Выступая на прошлой неделе на саммите НАТО в Уэльсе, главнокомандующий войсками НАТО в Европе генерал Филип Бридлав (Philip Breedlove) сделал смелое заявление. Россия, заявил он, проводит «поразительный блицкриг информационной войны, какого мы не видели за всю историю».
Но это было что-то вроде недооценки. Новая Россия занимается не просто мелкой дезинформацией, подделками, ложью, утечками и кибернетическими диверсиями, которые являются обычными средствами информационной войны. Она изобретает действительность, создавая массовые галлюцинации, которые затем превращаются в политические действия. Возьмем Новороссию. Такое название Владимир Путин дал огромной территории на юго-востоке Украины, которую он планирует аннексировать, а может, и нет. Название это взято из царской истории, но тогда оно обозначало иное географическое пространство. Ни один человек, живущий сегодня в этой части мира, еще несколько месяцев назад даже не думал о том, что он житель Новороссии, и не испытывал никакой преданности этой территории. Но сейчас Новороссию силой воображения превратили в факт. Российские средства массовой информации показывают ее «географические» карты, а пользующиеся поддержкой Кремля политики вписывают ее «историю» в школьные учебники. У Новороссии есть флаг и даже информационное агентство (на русском и английском языке), есть несколько новостных лент в «Твиттере». Это что-то похожее на фантазии Борхеса — если не считать очень реальные потери на войне, которая ведется во имя Новороссии.
Изобретение Новороссии — это признак глобализации внутрироссийской системы манипулирования информацией. Имидж сегодняшней России формируют политтехнологи — визири системы, которые, подобно современным волшебникам, показывают фокусы с созданием марионеточных политических партий и симулякров гражданских движений, чтобы отвлечь народ, пока путинская клика консолидирует свою власть. В системе воззрений таких политтехнологов информация предваряет сущность. «Я помню, как создавал идею „путинского большинства“, и даже опомниться не успел, как оно появилось в реальной жизни, — рассказал мне недавно политтехнолог Глеб Павловский, который работал в предвыборных штабах Путина, но потом покинул Кремль. — Или идею о том, что „альтернативы Путину не существует“. Это наше изобретение. И вдруг альтернативы действительно не стало».
«Если прежние авторитарные режимы на три четверти состояли из насилия и на одну четверть из пропаганды, — утверждает преподаватель журналистики из Московского государственного института международных отношений Игорь Яковенко, — то этот практически полностью состоит из пропаганды и из очень небольшого количества насилия. Путину достаточно произвести всего несколько арестов — а затем усилить сигнал через телевидение, которое находится под его тотальным контролем».
Аналогичную динамику мы наблюдали в действии на международной арене в последние дни августа, когда российское военное вторжение на территорию Украины, которое было весьма незначительным, раздули до чудовищных размеров и сделали чем-то исключительно опасным и ужасным. Путин заговорил о необходимости провести переговоры о государственности юго-востока Украины (в тональности, которая показалась преднамеренно двусмысленной), ошеломив НАТО и запугав Киев до такой степени, что он согласился на прекращение огня. Термин «Новороссия» снова появился в высказываниях Путина, создав ощущение того, что крупные территории готовы выйти из состава Украины, хотя в действительности сепаратисты удерживают лишь крохотную полоску земли. (Есть и другой, более ранний пример таких геополитических трюков. Давайте вспомним президентство Дмитрия Медведева с 2008 по 2012 год, когда фиктивный российский руководитель внушил американцам веру в возможность того, что Россия повернется лицом к Западу, и дал Кремлю достаточный запас времени для укрепления власти внутри страны и своих позиций за рубежом.)
***
Вера в абсолютную власть пропаганды уходит корнями в советское мышление. Философ Жак Эллюль (Jacques Ellul) в своем классическом исследовании на эту тему, написанном в 1965 году, заявлял: «Коммунисты, не верящие в человеческую природу, и верящие только в человеческое состояние, считают пропаганду всемогущим, легитимным (когда они ее используют) и полезным инструментом для создания человека нового типа».
Но есть одно большое различие между советской пропагандой и ее новейшей российской версией. Для Советов была важна идея правды — даже когда они лгали. Советская пропаганда шла на многое ради «доказательства» того, что кремлевские теории и информация соответствуют действительности. Когда американское правительство обвиняло Советы в распространении дезинформации (такой как придуманная история о том, что ЦРУ изобрело СПИД в качестве оружия), высокопоставленные российские деятели, включая генерального секретаря Михаила Горбачева, разражались воплями возмущения.
