Застою - 50
В этом октябре – юбилей: 50 лет назад началась брежневская эпоха, прозванная впоследствии Застоем. Продолжалась она около двадцати лет (18 лет брежневского правления + три года Андропов и Черненко). А там пришёл Горбачёв – и советская власть (и советская жизнь) покатилась под откос.
За четверть века, что прошло с тех пор, тот брежневский Застой подёрнулся ностальгическим туманом (как в известном романсе «Утро туманное, утро седое») и теперь кажется и не застоем вовсе, а золотым веком стабильности, скромного достатка и патриархального уюта. Всё чаще появляются публикации, где авторы убеждают: это было лучшее время советской жизни, да что советской – всей истории нашего народа с начала времён. Жили-де не богато, зато тихо, предсказуемо, гарантировано. А потом пришли злые люди и всё порушили по наущению американцев. В воздухе нынче разлита ностальгия по всему советскому: даже в гламурном ГУМе, где цены – не подступись, открыли кафе, стилизованное под советскую столовую, и оно не пустует; я и сама с удовольствием там однажды поела. По данным Левада-Центра, 56% опрошенных считают Брежнева лучшим правителем России ХХ века.
Несколько лет назад мне привелось очутиться в местной ячейке одной из главнейших политических партий. Мы беседовали непринуждённо о том-о сём. И вот один из тамошних деятелей высказал, как нечто, очевидное: нечего выдумывать, при Брежневе всё было нормально и правильно. Вот и надо так сделать. Человек этот был сравнительно молодой, личной сознательной памяти о тех временах он иметь не мог, но вот такое верование – имеет. Это некая коллективная политическая ностальгия.
Ничего специально русского в этой ностальгии нет. Мы – в тренде. В мировом. В том смысле, что во всех странах люди со страхом смотрят в будущее и с тёплой печалью – в прошлое. Отсюда мода на стиль бабушкиной усадьбы в интерьере. Модная потёртость, прозванная «шебби-шик»: наивные цветочки, небрежно покрашенная мебель, где сквозь краску проглядывает структура дерева, слегка поеденного жучком. Давно известно: архитектура, интерьеры, вообще дом - лучше всего отражает интегральное самоощущение эпохи. Вот сегодня оно такое: хочу назад, в детство, к бабушке-старушке.
Или к дедушке – Брежневу.
Мне такие мысли (весьма распространённые) кажутся очень опасными. В них – прискорбная обломовщина, нежелание идти вперёд и думать собственной головой. Потому что если чуть-чуть подумать, то станет ясно, что возвращаться нам – некуда: позарастали стёжки-дорожки в советское прошлое. Но это не всё. Упадок и развал Перестройки был как раз реализацией дурных вожделений Застоя. Наше Сегодня – во всём его гротескном уродстве и стыдобе – это реализация наших тогдашних мечтаний. Это реализация нашего коллективного бессознательного. Не случайно говорят: аккуратнее с мечтами – они могут сбыться. Вот и сбылись…
Эпоха Брежнева была в широком смысле временем отдыха. От чего отдыха? Да от всего. От ужасов войны, послевоенного труда на износ. От общей тягости и строгости жизни, от гнёта ответственности, которая довлела над всеми – от наркома до мелкой типографской корректорши. (В фильме Тарковского «Зеркало» корректорша ночью сообразив, что пропустила ошибку, в темноте бежит, чтобы исправить; вот поэтому-то книжки той поры можно было использовать как орфографический словарь).
Это было время отдыха от серьёзности и ответственности. Предыдущая эпоха была эпохой большой серьёзности. Посмотрите на фотографии и картинки, изображающие кого угодно – хоть студентов, хоть школьников, хоть детсадовцев. Они все – серьёзны. Не хмуры – именно серьёзны. Да, юмор, смехи-потехи – были. Но им было отведено строго определённое место и время: последняя страница в журналах, карикатуры, комедии. Но и комедиям с карикатурами вменялось быть поучительными, «исправлять нравы», как выражались в эпоху классицизма.
Как-то раз, ожидая кого-то на станции метро «Парк культуры – кольцевая», я рассматривала медальоны с горельефами, изображающими времяпрепровождение трудящихся в Парке культуры. Как они все серьёзны! Даже танцующая парочка танцует ответственно: не флиртует, не развлекается даже – вершит культурную революцию.
Собственно, уже после смерти Сталина государственное давление на маленького человека было ослаблено. При Хрущёве практически никого не сажали, но там была сплошная дерготня: укрупняли-разукрупняли совхозы, урезали приусадебные хозяйства, разгоняли министерства и на их место организовывали совнархозы… При Брежневе всё стало тихо, а начальники порою сидели на своих местах десятилетиями, нередко до смерти. Таким, например, был руководитель отрасли, в которой проработали всю жизнь мои родители – станкостроения. А.И. Костоусов руководил отраслью по сути дела с 1946 г. аж до 80-го, когда глубоким стариком ушёл на пенсию.
Брежнев был очень подходящей фигурой для той эпохи, даже, можно сказать, её зримым выражением, персонификацией. Добрый, душевный, как вспоминают знавшие его люди, бонвиван, любитель «женщин и машин». Именно такую фигуру вызвал из народной толщи и вознёс исторический рок.
В предыдущую эпоху Брежнев честно воевал и славно трудился, восстанавливая разрушенное Запорожье, где по сю пору в старшем поколении живёт о нём благодарная память. Моя свекровь рассказывает, что в 44-м вернулись из эвакуации на руины, а в 50-м её семья (отец был мастером на Запорожстали) въехала в новую квартиру. При этом сначала восстанавливали заводы, а потом уж строили жильё. Любопытно, что моя свекровь прямо-таки запрещает домочадцам дурно говорить о Леониде Ильиче – именно за восстановление Запорожья. Ну а потом, перспективы как-то потерялись, цели утратились, и осталась одна цель жизни: жить чтобы жить. Просто так. И мне кажется, что и в старческой немощи Леонида Ильича, его косной речи, было нечто символическое. Глядя на него, думалось: этот человек скоро умрёт. Глядя на окружающую жизнь, тоже невольно думалось: эта жизнь должна умереть. Она, собственно, и умерла…
Часто говорят о великих промышленных, военных и хозяйственных свершениях той поры. Верно, сделано было много. Нельзя не отметить, и это надо твёрдо уяснить и повторять тем, кто ещё не понял: сегодня мы живём исключительно на ТОМ наследстве. Запасы ископаемых были разведаны, газо- и нефтепроводы проложены – всё тогда. И «ядерный щит Родины», препятствующий нашим западным друзьям просто прийти и взять что требуется голыми руками, - тоже был в значительной мере создан тогда.
