Перетягивание мира
Общие вызовы и угрозы важнее кризиса на Украине
У великого сказочника Андерсена есть мудрая фраза: «позолота вся сотрется – свиная кожа остается». Так вот, если стереть «позолоту» и отодвинуть завесу из норм, принципов, деклараций – с западной стороны, а с нашей стороны – из ностальгических мотивов о том, что русские и украинцы – фактически один народ, а Киев – мать городов русских и предтеча всей российской государственности, то останется «голая геополитическая реальность». И состоит эта реальность в том, что, как любят говорить некоторые наши политологи, «кое-кто на Западе» очень хотел бы оторвать Украину от России, не только обособив ее от славянского мира, но и крепко привязав к миру западному.
Такое видение и все, что из него следует, основано на настроениях значительной части российской и западной элит, которые, несмотря на насчитывающие столетия попытки сближения, по-прежнему рассматривают Россию и Европу как два разделенных пространства.
Здесь даже речь должна идти не о тонкой на первых порах ниточке «ассоциации» с ЕС, а о не раз декларированных планах принятия Украины и Грузии в НАТО. А это уже, когда дошло до дела, оказалось для России абсолютно неприемлемым. Причем на уровне чувств, которыми в отличие от холодных геополитических расчетов пренебречь гораздо сложнее. Мы просто вообразить не могли, что «натовские корабли окажутся в городе русской военно-морской славы – в Севастополе».
Но именно такая перспектива, когда она вышла на грань реальности, заставила Россию приложить в конце прошлого года максимум усилий, чтобы Украина даже не ступала на тропку, ведущую в Брюссель, а свернула на проектируемую дорогу Евразийского экономического союза.
Заложенный Януковичем крутой галс отворота от брюссельской пристани для украинского политического курса оказался чересчур резким – корабль украинской государственности затрещал по швам, а потом начал распадаться. Первые признаки перехода политической постановки в драму обнаружились, когда «выбор сердцем» сделала часть украинского народа, выступив не только против коррумпированного режима Януковича, но и за Большую Европу, как за некую абстрактную отдаленную мечту, которая была более желанна, чем беспросветное полунищенское существование на фоне бесстыдно богатеющей элиты.
Говорить, что майдан организовали некие западные фонды, – значит закрывать глаза на действительность, отказывать украинскому народу в праве на собственный выбор. К сожалению, такого рода упрощенческий взгляд на исторические процессы стал модным «трендом» для части российских политологов, стремящихся, как когда-то в советские времена, отлакировать картину мира, подогнать ее под собственные (и тогдашнего недалекого советского партийного начальства) примитивные воззрения. Бесславный конец подобного подхода хорошо известен.
Сейчас ситуация на Украине перешла в еще более драматическую фазу. Петр Порошенко оказался жестким политиком, готовым решительно отстаивать заявленные цели сохранения унитарной Украины. Ясно, что даже политически еще не окрепший президент не согласится добровольно отдать часть территории собственной страны. Несомненно также, что применяемые киевским режимом методы – обстрелы и бомбардировки городов и сел, где проживают мирные жители, заслуживают самого резкого осуждения. При этом ополченцы, или «сепаратисты», как их называют за пределами России, также настроены весьма решительно, но степень поддержки их сегодня мирным населением до конца не ясна. В результате выход из украинского кризиса (УК) представляется пока задачей со многими неизвестными.
Однако что касается компромисса на уровне чувств, то, похоже, он уже состоялся – Киев смирился с мыслью, что мятежным регионам придется предоставить большую свободу (осталось только согласовать степень такой свободы). А наиболее дальновидные представители «народно избранных» многочисленных структур ДНР начинают понимать, что вероятность «полного развода» с Украиной и превращения ДНР в суверенное, но мало кем признанное государство уменьшается с каждым днем. Более того, хотя компромисс по «восточным областям» просматривается как реальная альтернатива, но абсолютно неочевидно – будут ли у этого компромисса договаривающиеся стороны.
В России все меньше слышны призывы, даже со стороны самых «отвязанных» политиков и политологов, к силовому вмешательству России. В целях снижения накала страстей вокруг кризиса президент РФ принял обоснованное решение обратиться в Совет Федерации с просьбой об отмене разрешения на ввод войск на Украину. Одновременно значительно усилились призывы и сигналы со стороны Москвы в адрес международных структур с настоятельной рекомендацией активно вмешаться и деэскалировать конфликт.
С точки зрения геополитических последствий, следующих для наших двусторонних отношений, нужно признать, что, к сожалению, Россия перестает восприниматься на Украине как исторически братский народ и дружественная страна. Тема Крыма будет постоянно подниматься в украинском политическом пространстве и включаться в программы подавляющего большинства украинских политиков, президентов, политических партий. Москве же со своей стороны в целях скорейшего урегулирования ситуации надо было бы уточнить и конкретизировать свое видение будущих отношений с Украиной, куда входили бы и такие важные компоненты, как ее желательный безблоковый и безъядерный статус. Продвижение интересов Москвы в отношении Украины остается задачей, требующей своего решения, причем желательно уже в максимально бесконфликтном ключе.
«Околоевропейские» последствия
Сегодня будущее европейской безопасности зависит от эффективности и уровня разрешения украинского кризиса. Если это решение будет реализовано на уровне первых лиц государств, то тогда можно будет выйти на реальное укрепление основ европейской безопасности, которые, очевидно, стали размываться.
К числу наиболее мощных факторов, нанесших удар по этим основам, большинство российских политиков и экспертов относят процесс расширения НАТО, а также бомбардировки Югославии в 1999 году и получение независимости Косово, что серьезно подорвало основы международного права. Фактически среди этих и некоторых других факторов следует искать стимул для действий России сначала в Крыму, а затем и в активной поддержке «сторонников независимости» на востоке Украины.
На протяжении двух десятилетий (!) возражения и озабоченности России относительно процесса расширения альянса ни в грош не ставились, а в ответ на наши замечания нам заводили одну и ту же заезженную пластинку: «Расширение НАТО – это расширение демократии и оно ничуть не угрожает безопасности России». Еще на конференции по безопасности в Мюнхене в 2007 году президент Владимир Путин весьма критически, но вполне в режиме партнерского диалога перечислял «непартнерские элементы» в отношениях России и Запада. Им были упомянуты и пренебрежение основополагающими принципами международного права, и процесс натовского расширения, не имеющий никакого отношения к… обеспечению безопасности в Европе, и планы по развертыванию элементов системы ПРО в Европе, которые могут означать очередной виток неизбежной в этом случае гонки вооружений, и некоторые другие важные для России, а значит, и для международной безопасности моменты. Практически значимой реакции на это выступление не последовало никакой.
Более того, абсолютно эгоистичная и близорукая политика расширения альянса захватывала новые страны – бывшие республики СССР. Сначала – страны Балтии, на что Россия отреагировала достаточно спокойно. Но затем на саммитах НАТО и вне их рамок в качестве следующих кандидатов стали называться Грузия и Украина. Думаю, что в этом контексте трудно считать совпадением два глубочайших кризиса (с мощным силовым элементом), случившихся в отношениях России с этими странами и с Западом: с Грузией – в 2008 году и с Украиной – в настоящее время.
Широко прорекламированное сотрудничество России и НАТО с непомерно раздутыми по содержанию направлениями взаимодействия (в значительной степени сконструированными для бюрократического наполнения двустороннего диалога) оказалось фантиком. О его реальных результатах практически ничего не ведала большая часть российского политико-экспертного сообщества. Надо честно признать, что это не раз менявшееся по своей форме сотрудничество, которое, как записано в совместных документах, было призвано развивать на основе общих интересов, взаимности и транспарентности прочное, стабильное и долговременное партнерство, не смогло ни на градус снизить уровень недоверия российской элиты и общественности к Североатлантическому альянсу.
Разразившийся украинский кризис вдохнул живительную силу в старые мехи НАТО, которое после окончания холодной войны и противостояния с СССР всячески стремилось найти свое новое, в том числе и весьма несвойственное для военно-политического блока предназначение. И вот теперь – после начала УК НАТО на долгие годы получает возможность заметно приблизиться к своей старой «доброй» миссии – военных приготовлений исходя из взгляда на наследника СССР – Россию как на потенциального противника. Наконец НАТО получило достаточно аргументов для того, чтобы вновь заявить о своей незаменимой роли в обеспечении европейской безопасности, причем не где-то там за пределами, а внутри самой Европы.
