Россия сделает сама
Потребность в импорте отпадет при трехкратном увеличении вложений в НИОКР
В августе под эгидой Военно-промышленной комиссии при правительстве Российской Федерации состоится Военно-промышленная конференция. Она обсудит проблемы развития ОПК в условиях режима жестких западных санкций. Насколько они существенны? Сможет ли отечественный ОПК избежать спада производства? На эти вопросы попытались ответить эксперты на площадке Общественной палаты РФ.
Без диверсификации не обойтись
Мы руководствуемся указом президента от 7 мая, в котором поставлена задача перевооружения армии и флота до 2020 года на 70 процентов. Ей сопутствует и программа развития ОПК. Поставлена задача глубокой диверсификации, оптимизации и повышения технического, технологического, организационного уровня оборонной промышленности, которая всегда была локомотивом для других отраслей. Если мы вспомним страну, из которой вышли, то «оборонка» в составе девяти союзных министерств несла значительную нагрузку и в части выпуска гражданской продукции, товаров народного потребления, чего сейчас нет.
В последние годы мы сплошь и рядом сталкиваемся со срывом выполнения ОКР в связи с тем, что подготовительная работа на уровне НИР практически полностью прекращена. При подготовке новой программы надо к этому вернуться. В противном случае колоссальные средства, которые вкладываются, уйдут в никуда. Сегодня промышленность, прежде чем открыть полномасштабные ОКР, оценивает степень готовности технологий. Это необходимо ввести в практику всех военных разработок.
Юрий Коптев,
член рабочей группы по подготовке конференции, председатель научно-технического совета ГК «Ростехнологии», доктор технических наук, профессор
Нужна единая программа
Сегодня мы приступили к реализации второй Федеральной целевой программы развития ОПК. Первая (до 2015 года) дала хороший импульс. Промышленность ожила, увеличился выпуск продукции. Минпромторг координировал эту работу, эффективно распределял денежные потоки. Вместе с тем ФЦП-2015 реализована не полностью.
Мы не достигли ключевого решения – готовности предприятий производить современную технику. Почему? Проблема в институциональной реализации программы. Во-первых, у нас не решен ряд вопросов нормативного характера, в первую очередь внебюджетного финансирования. Задание по софинансированию выполнено лишь на 46 процентов.
Эта тенденция продолжается и при реализации ФЦП-2020. По итогам 2013 года задание по софинансированию исполнено на 49 процентов. И одна из основных задач – нормативно урегулировать этот вопрос, определить права и ответственность тех субъектов, которые участвуют в реализации ФЦП. Сегодня у нас нет четкого понимания роли и места интегрированных структур, хотя финансирование предприятий ОПК идет через них.
Во-вторых, недостаточно развито нормативно-правовое регулирование, интеграция между предприятиями ОПК. В рамках одной корпорации они могут производить однотипную продукцию.
Следующий принципиальный вопрос – о формах господдержки предприятий ОПК. Сегодня их около десяти: кредиты, взносы в уставной капитал, гарантии, которые не всегда эффективны. В результате нарушается целевое использование средств. Те, что даются предприятию на увеличение уставного капитала, порой пускают на погашение текущей задолженности, выплату зарплаты и т. п.
Формирование цены продукции не давало возможности эффективно использовать кредиты. В ее цену не закладывались средства на развитие. Мы же хотим, чтобы предприятие модернизировалось за счет собственных средств. А где их взять при низкой рентабельности? Более того, мы как бы отвлекаем средства на косвенное финансирование банков. Не проще ли сразу направлять их предприятиям?
При формировании ГПВ и программы развития ОПК должна быть четкая синхронизация. В первую очередь необходимо создать задел, а потом предъявлять требования к вооружению. Тогда у нас не будет ситуации, когда средства, выделенные на закупку ВВТ, из года в год не осваиваются. Это ставится в вину промышленности: мол, не может освоить. Но как освоить, если перед этим мы многие годы вообще не вкладывали в промышленность? Проблема опережающего развития ОПК ключевая.
Не способствует лучшему распределению ресурсов и очень большое количество различных программ, подпрограмм и т. п., что их госзаказчики – различные органы исполнительной власти. Назрела задача создать Единую государственную программу развития ОПК с включением в нее остальных. Нужен полноценный директорат программы, который будет эффективно управлять ее жизненным циклом, корректировать, увязывать с другими. Отсутствие такой ФЦП – существенный изъян.
Виктор Сторонин,
начальник инспекции экспертно-аналитической и контрольной деятельности Счетной палаты за обеспечением реализации государственных программ вооружения и развития ОПК
Пора назвать приоритеты
После распада СССР все функции управления вооружением были сосредоточены в Минобороны. Практически все рычаги управления находились в одних руках и разрывов, которые существуют сегодня, не было. К сожалению, за последние годы произошел ряд изменений, нарушился процесс координации управления вооружением. Есть несколько причин этого.
Первая – это целеполагание. Для программы вооружения были поставлены задачи: уровень оснащенности ВС, сохранение России как страны, которая позволяет закладывать собственными силами всю гамму вооружений, наращивание экспортного потенциала. То есть три составляющие. Но при прежнем руководстве Минобороны мы не раз слышали, что оружие будем закупать за рубежом. Таким образом, еще на том этапе произошла подмена системы целей и задач, которые возложены на промышленность.