В брежневскую эпоху люди ещё работали. Жив был некий «страх божий»: «чувство ответственности за порученный участок работы» (как тогда было принято выражаться на собраниях трудовых коллективов) – так вот это самое чувство всё-таки так-сяк присутствовало, хотя и зримо деградировало. Не случайно Андропов, придя к власти, принялся за водворение элементарной дисциплины, типа нахождения на работе в рабочее время, а Горбачёв взялся за борьбу с пьянством. Уже эти два факта показывают, что порядок был неважный. Но всё-таки тогда – работали. То ли боялись, то ли стеснялись, чтобы вот так взять и в открытую бездельничать и тунеядствовать. Да это и технически невозможно было.
Но тогдашняя работа - была инерцией прошлой эпохи, даже не хрущёвской – сталинской. Жизнь огромной страны вообще чрезвычайно инерционна, и повернуть её – непросто; в всяком случае, на это требуется время. Люди начинают мыслить, чувствовать, веровать по-новому, а действуют – ещё по-старому. И только спустя время это новое мироощущение, новые мысли и чувства – реализуются в физической реальности.
Маркс когда-то писал об «отставании сознания от бытия»: бытие-де уже новое, а сознание ещё не подстроилось. Мне думается, дело обстоит прямо противоположным образом: бытие несколько отстаёт от сознания. Вернее так: бытию надо некоторое время, чтобы подстроиться под новый тип сознания. Под сознанием я подразумеваю не столько теоретизирующую работу рационального ума – всякие там политэкономии с философиями. То, что создаёт новую реальность, - это скорее новые верования, новое интегральное чувство жизни, новое мироощущение. Вот это и есть реальный «базис» экономики, а вовсе не наоборот, как многие до сих пор думают под влиянием школярского истмата. Редко кто сегодня считает себя марксистом, а вот в так называемый «примат экономики» - верят довольно массово, особенно в научных кругах.
Отставание бытия от сознания многие наблюдали в своей трудовой жизни: начальник ещё энергичен, грозен, распорядителен, но… в душе, он уже ушёл на пенсию. И это чувствуется, какие-то от него исходят пенсионерские флюиды. И служащие понимают: все строгости и призывы – не всерьёз. Именно так происходило в брежневскую эпоху: ещё продолжали строить заводы, запускать ракеты, проникать, как выражались тогдашние восторженные журналисты, «в глубины микро- и макромира», а мечты… мечты были совсем не там. Мечты были домашние, бытовые – застойные. Что это за мечты? Да самые обычные: квартирку получить в приличном районе, облепить сортир чешской голубой плиткой, сына во Внешторг пристроить, дочку на кафедру. Размер мечтаний (как и размер квартир и разлапистость люстр) был разный, а тематика мечтаний – единая. Бытовая.
Стиль брежневской эпохи – это стиль отдыха, частной маленькой жизни, быта, жизнеустройства. Помните, у Маяковского: «Я желаю, очень просто, отдохнуть у этой речки». Вся жизнь стала обывательской, она была заточена на создание своего маленького уютика. Отсюда возник культ ширпотреба. А поскольку западный ширпотреб был неизмеримо лучше нашего, то естественным образом возник культ ширпотреба западного.
Культ западного ширпотреба естественным образом перетекал в культ Запада. Собственно, у русской интеллигенции западничество в крови, она всегда жила с головой, повёрнутой на Запад. ВСЁ, что исходило «оттуда», было по определению лучше нашего. Например, советские производственные романы было принято презирать (нудьга, дрянная совковая агитка), а вот производственные романы Артура Хейли – было принято читать и уважать. Среди интеллигенции было принято презирать газету «Правда»: цековская пропаганда. Моя сотрудница, работавшая в те времена в НИИ, рассказывала, что у них был в ходу такой иронический вопрос: «Ты что, это в «Правде» вычитал?» - значило: дурак ты, и уши холодные. Цековскую пропаганду презирали, а цереушную (впоследствии госдеповскую) – всякие там «Свободы», «Свободные Европы» - этому, напротив, уважительно внимали.
Но главное, за что уважали Запад, - это, безусловно, ширпотреб. «Импорт», «дефицит» - вот о чём реально мечтал советский человек эпохи Застоя. Разумеется, были исключения, да и накал мечты был разный – в зависимости от темперамента и личных свойств натуры, но тенденция такая была, и она была – выраженной.
Возникала, словно поветрие, мода на что-то. Например, очень вдруг всем позарез стало нужно приобрести хрустальные вазы. А потом почему-то хрустальные люстры. Просто жить без них не могли. Или ковры изделия люберецкой фабрики. На ковры даже «писАлись» - т.е. записывались в профкоме по месту работы. Потом на них существенно повысили цены, и они появились в повсеместной продаже. Забавно, что первая наша с мужем совместная покупка был именно ковёр. Зелёный, люберецкой фабрики, он жив и поныне. Забавно, что, оказавшись в Эмиратах, я неизвестно зачем купила настоящий персидский ковёр – видимо, какой-то микроб любви к коврам жил во мне все эти годы. Хотя в те далёкие времена я играла (внутри себя) роль интеллектуалки, которая выше этих обывательских заморочек.
У моей подруги была соседка – буфетчица тётя Нина. Буфетчица сколотила некоторое состояние путём мелких мошенничеств – недолива того, недовложения сего… И накупила себе ваз и ковров. «Приду с работы, сяду на диван, под ногами – ковёр, на «стенке» (мебельной) – вазы. И сижу себе, девочки, - ну как королева!» - делилась своими жизненными достижениями тётя Нина.
А ещё почему-то было принято приобретать – «брюллики», т.е. бриллианты. Хоть малюсенькие, но настоящие. Бриллианты вообще крайне редко бывают красивыми, для этого они должны быть заметными, т.е. большими, в 2-3 карата, не меньше, но в те времена об этом, понятно, и речи не было. Тогдашние «брюллики» были скорее неким символом высшей жизни, чем настоящим богатством или даже украшением. Но мода на них была. Все удачливые продавщицы стояли за прилавком в бриллиантах. Уже в 90-е годы мы создавали совместное предприятие, куда входила тульская овощебаза. На этой почве я познакомилась с директрисой овощебазы и её подручными. Все дамы предстали с красным маникюром и с бриллиантами в ушах и на руках. И напомнили мне далёкую юность.