Не может быть сомнений, что этот шанс в штаб-квартире НАТО постараются использовать сполна. Уже не вызывает сомнения, что будет принята новая Стратегическая концепция альянса, где не найдется места конструктивным формулировкам из предшествовавших документов, которые полагали, что в наибольшей степени интересам альянса отвечает сильное и конструктивное партнерство с Россией, основанное на взаимном доверии, транспарентности и предсказуемости.
Все же необходимо заметить, что хотя в Москве присутствует уверенность, что на протяжении долгого времени Запад продолжал проводить по отношению к России тривиальную политику сдерживания, руководство НАТО даже в новых условиях пока официально не готово подтвердить этот курс, рассчитывая все же на сохранение перспективы восстановления отношений с Москвой. Генсек альянса дает заверения, что «страны НАТО не пытаются окружить Россию и не настроены против нее враждебно».
Однако определенные меры уже предпринимаются и могут ожидаться в будущем. Можно полагать, что продолжавшееся долгое время сокращение американского присутствия в Европе окажется приостановлено. «Атлантическая связка» Европы и США в сфере обороны будет всячески укрепляться и подтверждаться.
В случае отсутствия очевидных позитивных сдвигов в отношениях придет позиционирование России как государства, против которого «натовской Европе» все-таки необходимо будет планировать политику сдерживания и быть готовой к силовому противодействию. После тридцатилетнего перерыва вооруженное противостояние на европейском континенте перестанет рассматриваться натовскими военными как нереалистичная перспектива. Сойдет на нет и перспектива дальнейших сокращений обычных вооружений в Европе.
Можно с уверенностью полагать, что в новой ситуации всякие призывы к выводу остатков американского тактического ядерного оружия (ТЯО) с европейской территории перестанут быть актуальными. Любой диалог по ТЯО, в котором Россия, впрочем, не очень заинтересована, также откладывается надолго. Под вопросом оказывается и продолжение односторонних сокращений СНВ, осуществлявшихся, например, в Великобритании, которые теперь не вызовут поддержки ни кругов, принимающих решения, ни широкой общественности.
Для европейских стран появляются новые убедительные основания для доведения каждой страной уровня оборонных расходов до двух процентов ВВП (пока такие объемы отчислений производят только пять стран). Интенсифицируется модернизация вооружений, участятся совместные маневры (в том числе и значительного масштаба), особенно с участием и на территории новых членов НАТО, в первую очередь из числа пограничных с Россией стран. В этом контексте абсолютно реалистично и увеличение усилий по совместной обороне типа уже состоявшегося повышения интенсивности патрулирования воздушного пространства стран Балтии.
Если дальнейшего и еще более серьезного ухудшения отношений не будет, то можно, пожалуй, не ожидать появления в Европе того, что наши пропагандисты любят называть «базами НАТО» (следует напомнить, что в ближнем зарубежье России такая база на самом деле сейчас есть разве что в Афганистане). Нелишне напомнить, что в соответствии с положениями «Основополагающего акта Россия – НАТО» 1997 года, который альянс продолжает соблюдать, НАТО взяло обязательство «осуществлять свою коллективную оборону… не путем дополнительного постоянного размещения существенных боевых сил».
Другим важным и крайне чувствительным элементом военно-политических отношений России и Запада остается перспектива создания евроПРО. Вне зависимости от рассуждений о целесообразности размещения этой системы и ее перспективной эффективности следует констатировать главное – она стала негативной данностью отношений России и США/НАТО. В новых условиях, думается, практически не остается надежды на то, чтобы получить, по выражению президента РФ, хотя бы «какую-то ничтожную юридическую бумажку, где бы было написано, что это не против нас». Мало кто на Западе даже на экспертном уровне разделяет распространенную у нас точку зрения, что евроПРО создает реалистичную угрозу потенциалу ядерного сдерживания России (тем более что четвертая, наиболее технически продвинутая фаза развертывания евроПРО была отменена). Однако в новых условиях какие-либо шаги навстречу России в дополнительных доказательствах – «гарантиях» этого факта вряд ли кто будет делать.
Среди стран Европы и мира уже наметилось разделение: на тех, кто готов вновь в определенном объеме налаживать отношения с Россией, возвращая их в нормальное русло, или служить посредником для такого налаживания (как Австрия и Франция например), и тех, кто до последнего не захочет «поступаться принципами» (и здесь в первых рядах будут США). Особая тревога за свое будущее будет свойственна странам Балтии и иным государствам, граничащим с Россией.
В странах СНГ, где велика доля русскоязычного населения и имеются области, ранее исторически входившие в Россию, поселились настроения озабоченности. Постоянное упоминание в российских политических «толк-шоу» и СМИ формирования «Новороссии» как некой геополитической цели не может не служить напоминанием, что когда-то в состав Новороссийской губернии в составе Российской империи входили нынешние Польша, Финляндия, Литва, Латвия, Эстония, Узбекистан, Казахстан. Как мы помним, страны СНГ не заняли позиции решительной и однозначной поддержки действий Москвы в Крыму, предпочитая предусмотрительно промолчать или делать весьма расплывчатые заявления. Даже такой ближайший и проверенный союзник, как президент Белоруссии Александр Лукашеко, на протяжении всего конфликта после майдана нарочито поддерживал близкие контакты с руководителями «киевской хунты» (как ее называли в Москве) и лично прибыл на инаугурацию вновь избранного президента Порошенко.
Украинский кризис привел к обострению отношений России с Советом Европы, который основными своими целями декларирует продвижение демократии, защиту прав человека и укрепление принципа верховенства права в Европе. Итогом прошедшего в Парламентской ассамблее Совета Европы голосования стало достаточно «половинчатое решение» – лишение делегации РФ права голоса при сохранении ее полномочий. Однако во всей ситуации вокруг УК неожиданно для многих особую и весьма эффективную роль сыграла Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ).
Украинский кризис придал новое дыхание рассуждениям о наличии некоего ценностного разрыва между Россией и Западом, об особом пути «отдельной» российской «цивилизации». Среди прочего такого рода рассуждения часто проистекают из стремления дать «идеологическое обоснование» тому факту, что мы, русский (российский) народ, обречены почему-то жить беднее и хуже других, но зато мы влекомы некоей высшей идеей (в конкретном случае – воссозданием Новороссии, нет, так чем-нибудь другим). Подобное объяснение полностью игнорирует и смещает фокус от наших собственных ошибок и провалов, а если сюда еще добавить и постоянно выявляемые нашим телевидением новые «факты» существования многовекового антироссийского заговора во главе с Британией и нынешних подрывных действий мировой закулисы во главе с США, то тут уж явно становится не до анализа недочетов отечественной социальной и хозяйственной политики.
В любом случае вся эта модная конспирология вне зависимости от числа ее сторонников не отменяет насущной для России объективной необходимости объединять усилия с другими членами мирового сообщества в противодействии общим вызовам и угрозам, в укреплении региональной и международной безопасности, а в конечном итоге – и собственной безопасности. Обеспечение всех этих задач в одиночку или тем более по принципу «Россия против всех» (к чему подталкивают некоторые доморощенные «мыслители») будет непозволительно затратно и абсолютно неоправданно с точки зрения сохраняющихся возможностей кооперации в международных делах.
Россия – Америка и мир
Отечественная политическая элита может сколько угодно делать вид, что отношения с Вашингтоном для нас не имеют никакого значения, а отдельные наиболее удалые ее представители могут сколь угодно и дальше паразитировать на раздувании темы антиамериканизма. Следует, однако, заметить, что президент Владимир Путин с самого начала украинского кризиса (УК) подчеркивал именно важность сохранения двустороннего сотрудничества с США по самому широкому спектру, говоря, что «в сотрудничестве на международном уровне, в сфере экономики, в сфере политики, международной безопасности заинтересована не только Россия со своими партнерами, но и наши партнеры заинтересованы в сотрудничестве с нами. Очень легко разрушить эти инструменты сотрудничества и очень трудно будет создать их заново».
И речь здесь должна идти не просто о сотрудничестве, но об особой роли в нем России и США как держав, несущих «особую ответственность за обеспечение международной стабильности и безопасности». Две страны «должны сотрудничать в интересах не только собственных народов, но и всего мира». Это заявлено Путиным уже в июле сего года, при поздравлении американского президента Барака Обамы с национальным праздником – Днем независимости США.