Вторая – мобготовность. Раньше эта задача была хорошо отработана. Сегодня мы не можем четко сказать, что способны развернуть в военное время, на чем это основано. Взять боеприпасы малых калибров к стрелковому вооружению. Они 20 лет не задавались промышленности и не производились. Практика стрельбы на танкодромах показывает: из трех выстрелов один не попадает именно потому, что баллистический коэффициент снаряда устарел и не позволяет обеспечить требуемую точность. Но освидетельствования снарядов нет, боеприпасная отрасль рухнула, нового ничего не создается. Несбалансированность системы вооружения налицо.
Третья – надо уточнить основы научно-технической политики. Россия была одной из пяти стран, собственными силами создавших всю гамму вооружений. В то время планировалось, что в каждом виде и типе будет хотя бы одна новая разработка для поддержания отечественной научной школы. Этот принцип должен быть обеспечен и сегодня.
Еще одна проблема, возникшая на этапе распада Советского Союза, – разделение силовых структур. Попытка создать для них единую систему вооружения, увы, так и не увенчалась успехом. Сейчас даже на тактическом уровне нет АСУ, которая бы объединила подразделения на поле боя. В ФСБ – своя, в МВД – своя, в армии – своя. Как же ко времени «Ч» на уровне президента будет обеспечена координация силовых структур, если многие системы АСУ не сопряжены?
Нужен мониторинг технического состояния вооружения в войсках. В свое время на этот счет были специальные директивы, последовательность. Сегодня об уровне боеспособности и боеготовности техники в войсках выяснить что-либо трудно. Фактически мы не имеем объективной оценки состояния вооружения в войсках, особенно на складах длительного хранения, базах БХВТ.
Мы говорим о перевооружении 70 процентов ВВТ к 2020 году. А надо бы говорить уже о 5–6-м поколении оружия. Что такое новое вооружение в нашем понимании? ВВТ разработки 70–80-х годов, произведенные сегодня на заводе, считаются новыми. Но они по потенциалу в разы уступают по-настоящему новому оружию. Батальон на Т-72 по огневой мощи и эффективности в 10 раз уступает батальону на последних модификациях Т-90. Нам надо говорить о проценте все-таки современного вооружения, пусть он и ниже.
Получается, мы готовимся к войнам прошлого века. А сегодня – информационные войны, БЛА, роботы, подавление систем управления противника, единоборство за первый выстрел… У нас очень слабо проглядывается тенденция развития новых форм, способов, средств ведения боевых действий. Здесь недорабатывает и военная наука. Неудивительно, что в исходных данных, которые мы получили на разработку Госпрограммы вооружения, эти подходы явно отсутствуют.
Для сбалансированности систем вооружения нужно определить приоритеты. Но нет ни полных данных, ни методик, ни моделей, которые бы позволяли это делать. Есть, образно говоря, лоскутное одеяло, хотя 46-й институт собрал эти модели и сертифицировал. Однако эта «система», думаю, неспособна в полной мере обеспечить решение сбалансированного развития и обоснование системы вооружения.
На первый план выходят задачи:
-ядерное сдерживание, которое должно быть эффективным и служить гарантом от большой войны;
-борьба с крылатыми ракетами (КР), угроза которых является, к сожалению, архиважной.
Эффективных средств наблюдения за пусками и пролетом КР Россия не имеет. Поэтому важно решить проблему адекватного ответа на массированный удар КР, что должно быть отражено в ГПВ как одна из целевых программ. Это сравнимо с задачей создания ядерного оружия. Либо мы защитимся от крылатых ракет, либо нас просто сотрут, как Югославию.
Еще одна проблема – импортозамещение и серьезная зависимость предприятий от комплектующих, сырья, материалов. Налицо деградация общего машиностроения. Ситуация с Украиной стала лакмусовой бумажкой. Вертолетных двигателей нет, газотурбинных тоже. Образно говоря, все наши предприятия – сборочные производства на импортной элементной базе. Если эту задачу не решить, проблемы будут серьезные. Необходим мощный анализ (по заказу Минэкономразвития) возможностей российских предприятий по выполнению ГПВ в новых условиях. В конце концов нам надо понять, что Россия делает сама, а от кого и чего мы сильно зависим.
Пока же все вопросы ценообразования, нормативной базы, унификации, стандартизации Минобороны с себя сняло и передало в другие ведомства, что не может не сказываться на функционировании ОПК.
И еще. Налицо явная невостребованность отечественной науки – как военной, так и гражданской. Любая страна, которая может производить и создавать оружие, должна выделять на НИОКР около 40 процентов средств военного бюджета. У нас – 10–15 процентов, что, на мой взгляд, не может обеспечить создание современных ВВТ. И от этого наследия прошлого министра обороны надо избавляться.
Александр Рахманов,
заместитель генерального конструктора ОАО «РТИ», доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации
Молодежь как индикатор отрасли
Невыполнение ГПВ-2015 связано с кризисом 2008 года, принуждением Грузии к миру и связанной с этим корректировкой планов ГОЗ, необходимостью построения нового облика Вооруженных Сил.
Почему значительные средства не осваиваются? Тут на 50 процентов вина государственного заказчика, который не предоставляет технику для испытаний, либо полигоны, либо меняет ТЗ в процессе работы. В 90-е годы у нас с вами рентабельность была на уровне 25 процентов и выше. С ней промышленность нормально работала. Но если мы хотим сделать ее такой же, то давайте отдадим деньги из ФЦП госзаказчику, пусть он в цену изделия закладывает ресурс для технического перевооружения.
Конечно, есть трудности объективного характера. Когда мы создали громадное количество интегрированных структур, трех-четырехзвенную структуру управления, где каждый уровень нужно, что называется, кормить, то откуда деньги возьмутся. Все проедается на ступенях управления.