Эти дамы стали реальными героинями нашего времени, как когда-то ими были Стаханов с Пашей Ангелиной. Борец и созидатель уступил место обывателю. И произошло это потому, что народу не дали яркой, влекущей цели. Цели, по существу вещей, религиозной. Если целью жизни является «жить чтобы жить» - на первое место выдвигается обыватель. Он и выдвинулся.
Именно поэтому наш народ так легко дал развалить Советский Союз и вообще советскую жизнь. Обыватель был куплен Западом даже не за стеклянные бусы, а за смутные обещания этих бус. Точно так сегодня наши украинские братья готовы на всё ради возможности беспрепятственно ездить в Евросоюз.
Сказать, что руководство страны совсем не понимало тех процессов, которые происходят в народе, чем народ живёт и чего хочет, - нельзя. Мне кажется, кое-что понимало. Хотя, конечно, все наши тогдашние начальники были люди пожилые, попросту, старые, прожившие трудную жизнь, и мысль о том, что молодой девушке по самое «не могу» хочется иметь сапоги-чулки (были такие), а парню – кассетный магнитофон, и от этого зависит их патриотизм и готовность трудиться на благо родины и сражаться за неё – вот это им было НЕВМЕСТИМО ПОНЯТЬ, если воспользоваться забавным выражением Солженицына. Просто в голову не влезала такая мысль, настолько разнокалиберные были эти вещи – сапоги и Родина. Но на самом деле, именно так и было. Ведь ребёнок плачет-заливается, что у него нет какой-нибудь муры – например, модной обложки на сотовый телефон, и не греет его мысль о том, что у него есть вкусный и питательный обед, хорошая светлая комната и возможность ходить в бассейн. Дай прикольную обложечку на телефон с заячьими ушами!
Так вот. Ощущение какого-то брожения в народе – было. Нет, не свободы слова, не возможности встречаться с иностранцами хотелось нормальному массовому советскому человеку. В конце концов, большинству было ровно нечего сказать и в пределах отпущенной свободы, а иностранцы – какие иностранцы в Туле или в Кирове? Нормальному массовому советскому человеку хотелось – барахла. Как-то пошире хотелось пожить, поярче, понаваристее - поинтереснее. Вот правильное слово – поинтереснее. Взрыв смешного, убогого советского консумизма коренился именно в этом – в неинтересности жить. Человеку важнее хлеба – интерес, азарт, какое-то кипение жизни. Если этот интерес есть – можно мириться и с бытовой неустроенностью и с отсутствием сапог-чулок. Всё борцы с лишним весом знают: когда тебе жить интересно – есть забываешь и само собой худеешь, а когда скучно – хочется себя полакомить чем-нибудь, всё равно чем.
Начальство озаботилось, видимо, что люди интересуются не свершениями пятилеток, не трудами основоположников, а мебельными «стенками» и чешским кафелем. Именно тогда в прессе началась возня о мещанстве и бездуховности. Советские писатели и публицисты мигом пристроились и – понеслось. В газетах появлись соответствующие рубрики, вроде «Люди и вещи», где утверждались, в принципе, верные мысли: не мы для вещей, а вещи для нас.
В «Комсомольской правде» была такая журналистка Елена Лосото, которая с темпераментом Савонаролы клеймила «мещанство». Вообразите, сколько раз я должна была увидеть её фамилию, чтобы помнить через десятилетия. Ещё одним заметным автором, регулярно писавшим на эти темы, был Леонид Жуховицкий, здравствующий и поныне. Его необычайно ценила наша классная руководительница и использовала в своей работе с нами. Помню, он где-то писал о молодой девушке, которая исступлённо хотела приобрести дублёнку с цветами, вышитыми по подолу (были такие), и всё ей как-то не удавалось, что-то мешало, она впадала едва не в отчаяние… в общем, не помню, чем там дело кончилось. Но помню мысль Жуховицкого, верную в своей основе: девушке не хватало не дублёнки с цветами, а – любви. У подруг был какой-никакой любовный опыт, а у героини дублёночной истории – пока никакого, вот она и хотела как-то его компенсировать цветами по подолу. Жуховицкий вообще всегда был несколько сдвинут в сторону любви, но мыслил он верно, только надо было чуть шире ставить вопрос: дублёнка и погоня за нею нужна ей была в первую очередь ради жизненного интереса, впечатления, приключения. Одним из общедоступных видов этого интереса является, безусловно, любовь, роман, интрижка – что хотите. Но не только. Скажем, предпринимательство, делание денег, на мой взгляд, даёт больше драйва, но это как на чей вкус.
Вот драйва-то и не было! Естественный драйв – война, разруха, восстановление – прошёл. Жизнь стала спокойной, устроенной – и вот вдруг оказалось, что она – серая и скучная. Простые люди, когда им чего-то смутно не хватает, обычно считают, что им не хватает денег, имущества, барахла, удобств жизни, вкусной еды. На самом деле, не хватало не только и не столько потребительских благ, сколько вообще жизненных впечатлений. Приключения не хватало. В какой-то степени потребительские впечатления – это тоже впечатления, для многих – единственно им доступные. В сущности, именно так живёт обывательская масса на Западе, и ничего, нормально. Помню, меня прикалывало в Италии: каждый сезон модным становится какой-нибудь новый цвет – то всё вдруг в зелёных тонах, а то – в сливовых, а то серость в моде. Интересно же!
