Штефан Дюрр: Я посоветовал Путину ввести санкции ("Die Zeit", Германия)
На фотографии Штефан Дюрр,президент группы компаний «ЭкоНива».
Штефан Дюрр (Stefan Dürr) возглавляет ведущий в России аграрный холдинг, приоритетным направлением которого является молочное производство. В интервью изданию Die Zeit немецкий бизнесмен рассказал о запрете на импорт иностранной сельскохозяйственной продукции и о встрече с российским президентом.
DIE ZEIT: Г-н Дюрр, президент Владимир Путин ввел запрет на импорт западной сельскохозяйственной продукции. Вас удивило это решение?
Штефан Дюрр: Нет, в России все ожидали, что правительство примет ответные меры в отношении ЕС и США. Меня это не удивило. За день до введения запрета я встречался с президентом, и мы разговаривали, в том числе, о кризисе.
— Вы разговаривали с Путиным?
— Да. В начале года за успехи в развитии российского сельского хозяйства мне было предоставлено российское гражданство. И сейчас Владимир Путин захотел более тесно пообщаться. Мы беседовали полчаса, на встрече присутствовал и губернатор Воронежской области Алексей Гордеев. Разговор проходил в его кабинете.
— Как проходила беседа?
— Путин начал говорить на немецком языке. Потом мы перешли на русский, потому что губернатор не очень хорошо говорит по-немецки. У меня создалось впечатление, что Владимира Путина абсолютно не устраивает эскалация кризиса, и этот вопрос сильно задевает его. Путин — не такой жесткий человек, каким его постоянно изображают на Западе. Но с другой стороны, он станет последним, кто в сегодняшнем конфликте пойдет на уступки.
— Путин спросил о вашем отношении к западным санкциям?
— Да. И я сказал, что на его месте принял бы ответные меры.
— На протяжении более 20-ти лет вы выступаете в поддержку германо-российского диалога в области сельского хозяйства. Вы были награждены орденом, государственной наградой ФРГ, а теперь советуете Путину вводить санкции?
— Да, я посоветовал Путину вводить санкции. Именно потому, что я так активно выступаю за развитие германо-российских отношений, мне больно, что многие решения сейчас принимаются сгоряча. Я считаю, что ответные меры покажут Западу, насколько сильно страны зависят друг от друга во многих отраслях.
— Кто несет ответственность за конфликт?
— Я считаю, что основная вина лежит на Западе, который постоянно подливает масло в огонь. Он не оставляет Путину другого выбора. Здесь, в российской провинции, его скорее критикуют за то, что он слишком мягкий. Он не может просто взять и смириться с санкциями. Тогда он проиграет во внутриполитическом отношении.
— Почему он принял решение ввести санкции именно в аграрном секторе?
— Конкретно этого я ему не советовал, но смысл в этом есть. Потому что тем самым Путин убивает сразу двух зайцев. Отвечая на западные санкции, он создает предпосылку для того, чтобы стороны в какой-то момент сели за стол переговоров. В то же время он дает российскому сельскому хозяйству шанс на развитие в этот переходный период. Например, запрет на ввоз западных легковых автомобилей не способствовал бы значительному экономическому росту, поскольку развития конкурентноспособной автомобильной промышленности в ближайшей перспективе не ожидается. В случае с сельским хозяйством ситуация выглядит иным образом.
— Вы ощущаете воздействие западных санкций на ваш холдинг «ЭкоНива», который является не только крупнейшим в России производителем молочной продукции, вы же еще продаете сельскохозяйственную технику и посевной материал?
— На прошлой неделе я заходил на сервисный сайт европейской компании, с которой мы сотрудничаем в продаже сельскохозяйственной технике. Там была следующая информация — «Из-за введения санкций ЕС мы не можем оказывать техническую поддержку». Для нас это настоящая авария. В современной сельскохозяйственной технике все, как в автомобилях — уже нельзя к ним походить с одной отверткой и молотком, нужен ноутбук, который выявляет какие-то неполадки и ставит «диагноз». Если необходимые компьютерные программы будут заблокированы, и вы не получаете запасных частей, то получается, что у вас есть машины стоимостью в несколько миллионов, но вы не можете их больше обслуживать или ремонтировать. Это катастрофа.
— Но ведь санкции ЕС не распространяются на сельскохозяйственную технику. Почему ваша продукция оказалась затронута санкциями?
— Мы покупаем у этой компании технику, которая используется в сельском хозяйстве. Но та же самая техника может быть использована и в военных целях, достаточно окрасить ее в защитный цвет. Видимо, оборудование было классифицировано как техника двойного назначения, и продукция попала в санкционный список. Потом компания подала жалобу в правительство, и через несколько дней сервисная служба вновь заработала.
— Какова ваша реакция на санкции?