Среди важных реализованных решений ОПК – переход на пятилетний срок планирования. Сегодня уже сформирована заявка на 2015 год. Работа идет и по 2016–2019-му. Мы с Минобрнауки верстаем трех-, пятилетний планы.
Другим важным системным инструментом является разработанная Минобрнауки при участии Минпромторга и одобренная Военно-промышленной комиссией при правительстве Российской Федерации Программа подготовки квалифицированных кадров для организаций ОПК в 2014–2020 годах. Предусматривается внедрение технологий индивидуальной углубленной подготовки специалистов. Сформирован перечень наиболее востребованных профессий в ОПК. Предполагается подготовить до 15 тысяч студентов с высшим образованием и до шести тысяч – со средним специальным.
В настоящее время по заказу Минтруда разрабатываются соответствующие профстандарты и требования по согласованному перечню. В них будут учтены новые направления профессиональной деятельности, в том числе в сфере нанотехнологий, производства композиционных материалов.
Одно из перспективных направлений – создание образовательных кластеров. Например, Северодвинского промышленно-образовательного инновационного кластера в соответствии с соглашением между Северным арктическим федеральным университетом и ОСК. Есть решение о создании сети опорных вузов для атомной отрасли, подписано Соглашение об образовании Космического научно-образовательного консорциума, в который вошли 18 организаций и 38 ведущих вузов. Большая работа в этом направлении проводится корпорацией «Ростехнологии». В конечном итоге в системе ОПК будет создана система многоуровнего непрерывного профессионального образования на период до 2020 года.
Благодаря мерам господдержки в ОПК мы отмечаем устойчивую тенденцию роста промышленного производства. В 2013 году объемы промпроизводства возросли на 13 процентов по отношению к 2012-му. В 2011 году было плюс 5,8 процента, в 2012-м – 8,2 процента, что выше, чем в среднем по промышленности.
Один из индикаторов позитивного развития ОПК – снижение среднего возраста его работников, который составил в промышленности менее 45 лет, в научной сфере – 46 лет. При этом более 30 процентов ОПК – молодежь в возрасте до 35 лет. В 2009 году ее было всего 20 процентов.
Сергей Довгучиц,
советник министра промышленности и торговли Российской Федерации
Почему мы копируем чужое
Последние 20 лет страна фактически не имела серьезных открытий и достижений. Раньше мы гордились своими результатами в космической деятельности, других областях. Сейчас этого нет. Куда приходить молодым специалистам – на старое производство, где станки, как в боеприпасной отрасли, 1909 года выпуска?
Соглашусь: в последнее время многое делается для ОПК. Но вместе с тем более 50 процентов микроэлектроники, которая используются в современных ВВТ, закупается за рубежом. А то, что создаем сами, фактически является копией. Чужую электронику копируем еще на этапе проектирования. Если взять цикл производства в шесть – восемь лет, то получаем «свою» электронику… позавчерашнего дня. Кому это нужно?
Другой пример. Все мы знаем, что необходимо снижение весогабаритных показателей техники. «Дикий» Запад сегодня уже освоил технологии типоразмера в 60–90 нанометров. Таких достижений у нас пока нет. Но есть светлые головы, поэтому должны изыскиваться возможности для альтернативного проектирования на основе, скажем, тех же больших интегральных схем. Даже если мы используем свою российскую технологию в 0,35 микрометра, то тем самым избавимся от жгутов, соединителей, снизим весогабаритные характеристики.
Взять станции СПРН высокой заводской готовности с типовыми элементами замены блоков. Почему бы не распространить такую технологию на другие отрасли, на авиастроение например. Это способствовало бы унификации, расширению производства элементной базы, удешевлению продукции, повышению ее модернизационного потенциала. Но у нас промышленность фактически отключена от каких-то современных достижений. Сколковские проекты с военной промышленностью не согласуются, как и проекты РОСНАНО. Результаты работ этих организаций до ОПК не доводятся. Поставлена задача перейти на гиперзвуковые технологии, но как это осуществить, если нет новых материалов, чтобы обеспечить необходимые температурные характеристики, элементной базы. Требуются соответствующие НИР, которые могут стать движителем привлечения кадрового потенциала в ОПК.
Для чего создавались те же интегрированные структуры? Идея была хорошая: избежать дублирования, повысить эффективность разработок и производства ВВТ. А на деле идет игнорирование уже созданного потенциала. Интегрированные структуры, являясь монополистами в разработке и производстве конкретных образцов ВВТ, не привлекаются к планированию ГПВ. Не обеспечивают увязку проводимых мероприятий по ГПВ с ФЦП и развитием ОПК. Получается, один заказчик модернизирует производство, другой лишь заказывает его продукцию. Тот, кто вложил средства, не может ни вернуть их, ни снизить стоимость изделий. А кто ничего не внедрял, оказывается победителем конкурса за счет меньшей цены.
Тогда зачем проводить модернизацию, если она оборачивается издержками. Чтобы стало наоборот, требуется принятие федерального закона, в котором были бы прописаны порядок и условия представления интегрированным структурам лицензии на производство ВВТ, участие в формировании ГПВ и ФЦП, определение стоимости заказанной продукции, ответственность за увязку программ применительно к дочерним предприятиям, выполнение ГОЗ. Без этого ОПК не избавится от предприятий с низкой рентабельностью. Поэтому государству необходимо развивать не только микроэлектронику, но и свое станкостроение. А мы за последние годы привыкли все получать из-за рубежа.