Сегодня мы с умным видом рассуждаем о «предательстве элит» – словно это что-то объясняет. А элиты – они что, с Луны свалились? Это те же наши родные обывательские массы, только чуть побойчее, сумевшие протыриться по комсомольской и партийной линии. Что вверху, то и внизу, что внизу, то и вверху, - говорят на Востоке. Правильно говорят…
Кстати об элитах. В 70-е годы вошло в моду суетливое жизнеустройство детей. По-видимому, тренд был срисован с самого верха. Дети высшего начальства уже не становились лётчиками и ракетными конструкторами, как сыновья Сталина и Хрущёва. Сын Брежнева Юрий Леонидович был на рубеже 70-х-80-х заместителем министра внешней торговли. Как говорится, почувствуйте разницу. Детей старались пристроить куда-нибудь поближе к загранице: если не в МИД (он всё-таки не резиновый), то во Внешторг или хоть управление внешних сношений какого-нибудь министерства. Чтобы потом поехать в «длительную командировку» (как тогда выражались) за границу. Устраивали в Академию внешней торговли – всё с той же целью. Ещё один вектор жизнеустройства – высшая школа. Но это больше для девочек, т.к., считалось, нет лучше стези для женщины, чем преподавать в вузе: ни за что не отвечаешь, и публика интеллигентная. Но бывали и мальчики «доценты с кандидатами». Их тоже старались пристроить хоть на какую-нибудь стажировку за границу. В общем и целом, идеалом работы было: сидеть в чистом месте и ни за что не отвечать. Вам это ничего не напоминает? Вот-вот, нынешние офисные идеалы: 3 К – кофе, кондиционер, клавиатура.
То, куда идут дети начальства, - очень показательная вещь. Это люди, имеющие максимальное количество степеней свободы. Они в высокой степени могут выбирать. Вот при Брежневе они стали выбирать МИД, Внешторг или кафедру. В то время никто из «чистой» публики не рассматривал завод или совхоз в качестве нормального, желанного места работы. Именно поэтому спустя десяток лет мы радостно развалили нашу промышленность.
Был и ещё один аспект, проливающий свет на приватизацию. Воровскую, криминальную - какую там ещё… Отправив сына за границу, советский начальник тем самым не решал окончательно и бесповоротно проблему его жизнеустройства. Из-за границы люди рано или поздно возвращались – и опять надо устраивать. Хорошо если папаша в силе, а если ушёл на пенсию? Тогда у сына никаких перспектив: его с радостью попрут с занимаемого места, тем более, что желающие на эту табуретку имеются. Мне кажется, именно отсюда растёт наша приватизация. Руководящие отцы - не для себя, а едино для кровиночки – захотели стать владельцами того имущества, которым прежде лишь управляли. Чтобы можно было передать по наследству и тем самым закрыть вопрос жизнеустройства потомства. Разумеется, всё пошло не по тому пути, имуществом овладели более шустрые и «витальные», но изначальным импульсом было, как мне представляется, именно это. Быт, жизнеустройство, а там трава не расти - вот был истинный лозунг брежневской эпохи.
Вся возня Перестройки, всё это «демократическое движение», все эти многотысячные митинги, страстно поддержанные народом (да, да, дорогие товарищи, Перестройка пользовалась огромной, поистине всенародной поддержкой!) – всё это было бунтом народных желаний и притязательных вожделений.
Мы впопыхах как-то не заметили, что наша капиталистическая революция, развалив народное хозяйство и доведя инфраструктуру до точки, вполне даже удовлетворила эти притязательные вожделения.
А что?
Хотели ездить за границу – теперь объездись, турбюро на каждом шагу.
Хотели свободы самовыражения – самовыражайся сколько влезет. Отвергают тебя СМИ – пиши в интернете. Не умеешь – пиши «каменты»; некоторые на этом даже, говорят, карьеру делают.
Проклятую прописку, попирающую важнейшую свободу – свободу передвижения и выбора места жительства – отменили. Ну и что, что все сбежались в столицу, а провинция оголена, но ведь хотели-то именно этого!
Ну и так по мелочи. В институт, например, можно поступить на раз: никаких тебе экзаменационных треволнений – заплатил и порядок. И специальности всё лёгкие, гуманитарные – не об этом разве мечталось?
Хотели читать не нудные производственные романы или унылую совковую публицистику, а занятные детективы и слезливые романы – вот они тебе, целыми полками в любой книжной лавке стоят. По ТВ не про то, как задули какую-нибудь нудную домну или сколько засыпали в закрома Родины, а всё интересное: про звёзд, про секс, ну, сами знаете.
В армии служить не хотели – так сегодня приличные люди и не служат, а служат нищебродские лохи и убогие лузеры. И дело идёт к наёмной армии.
Ну и – last, but not least - ШМОТОК! ШМОТОК! ШМОТОК! «Товаров импортного производства» (как писали на своих ларьках первые кооператоры) очень хотелось народу. Так их теперь завались! На каждом углу.
Вот этого весь советский народ, как один человек, в едином порыве жаждал, желал и призывал. И это – явилось. Правда, при этом развалилась страна и её экономика. Этого, разумеется, народ желать не мог, но и понять, как это всё устроено тоже не мог, да и не думал он об этом – это вообще за пределами его понимания.
Так что ностальгически вспоминая «дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева» и его эпоху, нельзя забывать: позор и провал Перестройки и того, что за нею воспоследовало, было заложено и духовно подготовлено в брежневскую эпоху. Это не повод пинать покойного Леонида Ильича: он – часть нашей истории, да и личные заслуги его велики. Так что восстановить мемориальную доску на доме – хорошая инициатива. Я бы и музей-квартиру соорудила – хотя бы чтобы показать, что «партократы» жили хоть и пошире рабочих, но далеко не так наваристо, как нынешние «успешные» чиновники.
В бреженвскую эпоху у народа не оказалось вождей, а у вождей – не оказалось идей. И тогда пришёл Обыватель. Кстати, была такая пьеса, я смотрела по ней спектакль (не помню ни автора, ни театр, ни сюжет) – «Смотрите кто пришёл». Вот он тогда и пришёл – обыватель. Он всегда приходит, когда нет больших идей. Пришёл и развалил Советский Союз. Продемонстрировав тем самым, что наше общество было идеократическим, т.е. держалось на большой идее. Вынь эту идею – и всё развалится. Как и произошло.