Москва всячески и на всех уровнях исполнительной власти подчеркивает свою готовность к возобновлению «глобального» взаимодействия по самому широкому кругу вопросов. Из Вашингтона же слышится упорное: возврат «к бизнесу, как всегда», невозможен.
Да, действительно, УК высветил серьезные разногласия. Сюда относятся коренные различия в трактовке основополагающих положений международного права. Обвинения в его нарушении слышались постоянно со стороны России в адрес США, а теперь – и со стороны США в адрес России. Мы абсолютно разошлись в оценках и допустимости форм различного вмешательства во внутренние дела и в то, что можно назвать «жизненно важными интересами» друг друга.
С точки зрения российских политиков и экспертов, США стремятся установить мировое господство и вернуть однополярный мир, а американское политико-академическое сообщество обвиняет Москву в восстановлении Советского Союза. Вашингтон да и другие западные столицы никогда не назовут произошедшую, по их мнению, «аннексию» Крыма «добровольным присоединением на основе свободного волеизъявления граждан». Равно как и никогда в США и на Западе не согласятся с наличием абсолютно «самостийного» – без весомого вмешательства российской стороны движения Восточной Украины за независимость и особенно перевода его в активную стадию вооруженной борьбы.
Сформировавшиеся фундаментальные и пока непреодолимые разногласия скажутся во многих чувствительных для обеих сторон областях. Так, до настоящего времени процесс «контроля над вооружениями» в значительной степени инициировался усилиями Москвы и Вашингтона. Кстати, не раз решающее слово (в пользу России) звучало со стороны США и в разрешении проблем многосторонних переговоров.
Теперь же вместо реализации следующих этапов сокращения и ограничения ядерных вооружений мы будем наблюдать рост опоры на ядерное сдерживание, у которого появляется второе дыхание. Соответственно после украинских событий дополнительный стимул получают страны, имевшие планы приблизиться к цели обретения ядерного оружия. В наших двух столицах проповедовавшиеся еще в советские времена идеи стремления к более безопасному безъядерному миру будут надолго отставлены в сторону.
Возникшая после УК ситуация в целом пагубно скажется не только на общем положении дел в сфере мировой безопасности, где первую скрипку традиционно играли Москва и Вашингтон, но и в целом ряде требующих постоянного внимания критически важных областей, в которых без тесного взаимодействия невозможно обеспечить эффективного сотрудничества, в первую очередь в сферах нераспространения оружия массового уничтожения и борьбы с терроризмом.
Следует ожидать, что в американских официальных документах в области обороны Россия займет пустовавшее после распада СССР на протяжении нескольких десятков лет место если не сразу потенциального противника, то серьезного оппонента на мировой арене. У американского ВПК и так называемых ястребов в результате УК появились весомые аргументы в пользу интенсивного развития и модернизации вооружений, в первую очередь тех систем, которые прямо или косвенно могут быть направлены на противодействие России.
Вашингтон активизирует продвижение на мировой арене организационных, экономических и финансовых решений, ограничивающих интересы нашей страны. Например, именно американские высокопоставленные представители оказали прямое давление на Болгарию с тем, чтобы она вышла из крайне важного для России в современных условиях проекта «Южный поток».
Возникшие принципиальные разногласия надолго обрекают Москву и Вашингтон на так называемое избирательное сотрудничество, когда из широкой палитры каждая из сторон будет пытаться наладить только безусловно выгодные направления взаимодействия. Это хоть и станет приводить к постоянным трениям, но потребует диалога, достижения компромиссов. Однако в любом случае Вашингтон при желании может осложнить жизнь Москвы гораздо в большей степени, чем наоборот.
В свое время российские представители подолгу добивались членства РФ в основных международных институтах западного мира. Причем и политики, и эксперты, казалось бы, аргументированно доказывали, насколько важно получение Россией «достойного места» среди наиболее развитых государств. Сейчас нас пытаются убедить в обратном – мол, все это не очень-то и нужно и мы за это членство особенно не держимся. Так кто и когда был прав? В таком принципиальном вопросе двух «правд» быть не может, а значит, либо в аргументах прошлых лет, либо в нынешних скрыт весомый пропагандистский элемент или по крайней мере доля лукавства.
Если же рассматривать предметно, то оказывается, что Россия при желании получала и может и дальше продолжать извлекать из подобного членства значительную пользу для себя. Мы легко расстались с участием в «Большой восьмерке», при этом многие забыли, что именно через эту структуру в рамках специально созданной программы «глобального партнерства» удалось решить вопрос о выделении более 15 миллиардов долларов (!) на ликвидацию отслуживших срок российских атомных подводных лодок и химического оружия.
Из других мировых центров УК чувствительно затронул отношения с Японией, которые начали было приобретать новое качество после прихода к власти премьер-министра Синдзо Абэ.
После свертывания отношений с Западом Москва стала спешно пытаться заручаться еще большей поддержкой Пекина. В конце мая был срочно организован массированный госвизит в КНР, в ходе которого стороны подписали свыше сорока соглашений. Конечно, он имел целью кроме всего прочего и демонстрацию Западу отношений «всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия» между Москвой и Пекином.
Однако отдельные элементы цены такого взаимодействия вызывают вопросы. Так, выгодность для России подписанного после десятилетних переговоров (!) газового соглашения с Китаем (по ценам ниже европейских) ставится авторитетными экспертами под сомнение. Ясно, что средства, которые можно потенциально выручить по этому контракту, несравнимы с европейским направлением да и на любых «маневрах ценой», которые практиковались российской стороной с другими партнерами, надо будет поставить крест. В более широком контексте абсолютно очевидно, что самое широкое взаимодействие с Китаем неспособно заменить масштабное и многопрофильное сотрудничество с Европой, складывавшееся на протяжении десятилетий. К тому же попадать в «геополитические объятия» Пекина, не имея «противовеса» в виде партнерских отношений с другими мировыми центрами, достаточно недальновидно.
Реальности «большого мира» после УК таковы, что позиция России по Крыму и Украине практически не находит поддержки, и это новая ситуация, из которой следует исходить. Плотно забуксовал «главный» мировой механизм по обеспечению безопасности – Совет Безопасности ООН, который не может принять даже, казалось бы, очевидных решений, направленных на прекращение насилия на Украине.
Система мировой безопасности в целом начала «развинчиваться». Противоречия между Россией и странами Запада, в первую очередь США, нараставшие еще до наступления УК, не позволяли своевременно и эффективно урегулировать региональные конфликты – как сирийский, например. Решительные совместные меры по ликвидации сирийского химического оружия явились, к сожалению, скорее исключением, чем правилом. Негативные тенденции в мире будут только нарастать, поскольку региональные акторы начали понимать, что в ближайшее время согласованного и решительного совместного вмешательства России и США в урегулирование конфликтных ситуаций ожидать не приходится, а любое голосование в СБ ООН будет с высокой долей вероятности заблокировано одной из сторон.
А регионов, которые в ближайшее время потребуют самого пристального внимания, более чем достаточно. Это в первую очередь Ближний Восток (с отдельной проблемой иранской ядерной программы и ее истинной направленности), где народы, следуя примеру друг друга, стали пробуждаться от многодесятилетней власти авторитарных режимов, и Южная Азия, где тлеет опаснейший конфликт между двумя «новыми региональными ядерными державами» – Индией и Пакистаном. Это и КНДР, существенно интенсифицировавшая провокационную политику, и ряд других стран, расположенных в самых различных частях мира.
Кстати, списывать мощные народные протесты (и вооруженные конфликты), проявившиеся в последние годы, к примеру падение одного за другим североафриканских режимов, сугубо на счет «происков Вашингтона» – значит не желать видеть реальные процессы, происходящие в мире, закрывать глаза на историческую обреченность в наши дни тоталитарных и «наследуемых» авторитарных режимов. Что же до приписываемых «злокозненной вашингтонской кулисе» происков и продвигаемых-де ею методик типа «управляемого хаоса», то на деле на Арабском Востоке почему-то оказывается, что в результате к власти на смену абсолютно манипулируемым американцами режимам вдруг приходят нестабильные, непредсказуемые и даже враждебные для того же Вашингтона силы. Может, все-таки отечественным пропагандистам подобных теорий обратиться к собственному «идеологическому прошлому» – марксизму-ленинизму, ставившему во главу угла решающую роль общественных процессов, народа в смене властей и формаций?
