Развод по-украински
В рамках проекта «Клуб читателей» газета ВЗГЛЯД представляет текст Сергея Савчука о том, каким он представляет «цивилизованный развод» Донбасса и Киева.
На днях в Сети появился документальный фильм украинского, прости Господи, журналиста Мустафы Найема «Контакт». Кто не в курсе, Найем – это хлопец, который изображает из себя журналиста, годами строчит на заказ бандеровских олигархов статьи и снимает идеологически правильные ролики.
Именно он носился с воплями по майдану, раздавал бутылки с зажигательной смесью, фотографировал и снимал скачущих в черном покрышечном дыму белогорячечных «новоевропейцев» и горящих милиционеров. Именно он сладострастно постанывал за кадром, снимая агонизирующего бойца «Беркута», которому перед этим цивилизованные украинцы выкололи глаз.
Для съемок нового опуса была вытащена из небытия несгораемая, правда, изрядно траченная молью и пованивающая нафталином певичка – мадам Лыжичко. Пользуясь мощным авторитетом генерала В. Рубана, которого хорошо знают и кому достаточно доверяют ополченцы, эта теплая компания отправилась снимать очередной пропагандистский «шедевр». Пересказывать сюжет не буду, достаточно просто посмотреть видео.
А вот что мне бросилось в глаза, так это то, как подленько и по-иезуитски Найем пытается подвести жителей Донецка, которых они снимают, к нужной, как оказалось, ему мысли.
И как только на его вопрос «так что же теперь делать?» звучит нужный ему ответ простого пузатенького шахтера: «Да надо было по-человечески разводиться!», наш креакл радостно потирает руки.
И сразу же после этого в Киеве гражданка Лыжичко начинает говорить в эфире о том, что, оказывается, в Донбассе гибнут мирные люди, а армия бомбит не колонны русских войск, а (о, чудо) простых украинцев.
Злые языки на Украине поговаривают, что фильм Найем слепил по заказу своего кормильца – владельца группы «Приват» – и что главная цель картины – подкоп под действующего президента Украины. Меня покоробило совершенно не это – пусть топят друг друга сколько влезет, а то, каким великие патриоты Украины видят этот «развод».
После убийства тысяч жителей Луганска и Донецка, бомбежек авиацией мирных городов, фосфорных бомб, ударов «Точками», сотен исчезнувших и запытанных в застенках «Правого сектора», уничтожения инфраструктуры и промышленности региона. Да и откуда вдруг взялись такие настроения у дико агрессивных прихожан «секты Бандеры»?
Уж не после того, как были засекречены данные о количестве погибших в Иловайском «котле», а в Полтаве в ямах зарыли сотни «неизвестных» солдат? Итак, как же мне видится «цивилизованный развод» и все, что ему предшествовало, исходя из украинских реалий.
Тишина в зале. Свет! Занавес вверх.
Живет себе семья. Он, она и достаточно взрослый сын. Поженились они более двадцати лет назад в смутное безвременье и в пору собственной юношеской глупости, будучи учениками какого-то ПТУ. Он – выходец из Донбасса, простой парень, добрый, большой и простодушный. Простой работяга, привыкший надрываться от зари до зари на родном руднике, да еще и промышляющий разными «шабашками» ради заработка дополнительной копейки, чтобы купить жене новые бусы и серьги, ведь они так ей к лицу.
Линия его ресниц жирно подведена черной каймой. Это не тушь, а въевшаяся навечно угольная пыль. Говорит он на суржике, потешно смешивая воедино русский и украинский язык, любит выпить, спеть про «курганы темные» и покурить Беломор, стоя в тапках на крыльце беленой хаты и вдыхая запах абрикос. Он грубоват в обращении, но добр к друзьям, широк своей рабочей душой и готов умереть ради семьи и детей.
Она – уроженка центральной или западной Украины. Красива яркой красотой, статна, но недалека умишком, что зачастую активно пытается компенсировать деревенской хитростью и базарным хамством. Муж любит ее и прощает ей недалекость и частую истеричность, ведь она варит ему такие потрясающие борщи, живут они в мире, у них растет сын-красавец, да и привыкли они друг к другу за эти годы.
Семья часто ездит в гости к родне, то на запад, то на восток, и везде их встречают с теплом и радушием, до утра звучат здравицы и звенят рюмки с янтарной перцовкой. И вот однажды семейный небосвод заволакивают тучи.
