Трижды прославленный
Гвардеец-десантник Иван Маркович Таран воевал мужественно и умело, о чем свидетельствуют награды – три ордена Славы, орден Красной Звезды, медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». И это – за четыре месяца войны, которую он закончил в 19 лет! «Отчаянным был»,– сказал о себе ветеран. Сколько фашистов уничтожил – не считал. Сказал только, что ствол пулемета, с которым прошел фронтовыми дорогами, часто раскалялся от выстрелов докрасна.
В той злости, с которой косил фашистов Иван, переплелось многое. Святая месть за безжалостно уничтоженных гитлеровцами односельчан, за угнанных в немецкое рабство сверстников, изувеченную врагом родную землю, погибших в жестоких боях боевых товарищей…
Немцы вошли в большое село Ново-Григорьевка, что в Кировоградской области, в начале августа сорок первого, и вскоре на видных местах появились бумаги с большим черным орлом вверху, державшим в когтях свастику. Угрожали расстрелом всем, кто укроет у себя красноармейца или партизана, не донесет о «чужаке», покажется на улице после наступления темноты, утаит радиоприемник…
Летом 1942 года по дворам прошли немецкие прихвостни из местной управы и переписали всех юношей и девушек. Вскоре появилось очередное распоряжение оккупантов: молодым людям, кому исполнилось 16 лет, явиться на сборный пункт для отправки на работу в Германию. Невыполнение приказа грозило расстрелом родителей отказников. Иван в тот список попал – ему уже было шестнадцать. Брату Владимиру – тоже, он был младше Ивана всего на четыре часа. «Брат в тот список не попал: у него сильно болели ноги, в периоды обострений он даже не мог самостоятельно передвигаться. Его специально приходил осматривать врач, который и доложил немцам: не годен».
Как вспоминает ветеран, «вечером собрался семейный совет. Мама с отцом, которого не призвали в армию по возрасту, настаивали на том, чтобы я спрятался. Но как я мог ставить под удар жизнь самых родных людей – родителей, брата, сестренки Валюши, которой было всего три года…»
К тому времени братья уже год были связаны с местным партизанским отрядом, который появился в их краях после прихода гитлеровцев. Заместитель командира отряда Василий Павлович Бондаренко, который жил до войны в соседском доме, рекомендовал смышленых подростков командиру. «Мы не участвовали в боевых действиях, нас скорее можно назвать связными – через нас шла разного рода информация»,– вспоминает Иван Маркович. Например, братья делились с земляками вестями с Большой земли. У партизан был радиоприемник, который удалось спрятать от оккупантов. И когда фашисты стали заверять, что «доблестные» войска фюрера взяли Крым, Кавказ, Москву, Ленинград, потеснили Красную Армию за Волгу и уже подходят к Уралу, благодаря сообщениям из столицы местные жители узнали правду: Москва стоит, как неприступная твердыня, Красная Армия в непрекращающихся жестоких боях изматывает силы врага, и час расплаты непременно настанет… А в декабре сорок первого пришла радостная весть: фашистские захватчики разгромлены под Москвой и под натиском наших войск отходят на запад. Получив то сообщение по радио, Бондаренко сказал братьям: «Вот вам слова настоящей правды. Порадуйте своих земляков. Теперь нам всем будет легче, да и веселее!»
Именно к этому человеку и пришел за советом Иван накануне отправки в Германию. «Василий Павлович, мужик мудрый и рассудительный, спокойно и взвешенно проинструктировал: «На призывной пункт ты должен явиться, иначе под угрозой будут родные. Пробьешь деревянный пол в вагоне и убежишь. Но не в степи, а в лесу, там есть такие места, где поезд сильно сбавляет ход, да и скрыться легче. И – обязательно ночью…»
Днем действительно убежать было невозможно. «Нас везли в вагонах для перевозки скота – «телятниках», и в тамбуре каждого вагона находилось по два немецких автоматчика с собакой. В каждом вагоне – полсотни человек. Лето, духота. Все понимали, что попали в рабство. Девушки плакали, лица ребят были сумрачны…»
Как и советовал Бондаренко, поздно ночью, пробив деревянный пол в вагоне, Иван упал на шпалы. «Никто меня не выдал, когда я отрывал доски, земляки даже помогали, но, к сожалению, никто не решился последовать за мной – слишком был велик риск. Но это меня не остановило. Из нашего села тогда увезли 75 человек. После войны вернулись лишь несколько девушек…».
