Войны за веру и Вестфальский мир: уроки для Евразии
Герард тер Борх. «Споры при ратификации договора в Мюнстере»
На постсоветском пространстве война идет не между нациями, а между религиозными партиями: евразийскими «католиками» и «протестантами» — как в XVI—XVIII веках в Европе
Новая и старая Европа
Национальные государства, объединенные в Европейский союз, свобода вероисповедания, отделение религии от государства — такой мы знаем современную Европу. Известны и непосредственные предпосылки ее нынешнего состояния, рожденные в Новое время: буржуазные революции, установление республик, объявление суверенами наций в лице их «третьего сословия».
Карта Европы XV века.
Однако надо понимать, что все это тоже появилось не на пустом месте. Было время, когда Западная Европа представляла собой единое пространство: с одной религией, одной церковью и одной империей. Поэтому прежде чем из централизованных государств позднего Средневековья в результате буржуазных революций смогли образоваться современные национальные государства, из гомогенного имперского пространства должны были выделиться суверенные страны, а католическая церковь — утратить монополию на христианство, которой она обладала в империи.
Эти процессы и происходили в Западной Европе в XVI—XVII веках.
Что же в действительности представляла собой старая Европа до всех указанных событий?
Прежде всего, это была империя с одной церковью — католической. Сперва Франкская империя, просуществовавшая с V по IX век и распавшаяся в 843 году на три королевства. Далее из франкского пространства на Западе в результате Столетней войны (1337—1453), которой предшествовал разгром французским королем Филиппом Красивым транснационального ордена Тамплиеров (1307—1314) выделяются независимые Англия и Франция. На востоке же этого пространства в 962 году возникает новая империя — Священная Римская, которая формально просуществует аж до 1806 года.
Священная Римская империя также известна как Священная Римская империя германской нации, каковой она стала называться с 1512 года. Тогдашняя «германская нация» далеко не синоним нынешней немецкой, ни географически, ни по этническому составу. Вообще, надо понимать, что к германской языковой семье помимо народов Центральной Европы относились не только англосаксы, но и основатели Франции франки, и основатели Испании — вестготы. Однако в последующем, когда все эти страны стали политически обособляться, сердцевиной империи, уже Священной Римской стал территориальный массив германоязычных земель современных Голландии, Германии, Австрии, Швейцарии, Богемии. Последняя представляла собой страну, расколотую между германоязычной знатью и славяноязычным населением, как, впрочем, это было во многих странах с аристократией германского происхождения.
Франсуа Дюбуа. «Варфоломеевская ночь»
На фоне обособившихся в территориальные государства Франции, Англии и Испании, из которых через какое-то время родились колониальные империи, Священная Римская империя оставалась консервативным полюсом Европы. Как и во Франкской империи, над множеством территориальных и сословных образований в ней стояли один император и одна церковь. Поэтому, новую Европу, той, какой мы ее знаем в обозримый период ее истории, невозможно представить без трансформации именно этого имперского католического пространства.
Реформация и Аугсбургский мир
Первым шагом в этом направлении стала религиозная реформация (далее — Реформация). Выведем за скобки догматические аспекты этого процесса — нас в данном случае интересует не чистая теология, а политическая теология, то есть взаимоотношения религии с властью и ее роль в обществе.
С этой точки зрения, в начавшейся в Западной Европе в XVI веке Реформации (ранее мы писали, что примерно в то же время попытка таковой имела место и на Руси) можно выделить два направления. Одно из них — Реформация сверху, которая стартовала с Англии (1534) и в последующем победила во всех заморских североевропейских странах. Суть ее заключалась в выводе церковных епархий этих стран из подчинения Риму, их переподчинении королям этих стран и создании таким образом национальных государственных церквей. Этот процесс был важнейшей частью выделения данных стран из единого имперского пространства в самостоятельные национальные государства. Так, та же Англия, начиная со Столетней войны, оказалась в авангарде этих процессов, неудивительно, что и в религиозном отношении у нее они происходили решительно и молниеносно.
А вот в континентальной Европе Реформация проходила иначе. В ней ее двигателями стали не правители централизованных государств, которых в большинстве случаев и не было, а харизматические религиозные лидеры, опирающиеся на общины своих единоверцев. В германских землях пионером этих процессов стал, конечно, Мартин Лютер, публично прибивший в 1517 году свои «95 тезисов» к двери виттенбергской Замковой церкви и положивший тем самым начало своей и своих сторонников конфронтации с Римом.