Автор совершенно напрасно сожалеет о том, что наше общество держалось на большой идее. По-другому просто не бывает: любое общество на нашей планете держится на своей идее. Другое дело, что, если идея незрелая или неверная, то и общество продержится на этой идее недолго. Именно это произошло и в СССР: нам обещали коммунизм – от каждого по способностям, каждому по потребностям. И обманули. Внедрили мещанскую идею – получили мещанский народ-шмоточник. По-другому и быть не может. И жизнь оттого неинтересная была, что стремиться людям было не к чему! Идеология была, но она была основана не на той идее! И самое неприятное, что не «у вождей – не оказалось идей», а, что этот процесс не был случайным…
За четверть века, что прошло с тех пор, тот брежневский Застой подёрнулся ностальгическим туманом (как в известном романсе «Утро туманное, утро седое») и теперь кажется и не застоем вовсе, а золотым веком стабильности, скромного достатка и патриархального уюта. Всё чаще появляются публикации, где авторы убеждают: это было лучшее время советской жизни, да что советской – всей истории нашего народа с начала времён. Жили-де не богато, зато тихо, предсказуемо, гарантировано. А потом пришли злые люди и всё порушили по наущению американцев. В воздухе нынче разлита ностальгия по всему советскому: даже в гламурном ГУМе, где цены – не подступись, открыли кафе, стилизованное под советскую столовую, и оно не пустует; я и сама с удовольствием там однажды поела. По данным Левада-Центра, 56% опрошенных считают Брежнева лучшим правителем России ХХ века.
Несколько лет назад мне привелось очутиться в местной ячейке одной из главнейших политических партий. Мы беседовали непринуждённо о том-о сём. И вот один из тамошних деятелей высказал, как нечто, очевидное: нечего выдумывать, при Брежневе всё было нормально и правильно. Вот и надо так сделать. Человек этот был сравнительно молодой, личной сознательной памяти о тех временах он иметь не мог, но вот такое верование – имеет. Это некая коллективная политическая ностальгия.
Ничего специально русского в этой ностальгии нет. Мы – в тренде. В мировом. В том смысле, что во всех странах люди со страхом смотрят в будущее и с тёплой печалью – в прошлое. Отсюда мода на стиль бабушкиной усадьбы в интерьере. Модная потёртость, прозванная «шебби-шик»: наивные цветочки, небрежно покрашенная мебель, где сквозь краску проглядывает структура дерева, слегка поеденного жучком. Давно известно: архитектура, интерьеры, вообще дом - лучше всего отражает интегральное самоощущение эпохи. Вот сегодня оно такое: хочу назад, в детство, к бабушке-старушке.
Или к дедушке – Брежневу.
Мне такие мысли (весьма распространённые) кажутся очень опасными. В них – прискорбная обломовщина, нежелание идти вперёд и думать собственной головой. Потому что если чуть-чуть подумать, то станет ясно, что возвращаться нам – некуда: позарастали стёжки-дорожки в советское прошлое. Но это не всё. Упадок и развал Перестройки был как раз реализацией дурных вожделений Застоя. Наше Сегодня – во всём его гротескном уродстве и стыдобе – это реализация наших тогдашних мечтаний. Это реализация нашего коллективного бессознательного. Не случайно говорят: аккуратнее с мечтами – они могут сбыться. Вот и сбылись…
Эпоха Брежнева была в широком смысле временем отдыха. От чего отдыха? Да от всего. От ужасов войны, послевоенного труда на износ. От общей тягости и строгости жизни, от гнёта ответственности, которая довлела над всеми – от наркома до мелкой типографской корректорши. (В фильме Тарковского «Зеркало» корректорша ночью сообразив, что пропустила ошибку, в темноте бежит, чтобы исправить; вот поэтому-то книжки той поры можно было использовать как орфографический словарь).
Это было время отдыха от серьёзности и ответственности. Предыдущая эпоха была эпохой большой серьёзности. Посмотрите на фотографии и картинки, изображающие кого угодно – хоть студентов, хоть школьников, хоть детсадовцев. Они все – серьёзны. Не хмуры – именно серьёзны. Да, юмор, смехи-потехи – были. Но им было отведено строго определённое место и время: последняя страница в журналах, карикатуры, комедии. Но и комедиям с карикатурами вменялось быть поучительными, «исправлять нравы», как выражались в эпоху классицизма.
Как-то раз, ожидая кого-то на станции метро «Парк культуры – кольцевая», я рассматривала медальоны с горельефами, изображающими времяпрепровождение трудящихся в Парке культуры. Как они все серьёзны! Даже танцующая парочка танцует ответственно: не флиртует, не развлекается даже – вершит культурную революцию.
Собственно, уже после смерти Сталина государственное давление на маленького человека было ослаблено. При Хрущёве практически никого не сажали, но там была сплошная дерготня: укрупняли-разукрупняли совхозы, урезали приусадебные хозяйства, разгоняли министерства и на их место организовывали совнархозы… При Брежневе всё стало тихо, а начальники порою сидели на своих местах десятилетиями, нередко до смерти. Таким, например, был руководитель отрасли, в которой проработали всю жизнь мои родители – станкостроения. А.И. Костоусов руководил отраслью по сути дела с 1946 г. аж до 80-го, когда глубоким стариком ушёл на пенсию.
Брежнев был очень подходящей фигурой для той эпохи, даже, можно сказать, её зримым выражением, персонификацией. Добрый, душевный, как вспоминают знавшие его люди, бонвиван, любитель «женщин и машин». Именно такую фигуру вызвал из народной толщи и вознёс исторический рок.
В предыдущую эпоху Брежнев честно воевал и славно трудился, восстанавливая разрушенное Запорожье, где по сю пору в старшем поколении живёт о нём благодарная память. Моя свекровь рассказывает, что в 44-м вернулись из эвакуации на руины, а в 50-м её семья (отец был мастером на Запорожстали) въехала в новую квартиру. При этом сначала восстанавливали заводы, а потом уж строили жильё. Любопытно, что моя свекровь прямо-таки запрещает домочадцам дурно говорить о Леониде Ильиче – именно за восстановление Запорожья. Ну а потом, перспективы как-то потерялись, цели утратились, и осталась одна цель жизни: жить чтобы жить. Просто так. И мне кажется, что и в старческой немощи Леонида Ильича, его косной речи, было нечто символическое. Глядя на него, думалось: этот человек скоро умрёт. Глядя на окружающую жизнь, тоже невольно думалось: эта жизнь должна умереть. Она, собственно, и умерла…
Часто говорят о великих промышленных, военных и хозяйственных свершениях той поры. Верно, сделано было много. Нельзя не отметить, и это надо твёрдо уяснить и повторять тем, кто ещё не понял: сегодня мы живём исключительно на ТОМ наследстве. Запасы ископаемых были разведаны, газо- и нефтепроводы проложены – всё тогда. И «ядерный щит Родины», препятствующий нашим западным друзьям просто прийти и взять что требуется голыми руками, - тоже был в значительной мере создан тогда.