Следствием УК является и облегчение условий для расширения влияния крайнего (радикального) исламизма, что ставит на повестку дня возможный дальнейший распад государств – продолжение перекройки геополитической карты мира. И здесь первый кандидат – Ирак. Очень серьезно встает вопрос о дальнейшей судьбе Афганистана и потенциального нарастания угрозы для южных границ СНГ и России. И в том и в другом случае весомый элемент внутренней дестабилизации привнесли недальновидные действия США и НАТО.
Если не остановить процессы размежевания России и Запада, то мы окажемся на пороге очередного геополитического раздела мира, который по образчику времен холодной войны разделится на «клиентов» США (стран Запада) и России. И каждая из сторон будет всячески «опекать» своих представителей и стимулировать протестные действия против другой. Но если раньше такого рода «расклад» обусловливался считавшимся непримиримым идеологизированным противостоянием двух «антагонистических» систем – социализма и капитализма, то теперь никаких фундаментальных теоретических предпосылок для этого не осталось. Если, конечно, не считать наследия самой холодной войны и ее менталитета и регулярно воспроизводимых в отечественном медиапространстве притч о многовековом всемирном заговоре против России.
Обреченность на партнерство
Сколько бы доморощенные евразийцы и иже с ними ни пытались прочертить особый путь России – ее своеобразное «одиночное плавание», мировые реалии насущно диктуют, что мечты отечественных горе-геополитиков могут, да и то условно, осуществиться лишь для некоего выдуманного мира и абсолютно самодостаточного государства. Но такого мира нет, как нет в современной жизни и ни одного подобного государства. Всем, даже самым малым странам от окружающего мира что-то (и, как правило, очень многое) нужно.
Также и для России насущно необходимо тесное взаимодействие с другими участниками мирового процесса, «встраивание» в глобальные производственные и иные цепочки. В противном случае мы будем вынуждены производить все необходимые товары сами (воплощение неосуществленной мечты советских времен), причем втридорога и далеко не лучшего качества (как это в СССР и было). В мире давно принят и работает оптимальный путь разделения труда и производства, что позволяет серьезно экономить собственные ресурсы, направляя их на приоритетные цели национального развития.
Сегодня, к тому же чисто утилитарно, для России, для ее экономики и наполнения бюджета жизненно необходимы поступления от экспорта энергоресурсов. И в этом смысле произошедшие в результате УК достаточно скоординированные действия Запада по препятствованию строительству «Южного потока» для Москвы весьма чувствительны.
Также очень вероятно, что западные страны, США в первую очередь, после событий УК всерьез возьмутся за существенное качественное совершенствование вооружений для «гарантированного» сдерживания России в будущем и обеспечения эффективного противодействия в любых сценариях конфликтов. Если Россия с огромным разрывом по ВВП с США и «околокризисным» состоянием экономики, не самым высоким уровнем научно-технического и технологического развития вдруг решит симметрично отвечать на подобный вызов, то сделать это иначе, чем за счет серьезного снижения уровня жизни, социальных и иных значимых программ не удастся. Тем самым страна может оказаться в серьезном социально-политическом кризисе, сродни тому, в который погрузился Советский Союз последних лет существования.
Последствия УК, развитие и «суммирование» которых еще далеко не закончено, надолго перекрыли для России перспективу модернизации и инновационного развития экономики на основе зарубежного партнерства – цели, которые поставлены в официальных документах (указе президента Владимира Путина «О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации» 2012 года, Концепции внешней политики и т. п.). Возможность реализации подобных установок совершенно справедливо рассматривалась в контексте тесного международного сотрудничества и партнерства с наиболее развитыми странами. Как констатировал Владислав Сурков, занимавший некоторое время назад пост первого заместителя председателя президентской комиссии по модернизации и технологическому развитию, «ситуация… весьма печальная. Собственные наши интеллектуальные силы невелики. Поэтому никакой суверенной модернизации не может быть».
Следует оговориться, что Китай при всех его усилиях и успехах в число лидеров модернизации не входит. А вот США и Япония такими лидерами, безусловно, являются.
Рассуждения о том, что мы, мол, модернизируем гражданские отрасли экономики через триллионные вливания в военную сферу, в том числе в совершенствование и производство вооружений, слабо реализуемы. Во-первых, потому, что такой путь априори гораздо более затратный по сравнению с прямой модернизацией «гражданки». И, во-вторых, в нашей стране, в которой секретность не только не убывает, но и вновь растет в связи с возгонкой настроений «осажденной крепости», будет крайне сложно наладить отсутствующую сегодня эффективную систему передачи изобретений из военной в гражданскую отрасль. Все это значит лишь одно: России надо возвращать в нормальное русло отношения как с упомянутыми, так и с иными высокоразвитыми странами.
Москва «показала характер», продемонстрировав Западу опасность проведения им эгоистичной политики, не учитывающей интересы и озабоченности России. Думается, что все участники непростых и во многом трагических событий извлекли из произошедшего достаточно уроков.
Конечно, некоторые страны Запада и отдельные политики могут настаивать на изоляции России. Но, во-первых, это физически невозможно из-за масштабов нашей страны и объема ее связей с остальным миром. И, во-вторых, для таких крупных и значимых стран в ситуациях кризиса отношений с окружающим миром не придумано иных рецептов, кроме их большего вовлечения в мировые дела. Только осознание собственной вовлеченности и значимости для окружающего мира будет способствовать восстановлению и развитию кооперационных связей, корректировке форм и методов политики. Переход же к мировой политике, основанной на перетягивании геополитического каната – геополитическом соперничестве, по сути своей бесперспективен и сверхзатратен для всех участников.
Российской политической элите необходимо резко сбавить ставшую у нас расхожей и модной антизападную и антиамериканскую риторику. Дальнейший разгон пропагандистской машины по этим рельсам наносит России уже ощутимый не только репутационный, но и экономический урон, все больше осложняет возврат к жизненно необходимому сотрудничеству с Западом. Не менее желательно и снижение уровня антироссийской риторики в США.
Для возврата в «нормальную жизнь» необходимо в первую очередь остановить и урегулировать сам конфликт на востоке Украины, который все еще находится в очень активной фазе. Безусловно, позитивно, что при настоятельном давлении России уже сейчас удалось поднять диалог на уровень министров иностранных дел, которые предлагают практически значимые пути выхода из кризиса. Положительный сдвиг состоит и в том, что начат приближающийся к «прямому» диалог между противоборствующими сторонами. Однако для установления прочного и долговременного мира, а не просто приглушения конфликта необходимо активное присутствие в мирном процессе всех заинтересованных сторон. А это означает участие не только европейских партнеров, но и Вашингтона, представители которого, очевидно, были вовлечены в неоднозначные действия на самых разных стадиях украинских событий. Думается, что де-факто для дальнейшего бесконфликтного сосуществования в Европе Западу следует исходить из наличия особых жизненно важных интересов России в ближнем зарубежье.
Следует иметь в виду, что должен быть разрешен не просто внутриукраинский конфликт или спорная ситуация между Киевом и Москвой, а самый крупный и глубокий кризис, возникший после окончания холодной войны. Участие всех сторон на самом высоком уровне необходимо по существу для того, чтобы начать фундаментальный разговор о путях и механизмах укрепления европейской и международной безопасности, обязательности неукоснительного соблюдения имеющихся принципов ее обеспечения, возможном внесении в них требуемых корректив. Фактически в европейском контексте речь идет о возврате к предложенной в 2008 году Россией идее Договора о европейской безопасности, которая тогда осталась без должного внимания. Актуально создание такого механизма, когда не просто станут своевременно сниматься озабоченности друг друга, но не будет даваться поводов для самого возникновения (а тем более длительного существования) каких-либо озабоченностей в сфере безопасности.
В этом плане вселяет надежду состоявшийся в действительности ренессанс ОБСЕ, на которую на протяжении долгого времени обрушивался град критики за «малую эффективность» и наличие двойных стандартов, в особенности со стороны российских официальных представителей. Здесь можно вернуться к идее превращения этой организации в своеобразную ООН для Европы.
В любом случае без серьезной постановки вопроса о новых подходах к обеспечению безопасности, без постепенного выхода на широкоформатные договоренности типа «Хельсинки-2» для Большой Европы, как минимум, а лучше – и новых двусторонних политических договоренностей о принципах взаимоотношений Россия – США невозможны ни прочный мир, ни эффективное сотрудничество в общих интересах.