Франсуа Жозеф Хейм. «Битва про Рокруа». Один из эпизодов Тридцатилетней войны
Спустя примерно двадцать лет по его стопам последует молодой Жан Кальвин. Весьма интересно, что, будучи французом, свою деятельность он начинал в Париже, но там ни ему, ни его сторонникам закрепиться не удалось. Вообще запомним это обстоятельство — религиозная реформация во Франции не увенчалась успехом, наглядным подтверждением чему стала Варфоломеевская ночь — массовая резня французских протестантов 24 августа 1572 года. Протестанты во Франции не стали ни правящей силой, как в Англии, ни одной из признанных, как позже в германских землях, но следствием этого оказалось то, что когда Реформация во Франции все же победила в XVIII веке, она носила уже не религиозный, а антирелигиозный характер. В XVI же веке французским протестантам в итоге пришлось осесть в Швейцарии, стране с германским языковым ядром и с включением франко- и италоязычной общин.
Это неудивительно — в отличие от Северной Европы, где Реформация прошла относительно спокойно сверху, или романских стран, где она не удалась, в германском мире в тот момент буйно цвели самые разные христианские религиозные движения. Помимо умеренных лютеран это были и анабаптисты, и сторонники отличавшегося социальным радикализмом Томаса Мюнцера, и многочисленные поборники чешского реформатора Яна Гуса. Два последних движения стали ведущими силами Крестьянской войны 1524—1526 годов, которая, как это следует из ее названия, носила сословный характер. Но общим политическим требованием для всего протестантизма была, как это ни банально звучит, свобода вероисповедания. Новые религиозные общины, отрицающие власть Рима, требовали, во-первых, их признания и непреследования, во-вторых, свободы распространения своих идей, то есть свободы христиан самим выбирать себе общину и церковь.
С этой точки зрения, заключенный по итогам Шмалькальденской войны между католическим императором Карлом V и германскими протестантами Аугсбургский мир (1555) стал частичным компромиссом, так как предусматривал принцип ограниченной веротерпимости cujus regio, ejus religio — «чья власть, того и религия». Иначе говоря, выбирать веру теперь могли, но только князья, подданные же были обязаны следовать религии своего сюзерена, по крайней мере публично.
Тридцатилетняя война и Нидерландская революция
В историографии, как правило, Тридцатилетняя война (1618—1648) и Нидерландская революция (1572—1648) рассматриваются отдельно, но, на мой взгляд, они являются частью единого процесса. По большому счету Большую гражданскую войну в Священной Римской империи можно отсчитывать от Шмалькальденской войны, начавшейся в 1546 году. Аугсбургский мир был лишь тактическим перемирием, которое не помешало этой же войне продолжиться в соседней Голландии уже в 1572 году, а в 1618 году она вновь возобновилась в землях Священной Римской империи, закончившись вместе с голландской в 1648 году подписанием Вестфальского мира.
Бартоломеус ван дер Гельст. «Празднование мира в Мюнстере»
Что позволяет это утверждать? Прежде всего, то, что и у Тридцатилетней, и у Нидерландской войны с одной из сторон был один и тот же участник — Габсбургская династия. Это сегодня Габсбурги ассоциируются у многих с Австрией, но в действительности такое отождествление стало итогом Большой гражданской войны. На момент же конца XVI — начала XVII века Габсбурги были транснациональной католической династией, правящей не только в Священной Римской империи, наследником которой себя позже провозгласила империя Австрийская, но и в Испании, Португалии, Голландии и Южной Италии. По сути, именно Габсбурги на тот момент наследовали и олицетворяли собой традиционный принцип имперского католического единства поверх несущественных политических границ.
В чем же была проблема и что послужило основной причиной антагонизма в Европе? Фанатическая приверженность Габсбургов католической церкви и стремление повсеместно утвердить ее монополию. Именно антипротестантские репрессии стали одним из основных факторов, спровоцировавших восстание голландцев против власти Габсбургской Испании. Они же набирали обороты и в корневых германских землях, несмотря на формально действующий Аугбургский мир. Итогом этой политики стало создание сперва коалиции протестантских князей — Евангелической унии (1608), а затем в ответ на нее и Католической лиги (1609).