В брежневскую эпоху люди ещё работали. Жив был некий «страх божий»: «чувство ответственности за порученный участок работы» (как тогда было принято выражаться на собраниях трудовых коллективов) – так вот это самое чувство всё-таки так-сяк присутствовало, хотя и зримо деградировало. Не случайно Андропов, придя к власти, принялся за водворение элементарной дисциплины, типа нахождения на работе в рабочее время, а Горбачёв взялся за борьбу с пьянством. Уже эти два факта показывают, что порядок был неважный. Но всё-таки тогда – работали. То ли боялись, то ли стеснялись, чтобы вот так взять и в открытую бездельничать и тунеядствовать. Да это и технически невозможно было.
Но тогдашняя работа - была инерцией прошлой эпохи, даже не хрущёвской – сталинской. Жизнь огромной страны вообще чрезвычайно инерционна, и повернуть её – непросто; в всяком случае, на это требуется время. Люди начинают мыслить, чувствовать, веровать по-новому, а действуют – ещё по-старому. И только спустя время это новое мироощущение, новые мысли и чувства – реализуются в физической реальности.
Маркс когда-то писал об «отставании сознания от бытия»: бытие-де уже новое, а сознание ещё не подстроилось. Мне думается, дело обстоит прямо противоположным образом: бытие несколько отстаёт от сознания. Вернее так: бытию надо некоторое время, чтобы подстроиться под новый тип сознания. Под сознанием я подразумеваю не столько теоретизирующую работу рационального ума – всякие там политэкономии с философиями. То, что создаёт новую реальность, - это скорее новые верования, новое интегральное чувство жизни, новое мироощущение. Вот это и есть реальный «базис» экономики, а вовсе не наоборот, как многие до сих пор думают под влиянием школярского истмата. Редко кто сегодня считает себя марксистом, а вот в так называемый «примат экономики» - верят довольно массово, особенно в научных кругах.
Отставание бытия от сознания многие наблюдали в своей трудовой жизни: начальник ещё энергичен, грозен, распорядителен, но… в душе, он уже ушёл на пенсию. И это чувствуется, какие-то от него исходят пенсионерские флюиды. И служащие понимают: все строгости и призывы – не всерьёз. Именно так происходило в брежневскую эпоху: ещё продолжали строить заводы, запускать ракеты, проникать, как выражались тогдашние восторженные журналисты, «в глубины микро- и макромира», а мечты… мечты были совсем не там. Мечты были домашние, бытовые – застойные. Что это за мечты? Да самые обычные: квартирку получить в приличном районе, облепить сортир чешской голубой плиткой, сына во Внешторг пристроить, дочку на кафедру. Размер мечтаний (как и размер квартир и разлапистость люстр) был разный, а тематика мечтаний – единая. Бытовая.
Стиль брежневской эпохи – это стиль отдыха, частной маленькой жизни, быта, жизнеустройства. Помните, у Маяковского: «Я желаю, очень просто, отдохнуть у этой речки». Вся жизнь стала обывательской, она была заточена на создание своего маленького уютика. Отсюда возник культ ширпотреба. А поскольку западный ширпотреб был неизмеримо лучше нашего, то естественным образом возник культ ширпотреба западного.
Культ западного ширпотреба естественным образом перетекал в культ Запада. Собственно, у русской интеллигенции западничество в крови, она всегда жила с головой, повёрнутой на Запад. ВСЁ, что исходило «оттуда», было по определению лучше нашего. Например, советские производственные романы было принято презирать (нудьга, дрянная совковая агитка), а вот производственные романы Артура Хейли – было принято читать и уважать. Среди интеллигенции было принято презирать газету «Правда»: цековская пропаганда. Моя сотрудница, работавшая в те времена в НИИ, рассказывала, что у них был в ходу такой иронический вопрос: «Ты что, это в «Правде» вычитал?» - значило: дурак ты, и уши холодные. Цековскую пропаганду презирали, а цереушную (впоследствии госдеповскую) – всякие там «Свободы», «Свободные Европы» - этому, напротив, уважительно внимали.
Но главное, за что уважали Запад, - это, безусловно, ширпотреб. «Импорт», «дефицит» - вот о чём реально мечтал советский человек эпохи Застоя. Разумеется, были исключения, да и накал мечты был разный – в зависимости от темперамента и личных свойств натуры, но тенденция такая была, и она была – выраженной.
Возникала, словно поветрие, мода на что-то. Например, очень вдруг всем позарез стало нужно приобрести хрустальные вазы. А потом почему-то хрустальные люстры. Просто жить без них не могли. Или ковры изделия люберецкой фабрики. На ковры даже «писАлись» - т.е. записывались в профкоме по месту работы. Потом на них существенно повысили цены, и они появились в повсеместной продаже. Забавно, что первая наша с мужем совместная покупка был именно ковёр. Зелёный, люберецкой фабрики, он жив и поныне. Забавно, что, оказавшись в Эмиратах, я неизвестно зачем купила настоящий персидский ковёр – видимо, какой-то микроб любви к коврам жил во мне все эти годы. Хотя в те далёкие времена я играла (внутри себя) роль интеллектуалки, которая выше этих обывательских заморочек.
У моей подруги была соседка – буфетчица тётя Нина. Буфетчица сколотила некоторое состояние путём мелких мошенничеств – недолива того, недовложения сего… И накупила себе ваз и ковров. «Приду с работы, сяду на диван, под ногами – ковёр, на «стенке» (мебельной) – вазы. И сижу себе, девочки, - ну как королева!» - делилась своими жизненными достижениями тётя Нина.
А ещё почему-то было принято приобретать – «брюллики», т.е. бриллианты. Хоть малюсенькие, но настоящие. Бриллианты вообще крайне редко бывают красивыми, для этого они должны быть заметными, т.е. большими, в 2-3 карата, не меньше, но в те времена об этом, понятно, и речи не было. Тогдашние «брюллики» были скорее неким символом высшей жизни, чем настоящим богатством или даже украшением. Но мода на них была. Все удачливые продавщицы стояли за прилавком в бриллиантах. Уже в 90-е годы мы создавали совместное предприятие, куда входила тульская овощебаза. На этой почве я познакомилась с директрисой овощебазы и её подручными. Все дамы предстали с красным маникюром и с бриллиантами в ушах и на руках. И напомнили мне далёкую юность.