У великого сказочника Андерсена есть мудрая фраза: «позолота вся сотрется – свиная кожа остается». Так вот, если стереть «позолоту» и отодвинуть завесу из норм, принципов, деклараций – с западной стороны, а с нашей стороны – из ностальгических мотивов о том, что русские и украинцы – фактически один народ, а Киев – мать городов русских и предтеча всей российской государственности, то останется «голая геополитическая реальность». И состоит эта реальность в том, что, как любят говорить некоторые наши политологи, «кое-кто на Западе» очень хотел бы оторвать Украину от России, не только обособив ее от славянского мира, но и крепко привязав к миру западному.
Такое видение и все, что из него следует, основано на настроениях значительной части российской и западной элит, которые, несмотря на насчитывающие столетия попытки сближения, по-прежнему рассматривают Россию и Европу как два разделенных пространства.
Здесь даже речь должна идти не о тонкой на первых порах ниточке «ассоциации» с ЕС, а о не раз декларированных планах принятия Украины и Грузии в НАТО. А это уже, когда дошло до дела, оказалось для России абсолютно неприемлемым. Причем на уровне чувств, которыми в отличие от холодных геополитических расчетов пренебречь гораздо сложнее. Мы просто вообразить не могли, что «натовские корабли окажутся в городе русской военно-морской славы – в Севастополе».
Но именно такая перспектива, когда она вышла на грань реальности, заставила Россию приложить в конце прошлого года максимум усилий, чтобы Украина даже не ступала на тропку, ведущую в Брюссель, а свернула на проектируемую дорогу Евразийского экономического союза.Заложенный Януковичем крутой галс отворота от брюссельской пристани для украинского политического курса оказался чересчур резким – корабль украинской государственности затрещал по швам, а потом начал распадаться. Первые признаки перехода политической постановки в драму обнаружились, когда «выбор сердцем» сделала часть украинского народа, выступив не только против коррумпированного режима Януковича, но и за Большую Европу, как за некую абстрактную отдаленную мечту, которая была более желанна, чем беспросветное полунищенское существование на фоне бесстыдно богатеющей элиты.
Говорить, что майдан организовали некие западные фонды, – значит закрывать глаза на действительность, отказывать украинскому народу в праве на собственный выбор. К сожалению, такого рода упрощенческий взгляд на исторические процессы стал модным «трендом» для части российских политологов, стремящихся, как когда-то в советские времена, отлакировать картину мира, подогнать ее под собственные (и тогдашнего недалекого советского партийного начальства) примитивные воззрения. Бесславный конец подобного подхода хорошо известен.
Сейчас ситуация на Украине перешла в еще более драматическую фазу. Петр Порошенко оказался жестким политиком, готовым решительно отстаивать заявленные цели сохранения унитарной Украины. Ясно, что даже политически еще не окрепший президент не согласится добровольно отдать часть территории собственной страны. Несомненно также, что применяемые киевским режимом методы – обстрелы и бомбардировки городов и сел, где проживают мирные жители, заслуживают самого резкого осуждения. При этом ополченцы, или «сепаратисты», как их называют за пределами России, также настроены весьма решительно, но степень поддержки их сегодня мирным населением до конца не ясна. В результате выход из украинского кризиса (УК) представляется пока задачей со многими неизвестными.
Однако что касается компромисса на уровне чувств, то, похоже, он уже состоялся – Киев смирился с мыслью, что мятежным регионам придется предоставить большую свободу (осталось только согласовать степень такой свободы). А наиболее дальновидные представители «народно избранных» многочисленных структур ДНР начинают понимать, что вероятность «полного развода» с Украиной и превращения ДНР в суверенное, но мало кем признанное государство уменьшается с каждым днем. Более того, хотя компромисс по «восточным областям» просматривается как реальная альтернатива, но абсолютно неочевидно – будут ли у этого компромисса договаривающиеся стороны.
В России все меньше слышны призывы, даже со стороны самых «отвязанных» политиков и политологов, к силовому вмешательству России. В целях снижения накала страстей вокруг кризиса президент РФ принял обоснованное решение обратиться в Совет Федерации с просьбой об отмене разрешения на ввод войск на Украину. Одновременно значительно усилились призывы и сигналы со стороны Москвы в адрес международных структур с настоятельной рекомендацией активно вмешаться и деэскалировать конфликт.
С точки зрения геополитических последствий, следующих для наших двусторонних отношений, нужно признать, что, к сожалению, Россия перестает восприниматься на Украине как исторически братский народ и дружественная страна. Тема Крыма будет постоянно подниматься в украинском политическом пространстве и включаться в программы подавляющего большинства украинских политиков, президентов, политических партий. Москве же со своей стороны в целях скорейшего урегулирования ситуации надо было бы уточнить и конкретизировать свое видение будущих отношений с Украиной, куда входили бы и такие важные компоненты, как ее желательный безблоковый и безъядерный статус. Продвижение интересов Москвы в отношении Украины остается задачей, требующей своего решения, причем желательно уже в максимально бесконфликтном ключе.
«Околоевропейские» последствия
Сегодня будущее европейской безопасности зависит от эффективности и уровня разрешения украинского кризиса. Если это решение будет реализовано на уровне первых лиц государств, то тогда можно будет выйти на реальное укрепление основ европейской безопасности, которые, очевидно, стали размываться.
К числу наиболее мощных факторов, нанесших удар по этим основам, большинство российских политиков и экспертов относят процесс расширения НАТО, а также бомбардировки Югославии в 1999 году и получение независимости Косово, что серьезно подорвало основы международного права. Фактически среди этих и некоторых других факторов следует искать стимул для действий России сначала в Крыму, а затем и в активной поддержке «сторонников независимости» на востоке Украины.На протяжении двух десятилетий (!) возражения и озабоченности России относительно процесса расширения альянса ни в грош не ставились, а в ответ на наши замечания нам заводили одну и ту же заезженную пластинку: «Расширение НАТО – это расширение демократии и оно ничуть не угрожает безопасности России». Еще на конференции по безопасности в Мюнхене в 2007 году президент Владимир Путин весьма критически, но вполне в режиме партнерского диалога перечислял «непартнерские элементы» в отношениях России и Запада. Им были упомянуты и пренебрежение основополагающими принципами международного права, и процесс натовского расширения, не имеющий никакого отношения к… обеспечению безопасности в Европе, и планы по развертыванию элементов системы ПРО в Европе, которые могут означать очередной виток неизбежной в этом случае гонки вооружений, и некоторые другие важные для России, а значит, и для международной безопасности моменты. Практически значимой реакции на это выступление не последовало никакой.
Более того, абсолютно эгоистичная и близорукая политика расширения альянса захватывала новые страны – бывшие республики СССР. Сначала – страны Балтии, на что Россия отреагировала достаточно спокойно. Но затем на саммитах НАТО и вне их рамок в качестве следующих кандидатов стали называться Грузия и Украина. Думаю, что в этом контексте трудно считать совпадением два глубочайших кризиса (с мощным силовым элементом), случившихся в отношениях России с этими странами и с Западом: с Грузией – в 2008 году и с Украиной – в настоящее время.
Широко прорекламированное сотрудничество России и НАТО с непомерно раздутыми по содержанию направлениями взаимодействия (в значительной степени сконструированными для бюрократического наполнения двустороннего диалога) оказалось фантиком. О его реальных результатах практически ничего не ведала большая часть российского политико-экспертного сообщества. Надо честно признать, что это не раз менявшееся по своей форме сотрудничество, которое, как записано в совместных документах, было призвано развивать на основе общих интересов, взаимности и транспарентности прочное, стабильное и долговременное партнерство, не смогло ни на градус снизить уровень недоверия российской элиты и общественности к Североатлантическому альянсу.
Разразившийся украинский кризис вдохнул живительную силу в старые мехи НАТО, которое после окончания холодной войны и противостояния с СССР всячески стремилось найти свое новое, в том числе и весьма несвойственное для военно-политического блока предназначение. И вот теперь – после начала УК НАТО на долгие годы получает возможность заметно приблизиться к своей старой «доброй» миссии – военных приготовлений исходя из взгляда на наследника СССР – Россию как на потенциального противника. Наконец НАТО получило достаточно аргументов для того, чтобы вновь заявить о своей незаменимой роли в обеспечении европейской безопасности, причем не где-то там за пределами, а внутри самой Европы.