Спусковым крючком для начала самой Тридцатилетней войны, как это было ранее при размежевании Англии и Франции, стал формальный вопрос о престолонаследии. В 1617 году католикам удалось продавить в качестве будущего короля протестантской Чехии воспитанника иезуитов Фердинанда Штирийского, что взорвало эту часть Священной Римской империи. Это стало своего рода детонатором, и спящие противоречия между католиками и протестантами повсеместно переросли в войну — одну из самых кровопролитных и опустошительных в истории Европы.
Опять же, вряд ли все ее участники так хорошо разбирались в теологических нюансах, что отдавали своих жизни за них. Речь идет о политической теологии, это была борьба различных моделей соотношения религии с властью и обществом. Католики воевали за империю одной церкви поверх эфемерных государственных границ, а протестанты... с этим уже несколько сложнее.
Дело в том, что в отличие от католиков, монолитных и в религиозном (Рим), и в политическом (Габсбурги) отношении, протестанты не были чем-то таким же цельным. У них не было единого политического центра, они состояли из множества толков и общин, находящихся в порой весьма непростых отношениях между собой. Общим у них было лишь то, что они противостояли старому порядку, протестовали против него, отсюда и это условное название для данного конгломерата разных групп.
И католики, и протестанты поддерживали друг друга поверх территориальных и национальных границ. Причем не просто этнических (немцы — славяне), а именно национальных (австрийские протестанты заодно с чешскими против австрийских католиков). Больше того, можно утверждать, что нации как раз и возникли из этой войны по итогам размежевания сторон. Немаловажным фактором было и воздействие на конфликт внешних сторон: Франции, Швеции, России, Англии, Дании. Несмотря на различия, все они, как правило, так или иначе помогали протестантам, будучи заинтересованными в устранении континентальной католической империи.
Война велась с переменным успехом, состояла из нескольких этапов, сопровождалась заключением ряда мировых соглашений, которые каждый раз заканчивались ее возобновлением. Пока наконец в Оснабрюке не был заключен Вестфальский договор, который чуть позже был дополнен договором о прекращении Испано-голландской войны.
Чем же она закончилась? У ее сторон были свои территориальные потери и приобретения, но о них как раз сегодня мало кто помнит, тогда как понятие «Вестфальская система» вошло в устойчивый оборот для определения новых реалий, установившихся в Европе.
Священная Римская империя, и до того не отличавшаяся особым централизмом, теперь превратилась в чисто номинальный союз десятков независимых немецких государств. Они уже были либо протестантскими, либо признающими протестантское меньшинство, а вот оплотом католицизма в германских землях отныне становится Австрийская империя, чьи правители Габсбурги не без основания считали себя продолжателями дела прежней Священной Римской. Испания пришла в упадок, Голландия окончательно стала независимой, причем при прямой поддержке Франции, которая таким образом предпочла свои прагматические интересы католической солидарности.
Таким образом, можно утверждать, что религиозная война в Европе закончилась размежеванием на территориальные государства с преобладанием протестантов и католиков с последующей политической (но пока не религиозной) секуляризацией последних, как это было во Франции. Избавившаяся от своих протестантов, Франция помогает протестантской Голландии и признает протестантские немецкие государства, а также Швейцарию.
Имперское единство Западной Европы, возникшее во времена Франкской империи, частично сохраненное в Священной Римской империи, поддерживаемое императорами и папами, окончательно уходит в прошлое. Ему на смену приходят полностью независимые государства либо со своими собственными церквями, либо с чисто формальным доминированием католицизма, уже не определяющего политику государства и его отношений с соседями. Это стало кульминацией процесса создания Европы наций, начавшегося с разгрома ордена Тамплиеров и Столетней войны и окончательно завершенного становлением послевоенной вильсоновской системы, распадом Югославии и Чехословакии.
Россия и Вестфаль: взгляд извне и изнутри
Какое же отношение все описанные события могут иметь к России и постсоветскому пространству? На взгляд автора, сегодня мы наблюдаем именно их аналог на территории Центральной Евразии.