В один совсем не прекрасный день десять лет назад жена начинает пропадать из дому. Ее видят шатающейся пьяной по кабакам с разными мутными личностями. Домой она приходит под утро, изрядно похмельная и помятая. На молчаливый взгляд мужа начинает визгливо вопить про то, как он ее достал, мало зарабатывает и что теперь-то она нашла настоящую любовь.
И что если он хочет дальше с ней жить, то он должен отказаться от своей родни, перестать работать, а начать чаще пить и во всем брать пример с ее новых «друзей», с которыми она проводит ночи вне дома, ибо уж они-то знают, как жить красиво и правильно.
Вдобавок ее родня шлет воинственные телеграммы, угрожая ему расправой, если он вздумает мешать их дорогой доченьке познавать новые горизонты. Соседи сокрушенно качают головами, видя пьяные загулы жены и втихаря сочувствуя мужику.
Мужик и сын долго и терпеливо ждут, когда же их жена и мать придет в себя и вспомнит о своем материнском и супружеском долге. Проходит некоторое время и все вроде бы утихает, возвращается в привычное русло. Мужик, мрачно помолчав, решает, что худой мир лучше доброй ссоры, что сохранить семью важнее и в итоге все возвращается на круги своя.
Но вот совсем недавно случается новая беда. Жена опять уходит из дома, и на этот раз все гораздо хуже. С громогласного одобрения своих родственников она в открытую пьет и гуляет с чужими мужиками – буквально сутками пропадает в грязных притонах.
Ее видят то с негром, то с немцем, то с эстонцем. Она прекращает следить за домом, кормить семью, убирать в хате. Опускается все ниже и ниже. Ее красивое лицо теперь постоянно носит следы похмелья, а под глазом – вечный фонарь. Одежда, которую ей когда-то с любовью покупал муж, истрепана, грязна и пропитана дымом дешевых рюмочных.
Она, совершенно потеряв стыд, водит своих разноцветных любовников домой и предается утехам прямо на когда-то священном супружеском ложе. Офонаревший от всего этого муж просто впал в ступор и страшно молчит.
Первым не выдерживает сын. Собирает вещи и, крепко обняв отца, уходит из дому к отцовской матери. На вопли опустившейся косматой алкоголички, еще недавно бывшей его матерью, он болезненно морщится, отворачивается и старается поскорее забыть о том, кем она была ему еще вчера.
На следующее утро в комнату мужа, который давно отделился от бывшей жены дверями, врывается пьяная толпа. Впереди, размахивая грязным кухонным ножом и воняя перегаром, нетвердой походкой вышагивает бывшая хозяйка дома. За ней в комнату вваливаются ее многочисленные любовники и собутыльники, они топчут кирзовыми сапогами белоснежные рушники и плюют на стены.
Затем в комнату набиваются многочисленные родственники, и весь этот хоровод начинает исступленно скакать по дому, переворачивать мебель, крушить посуду, срывать со стен портреты семьи мужика, улюлюкая плясать на них, распевая похабные песни и угрожая «поставить на ножи» его мать и отца.
Бывшая жена в пьяном угаре тычет в мужика ножом, норовя ударить в самые уязвимые места. Кто-то переворачивает верстак с инструментом, благодаря которому в последнее время только и жила семья, перебиваясь случайными заработками.
В центре этого пьяного разгула стоит мужик. Оплеванный, с сочащейся из многочисленных порезов кровью, дико взирающий на то, как толпа пьяного отребья крушит дом, который построил еще его дед, оскверняют память его семьи и рушат ту хрупкую надежду на будущее, что еще теплилась в его сердце.
И вдруг он сжимает мосластые кулачищи и со всей дури с размахом бьет в зубы сначала свей невменяемой жене, а через долю секунды прилетает и первому попавшемуся под руку родственнику. В воздух взлетают изгвазданные в грязи и побелке тапки бывшей жены, а она, рассекая облака тяжелого перегара и погромной пыли, с ужасающим грохотом врезается в сервант.
В стороны порскают осколки хрусталя, щепки разбитых в труху полок, по полу цокают выбитые зубы. Родственник жены лежит грязным кулем в углу и, закатив глаза, пускает пузыри. Оставшиеся невредимыми участники погрома мгновенно трезвеют и пулей вылетают на улицу, откуда вразнобой хрипло грозятся отомстить мужику и сжечь дом.
В груде развороченных досок и битого стекла ворочается жена, ошалело таращит глаза, размазывает по лицу кровавую жижу и, поскуливая, шамкает ополовиненным ртом: «Ну зачем же ты так, Ванечка, надо было просто культурно развестись».
Софиты тухнут. Занавес.
Информация