Эти дамы стали реальными героинями нашего времени, как когда-то ими были Стаханов с Пашей Ангелиной. Борец и созидатель уступил место обывателю. И произошло это потому, что народу не дали яркой, влекущей цели. Цели, по существу вещей, религиозной. Если целью жизни является «жить чтобы жить» - на первое место выдвигается обыватель. Он и выдвинулся.
Именно поэтому наш народ так легко дал развалить Советский Союз и вообще советскую жизнь. Обыватель был куплен Западом даже не за стеклянные бусы, а за смутные обещания этих бус. Точно так сегодня наши украинские братья готовы на всё ради возможности беспрепятственно ездить в Евросоюз.
Сказать, что руководство страны совсем не понимало тех процессов, которые происходят в народе, чем народ живёт и чего хочет, - нельзя. Мне кажется, кое-что понимало. Хотя, конечно, все наши тогдашние начальники были люди пожилые, попросту, старые, прожившие трудную жизнь, и мысль о том, что молодой девушке по самое «не могу» хочется иметь сапоги-чулки (были такие), а парню – кассетный магнитофон, и от этого зависит их патриотизм и готовность трудиться на благо родины и сражаться за неё – вот это им было НЕВМЕСТИМО ПОНЯТЬ, если воспользоваться забавным выражением Солженицына. Просто в голову не влезала такая мысль, настолько разнокалиберные были эти вещи – сапоги и Родина. Но на самом деле, именно так и было. Ведь ребёнок плачет-заливается, что у него нет какой-нибудь муры – например, модной обложки на сотовый телефон, и не греет его мысль о том, что у него есть вкусный и питательный обед, хорошая светлая комната и возможность ходить в бассейн. Дай прикольную обложечку на телефон с заячьими ушами!
Так вот. Ощущение какого-то брожения в народе – было. Нет, не свободы слова, не возможности встречаться с иностранцами хотелось нормальному массовому советскому человеку. В конце концов, большинству было ровно нечего сказать и в пределах отпущенной свободы, а иностранцы – какие иностранцы в Туле или в Кирове? Нормальному массовому советскому человеку хотелось – барахла. Как-то пошире хотелось пожить, поярче, понаваристее - поинтереснее. Вот правильное слово – поинтереснее. Взрыв смешного, убогого советского консумизма коренился именно в этом – в неинтересности жить. Человеку важнее хлеба – интерес, азарт, какое-то кипение жизни. Если этот интерес есть – можно мириться и с бытовой неустроенностью и с отсутствием сапог-чулок. Всё борцы с лишним весом знают: когда тебе жить интересно – есть забываешь и само собой худеешь, а когда скучно – хочется себя полакомить чем-нибудь, всё равно чем.
Начальство озаботилось, видимо, что люди интересуются не свершениями пятилеток, не трудами основоположников, а мебельными «стенками» и чешским кафелем. Именно тогда в прессе началась возня о мещанстве и бездуховности. Советские писатели и публицисты мигом пристроились и – понеслось. В газетах появлись соответствующие рубрики, вроде «Люди и вещи», где утверждались, в принципе, верные мысли: не мы для вещей, а вещи для нас.
В «Комсомольской правде» была такая журналистка Елена Лосото, которая с темпераментом Савонаролы клеймила «мещанство». Вообразите, сколько раз я должна была увидеть её фамилию, чтобы помнить через десятилетия. Ещё одним заметным автором, регулярно писавшим на эти темы, был Леонид Жуховицкий, здравствующий и поныне. Его необычайно ценила наша классная руководительница и использовала в своей работе с нами. Помню, он где-то писал о молодой девушке, которая исступлённо хотела приобрести дублёнку с цветами, вышитыми по подолу (были такие), и всё ей как-то не удавалось, что-то мешало, она впадала едва не в отчаяние… в общем, не помню, чем там дело кончилось. Но помню мысль Жуховицкого, верную в своей основе: девушке не хватало не дублёнки с цветами, а – любви. У подруг был какой-никакой любовный опыт, а у героини дублёночной истории – пока никакого, вот она и хотела как-то его компенсировать цветами по подолу. Жуховицкий вообще всегда был несколько сдвинут в сторону любви, но мыслил он верно, только надо было чуть шире ставить вопрос: дублёнка и погоня за нею нужна ей была в первую очередь ради жизненного интереса, впечатления, приключения. Одним из общедоступных видов этого интереса является, безусловно, любовь, роман, интрижка – что хотите. Но не только. Скажем, предпринимательство, делание денег, на мой взгляд, даёт больше драйва, но это как на чей вкус.
Вот драйва-то и не было! Естественный драйв – война, разруха, восстановление – прошёл. Жизнь стала спокойной, устроенной – и вот вдруг оказалось, что она – серая и скучная. Простые люди, когда им чего-то смутно не хватает, обычно считают, что им не хватает денег, имущества, барахла, удобств жизни, вкусной еды. На самом деле, не хватало не только и не столько потребительских благ, сколько вообще жизненных впечатлений. Приключения не хватало. В какой-то степени потребительские впечатления – это тоже впечатления, для многих – единственно им доступные. В сущности, именно так живёт обывательская масса на Западе, и ничего, нормально. Помню, меня прикалывало в Италии: каждый сезон модным становится какой-нибудь новый цвет – то всё вдруг в зелёных тонах, а то – в сливовых, а то серость в моде. Интересно же!