Митинг "За Донецкую Русь"
Но в сегодняшней России идея правды не имеет никакого значения. В российским программах «новостей» граница между фактом и вымыслом полностью стерлась. Там явные актеры играют беженцев с востока Украины, рыдая на камеры и вещая о вымышленных угрозах со стороны воображаемых фашистских банд. В одной информационной программе женщина поведала о том, как украинские националисты распяли ребенка в городе Славянске. Когда российскому заместителю министра связи и массовых коммуникаций Алексею Волину предъявили доказательства того, что история о распятии была сфабриковано, он ничуть не смутился и заявил, что самое главное это рейтинги. «Публике нравится, как наши ведущие телеканалы представляют материал, нравится тональность наших передач, — сказал он. — Количество зрителей новостных программ на российском телевидении за последние два месяца удвоилось». Кремль хорошо рассказывает свои истории, поскольку он прекрасно овладел смесью авторитаризма и культуры развлечений. Понятие «журналистики» как передачи фактов и правды полностью исчезло. Выступая в прошлом году перед студентами факультета журналистики Московского государственного университета с лекцией, Волин заявил, что студентам лучше забыть о своих стремлениях изменить мир к лучшему. «Мы должны дать студентам ясное понимание: они будут работать на Человека, и Человек скажет им, что писать, что не писать, и как писать ту или иную вещь, — сказал он. — И Человек имеет право поступать таким образом, потому что он им платит».
Смысл и цель этой новой пропаганды не в том, чтобы кого-то убедить, а в том, чтобы держать зрителя на крючке и отвлекать его, дабы разрушать изложение фактов западными СМИ, не создавая при этом контр-изложение этих фактов. Это идеальный жанр для конспирологии, которая наводнила российское телевидение многочисленными теориями заговоров. Когда Кремль и связанные с ним средства массовой информации изрыгали из себя диковинные истории о сбитом в июле самолете Малайзийских авиалиний МН17 в небе над восточной Украиной, в которых чего только не было — и нападение украинских истребителей по указке США, и попытка НАТО сбить самолет Путина — они даже не пытались убедить зрителей в правдивости той или иной версии событий. Для них важнее было сбить их с толку, породить у них паранойю и пассивность, чтобы аудитория жила в контролируемой Кремлем виртуальной реальности, которую больше нельзя оспорить и подвергнуть сомнению призывами к правде.
Сегодня Россия экспортирует эту модель преобразованной реальности, тратя сотни миллионов долларов на зарубежное вещание, примером которого является горластый многоязычный новостной канал RT (Russia Today). Внутри страны RT помогает убедить россиян в том, что их власть достаточно сильна и способна конкурировать с разными там CNN. В США RT всерьез не воспринимают (если каналу удается посеять какие-то семена сомнений среди американцев, то и это уже хорошо, как считает Москва). Но в Европе российская пропаганда воздействует сильнее, поскольку она работает параллельно Кремлю, который оказывает влияние на местные СМИ, а также осуществляет экономическое и энергетическое давление.
Напряженнее всего ситуация в прибалтийских странах, где многочисленное русское население смотрит русскоязычные телеканалы, такие как латвийский ПБК (Первый балтийский канал), получающий кремлевские программы по очень низким ценам. «Огромная часть нашего населения живет в отдельной реальности, создаваемой российскими СМИ. Из-за этого проводить согласованную политику консенсуса в стране невозможно», — говорит специалист по пропаганде в Эстонии Рауль Ребане (Raul Rebane). В этой стране каждый четвертый житель — русский. Христо Грозев (Christo Grozev) из болгарской компании Risk Management Lab выяснил, что большинство газет в его стране следуют российской, а не украинской версии таких событий как уничтожение рейса МН17. «Дело не только в симпатиях или языке, — говорит Грозев. — Российские СМИ просто предлагают больше историй лучшего качества, и все это перепечатывается». Такие организации как украинская StopFake.org активно разоблачают дезинформацию в российских и зарубежных СМИ. Но на каждый разоблаченный ими «фейк» контролируемые Кремлем СМИ выдают тысячу новых. Эти новостные организации не боятся, что их поймают на лжи. Они думают только о количестве посещений и о своей привлекательности.