Не может быть сомнений, что этот шанс в штаб-квартире НАТО постараются использовать сполна. Уже не вызывает сомнения, что будет принята новая Стратегическая концепция альянса, где не найдется места конструктивным формулировкам из предшествовавших документов, которые полагали, что в наибольшей степени интересам альянса отвечает сильное и конструктивное партнерство с Россией, основанное на взаимном доверии, транспарентности и предсказуемости.
Все же необходимо заметить, что хотя в Москве присутствует уверенность, что на протяжении долгого времени Запад продолжал проводить по отношению к России тривиальную политику сдерживания, руководство НАТО даже в новых условиях пока официально не готово подтвердить этот курс, рассчитывая все же на сохранение перспективы восстановления отношений с Москвой. Генсек альянса дает заверения, что «страны НАТО не пытаются окружить Россию и не настроены против нее враждебно».
Однако определенные меры уже предпринимаются и могут ожидаться в будущем. Можно полагать, что продолжавшееся долгое время сокращение американского присутствия в Европе окажется приостановлено. «Атлантическая связка» Европы и США в сфере обороны будет всячески укрепляться и подтверждаться.
В случае отсутствия очевидных позитивных сдвигов в отношениях придет позиционирование России как государства, против которого «натовской Европе» все-таки необходимо будет планировать политику сдерживания и быть готовой к силовому противодействию. После тридцатилетнего перерыва вооруженное противостояние на европейском континенте перестанет рассматриваться натовскими военными как нереалистичная перспектива. Сойдет на нет и перспектива дальнейших сокращений обычных вооружений в Европе.
Можно с уверенностью полагать, что в новой ситуации всякие призывы к выводу остатков американского тактического ядерного оружия (ТЯО) с европейской территории перестанут быть актуальными. Любой диалог по ТЯО, в котором Россия, впрочем, не очень заинтересована, также откладывается надолго. Под вопросом оказывается и продолжение односторонних сокращений СНВ, осуществлявшихся, например, в Великобритании, которые теперь не вызовут поддержки ни кругов, принимающих решения, ни широкой общественности.
Для европейских стран появляются новые убедительные основания для доведения каждой страной уровня оборонных расходов до двух процентов ВВП (пока такие объемы отчислений производят только пять стран). Интенсифицируется модернизация вооружений, участятся совместные маневры (в том числе и значительного масштаба), особенно с участием и на территории новых членов НАТО, в первую очередь из числа пограничных с Россией стран. В этом контексте абсолютно реалистично и увеличение усилий по совместной обороне типа уже состоявшегося повышения интенсивности патрулирования воздушного пространства стран Балтии.
Если дальнейшего и еще более серьезного ухудшения отношений не будет, то можно, пожалуй, не ожидать появления в Европе того, что наши пропагандисты любят называть «базами НАТО» (следует напомнить, что в ближнем зарубежье России такая база на самом деле сейчас есть разве что в Афганистане). Нелишне напомнить, что в соответствии с положениями «Основополагающего акта Россия – НАТО» 1997 года, который альянс продолжает соблюдать, НАТО взяло обязательство «осуществлять свою коллективную оборону… не путем дополнительного постоянного размещения существенных боевых сил».
Другим важным и крайне чувствительным элементом военно-политических отношений России и Запада остается перспектива создания евроПРО. Вне зависимости от рассуждений о целесообразности размещения этой системы и ее перспективной эффективности следует констатировать главное – она стала негативной данностью отношений России и США/НАТО. В новых условиях, думается, практически не остается надежды на то, чтобы получить, по выражению президента РФ, хотя бы «какую-то ничтожную юридическую бумажку, где бы было написано, что это не против нас». Мало кто на Западе даже на экспертном уровне разделяет распространенную у нас точку зрения, что евроПРО создает реалистичную угрозу потенциалу ядерного сдерживания России (тем более что четвертая, наиболее технически продвинутая фаза развертывания евроПРО была отменена). Однако в новых условиях какие-либо шаги навстречу России в дополнительных доказательствах – «гарантиях» этого факта вряд ли кто будет делать.
Среди стран Европы и мира уже наметилось разделение: на тех, кто готов вновь в определенном объеме налаживать отношения с Россией, возвращая их в нормальное русло, или служить посредником для такого налаживания (как Австрия и Франция например), и тех, кто до последнего не захочет «поступаться принципами» (и здесь в первых рядах будут США). Особая тревога за свое будущее будет свойственна странам Балтии и иным государствам, граничащим с Россией.
В странах СНГ, где велика доля русскоязычного населения и имеются области, ранее исторически входившие в Россию, поселились настроения озабоченности. Постоянное упоминание в российских политических «толк-шоу» и СМИ формирования «Новороссии» как некой геополитической цели не может не служить напоминанием, что когда-то в состав Новороссийской губернии в составе Российской империи входили нынешние Польша, Финляндия, Литва, Латвия, Эстония, Узбекистан, Казахстан. Как мы помним, страны СНГ не заняли позиции решительной и однозначной поддержки действий Москвы в Крыму, предпочитая предусмотрительно промолчать или делать весьма расплывчатые заявления. Даже такой ближайший и проверенный союзник, как президент Белоруссии Александр Лукашеко, на протяжении всего конфликта после майдана нарочито поддерживал близкие контакты с руководителями «киевской хунты» (как ее называли в Москве) и лично прибыл на инаугурацию вновь избранного президента Порошенко.
Украинский кризис привел к обострению отношений России с Советом Европы, который основными своими целями декларирует продвижение демократии, защиту прав человека и укрепление принципа верховенства права в Европе. Итогом прошедшего в Парламентской ассамблее Совета Европы голосования стало достаточно «половинчатое решение» – лишение делегации РФ права голоса при сохранении ее полномочий. Однако во всей ситуации вокруг УК неожиданно для многих особую и весьма эффективную роль сыграла Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ).
Украинский кризис придал новое дыхание рассуждениям о наличии некоего ценностного разрыва между Россией и Западом, об особом пути «отдельной» российской «цивилизации». Среди прочего такого рода рассуждения часто проистекают из стремления дать «идеологическое обоснование» тому факту, что мы, русский (российский) народ, обречены почему-то жить беднее и хуже других, но зато мы влекомы некоей высшей идеей (в конкретном случае – воссозданием Новороссии, нет, так чем-нибудь другим). Подобное объяснение полностью игнорирует и смещает фокус от наших собственных ошибок и провалов, а если сюда еще добавить и постоянно выявляемые нашим телевидением новые «факты» существования многовекового антироссийского заговора во главе с Британией и нынешних подрывных действий мировой закулисы во главе с США, то тут уж явно становится не до анализа недочетов отечественной социальной и хозяйственной политики.
В любом случае вся эта модная конспирология вне зависимости от числа ее сторонников не отменяет насущной для России объективной необходимости объединять усилия с другими членами мирового сообщества в противодействии общим вызовам и угрозам, в укреплении региональной и международной безопасности, а в конечном итоге – и собственной безопасности. Обеспечение всех этих задач в одиночку или тем более по принципу «Россия против всех» (к чему подталкивают некоторые доморощенные «мыслители») будет непозволительно затратно и абсолютно неоправданно с точки зрения сохраняющихся возможностей кооперации в международных делах.
Россия – Америка и мир
Отечественная политическая элита может сколько угодно делать вид, что отношения с Вашингтоном для нас не имеют никакого значения, а отдельные наиболее удалые ее представители могут сколь угодно и дальше паразитировать на раздувании темы антиамериканизма. Следует, однако, заметить, что президент Владимир Путин с самого начала украинского кризиса (УК) подчеркивал именно важность сохранения двустороннего сотрудничества с США по самому широкому спектру, говоря, что «в сотрудничестве на международном уровне, в сфере экономики, в сфере политики, международной безопасности заинтересована не только Россия со своими партнерами, но и наши партнеры заинтересованы в сотрудничестве с нами. Очень легко разрушить эти инструменты сотрудничества и очень трудно будет создать их заново».
И речь здесь должна идти не просто о сотрудничестве, но об особой роли в нем России и США как держав, несущих «особую ответственность за обеспечение международной стабильности и безопасности». Две страны «должны сотрудничать в интересах не только собственных народов, но и всего мира». Это заявлено Путиным уже в июле сего года, при поздравлении американского президента Барака Обамы с национальным праздником – Днем независимости США.