А еще спустя год карательный отряд на рассвете окружил Ново-Григорьевку. Это произошло сразу после того, как партизаны уничтожили в селе около двадцати полицаев и немецкого офицера. «Стариков и подростков согнали в центр села. 126 человек. Разделили на две группы и в разных концах села безжалостно расстреляли. Не пожалели никого, – говорит Иван Маркович. – Мы с братом были у партизан, а отец в те дни работал в соседнем селе, так что уцелели…» О том, что произошло в то трагическое утро, им позднее поведали земляки. Рассказали также, что вместе с немцами пришли в Ново-Григорьевку около сотни конных калмыков из бывших пленных. Те будто упивались своей властью – жестоко избивали людей, насиловали женщин…
После освобождения села уже на четвертый день братья добровольцами ушли в действующую армию. Их отправили в Ульяновскую область, в учебный полк. Определили в пулеметчики. «Узнав об этом, обрадовался несказанно. Знаете, в 1936 году я первый раз увидел звуковой фильм. Это был «Чапаев». Там тачанки, пулемет «максим». Ходил смотреть фильм несколько раз. Тогда и решил: когда призовут в армию, буду проситься в пулеметчики. И надо же такому случиться, что именно во время войны мечта сбылась», – вспоминает Иван Маркович.
Сказал, что учили их люди, побывавшие в боях, имевшие награды. «Их в тыл направили после ранений. Для нас они были признанными авторитетами в военном деле, и стыдно было не знать матчасть «максима» или отлынивать на занятиях по огневой подготовке. У меня все получалось…»
Учиться пришлось недолго – через два месяца поступил приказ: отправить группу наиболее подготовленных бойцов для пополнения воздушно-десантной дивизии. Отобрали 40 курсантов, в том числе Ивана. Володя в тот список не попал. «Но как я без него? Я всегда был для младшего брата защитой и опорой. Ноги его подводили, мне никак нельзя было оставлять его. Обратился к командиру батальона, тот направил к командиру полка. Пошел. Командир полка был фронтовик, после тяжелого ранения, хороший мужик. Сразу меня понял. Спросил только: «А он согласен?». В общем, все решилось, как мы хотели».
С того времени братья воевали рядом: старший – наводчиком станкового пулемета, младший – помощником. Так что понятия «брат», «братишка» для ветерана имеют особый смысл. Но сказал он не только о Володе: «На войне люди по-особенному прикипают друг к другу, становятся родными. Без уверенности в соседе справа и слева, какой-то особой привязанности, воевать невозможно».
В один из дней дивизия получила приказ грузиться в эшелоны. Несколько дней пути – и соединение оказалось в Венгрии. Там, в боях у озера Балатон, и приняли братья боевое крещение.
О напряжении тех боев свидетельствует выдержка из обращения военного совета 3-го Украинского фронта: «В предчувствии своей неизбежной гибели враг бросается от одной авантюры к другой. На участке нашего фронта он бросил в бой озверелые эсэсовские орды, пытается выйти на Дунай, прикрыть южные границы своей берлоги, он хочет остаться хозяином венгерской нефти, сохранить за собой Аварию с ее промышленностью. Он хочет подлатать свой подмоченный авторитет… Не бывать этому!»
Гвардейцев с марша бросили на передовую. До врага – сотня-другая метров. Именно там Иван Таран понял, что значит быть на войне пулеметчиком. «Тяжело было и физически, и морально, – сказал ветеран. – Немцы устроили настоящую охоту, стремясь вывести из строя наше «оружие массового поражения». Работали снайперы, да и минометчики вели прицельный огонь. До сих пор помню вой вражеских мин и их разрывы. Если недолет, значит, следующая будет твоя. Командир кричит: «Сменить позицию!» Да и сам понимаешь, что будешь покойником, если не переберешься. А теперь представьте, как сменить место на передовой, по сути – открытой местности, вместе с тяжелым пулеметом и всем его снаряжением? На пределе сил работали…»
Воевали братья с 7,62-мм станковым пулеметом Горюнова (СГ-43), который хотя и был почти вдвое легче «максима», на котором тренировались в учебке, но и сорок килограммов – приличный вес. «А у нас ведь не только пулемет, но и сменные стволы, и коробки боеприпасов, в которых по 500 патронов. За подносчиками боеприпасов вражеские снайперы тоже охотились. Если ползет солдат с коробками, по нему обязательно вели огонь. Мы многих так потеряли…»
Что касается подготовки позиций, то, как отметил Иван Маркович, их хорошо учили: как и сколько позиций должен был оборудовать пулеметный расчет. «В теории я все хорошо знал. Но одно дело – оборона, а мы все время были в наступлении. Но если занимали позицию, сразу же окапывались. Кто ленился – погибал: уж больно кусались вражеские снайперы».