— Я уже задавал себе этот вопрос. Что будет, если произойдет дальнейшая эскалация конфликта, если я не смогу получать запчасти для своих машин? Не лучше ли уже сейчас сделать выбор в пользу надежного российского производителя? Или китайского? Крупная машиностроительная компания в нашем регионе уже пошла на этот шаг. Теперь они закупают продукцию в Китае, а не в Европе. Это новое развитие ситуации, толчок которому дал кризис, и которое теперь получает невиданное ускорение из-за санкций. Я не знаю, осознаёт ли Запад, какие открываются возможности для китайских предприятий в России благодаря штрафным санкциям.
— Вы тоже планируете перейти на российскую или китайскую технику?
— Будучи компанией, занимающейся реализацией сельскохозяйственной техники, мы на протяжении долгого времени сотрудничаем с такими производителями, как американский концерн John Deere. Мы очень хорошо знакомы с их оборудованием, расходы на выбор другого партнера очень высоки. Такой шаг маловероятен. Вместе с тем, например, в сельскохозяйственной отрасли, в молочном производстве, я считаю возможным выбор в пользу российской и китайской техники. Думаю, что к этому всё и придет.
— Вы как российский производитель молочной продукции и говядины получите выгоду от запрета на импорт западных товаров?
— Конечно, и это касается всех работающих в России производителей сельскохозяйственной продукции. Возьмем, например, немецкую компанию Hochland, которая производит в России сыр. Она находилась под огромным давлением со стороны крупнейшего заказчика, компании McDonald’s, в том числе из-за того, что конкуренты, компания Schreiber Foods производит более дешевый чеддер в Польше. И вот теперь Schreiber вне игры, что положительно сказывается на позициях Hochland.
— Протекционизм ведет к повышению цен. Не пострадает ли от этого в первую очередь население?
— Я не считаю, что цены повысятся. Я скорее полагаю, что европейских поставщиков молочной продукции заменят южноамериканские. Кроме того, вырастет доля российской молочной продукции. Уже давно поставлена цель, вывести самообеспечение молочной продукцией на уровень 90%. Раньше против этого были либералы от экономики. Но эти дискуссии остались в прошлом. Теперь не нужно никому объяснять, что необходимо самостоятельное обеспечение продовольствием.
— Переход, по всей видимости, займет много времени. Насколько далеко способна зайти Россия в своем намерении самостоятельно обеспечивать себя молочной продукцией?
— Я полагаю, что потребуется еще десять лет, чтобы мы вышли на уровень 90% в молочном бизнесе.
— Вы самый крупный производитель молочной продукции в России. Как вы этого достигли?
— У моего деда было небольшое сельхозугодье в Оденвальде, которым я планировал заняться. Но после политического перелома я одним из первых отправился практикантом в Россию. В то время Гельмут Коль и Михаил Горбачев наладили сотрудничество в аграрной сфере, частью которого стали студенческие обмены. Для меня это было приключением. Уже на месте я увидел возможности развития сельского хозяйства в России. В Германии у нашей семьи было 14 гектаров, а площадь колхозов в России зачастую составляла более 5000 гектаров. Тогда было еще абсолютно неясно, что с ними будет дальше. Все было в упадке, когда я случайным образом попал в аграрную политику.
— Как практикант может случайно оказаться в аграрной политике?
— Я познакомился с председателем российского аграрного союза. Он пригласил меня на несколько встреч. А потом спросил, хотел бы я организовать поездку в Германию. Вместе с российским замминистра сельского хозяйства я, 28-летний студент, будущий геоэколог, ехал в автобусе по Тюрингии, мы смотрели, как там проводилась реформа сельскохозяйственных товариществ. Позднее я консультировал российский парламент по вопросам аграрной реформы, потому что в стране возникали проблемы похожие на те, что были в Восточной Германии. Я не хотел допустить того, чтобы земля, как это произошло с нефтью, оказалась в руках избранных олигархов.
— Сегодня вы являетесь одним из крупнейших собственников земли в России. Ваша компания работает на площади 200 тысяч гектаров, это примерно три четверти площади Люксембурга. Вы извлекли пользу из той системы, которая определила ваше становление после политического перелома?
— Нет, так сказать нельзя. В то время я был против частных хозяйств на сельскохозяйственных площадях. Деньги я поначалу зарабатывал на продаже посевных материалов и сельскохозяйственной техники. Только с 2002 года появилась возможность выкупать землю, распределенную между жителями сел. Ее я тогда и купил. Иначе это сделали бы другие.
— Как вы лично переживаете конфликт между Россией и Западом?
— Иногда я чувствую себя, как ребенок, чьи родители поссорились и говорят о разводе. У меня есть немецкое и российское гражданство. Возникший кризис меня очень беспокоит.
— Создается впечатление, что вы уже сделали выбор в пользу одной из сторон — российской. Здесь играет роль и бизнес?
— На рациональном уровне это действительно так. В этом плане я поддерживаю скорее российскую сторону, но не из-за бизнеса, а потому что я считаю, что, скорее, прав Путин. На эмоциональном уровне я не хочу принимать решений. Я хочу, чтобы нашлось решение украинского кризиса, чтобы Россия стала абсолютно нормальной страной в сообществе европейских стран и не оказалась бы в какой-то момент с Китаем по другую сторону занавеса.
Информация