Сегодня мы с умным видом рассуждаем о «предательстве элит» – словно это что-то объясняет. А элиты – они что, с Луны свалились? Это те же наши родные обывательские массы, только чуть побойчее, сумевшие протыриться по комсомольской и партийной линии. Что вверху, то и внизу, что внизу, то и вверху, - говорят на Востоке. Правильно говорят…
Кстати об элитах. В 70-е годы вошло в моду суетливое жизнеустройство детей. По-видимому, тренд был срисован с самого верха. Дети высшего начальства уже не становились лётчиками и ракетными конструкторами, как сыновья Сталина и Хрущёва. Сын Брежнева Юрий Леонидович был на рубеже 70-х-80-х заместителем министра внешней торговли. Как говорится, почувствуйте разницу. Детей старались пристроить куда-нибудь поближе к загранице: если не в МИД (он всё-таки не резиновый), то во Внешторг или хоть управление внешних сношений какого-нибудь министерства. Чтобы потом поехать в «длительную командировку» (как тогда выражались) за границу. Устраивали в Академию внешней торговли – всё с той же целью. Ещё один вектор жизнеустройства – высшая школа. Но это больше для девочек, т.к., считалось, нет лучше стези для женщины, чем преподавать в вузе: ни за что не отвечаешь, и публика интеллигентная. Но бывали и мальчики «доценты с кандидатами». Их тоже старались пристроить хоть на какую-нибудь стажировку за границу. В общем и целом, идеалом работы было: сидеть в чистом месте и ни за что не отвечать. Вам это ничего не напоминает? Вот-вот, нынешние офисные идеалы: 3 К – кофе, кондиционер, клавиатура.
То, куда идут дети начальства, - очень показательная вещь. Это люди, имеющие максимальное количество степеней свободы. Они в высокой степени могут выбирать. Вот при Брежневе они стали выбирать МИД, Внешторг или кафедру. В то время никто из «чистой» публики не рассматривал завод или совхоз в качестве нормального, желанного места работы. Именно поэтому спустя десяток лет мы радостно развалили нашу промышленность.
Был и ещё один аспект, проливающий свет на приватизацию. Воровскую, криминальную - какую там ещё… Отправив сына за границу, советский начальник тем самым не решал окончательно и бесповоротно проблему его жизнеустройства. Из-за границы люди рано или поздно возвращались – и опять надо устраивать. Хорошо если папаша в силе, а если ушёл на пенсию? Тогда у сына никаких перспектив: его с радостью попрут с занимаемого места, тем более, что желающие на эту табуретку имеются. Мне кажется, именно отсюда растёт наша приватизация. Руководящие отцы - не для себя, а едино для кровиночки – захотели стать владельцами того имущества, которым прежде лишь управляли. Чтобы можно было передать по наследству и тем самым закрыть вопрос жизнеустройства потомства. Разумеется, всё пошло не по тому пути, имуществом овладели более шустрые и «витальные», но изначальным импульсом было, как мне представляется, именно это. Быт, жизнеустройство, а там трава не расти - вот был истинный лозунг брежневской эпохи.
Вся возня Перестройки, всё это «демократическое движение», все эти многотысячные митинги, страстно поддержанные народом (да, да, дорогие товарищи, Перестройка пользовалась огромной, поистине всенародной поддержкой!) – всё это было бунтом народных желаний и притязательных вожделений.
Мы впопыхах как-то не заметили, что наша капиталистическая революция, развалив народное хозяйство и доведя инфраструктуру до точки, вполне даже удовлетворила эти притязательные вожделения.
А что?
Хотели ездить за границу – теперь объездись, турбюро на каждом шагу.
Хотели свободы самовыражения – самовыражайся сколько влезет. Отвергают тебя СМИ – пиши в интернете. Не умеешь – пиши «каменты»; некоторые на этом даже, говорят, карьеру делают.
Проклятую прописку, попирающую важнейшую свободу – свободу передвижения и выбора места жительства – отменили. Ну и что, что все сбежались в столицу, а провинция оголена, но ведь хотели-то именно этого!
Ну и так по мелочи. В институт, например, можно поступить на раз: никаких тебе экзаменационных треволнений – заплатил и порядок. И специальности всё лёгкие, гуманитарные – не об этом разве мечталось?
Хотели читать не нудные производственные романы или унылую совковую публицистику, а занятные детективы и слезливые романы – вот они тебе, целыми полками в любой книжной лавке стоят. По ТВ не про то, как задули какую-нибудь нудную домну или сколько засыпали в закрома Родины, а всё интересное: про звёзд, про секс, ну, сами знаете.
В армии служить не хотели – так сегодня приличные люди и не служат, а служат нищебродские лохи и убогие лузеры. И дело идёт к наёмной армии.
Ну и – last, but not least - ШМОТОК! ШМОТОК! ШМОТОК! «Товаров импортного производства» (как писали на своих ларьках первые кооператоры) очень хотелось народу. Так их теперь завались! На каждом углу.
Вот этого весь советский народ, как один человек, в едином порыве жаждал, желал и призывал. И это – явилось. Правда, при этом развалилась страна и её экономика. Этого, разумеется, народ желать не мог, но и понять, как это всё устроено тоже не мог, да и не думал он об этом – это вообще за пределами его понимания.
Так что ностальгически вспоминая «дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева» и его эпоху, нельзя забывать: позор и провал Перестройки и того, что за нею воспоследовало, было заложено и духовно подготовлено в брежневскую эпоху. Это не повод пинать покойного Леонида Ильича: он – часть нашей истории, да и личные заслуги его велики. Так что восстановить мемориальную доску на доме – хорошая инициатива. Я бы и музей-квартиру соорудила – хотя бы чтобы показать, что «партократы» жили хоть и пошире рабочих, но далеко не так наваристо, как нынешние «успешные» чиновники.
В бреженвскую эпоху у народа не оказалось вождей, а у вождей – не оказалось идей. И тогда пришёл Обыватель. Кстати, была такая пьеса, я смотрела по ней спектакль (не помню ни автора, ни театр, ни сюжет) – «Смотрите кто пришёл». Вот он тогда и пришёл – обыватель. Он всегда приходит, когда нет больших идей. Пришёл и развалил Советский Союз. Продемонстрировав тем самым, что наше общество было идеократическим, т.е. держалось на большой идее. Вынь эту идею – и всё развалится. Как и произошло.
Автор совершенно напрасно сожалеет о том, что наше общество держалось на большой идее. По-другому просто не бывает: любое общество на нашей планете держится на своей идее. Другое дело, что, если идея незрелая или неверная, то и общество продержится на этой идее недолго. Именно это произошло и в СССР: нам обещали коммунизм – от каждого по способностям, каждому по потребностям. И обманули. Внедрили мещанскую идею – получили мещанский народ-шмоточник. По-другому и быть не может. И жизнь оттого неинтересная была, что стремиться людям было не к чему! Идеология была, но она была основана не на той идее! И самое неприятное, что не «у вождей – не оказалось идей», а, что этот процесс не был случайным…
Информация