Александр Ларионов,
заместитель главного конструктора МКБ «Вымпел»
В ОПК мелочей не бывает
События на Украине показали, что мы даже в разрабатываемых образцах ВВТ, находящихся на контроле у президента, нуждаемся в комплектующих из незалежной. Без двигателя и даже маленького блока самолет (вертолет) не полетит.
Сейчас меры, безусловно, принимаются, но надо смотреть чуть дальше. Есть страны, от которых мы серьезно зависим. Этот фактор следует обязательно учесть в будущей Единой государственной программе развития ОПК, которая, надеюсь, аккумулирует все федеральные программы. Необходимо развитие и государственной системы «ГАС-ГОЗ». Без этих мелочей и синхронизации программ следующая ГПВ может оказаться под угрозой срыва.
Андрей Пронько,
главный советник департамента аппарата Совета безопасности Российской Федерации
Важно учитывать боевой опыт
Наша первая ГПВ была не выполнена из-за конфликта 08.08.08. Он показал: многие положения программы оказались несвоевременными, неэффективными. Но с другой стороны, наш танк далеко не последней разработки Т-72 оказался очень эффективен в Сирии. Вывод: необязательно создавать суперсовременные образцы ВВТ, достаточно идти по пути модернизации имеющихся, совершенствовать приемы и способы их применения на поле боя.
Надо учесть, что современный конфликт, как правило, иррегулярный. В него вовлечены полувоенные, полупартизанские формирования, которые требуют новых форм и способов применения ВВТ. Наши конкуренты на Западе делают серьезные выводы из применения своих вооруженных сил в подобных конфликтах. Закупая в последние годы образцы ВВТ за рубежом, мы тем самым признавали их более совершенными, чем отечественные. При этом не перенимали технологии их изготовления. А США уже несколько лет достаточно эффективно используют сетецентрические методы и способы не только ведения войны, но и модернизации своего ОПК. Мы должны не слепо закупать ВВТ за рубежом, а перенимать опыт сетевизации ОПК, интеграции с частным капиталом и научным потенциалом. Это позволит перестроить трудовые коллективы на решение конкретных оборонных задач.
Сергей Гриняев,
генеральный директор Центра стратегических оценок и анализа, доктор технических наук
Промышленность не может развиваться за счет прибыли
Что касается 90-х годов, то как начальник вооружения Минобороны РФ я подписывал директивы о рентабельности производства ВВТ. Для стрелкового оружия, оптических прицелов она составляла три-четыре процента, для самоходной техники – 10–15 процентов, для ЗРК – 20–25 процентов, для подводных лодок – 40 процентов. Учитывалось, что ПЛ строятся от пяти до семи лет. Первые три года цена устанавливалась в зависимости от сложности изделия.
Если в 2000 году танк стоил 17,5 миллиона, сейчас – 140–150 миллионов рублей. Вертолет соответственно – 47 миллионов рублей и 12–15 миллионов долларов. Нам утверждали в правительстве снижение налоговой базы, тарифов на перевозку, электроэнергию. Более того, Минобороны получало до одного миллиона тонн нефти, от продажи которой нам компенсировали недостаток в оплате.
Санкции Запада в отношении России не исчерпаны. Сейчас нам угрожают применением их третьего уровня. Приостановлен выпуск «Фордов» под Питером, останавливается производство «Фольксвагенов» в Калуге. В нашем небе летает 1500 иностранных пассажирских и грузопассажирских самолетов, которые при определенной ситуации могут оказаться на земле. Достаточно прекратить их программное сопровождение, обслуживание, лизинг.
Транспортная безопасность страны под большим вопросом. ЗИЛ прекратил существование, ГАЗ вместо 340 тысяч автомобилей выпускает 12 тысяч «Газелей». КамАЗ производил 170 тысяч грузовиков, сейчас – 16 тысяч. «Урал» – 90 тысяч, сейчас – 3,5–4 тысячи. По российским дорогам разъезжают «МАНы», «ИВЕКО», «Скании», «Мерседесы»… В 90-е годы у нас летало 370 спутников. Сейчас даже для системы ГЛОНАСС не можем собрать необходимую группировку.
Государственные подшипниковые заводы в Москве (первый и второй) не работают. Завод «Серп и Молот» передан «Донстрою». В 2010 году на него привезли уникальнейший станок из Германии, в 2011-м запустили. Он выпускал фольгу из нержавеющей стали толщиной в один микрон. А сейчас может оказаться в металлоломе и тогда – прощай, космос. Интересно, что некоторые станки, закупленные за границей, останавливаются при замене в них деталей и чипов – так запрограммированы.
Сколько сейчас у нас осталось великих конструкторских бюро? КБ имени Мясищева, ряда других уже нет. Производство уникального калужского газотурбинного танкового двигателя, который позволял иметь моторный отсек 3,2 куба, ликвидировано. Когда спохватились, было поздно и теперь речь идет о дизеле в 7,5 куба такой же мощности. А это потеря полезной нагрузки, снижение бронезащиты.
Поддержу предложение о проведении инвентаризации оборонной промышленности. Надо определиться с кооперацией, предоставить генеральным конструкторам возможность увязывать все системы в единое целое. Выходит, мы должны говорить о разработке самих основ нашей промышленности – средств производства, станков.
Не может развиваться промышленность только из прибыли. Поэтому государство не должно относиться к ОПК как финансист-кассир. Надо видеть в нашей «оборонке» прежде всего творцов и созидателей. Без этого ничего не изменится.