Алексей Кившенко. «Присоединение Великого Новгорода — высылка в Москву знатных и именитых новгородцев»
Является ли Россия частью Европы в культурном отношении — это вопрос за рамками данного исследования. Политически Россия, по крайней мере, до 1917 года была частью европейской Вестфальской системы. Более того, как уже указывалось, Россия наряду с рядом других держав, внешних по отношению к участникам Тридцатилетней войны, фактически стояла у ее истоков.
Но не все так просто. Участие в той же Вестфальской системе не помешало распасться колониальным империям Испании, Франции, Голландии, Британии. Из всех держав Старого Света лишь Россия не только сохранила имперскую территориальную структуру, но и отчетливо стремится к ее восстановлению в прежнем объеме в рамках проектов «Евразийского союза» и «Русского мира».
Можно ли это понимать таким образом, что Россия — европейская империя, не желающая смириться с потерей своих колоний, а за вычетом этого она является вполне органичной частью европейской вестфальской системы?
Проблема в том, что в отличие от Западной Европы Россия не формировалась в ареале сперва Франкской, а потом и Священной Римской империй. Истоком ее государственности является Московия, а она в свою очередь сложилась в пространстве, образовавшемся после распада Киевской Руси, с участием Орды, русских княжеств, Литвы и Крыма. В последующем по мере дезинтеграции Орды из нее выделяются самостоятельные ханства: Казанское, Астраханское, Касимовское, Сибирское.
То есть речь идет об особом историко-политическом пространстве, которое соотносится с Франкской и Священной Римской империями только внешним образом, внутри же себя представляет другую реальность. Если мы посмотрим на эту реальность в исторической ретроспективе, то увидим, что данное пространство геополитически оформляется примерно в то же время, что и западноевропейское, но... по прямо противоположной траектории развития.
В Западной Европе в это время происходит формирование независимых государств на основе различных общин. На восточном фланге Восточной Европы или в Северной Евразии к моменту упадка Орды сперва происходит то же. Здесь мы видим католическо-языческую Литву, видим православную Московию, сгребающую в кулак Северо-Восточную Русь, видим Новгородскую и Псковскую республики, беременные Реформацией, видим конгломерат тюрко-мусульманских ханств, вассальными отношениями с которыми были связаны все эти государства. Распад Орды для этого пространства мог стать тем же, чем и распад старой Священной Римской империи для Центрально-Западной Европы — рождением нового порядка множества национальных государств. Но вместо этого происходит иное — их включение в новую империю, причем еще более централизованную, чем Ордынская.
Василий Суриков. «Покорение Сибири Ермаком»
1471—1570 годы — уничтожение Новгородской и Псковской республик, 1552 год — уничтожение Казанского ханства, 1582—1607 годы — завоевание Сибирского ханства, 1681 год — ликвидация Касимовского ханства. Крымское ханство ликвидируется после большого интервала в 1783 году, почти в то же время окончательно упраздняется Запорожская сечь (1775). Далее происходят: в 1802 году — ликвидация Грузинского (Картлийско-Кахетинского) царства, 1832 год — ликвидация автономии Царства Польского, 1899 год — фактическая губернизация Финляндии.
И геополитически, и геокультурно центрально-евразийское пространство развивается в противоположном Западной Европе направлении: вместо проявления многообразия и создания на этой основе различных государств — унификация и гомогенизация пространства. Таким образом, будучи одним из гарантов Вестфаля для Европы, по отношению к своему пространству Россия возникает и развивается на совершенно антивестфальских принципах.
Насколько органично это было для этого особого, огромного пространства? В своей статье на «Русской планете» я писал о том, что пересборка большевиками территорий бывшей Российской империи на принципах союза национальных республик была результатом не какой-то их злокозненной русофобии, как принято считать в наши дни, но остро и объективно стоявшего в Империи национального вопроса. По сути, большевики сделали первый шаг в сторону евразийского Вестфаля. Правда, довольно быстро выяснилось, что это был чисто символический шаг — самоопределение народов в СССР существовало только на бумаге, как и другие демократические права, гарантированные советскими конституциями. Империя была воссоздана в еще более монолитной форме — благодаря тому, что миллионы инородцев были приобщены к ней не чисто формально, как в царской России, но через мощную сверхнациональную религию — коммунизм.