Москва всячески и на всех уровнях исполнительной власти подчеркивает свою готовность к возобновлению «глобального» взаимодействия по самому широкому кругу вопросов. Из Вашингтона же слышится упорное: возврат «к бизнесу, как всегда», невозможен.
Да, действительно, УК высветил серьезные разногласия. Сюда относятся коренные различия в трактовке основополагающих положений международного права. Обвинения в его нарушении слышались постоянно со стороны России в адрес США, а теперь – и со стороны США в адрес России. Мы абсолютно разошлись в оценках и допустимости форм различного вмешательства во внутренние дела и в то, что можно назвать «жизненно важными интересами» друг друга.
С точки зрения российских политиков и экспертов, США стремятся установить мировое господство и вернуть однополярный мир, а американское политико-академическое сообщество обвиняет Москву в восстановлении Советского Союза. Вашингтон да и другие западные столицы никогда не назовут произошедшую, по их мнению, «аннексию» Крыма «добровольным присоединением на основе свободного волеизъявления граждан». Равно как и никогда в США и на Западе не согласятся с наличием абсолютно «самостийного» – без весомого вмешательства российской стороны движения Восточной Украины за независимость и особенно перевода его в активную стадию вооруженной борьбы.
Сформировавшиеся фундаментальные и пока непреодолимые разногласия скажутся во многих чувствительных для обеих сторон областях. Так, до настоящего времени процесс «контроля над вооружениями» в значительной степени инициировался усилиями Москвы и Вашингтона. Кстати, не раз решающее слово (в пользу России) звучало со стороны США и в разрешении проблем многосторонних переговоров.
Теперь же вместо реализации следующих этапов сокращения и ограничения ядерных вооружений мы будем наблюдать рост опоры на ядерное сдерживание, у которого появляется второе дыхание. Соответственно после украинских событий дополнительный стимул получают страны, имевшие планы приблизиться к цели обретения ядерного оружия. В наших двух столицах проповедовавшиеся еще в советские времена идеи стремления к более безопасному безъядерному миру будут надолго отставлены в сторону.
Возникшая после УК ситуация в целом пагубно скажется не только на общем положении дел в сфере мировой безопасности, где первую скрипку традиционно играли Москва и Вашингтон, но и в целом ряде требующих постоянного внимания критически важных областей, в которых без тесного взаимодействия невозможно обеспечить эффективного сотрудничества, в первую очередь в сферах нераспространения оружия массового уничтожения и борьбы с терроризмом.
Следует ожидать, что в американских официальных документах в области обороны Россия займет пустовавшее после распада СССР на протяжении нескольких десятков лет место если не сразу потенциального противника, то серьезного оппонента на мировой арене. У американского ВПК и так называемых ястребов в результате УК появились весомые аргументы в пользу интенсивного развития и модернизации вооружений, в первую очередь тех систем, которые прямо или косвенно могут быть направлены на противодействие России.
Вашингтон активизирует продвижение на мировой арене организационных, экономических и финансовых решений, ограничивающих интересы нашей страны. Например, именно американские высокопоставленные представители оказали прямое давление на Болгарию с тем, чтобы она вышла из крайне важного для России в современных условиях проекта «Южный поток».
Возникшие принципиальные разногласия надолго обрекают Москву и Вашингтон на так называемое избирательное сотрудничество, когда из широкой палитры каждая из сторон будет пытаться наладить только безусловно выгодные направления взаимодействия. Это хоть и станет приводить к постоянным трениям, но потребует диалога, достижения компромиссов. Однако в любом случае Вашингтон при желании может осложнить жизнь Москвы гораздо в большей степени, чем наоборот.
В свое время российские представители подолгу добивались членства РФ в основных международных институтах западного мира. Причем и политики, и эксперты, казалось бы, аргументированно доказывали, насколько важно получение Россией «достойного места» среди наиболее развитых государств. Сейчас нас пытаются убедить в обратном – мол, все это не очень-то и нужно и мы за это членство особенно не держимся. Так кто и когда был прав? В таком принципиальном вопросе двух «правд» быть не может, а значит, либо в аргументах прошлых лет, либо в нынешних скрыт весомый пропагандистский элемент или по крайней мере доля лукавства.
Если же рассматривать предметно, то оказывается, что Россия при желании получала и может и дальше продолжать извлекать из подобного членства значительную пользу для себя. Мы легко расстались с участием в «Большой восьмерке», при этом многие забыли, что именно через эту структуру в рамках специально созданной программы «глобального партнерства» удалось решить вопрос о выделении более 15 миллиардов долларов (!) на ликвидацию отслуживших срок российских атомных подводных лодок и химического оружия.
Из других мировых центров УК чувствительно затронул отношения с Японией, которые начали было приобретать новое качество после прихода к власти премьер-министра Синдзо Абэ.
После свертывания отношений с Западом Москва стала спешно пытаться заручаться еще большей поддержкой Пекина. В конце мая был срочно организован массированный госвизит в КНР, в ходе которого стороны подписали свыше сорока соглашений. Конечно, он имел целью кроме всего прочего и демонстрацию Западу отношений «всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия» между Москвой и Пекином.
Однако отдельные элементы цены такого взаимодействия вызывают вопросы. Так, выгодность для России подписанного после десятилетних переговоров (!) газового соглашения с Китаем (по ценам ниже европейских) ставится авторитетными экспертами под сомнение. Ясно, что средства, которые можно потенциально выручить по этому контракту, несравнимы с европейским направлением да и на любых «маневрах ценой», которые практиковались российской стороной с другими партнерами, надо будет поставить крест. В более широком контексте абсолютно очевидно, что самое широкое взаимодействие с Китаем неспособно заменить масштабное и многопрофильное сотрудничество с Европой, складывавшееся на протяжении десятилетий. К тому же попадать в «геополитические объятия» Пекина, не имея «противовеса» в виде партнерских отношений с другими мировыми центрами, достаточно недальновидно.
Реальности «большого мира» после УК таковы, что позиция России по Крыму и Украине практически не находит поддержки, и это новая ситуация, из которой следует исходить. Плотно забуксовал «главный» мировой механизм по обеспечению безопасности – Совет Безопасности ООН, который не может принять даже, казалось бы, очевидных решений, направленных на прекращение насилия на Украине.
Система мировой безопасности в целом начала «развинчиваться». Противоречия между Россией и странами Запада, в первую очередь США, нараставшие еще до наступления УК, не позволяли своевременно и эффективно урегулировать региональные конфликты – как сирийский, например. Решительные совместные меры по ликвидации сирийского химического оружия явились, к сожалению, скорее исключением, чем правилом. Негативные тенденции в мире будут только нарастать, поскольку региональные акторы начали понимать, что в ближайшее время согласованного и решительного совместного вмешательства России и США в урегулирование конфликтных ситуаций ожидать не приходится, а любое голосование в СБ ООН будет с высокой долей вероятности заблокировано одной из сторон.
А регионов, которые в ближайшее время потребуют самого пристального внимания, более чем достаточно. Это в первую очередь Ближний Восток (с отдельной проблемой иранской ядерной программы и ее истинной направленности), где народы, следуя примеру друг друга, стали пробуждаться от многодесятилетней власти авторитарных режимов, и Южная Азия, где тлеет опаснейший конфликт между двумя «новыми региональными ядерными державами» – Индией и Пакистаном. Это и КНДР, существенно интенсифицировавшая провокационную политику, и ряд других стран, расположенных в самых различных частях мира.
Кстати, списывать мощные народные протесты (и вооруженные конфликты), проявившиеся в последние годы, к примеру падение одного за другим североафриканских режимов, сугубо на счет «происков Вашингтона» – значит не желать видеть реальные процессы, происходящие в мире, закрывать глаза на историческую обреченность в наши дни тоталитарных и «наследуемых» авторитарных режимов. Что же до приписываемых «злокозненной вашингтонской кулисе» происков и продвигаемых-де ею методик типа «управляемого хаоса», то на деле на Арабском Востоке почему-то оказывается, что в результате к власти на смену абсолютно манипулируемым американцами режимам вдруг приходят нестабильные, непредсказуемые и даже враждебные для того же Вашингтона силы. Может, все-таки отечественным пропагандистам подобных теорий обратиться к собственному «идеологическому прошлому» – марксизму-ленинизму, ставившему во главу угла решающую роль общественных процессов, народа в смене властей и формаций?