Анатолий Ситнов,
председатель совета директоров ЗАО «Двигатели «Владимир Климов – Мотор Сич», член президиума Академии проблем качества
В августе под эгидой Военно-промышленной комиссии при правительстве Российской Федерации состоится Военно-промышленная конференция. Она обсудит проблемы развития ОПК в условиях режима жестких западных санкций. Насколько они существенны? Сможет ли отечественный ОПК избежать спада производства? На эти вопросы попытались ответить эксперты на площадке Общественной палаты РФ.
Без диверсификации не обойтись
Мы руководствуемся указом президента от 7 мая, в котором поставлена задача перевооружения армии и флота до 2020 года на 70 процентов. Ей сопутствует и программа развития ОПК. Поставлена задача глубокой диверсификации, оптимизации и повышения технического, технологического, организационного уровня оборонной промышленности, которая всегда была локомотивом для других отраслей. Если мы вспомним страну, из которой вышли, то «оборонка» в составе девяти союзных министерств несла значительную нагрузку и в части выпуска гражданской продукции, товаров народного потребления, чего сейчас нет.
В последние годы мы сплошь и рядом сталкиваемся со срывом выполнения ОКР в связи с тем, что подготовительная работа на уровне НИР практически полностью прекращена. При подготовке новой программы надо к этому вернуться. В противном случае колоссальные средства, которые вкладываются, уйдут в никуда. Сегодня промышленность, прежде чем открыть полномасштабные ОКР, оценивает степень готовности технологий. Это необходимо ввести в практику всех военных разработок.
Юрий Коптев,
член рабочей группы по подготовке конференции, председатель научно-технического совета ГК «Ростехнологии», доктор технических наук, профессор
Нужна единая программа
Сегодня мы приступили к реализации второй Федеральной целевой программы развития ОПК. Первая (до 2015 года) дала хороший импульс. Промышленность ожила, увеличился выпуск продукции. Минпромторг координировал эту работу, эффективно распределял денежные потоки. Вместе с тем ФЦП-2015 реализована не полностью.
Мы не достигли ключевого решения – готовности предприятий производить современную технику. Почему? Проблема в институциональной реализации программы. Во-первых, у нас не решен ряд вопросов нормативного характера, в первую очередь внебюджетного финансирования. Задание по софинансированию выполнено лишь на 46 процентов.Эта тенденция продолжается и при реализации ФЦП-2020. По итогам 2013 года задание по софинансированию исполнено на 49 процентов. И одна из основных задач – нормативно урегулировать этот вопрос, определить права и ответственность тех субъектов, которые участвуют в реализации ФЦП. Сегодня у нас нет четкого понимания роли и места интегрированных структур, хотя финансирование предприятий ОПК идет через них.
Во-вторых, недостаточно развито нормативно-правовое регулирование, интеграция между предприятиями ОПК. В рамках одной корпорации они могут производить однотипную продукцию.
Следующий принципиальный вопрос – о формах господдержки предприятий ОПК. Сегодня их около десяти: кредиты, взносы в уставной капитал, гарантии, которые не всегда эффективны. В результате нарушается целевое использование средств. Те, что даются предприятию на увеличение уставного капитала, порой пускают на погашение текущей задолженности, выплату зарплаты и т. п.
Формирование цены продукции не давало возможности эффективно использовать кредиты. В ее цену не закладывались средства на развитие. Мы же хотим, чтобы предприятие модернизировалось за счет собственных средств. А где их взять при низкой рентабельности? Более того, мы как бы отвлекаем средства на косвенное финансирование банков. Не проще ли сразу направлять их предприятиям?
При формировании ГПВ и программы развития ОПК должна быть четкая синхронизация. В первую очередь необходимо создать задел, а потом предъявлять требования к вооружению. Тогда у нас не будет ситуации, когда средства, выделенные на закупку ВВТ, из года в год не осваиваются. Это ставится в вину промышленности: мол, не может освоить. Но как освоить, если перед этим мы многие годы вообще не вкладывали в промышленность? Проблема опережающего развития ОПК ключевая.
Не способствует лучшему распределению ресурсов и очень большое количество различных программ, подпрограмм и т. п., что их госзаказчики – различные органы исполнительной власти. Назрела задача создать Единую государственную программу развития ОПК с включением в нее остальных. Нужен полноценный директорат программы, который будет эффективно управлять ее жизненным циклом, корректировать, увязывать с другими. Отсутствие такой ФЦП – существенный изъян.
Виктор Сторонин,
начальник инспекции экспертно-аналитической и контрольной деятельности Счетной палаты за обеспечением реализации государственных программ вооружения и развития ОПК
Пора назвать приоритеты
После распада СССР все функции управления вооружением были сосредоточены в Минобороны. Практически все рычаги управления находились в одних руках и разрывов, которые существуют сегодня, не было. К сожалению, за последние годы произошел ряд изменений, нарушился процесс координации управления вооружением. Есть несколько причин этого.
Первая – это целеполагание. Для программы вооружения были поставлены задачи: уровень оснащенности ВС, сохранение России как страны, которая позволяет закладывать собственными силами всю гамму вооружений, наращивание экспортного потенциала. То есть три составляющие. Но при прежнем руководстве Минобороны мы не раз слышали, что оружие будем закупать за рубежом. Таким образом, еще на том этапе произошла подмена системы целей и задач, которые возложены на промышленность.Вторая – мобготовность. Раньше эта задача была хорошо отработана. Сегодня мы не можем четко сказать, что способны развернуть в военное время, на чем это основано. Взять боеприпасы малых калибров к стрелковому вооружению. Они 20 лет не задавались промышленности и не производились. Практика стрельбы на танкодромах показывает: из трех выстрелов один не попадает именно потому, что баллистический коэффициент снаряда устарел и не позволяет обеспечить требуемую точность. Но освидетельствования снарядов нет, боеприпасная отрасль рухнула, нового ничего не создается. Несбалансированность системы вооружения налицо.