В 1991 году Советский Союз распался, как до него распалась православная Российская империя. Им на смену пришли новые национальные государства, которые обладали не только юридическим суверенитетом и атрибутами государственности, но и своим пониманием истории двух предыдущих империй — российской и советской. В девяностые годы казалось, что свою имперскую историю пытаются критически переосмыслить и россияне. Однако прошло двадцать лет, и уже не от маргинальных «красно-коричневых» политиков, а от первых лиц государства звучат слова про то, что распад Советского Союза был величайшей геополитической катастрофой XX века, что Новороссия никогда не была Украиной, используется словосочетание «историческая Россия» и т. д.
Является ли это проявлением национального реваншизма? Но какого? На примере той же Украины видно, что на стороне пророссийских сил могут воевать люди с украинскими фамилиями, точно так же как русские и русскоязычные воюют за единую Украину. Кто-то сочтет, что ярлыки вроде «ватники» и «колорады» с одной стороны и «бандерлоги» с другой — это эвфемизмы для обозначения враждующих национальностей: русской и украинской соответственно. Но что делать с тем, что свои «колорады» есть не только среди нерусских народов России, но и в немалом количестве среди казахов, молдаван, грузин и даже прибалтов? Или с русскими «бандерлогами» — молодежью, которая в России выходит на митинги с лозунгами «Слава Украине — героям слава!», а потом едет в Украину просить политического убежища и воевать в составе добровольческих батальонов?
Вестфаль для Евразии
Похоже, что на Украине сегодня наблюдаются первые всполохи «Тридцатилетней войны» для Центральной Евразии, которая уже не раз была беременна своим Вестфалем, но каждый раз это заканчивалось или абортом, или выкидышем.
Россия не была национальным государством — по его логике складывалась, пожалуй, Московия, пока она была делом русских князей, расширяющих свой удел в тени дряхлеющей Орды. В этот момент она была одной из многих стран в ряду Литвы, Новгорода, нациями, потому что они оформятся только по ее итогам, а между религиозными партиями — евразийскими «католиками» и «протестантами».
«Католики» — это сторонники сакрального имперского единства поверх национальных границ, объединенные едиными символами (георгиевская лента), святынями (9 мая) и своим Римом — Москвой. Бесспорно, именно русские в этническом или языковом смысле являются основой этой общности, но будучи религиозной по своей природе, она принципиально наднациональна. В случае с центрально-западной Европой она была римско-германской — римской по своей идее и религии, германской по своему стержневому элементу. Причем, по мере отслаивания от этой империи территорий она уже официально становится Священной Римской Империей германской нации. В центральной Евразии эта общность является советско-русской — советской по своей идее, притягивающей людей многочисленных национальностей, русской — по преобладающим языку и культуре.
Тем не менее как не все немцы были католиками, так и не все русские являются их аналогом в наши дни. Как уже указывалось, протестанты в Европе представляли собой конгломерат разных общин, церквей, будущих наций. Но, несмотря на все эти различия, им тоже была свойственна солидарность поверх национальных границ — так, австрийские протестанты деятельно поддерживали чешских, были их «пятой колонной» внутри католической Австрии. Равным образом, у «протестантских» политических конфессий и оформляющихся наций вроде «бандеровцев» или прибалтов есть свои собратья среди русских «протестантов» — своя «пятая колона» внутри «Советской империи русской нации».
Празднование Дня России в Крыму, 12 июня 2014 года. Фото: Алексей Павлишак / ИТАР-ТАСС
Конечно, такие сравнения могут, на первый взгляд, показаться натяжкой: какие католики, какие протестанты в центральной Евразии, где их никогда не существовало? Однако обращение к такой методологии мышления как политическая теология позволит нам взглянуть на эту проблему более серьезно и не отмахиваться от очевидных параллелей.
Ведь то, что коммунизм обладал всеми признаками светской религии, политической религии — не то, что очевидно, но уже давно банально. В таком случае становится ясно, что не только советизм, но и антисоветизм являются в наши дни двумя политическими религиями центральной Евразии. Не менее очевидно и то, что коммунизм это не догматическая абстракция: конечно, марксизм был его «духовным» (идейным) источником, но сформировался-то и стал реальностью он в конкретной исторической и культурной среде. По сути, он стал модернизированным, то есть, приспособленным под нужды массового общества, вариантом российского имперского мессианства, благодаря которому оно продолжило свое существование и вышло на новый этап своего развития.