И еще сказал, как преодолевал страх первых дней боев: «Не хотел быть трусом в глазах боевых товарищей. Оставалось только уповать на судьбу. К счастью, она к нам с Володей была благосклонна».
На венгерской земле и открыл Иван Таран боевой счет, и получил первый орден. Вот строки из представления к награде: «В тяжелых боях при форсировании реки Раба товарищ Таран уничтожил огневую точку противника и более 15 солдат. При взятии населенных пунктов Мюнхендорф и Лаксенбург, ловко владея пулеметом и маневрируя, уничтожил более десяти немцев и огневую точку противника». На груди гвардейца засиял орден Славы третьей степени.
Второй наградой он был отмечен за бои на территории Австрии. «Хотите верьте, хотите нет, но пулемет раскалялся, как металл у мартеновской печи». В представлении к награде об одном из боев говорится так: «Товарищ Таран Иван Маркович, участник боев за населенный пункт Кляйнцель, отбивал атаку немцев и был ранен, но не покинул поле боя и продолжал отбивать контратаку противника. Уничтожил до взвода солдат противника, две автомашины и расчет станкового пулемета». Гвардеец должен был получить орден Великой Отечественной войны II степени. Но в штабе корпуса почему-то решили наградить бойца орденом Славы. И снова – третьей степени.
Когда освобождали Вену, советское командование, чтобы сберечь исторический центр одного из красивших городов Европы от разрушений, использовало артиллерию по минимуму, и потому гвардейцам пришлось несладко. «Бои были жестокие. Немцы дрались за каждый дом, только успевали стволы менять да ленту…». Когда вошли в город, для Ивана, сельского паренька, была удивительна необыкновенная красота центра Вены. Символический ключ от города бургомистр вручил командиру его родной гвардейской дивизии генерал-майору Иванову в знак признательности за освобождение Вены с малыми разрушениями.
А вскоре поступила команда: форсировать Дунай в районе города Корнебург, что в 25 километрах от Вены. В этих местах Альпы подходят к самому Дунаю и обрываются отвесной стеной. Зацепиться можно было лишь за небольшой пятачок на противоположном берегу, от которого начинались железная дорога и шоссе. Вот десантникам и предстояло, преодолев Дунай, оседлав шоссе, замкнуть кольцо и взять в окружение группировку немцев. Ширина реки в том месте составляла один километр, но перед Альпами она делала резкий изгиб, и потому течение было сильнее, чем на других участках.
Взять тот небольшой пятачок должна была штурмовая группа. В нее набирали только добровольцев. Иван с братом записались одними из первых. Неожиданно их вызвал командир батальона, «боевой, уважаемый всеми мужик», капитан Перепикин. Сказал: «Одного из вас вычеркиваю из списка». Братья чуть ли не хором: «Чем мы провинились?» Офицер был убедителен: «Если вы оба погибнете, а жертвы в штурмовой группе будут обязательно, то представьте состояние своей матери, когда она получит сразу две похоронки». И как-то по-отечески добавил: «Мальчики, вы же не к теще на блины идете, а на форсирование серьезнейшей преграды. Переправляться будете на виду у немцев, и они по вам будут вести шквальный огонь. Так что давайте поступим так. Вот две спички, одну я ломаю, другую нет. Кто вытащит целую спичку, тот и пойдет в штурмовой группе». Эта спичка досталась Ивану. Комбат крикнул вдогонку: «Не волнуйся. На рассвете Володя уже с дивизией придет на плацдарм, который ты захватишь».
Рассказал фронтовик, как искали эти самые «подручные средства» и ничего подходящего для пулеметного расчета не нашли, как переправлялись вчетвером в маленькой дырявой лодке с пулеметом посередине. «Только преодолели метров сорок, пытаясь совладать с течением, как полетели вверх осветительные ракеты. Мы – как на ладони. Естественно, фашисты нас заметили и из крупнокалиберного пулемета раздробили нос лодки. Она пошла ко дну. Что делать? На фронте надо выполнять приказ, и я в шинели, в сапогах, с пистолетом, гранатами плыл 900 метров». Вода – ледяная, от нестерпимого холода судорогой сводило ноги, а зубы помимо воли выбивали лихорадочную дробь. Выручило то, что Иван вырос у реки и плавал прилично.