Третья – надо уточнить основы научно-технической политики. Россия была одной из пяти стран, собственными силами создавших всю гамму вооружений. В то время планировалось, что в каждом виде и типе будет хотя бы одна новая разработка для поддержания отечественной научной школы. Этот принцип должен быть обеспечен и сегодня.
Еще одна проблема, возникшая на этапе распада Советского Союза, – разделение силовых структур. Попытка создать для них единую систему вооружения, увы, так и не увенчалась успехом. Сейчас даже на тактическом уровне нет АСУ, которая бы объединила подразделения на поле боя. В ФСБ – своя, в МВД – своя, в армии – своя. Как же ко времени «Ч» на уровне президента будет обеспечена координация силовых структур, если многие системы АСУ не сопряжены?
Нужен мониторинг технического состояния вооружения в войсках. В свое время на этот счет были специальные директивы, последовательность. Сегодня об уровне боеспособности и боеготовности техники в войсках выяснить что-либо трудно. Фактически мы не имеем объективной оценки состояния вооружения в войсках, особенно на складах длительного хранения, базах БХВТ.
Мы говорим о перевооружении 70 процентов ВВТ к 2020 году. А надо бы говорить уже о 5–6-м поколении оружия. Что такое новое вооружение в нашем понимании? ВВТ разработки 70–80-х годов, произведенные сегодня на заводе, считаются новыми. Но они по потенциалу в разы уступают по-настоящему новому оружию. Батальон на Т-72 по огневой мощи и эффективности в 10 раз уступает батальону на последних модификациях Т-90. Нам надо говорить о проценте все-таки современного вооружения, пусть он и ниже.
Получается, мы готовимся к войнам прошлого века. А сегодня – информационные войны, БЛА, роботы, подавление систем управления противника, единоборство за первый выстрел… У нас очень слабо проглядывается тенденция развития новых форм, способов, средств ведения боевых действий. Здесь недорабатывает и военная наука. Неудивительно, что в исходных данных, которые мы получили на разработку Госпрограммы вооружения, эти подходы явно отсутствуют.
Для сбалансированности систем вооружения нужно определить приоритеты. Но нет ни полных данных, ни методик, ни моделей, которые бы позволяли это делать. Есть, образно говоря, лоскутное одеяло, хотя 46-й институт собрал эти модели и сертифицировал. Однако эта «система», думаю, неспособна в полной мере обеспечить решение сбалансированного развития и обоснование системы вооружения.
На первый план выходят задачи:
-ядерное сдерживание, которое должно быть эффективным и служить гарантом от большой войны;
-борьба с крылатыми ракетами (КР), угроза которых является, к сожалению, архиважной.
Эффективных средств наблюдения за пусками и пролетом КР Россия не имеет. Поэтому важно решить проблему адекватного ответа на массированный удар КР, что должно быть отражено в ГПВ как одна из целевых программ. Это сравнимо с задачей создания ядерного оружия. Либо мы защитимся от крылатых ракет, либо нас просто сотрут, как Югославию.
Еще одна проблема – импортозамещение и серьезная зависимость предприятий от комплектующих, сырья, материалов. Налицо деградация общего машиностроения. Ситуация с Украиной стала лакмусовой бумажкой. Вертолетных двигателей нет, газотурбинных тоже. Образно говоря, все наши предприятия – сборочные производства на импортной элементной базе. Если эту задачу не решить, проблемы будут серьезные. Необходим мощный анализ (по заказу Минэкономразвития) возможностей российских предприятий по выполнению ГПВ в новых условиях. В конце концов нам надо понять, что Россия делает сама, а от кого и чего мы сильно зависим.
Пока же все вопросы ценообразования, нормативной базы, унификации, стандартизации Минобороны с себя сняло и передало в другие ведомства, что не может не сказываться на функционировании ОПК.
И еще. Налицо явная невостребованность отечественной науки – как военной, так и гражданской. Любая страна, которая может производить и создавать оружие, должна выделять на НИОКР около 40 процентов средств военного бюджета. У нас – 10–15 процентов, что, на мой взгляд, не может обеспечить создание современных ВВТ. И от этого наследия прошлого министра обороны надо избавляться.
Александр Рахманов,
заместитель генерального конструктора ОАО «РТИ», доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации
Молодежь как индикатор отрасли
Невыполнение ГПВ-2015 связано с кризисом 2008 года, принуждением Грузии к миру и связанной с этим корректировкой планов ГОЗ, необходимостью построения нового облика Вооруженных Сил.
Почему значительные средства не осваиваются? Тут на 50 процентов вина государственного заказчика, который не предоставляет технику для испытаний, либо полигоны, либо меняет ТЗ в процессе работы. В 90-е годы у нас с вами рентабельность была на уровне 25 процентов и выше. С ней промышленность нормально работала. Но если мы хотим сделать ее такой же, то давайте отдадим деньги из ФЦП госзаказчику, пусть он в цену изделия закладывает ресурс для технического перевооружения.
Конечно, есть трудности объективного характера. Когда мы создали громадное количество интегрированных структур, трех-четырехзвенную структуру управления, где каждый уровень нужно, что называется, кормить, то откуда деньги возьмутся. Все проедается на ступенях управления.