В 1918 году Российская империя распалась так же, как и две другие аналогичные империи Старого Света: Австро-Венгерская и Османская. Они приняли это как должное, и на их месте возникло множество национальных государств, одними из которых стали и сами метрополии — Австрия и Турция. В России распад империи тоже сопровождался войной и колоссальными жертвами, но результат на выходе был совсем иной — восстановление империи на основе модернизированной светской религии.
Поразительно, что сегодня происходит попытка воскресить «плоть» этой религии (символы, ритуалы, лояльность), от которой уже давно отлетела ее «душа» — марксизм-ленинизм. Если исходить из того, что само учение последнего в итоге было поставлено на службу модернизированной империи, придется признать — источником всех этих причудливых телепортаций является именно она.
Но, если Россия по своей сути не национальное и не многонациональное государство, а пространство, организованное в сакрализованную империю, вполне логично предположить, что и ему не избежать своей вестфальской реформации, через которую уже давно прошел ее западный сосед. Какой может быть ее траектория? Если отталкиваться от европейских аналогий, можно выделить следующие основные этапы:
— От Реформации до Аугсбургского мира — этот период мы уже прошли и соответствуют ему события от Перестройки до распада СССР и образования СНГ, а также подписания внутри России Федеративного договора.
— Экспансионизм Габсбургов, Нидерландская революция и Тридцатилетняя война — формальный Аугсбургский мир закрепил на бумаге принцип «cujus regio, ejus religio», но оказалось, что Габсбурги с их имперскими амбициями не собираются его воспринимать всерьез. Начинается война, которая ведется, с одной стороны, за сохранение и воссоздание империи одной религии (идеологии, в нашем случае — политической религии), с другой стороны, за отделение от нее и ее изгнание из отделившихся территорий. Это тот период, в который мы вошли сейчас.
Праздничная демонстрация в Москве, 7 ноября 1958 года. Фото: Фотохроника ТАСС
— Вестфальский мир — полная фактическая эмансипация выстоявших в войне протестантских государств от старой империи, признание протестантских меньшинств в региональных немецких католических государствах, превращение Священной Римской империи в чисто номинальную — конфедерацию протестантских и региональных католических государств. При этом образование новой католической империи на базе Австрийской империи, которая рассматривает себя преемником прежней, но уже не претендует на подчинение протестантских и полупротестантских государств. Применительно к нашей ситуации речь может идти о территориальной перегруппировке империи со сдвигом на восток при окончательной эмансипации от нее «протестантских» и полупротестантских пространств, лежащих к Западу. То есть, речь идет об окончательном распаде советского имперского пространства при том, что какое-то государство может унаследовать советскую идею как свою, уже не претендуя на освободившиеся от нее государства.
— Секуляризация католических стран — подчинение религии прагматическим государственным интересам в крупных католических странах, республиканские революции, секуляризация. Этот этап наиболее вероятен для постсоветских стран вроде Беларуси и Казахстана, которые формально останутся «католическими», то есть, сохранят приверженность советской религии, но на деле будут все больше дистанцироваться от Москвы и вести свою прагматическую политику.
— Распад Австрийской империи и объединение Германии — в конечном счете, и Австрийской империи, которая просуществовала на принципах немецко-католического доминирования, пришлось распасться на секуляризировавшиеся национальные государства. Одновременно с этим, впрочем, в единое национальное государство объединяются немецкие протестантские и региональные католические государства. Объединенная Германия пытается включить в себя Австрию и создать империю уже на светско-националистической основе, однако, после краха этой попытки ужимается в границах. В итоге немецкоязычное пространство в Европе сохраняет три точки сборки: Германию, Австрию и немецкоязычную часть Швейцарии. Если говорить о наших аналогиях, нельзя исключать попыток объединения русских (восточнославянских) территорий в единое государство на чисто националистической основе уже вокруг нового центра. Но с высокой вероятностью можно предположить, что многообразное русское (руськое) пространство сохранит несколько точек сборки и независимых центров.
Конечно, речь не может идти о полном соответствии и воспроизведении в Евразии соответствующих этапов европейской истории. Да и времена сегодня другие — то, на что раньше уходили века, теперь может происходить за десятилетия. Однако основной смысл Вестфальской революции — переход от гегемонистской имперской системы к системе баланса национальных государств со всей очевидностью становится актуальным для центральной Евразии.
Информация