Следствием УК является и облегчение условий для расширения влияния крайнего (радикального) исламизма, что ставит на повестку дня возможный дальнейший распад государств – продолжение перекройки геополитической карты мира. И здесь первый кандидат – Ирак. Очень серьезно встает вопрос о дальнейшей судьбе Афганистана и потенциального нарастания угрозы для южных границ СНГ и России. И в том и в другом случае весомый элемент внутренней дестабилизации привнесли недальновидные действия США и НАТО.
Если не остановить процессы размежевания России и Запада, то мы окажемся на пороге очередного геополитического раздела мира, который по образчику времен холодной войны разделится на «клиентов» США (стран Запада) и России. И каждая из сторон будет всячески «опекать» своих представителей и стимулировать протестные действия против другой. Но если раньше такого рода «расклад» обусловливался считавшимся непримиримым идеологизированным противостоянием двух «антагонистических» систем – социализма и капитализма, то теперь никаких фундаментальных теоретических предпосылок для этого не осталось. Если, конечно, не считать наследия самой холодной войны и ее менталитета и регулярно воспроизводимых в отечественном медиапространстве притч о многовековом всемирном заговоре против России.
Обреченность на партнерство
Сколько бы доморощенные евразийцы и иже с ними ни пытались прочертить особый путь России – ее своеобразное «одиночное плавание», мировые реалии насущно диктуют, что мечты отечественных горе-геополитиков могут, да и то условно, осуществиться лишь для некоего выдуманного мира и абсолютно самодостаточного государства. Но такого мира нет, как нет в современной жизни и ни одного подобного государства. Всем, даже самым малым странам от окружающего мира что-то (и, как правило, очень многое) нужно.
Также и для России насущно необходимо тесное взаимодействие с другими участниками мирового процесса, «встраивание» в глобальные производственные и иные цепочки. В противном случае мы будем вынуждены производить все необходимые товары сами (воплощение неосуществленной мечты советских времен), причем втридорога и далеко не лучшего качества (как это в СССР и было). В мире давно принят и работает оптимальный путь разделения труда и производства, что позволяет серьезно экономить собственные ресурсы, направляя их на приоритетные цели национального развития.Сегодня, к тому же чисто утилитарно, для России, для ее экономики и наполнения бюджета жизненно необходимы поступления от экспорта энергоресурсов. И в этом смысле произошедшие в результате УК достаточно скоординированные действия Запада по препятствованию строительству «Южного потока» для Москвы весьма чувствительны.
Также очень вероятно, что западные страны, США в первую очередь, после событий УК всерьез возьмутся за существенное качественное совершенствование вооружений для «гарантированного» сдерживания России в будущем и обеспечения эффективного противодействия в любых сценариях конфликтов. Если Россия с огромным разрывом по ВВП с США и «околокризисным» состоянием экономики, не самым высоким уровнем научно-технического и технологического развития вдруг решит симметрично отвечать на подобный вызов, то сделать это иначе, чем за счет серьезного снижения уровня жизни, социальных и иных значимых программ не удастся. Тем самым страна может оказаться в серьезном социально-политическом кризисе, сродни тому, в который погрузился Советский Союз последних лет существования.
Последствия УК, развитие и «суммирование» которых еще далеко не закончено, надолго перекрыли для России перспективу модернизации и инновационного развития экономики на основе зарубежного партнерства – цели, которые поставлены в официальных документах (указе президента Владимира Путина «О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации» 2012 года, Концепции внешней политики и т. п.). Возможность реализации подобных установок совершенно справедливо рассматривалась в контексте тесного международного сотрудничества и партнерства с наиболее развитыми странами. Как констатировал Владислав Сурков, занимавший некоторое время назад пост первого заместителя председателя президентской комиссии по модернизации и технологическому развитию, «ситуация… весьма печальная. Собственные наши интеллектуальные силы невелики. Поэтому никакой суверенной модернизации не может быть».
Следует оговориться, что Китай при всех его усилиях и успехах в число лидеров модернизации не входит. А вот США и Япония такими лидерами, безусловно, являются.
Рассуждения о том, что мы, мол, модернизируем гражданские отрасли экономики через триллионные вливания в военную сферу, в том числе в совершенствование и производство вооружений, слабо реализуемы. Во-первых, потому, что такой путь априори гораздо более затратный по сравнению с прямой модернизацией «гражданки». И, во-вторых, в нашей стране, в которой секретность не только не убывает, но и вновь растет в связи с возгонкой настроений «осажденной крепости», будет крайне сложно наладить отсутствующую сегодня эффективную систему передачи изобретений из военной в гражданскую отрасль. Все это значит лишь одно: России надо возвращать в нормальное русло отношения как с упомянутыми, так и с иными высокоразвитыми странами.
Москва «показала характер», продемонстрировав Западу опасность проведения им эгоистичной политики, не учитывающей интересы и озабоченности России. Думается, что все участники непростых и во многом трагических событий извлекли из произошедшего достаточно уроков.
Конечно, некоторые страны Запада и отдельные политики могут настаивать на изоляции России. Но, во-первых, это физически невозможно из-за масштабов нашей страны и объема ее связей с остальным миром. И, во-вторых, для таких крупных и значимых стран в ситуациях кризиса отношений с окружающим миром не придумано иных рецептов, кроме их большего вовлечения в мировые дела. Только осознание собственной вовлеченности и значимости для окружающего мира будет способствовать восстановлению и развитию кооперационных связей, корректировке форм и методов политики. Переход же к мировой политике, основанной на перетягивании геополитического каната – геополитическом соперничестве, по сути своей бесперспективен и сверхзатратен для всех участников.
Российской политической элите необходимо резко сбавить ставшую у нас расхожей и модной антизападную и антиамериканскую риторику. Дальнейший разгон пропагандистской машины по этим рельсам наносит России уже ощутимый не только репутационный, но и экономический урон, все больше осложняет возврат к жизненно необходимому сотрудничеству с Западом. Не менее желательно и снижение уровня антироссийской риторики в США.
Для возврата в «нормальную жизнь» необходимо в первую очередь остановить и урегулировать сам конфликт на востоке Украины, который все еще находится в очень активной фазе. Безусловно, позитивно, что при настоятельном давлении России уже сейчас удалось поднять диалог на уровень министров иностранных дел, которые предлагают практически значимые пути выхода из кризиса. Положительный сдвиг состоит и в том, что начат приближающийся к «прямому» диалог между противоборствующими сторонами. Однако для установления прочного и долговременного мира, а не просто приглушения конфликта необходимо активное присутствие в мирном процессе всех заинтересованных сторон. А это означает участие не только европейских партнеров, но и Вашингтона, представители которого, очевидно, были вовлечены в неоднозначные действия на самых разных стадиях украинских событий. Думается, что де-факто для дальнейшего бесконфликтного сосуществования в Европе Западу следует исходить из наличия особых жизненно важных интересов России в ближнем зарубежье.
Следует иметь в виду, что должен быть разрешен не просто внутриукраинский конфликт или спорная ситуация между Киевом и Москвой, а самый крупный и глубокий кризис, возникший после окончания холодной войны. Участие всех сторон на самом высоком уровне необходимо по существу для того, чтобы начать фундаментальный разговор о путях и механизмах укрепления европейской и международной безопасности, обязательности неукоснительного соблюдения имеющихся принципов ее обеспечения, возможном внесении в них требуемых корректив. Фактически в европейском контексте речь идет о возврате к предложенной в 2008 году Россией идее Договора о европейской безопасности, которая тогда осталась без должного внимания. Актуально создание такого механизма, когда не просто станут своевременно сниматься озабоченности друг друга, но не будет даваться поводов для самого возникновения (а тем более длительного существования) каких-либо озабоченностей в сфере безопасности.
В этом плане вселяет надежду состоявшийся в действительности ренессанс ОБСЕ, на которую на протяжении долгого времени обрушивался град критики за «малую эффективность» и наличие двойных стандартов, в особенности со стороны российских официальных представителей. Здесь можно вернуться к идее превращения этой организации в своеобразную ООН для Европы.
В любом случае без серьезной постановки вопроса о новых подходах к обеспечению безопасности, без постепенного выхода на широкоформатные договоренности типа «Хельсинки-2» для Большой Европы, как минимум, а лучше – и новых двусторонних политических договоренностей о принципах взаимоотношений Россия – США невозможны ни прочный мир, ни эффективное сотрудничество в общих интересах.
Информация