Подобно российским телеканалам для внутренней аудитории, RT тоже уделяет большое внимание теориям заговоров — от борцов за правду об 11 сентября до тайной причастности сионистов к гражданской войне в Сирии. Западные критики часто посмеиваются над этими повествованиями, однако у таких программ весьма отзывчивая аудитория. В подготовленном недавно докладе «Заговорщические умонастроения в переходную эпоху», где анализируются конспирологические теории во Франции, Венгрии и Словакии, группа исследователей из ведущих европейских «фабрик мысли» сообщает, что сторонники крайне правых партий обычно чаще верят в заговоры, нежели те, кто поддерживает другие партии. А сегодня правые националистические партии, которые часто имеют идеологические и финансовые связи с Кремлем, находятся на подъеме. В Венгрии партия «Йоббик» («За лучшую Венгрию») вышла на второе место. Во Франции Национальный фронт Марин Ле Пен (Marine Le Pen) недавно получил 25 % голосов на выборах в Европейский парламент.
«Интерес к теориям заговоров усиливается из-за роста крайне правых партий, или это крайне правые партии усиливаются благодаря тому, что конспирологическое мышление нагнетается в информационное пространство?» — лукаво спрашивает Глеб Павловский.
Между тем, Соединенные Штаты никак не могут разобраться с сигналами, которые они подают внешнему миру. Америка находится в состоянии «информационной войны, и мы эту войну проигрываем», — заявила в 2011 году в конгрессе Хиллари Клинтон (Hillary Clinton), указав на успехи российских и китайских СМИ.
***
В условиях, когда Кремль активизирует свою кампанию международной пропаганды, на Западе появился свой собственный кризис веры в идею «правды». Он назревал уже давно. В 1962 году Дэниел Бурстин (Daniel Boorstin), которому позднее довелось стать директором библиотеки конгресса США, написал о том, как из-за успехов рекламы и телевидения на смену вопросу «Правда ли это?», который теряет свою значимость, приходит другой вопрос: «Заслуживает ли это освещения в СМИ?». «Перед нами встает новая и особенная американская угроза ... угроза нереальности». К началу 21-го века эта идея переместилась из сферы коммерции в область высокой политики, и она запечатлелась в ставшем сейчас легендарном высказывании безымянного помощника Джорджа Буша-младшего (George W. Bush) в New York Times: «Мы теперь империя, и когда мы действуем, то создаем свою собственную реальность. А пока вы изучаете эту реальность, изучаете прилежно, мы снова действуем, и снова создаем другие новые реальности, которые вы тоже изучаете. Так все и работает. Мы актеры истории ... а вам, всем вам остается только изучать то, что мы делаем».
Давление на действительность со стороны капитализма и Капитолийского холма совпадает с выступлениями против истэблишмента в США, который точно так же утверждает, что вся правда относительна. В своей рецензии на книгу Гленна Гринуолда (Glenn Greenwald) «Негде спрятаться» (No Place to Hide), опубликованной в журнале Prospect, Джордж Пэкер (George Packer) пишет: «Гринуолду не нужны нормы журналистики. Он отвергает объективность как реальность и как идеал». (Точно так же, директор RT как-то заявила мне, что «такой вещи как объективный репортаж не существует».) Исследуя в книге Гринуолда такие грехи как недомолвки, предвзятые оценочные суждения и полуправду, Пэкер приходит к следующему выводу: «Они изобличают ум, который освободился от основополагающих претензий на честность и справедливость. А когда нормы журналистики отбрасываются в сторону, многие ограничения и посылки просто исчезают». Те узы, которые связывают Гринуолда и Кремль, состоят не только из общего желания обеспечить безопасность Сноудену (Edward Snowden). Авторитарный лупцеватель геев Путин и лево-либертарианский гей Гринуолд встречаются в каком-то темном идеологическом лесу и договариваются. А поскольку стремление к основанной на реальности политике разрушается, это пространство созревает для эксплуатации. Именно этой тенденцией надеется воспользоваться Кремль.
В конце концов, многие люди в России и во всем мире понимают, что российские политические партии являются пустышками, и что российские СМИ стряпают фантазии. Но настаивая на лжи, Кремль запугивает остальных, показывая, что он способен в полной мере формировать и определять «действительность». Вот почему Москве так важно разделаться с правдой. Если все неправда, то все возможно. И мы остаемся с ощущением того, что не знаем, как Путин поступит дальше — что он непредсказуем, а поэтому опасен. Кремль, взявший на вооружение абсурд и нереальность, ошеломляет нас, приводит нас в замешательство и манипулирует нами.