друзьями. И лишь после того, как дипломатам стран Антанты удалось перетянуть Румынию и Грецию на свою сторону, выбора для Болгарии уже не оставалось.
Греция с началом Первой мировой войны провозгласила нейтралитет, но в ходе конфликта и она была в него вовлечена на стороне Антанты, чему активно способствовал премьер-министр Элефтериос Венизелос. Он вынашивал наполеоновские планы, вошедшие в историю как «Великая идея Венизелоса» — возрождение былого византийского величия, захват всех территорий по побережью Эгейского моря, в том числе на азиатском берегу, а если повезет — то и Константинополя. Планам Венизелоса сопротивлялся греческий король Константин I, который был родственником немецкого императора, обучался в Германии и не желал воевать на стороне Антанты.
Конфликт между «пронемецкой» и «пробританской» партиями привел к национальному расколу, но в 1916 году сторонники Венизелоса преодолели сопротивление, и страна вступила в войну против блока Центральных держав. После войны Венизелос представлял Грецию на Парижской мирной конференции, но смог добиться включения в ее состав только юго-западной Фракии и Ионии.
Битва на Сомме. Британские солдаты занимают немецкие траншеи. Июль 1916. Фото: John Warwick Brooke/ Открытка Daily Mail.
Османская империя в идеале планировала тоже вернуть территории в Европе, потерянные в ходе Балканских войн, хотя было понятно, что в союзе с Болгарией и Австро-Венгрией такое вряд ли возможно. Поэтому главная цель, преследуемая вступившими в войну турками — сохранить уцелевшие владения и сплотить нацию в условиях продолжавшегося системного кризиса, разваливающейся государственности. Ведь Турцию в Европе на протяжении почти ста лет называли «больным человеком» и ее территории рассматривали исключительно как наследство, которое надо переделить между великими державами до конца. Уинстон Черчилль в роковом 1914 году говорил: «Мы обязаны взять под свою опеку неэффективную отсталую нацию, которая владеет самыми плодородными землями на свете. Наступило время лишить ее огромных территорий».
Главное — не бояться
Противоречий между странами Европы, разбитой на два блока с балканским «гордиевым узлом» в довесок к 1914 году накопилось действительно много. Но война скорее всего стала неизбежной не столько из-за них, сколько из-за того, что в «декадентской» Европе начала ХХ века ее не боялись. До этого последний раз «гроза» сотрясала континент столетие назад, в эпоху Наполеона. Дальше конфликты хотя и были, но носили локальный и быстротечный характер: даже в самые драматические моменты вроде Крымской, Франко-прусской, Русско-Турецкой и даже Первой Балканской войны солдат и мирных жителей не выкашивало миллионами. А все остальное — восстание ихэтуаней, русско-японская, англо-бурская, испано-американская войны — было где-то там, далеко, на периферии мира.
Войны в Европе не боялись, хотя уже появились и начали применяться пулеметы, самолеты, бронемашины, колючая проволока, первые концлагеря для «нелояльного» населения… Но примеров глобальной позиционной многолетней бойни, в которую вовлечены с обеих сторон миллионные армии и от которой страдает все население — войны с растянутыми на сотни километров фронтами, окопами, эшелонированной обороной — еще не существовало. Все это казалось фантастикой.
Войну по-прежнему представляли как краткосрочную «прогулку за чинами и наградами», где погибают лишь сотни, в крайнем случае, тысячи несчастных, кому просто не повезло. И генералы, как всегда, готовились к прошедшей войне. Поэтому «партия войны» в каждой стране с легкостью побеждала «партию мира», а псевдопатриотический шовинистический угар охватывал огромные массы населения.
Информация