Среди важных реализованных решений ОПК – переход на пятилетний срок планирования. Сегодня уже сформирована заявка на 2015 год. Работа идет и по 2016–2019-му. Мы с Минобрнауки верстаем трех-, пятилетний планы.
Другим важным системным инструментом является разработанная Минобрнауки при участии Минпромторга и одобренная Военно-промышленной комиссией при правительстве Российской Федерации Программа подготовки квалифицированных кадров для организаций ОПК в 2014–2020 годах. Предусматривается внедрение технологий индивидуальной углубленной подготовки специалистов. Сформирован перечень наиболее востребованных профессий в ОПК. Предполагается подготовить до 15 тысяч студентов с высшим образованием и до шести тысяч – со средним специальным.
В настоящее время по заказу Минтруда разрабатываются соответствующие профстандарты и требования по согласованному перечню. В них будут учтены новые направления профессиональной деятельности, в том числе в сфере нанотехнологий, производства композиционных материалов.
Одно из перспективных направлений – создание образовательных кластеров. Например, Северодвинского промышленно-образовательного инновационного кластера в соответствии с соглашением между Северным арктическим федеральным университетом и ОСК. Есть решение о создании сети опорных вузов для атомной отрасли, подписано Соглашение об образовании Космического научно-образовательного консорциума, в который вошли 18 организаций и 38 ведущих вузов. Большая работа в этом направлении проводится корпорацией «Ростехнологии». В конечном итоге в системе ОПК будет создана система многоуровнего непрерывного профессионального образования на период до 2020 года.
Благодаря мерам господдержки в ОПК мы отмечаем устойчивую тенденцию роста промышленного производства. В 2013 году объемы промпроизводства возросли на 13 процентов по отношению к 2012-му. В 2011 году было плюс 5,8 процента, в 2012-м – 8,2 процента, что выше, чем в среднем по промышленности.
Один из индикаторов позитивного развития ОПК – снижение среднего возраста его работников, который составил в промышленности менее 45 лет, в научной сфере – 46 лет. При этом более 30 процентов ОПК – молодежь в возрасте до 35 лет. В 2009 году ее было всего 20 процентов.
Сергей Довгучиц,
советник министра промышленности и торговли Российской Федерации
Почему мы копируем чужое
Последние 20 лет страна фактически не имела серьезных открытий и достижений. Раньше мы гордились своими результатами в космической деятельности, других областях. Сейчас этого нет. Куда приходить молодым специалистам – на старое производство, где станки, как в боеприпасной отрасли, 1909 года выпуска?
Соглашусь: в последнее время многое делается для ОПК. Но вместе с тем более 50 процентов микроэлектроники, которая используются в современных ВВТ, закупается за рубежом. А то, что создаем сами, фактически является копией. Чужую электронику копируем еще на этапе проектирования. Если взять цикл производства в шесть – восемь лет, то получаем «свою» электронику… позавчерашнего дня. Кому это нужно?
Другой пример. Все мы знаем, что необходимо снижение весогабаритных показателей техники. «Дикий» Запад сегодня уже освоил технологии типоразмера в 60–90 нанометров. Таких достижений у нас пока нет. Но есть светлые головы, поэтому должны изыскиваться возможности для альтернативного проектирования на основе, скажем, тех же больших интегральных схем. Даже если мы используем свою российскую технологию в 0,35 микрометра, то тем самым избавимся от жгутов, соединителей, снизим весогабаритные характеристики.
Взять станции СПРН высокой заводской готовности с типовыми элементами замены блоков. Почему бы не распространить такую технологию на другие отрасли, на авиастроение например. Это способствовало бы унификации, расширению производства элементной базы, удешевлению продукции, повышению ее модернизационного потенциала. Но у нас промышленность фактически отключена от каких-то современных достижений. Сколковские проекты с военной промышленностью не согласуются, как и проекты РОСНАНО. Результаты работ этих организаций до ОПК не доводятся. Поставлена задача перейти на гиперзвуковые технологии, но как это осуществить, если нет новых материалов, чтобы обеспечить необходимые температурные характеристики, элементной базы. Требуются соответствующие НИР, которые могут стать движителем привлечения кадрового потенциала в ОПК.
Для чего создавались те же интегрированные структуры? Идея была хорошая: избежать дублирования, повысить эффективность разработок и производства ВВТ. А на деле идет игнорирование уже созданного потенциала. Интегрированные структуры, являясь монополистами в разработке и производстве конкретных образцов ВВТ, не привлекаются к планированию ГПВ. Не обеспечивают увязку проводимых мероприятий по ГПВ с ФЦП и развитием ОПК. Получается, один заказчик модернизирует производство, другой лишь заказывает его продукцию. Тот, кто вложил средства, не может ни вернуть их, ни снизить стоимость изделий. А кто ничего не внедрял, оказывается победителем конкурса за счет меньшей цены.
Тогда зачем проводить модернизацию, если она оборачивается издержками. Чтобы стало наоборот, требуется принятие федерального закона, в котором были бы прописаны порядок и условия представления интегрированным структурам лицензии на производство ВВТ, участие в формировании ГПВ и ФЦП, определение стоимости заказанной продукции, ответственность за увязку программ применительно к дочерним предприятиям, выполнение ГОЗ. Без этого ОПК не избавится от предприятий с низкой рентабельностью. Поэтому государству необходимо развивать не только микроэлектронику, но и свое станкостроение. А мы за последние годы привыкли все получать из-за рубежа.
Александр Ларионов,
заместитель главного конструктора МКБ «Вымпел»
В ОПК мелочей не бывает
События на Украине показали, что мы даже в разрабатываемых образцах ВВТ, находящихся на контроле у президента, нуждаемся в комплектующих из незалежной. Без двигателя и даже маленького блока самолет (вертолет) не полетит.
Сейчас меры, безусловно, принимаются, но надо смотреть чуть дальше. Есть страны, от которых мы серьезно зависим. Этот фактор следует обязательно учесть в будущей Единой государственной программе развития ОПК, которая, надеюсь, аккумулирует все федеральные программы. Необходимо развитие и государственной системы «ГАС-ГОЗ». Без этих мелочей и синхронизации программ следующая ГПВ может оказаться под угрозой срыва.
Андрей Пронько,
главный советник департамента аппарата Совета безопасности Российской Федерации
Важно учитывать боевой опыт
Наша первая ГПВ была не выполнена из-за конфликта 08.08.08. Он показал: многие положения программы оказались несвоевременными, неэффективными. Но с другой стороны, наш танк далеко не последней разработки Т-72 оказался очень эффективен в Сирии. Вывод: необязательно создавать суперсовременные образцы ВВТ, достаточно идти по пути модернизации имеющихся, совершенствовать приемы и способы их применения на поле боя.
Надо учесть, что современный конфликт, как правило, иррегулярный. В него вовлечены полувоенные, полупартизанские формирования, которые требуют новых форм и способов применения ВВТ. Наши конкуренты на Западе делают серьезные выводы из применения своих вооруженных сил в подобных конфликтах. Закупая в последние годы образцы ВВТ за рубежом, мы тем самым признавали их более совершенными, чем отечественные. При этом не перенимали технологии их изготовления. А США уже несколько лет достаточно эффективно используют сетецентрические методы и способы не только ведения войны, но и модернизации своего ОПК. Мы должны не слепо закупать ВВТ за рубежом, а перенимать опыт сетевизации ОПК, интеграции с частным капиталом и научным потенциалом. Это позволит перестроить трудовые коллективы на решение конкретных оборонных задач.
Сергей Гриняев,
генеральный директор Центра стратегических оценок и анализа, доктор технических наук
Промышленность не может развиваться за счет прибыли
Что касается 90-х годов, то как начальник вооружения Минобороны РФ я подписывал директивы о рентабельности производства ВВТ. Для стрелкового оружия, оптических прицелов она составляла три-четыре процента, для самоходной техники – 10–15 процентов, для ЗРК – 20–25 процентов, для подводных лодок – 40 процентов. Учитывалось, что ПЛ строятся от пяти до семи лет. Первые три года цена устанавливалась в зависимости от сложности изделия.
Если в 2000 году танк стоил 17,5 миллиона, сейчас – 140–150 миллионов рублей. Вертолет соответственно – 47 миллионов рублей и 12–15 миллионов долларов. Нам утверждали в правительстве снижение налоговой базы, тарифов на перевозку, электроэнергию. Более того, Минобороны получало до одного миллиона тонн нефти, от продажи которой нам компенсировали недостаток в оплате.
Санкции Запада в отношении России не исчерпаны. Сейчас нам угрожают применением их третьего уровня. Приостановлен выпуск «Фордов» под Питером, останавливается производство «Фольксвагенов» в Калуге. В нашем небе летает 1500 иностранных пассажирских и грузопассажирских самолетов, которые при определенной ситуации могут оказаться на земле. Достаточно прекратить их программное сопровождение, обслуживание, лизинг.
Транспортная безопасность страны под большим вопросом. ЗИЛ прекратил существование, ГАЗ вместо 340 тысяч автомобилей выпускает 12 тысяч «Газелей». КамАЗ производил 170 тысяч грузовиков, сейчас – 16 тысяч. «Урал» – 90 тысяч, сейчас – 3,5–4 тысячи. По российским дорогам разъезжают «МАНы», «ИВЕКО», «Скании», «Мерседесы»… В 90-е годы у нас летало 370 спутников. Сейчас даже для системы ГЛОНАСС не можем собрать необходимую группировку.
Государственные подшипниковые заводы в Москве (первый и второй) не работают. Завод «Серп и Молот» передан «Донстрою». В 2010 году на него привезли уникальнейший станок из Германии, в 2011-м запустили. Он выпускал фольгу из нержавеющей стали толщиной в один микрон. А сейчас может оказаться в металлоломе и тогда – прощай, космос. Интересно, что некоторые станки, закупленные за границей, останавливаются при замене в них деталей и чипов – так запрограммированы.
Сколько сейчас у нас осталось великих конструкторских бюро? КБ имени Мясищева, ряда других уже нет. Производство уникального калужского газотурбинного танкового двигателя, который позволял иметь моторный отсек 3,2 куба, ликвидировано. Когда спохватились, было поздно и теперь речь идет о дизеле в 7,5 куба такой же мощности. А это потеря полезной нагрузки, снижение бронезащиты.
Поддержу предложение о проведении инвентаризации оборонной промышленности. Надо определиться с кооперацией, предоставить генеральным конструкторам возможность увязывать все системы в единое целое. Выходит, мы должны говорить о разработке самих основ нашей промышленности – средств производства, станков.
Не может развиваться промышленность только из прибыли. Поэтому государство не должно относиться к ОПК как финансист-кассир. Надо видеть в нашей «оборонке» прежде всего творцов и созидателей. Без этого ничего не изменится.
Анатолий Ситнов,
председатель совета директоров ЗАО «Двигатели «Владимир Климов – Мотор Сич», член президиума Академии проблем качества
Информация