Когда ноги коснулись дна на той стороне, зацепившись за кустарник, выполз на берег. Вымотался настолько, что поначалу и шага ступить не мог. Ручьем стекала вода, прижимала к земле тяжеленная шинель, но надо было идти вперед. И не просто идти – с боем. «Когда прорвались ближе к селению, увидел каменный дом, подумал: вдруг найду какую-нибудь мужскую одежду. Но там оказалась только женские вещи. Снял с себя все, обмотался в женское платье, сверху натянул кальсоны, а на портянки пустил шелковое белье. Через три часа узнал, что такое в сапогах не фланелька, а шелк. Ноги покрылись волдырями…»
Те 15 человек, которые добрались до противоположного берега, захватив один из домов, заняли круговую оборону. Пришлось отражать атаку трех немецких танков и батальона пехоты. Пулемет Тарана строчил, не переставая. Вскоре семь бойцов получили ранения. Кончились боеприпасы. Один из солдат нашел палку и красную скатерть, высунул полотнище из окна второго этажа и стал им размахивать. Это был сигнал нашим артиллеристам: «Вызываем огонь на себя!». Те правильно поняли и метким огнем накрыли немецкие танки.
Иван Маркович протянул мне листовку, выпущенную в те дни политотделом соединения. Она называлась «Наши герои» и призывала всех гвардейцев дивизии равняться на подвиг группы добровольцев во главе с гвардии старшим лейтенантом Алексеевым. Вот строки из листовки: «Три часа длился упорный и неравный бой. Немцам удалось окружить отважных гвардейцев. Но ни один из них не потерял присутствия духа в эти трудные минуты. Даже тяжелораненые бойцы продолжали вести бой. Но вот израсходованы все патроны. И тогда гвардейцы вызвали на себя артиллерийский огонь. В это время подошли наши подразделения. Враг был отброшен.
В результате напряженного боя гвардейцы отбили 10 контратак противника, истребили до 100 вражеских солдат, сожгли один танк, один бронетранспортер, две легковых и три грузовых автомашины, 6 мотоциклов».
В военных архивах обнаружено 32 случая, когда бойцам трижды вручали орден Славы третьей степени. Перенагражден 31 человек. На просторах бывшего СССР несправедливо обойден только один герой – полковник в отставке Иван Таран
Все добровольцы были представлены к наградам. Командир 353-го гвардейского полка подполковник Федор Дранищев, отмечая в документе отвагу Ивана Тарана, представил бойца к ордену Красного Знамени. Командир дивизии с этим согласился. Но когда дошло до корпуса, там приняли решение наградить солдата… орденом Славы третьей степени!
Владимир переправлялся с дивизией, получил ранение, его отправили в госпиталь. А вскоре поступила команда: «Батальону перейти во второй эшелон». Когда подразделение отошло метров на 600-700 от передовой, комбат торжественно объявил: «Братцы, Победа! Немцы капитулировали…»
Как вспоминает Иван Маркович, «был у нас ездовой Афоненко, из крестьян – запасливый такой мужик. Дивизия-то была молодая, а ему лет сорок, и мы считали его стариком. И вот этот запасливый «старик» достал канистру, налил всем в кружки водку. Выпили за Победу. Честно признать к тому времени только раз попробовал шампанское перед форсированием Дуная».
Но капитулировал-то берлинский гарнизон, а противостояли гвардейцам эсэсовцы, и сдаваться они не собирались. Еще две недели пришлось вести бои, и терять боевых товарищей. Сплошь и рядом враг устраивал десантникам засады, но они упорно продвигались вперед, пока не встретились с союзниками…
Вспоминая свой боевой путь – а пришлось прошагать по территории трех европейских стран сотни километров и освобождать добрую сотню городов и населенных пунктов, – гвардии старший сержант Таран особо отметил, что самое большое желание все эти месяцы было – выспаться. В разговорах между собой гвардейцы говорили: «Вот бы часов восемь дали поспать, а потом можно и в бой!». И еще, разумеется, хотелось помыться в бане да получить из дома письмо. Но самая большая мечта – остаться живым и поглядеть, какой будет жизнь. Увы, для многих эта мечта оказалась несбыточной.
Закончил Иван Маркович войну под Прагой. Ратную службу старший сержант сначала продолжил под Белой Церковью, где батальон разместили в землянках, потом десантников перевели под Полоцк, уже в казармы. Там Иван экстерном окончил за 9 месяцев два с половиной класса и на «отлично» сдал экзамены за 10 класс. Как-то в газете «Красная звезда» прочитал о том, что отличников принимают в Военную академию имени Куйбышева. Прошел собеседование, блестяще сдал несколько экзаменов. Присущая фронтовику высокая целеустремленность и исполнительность позволили ему стать высокообразованным кадровым офицером. После академии был одним из тех, кто создавал зенитно-ракетные войска ПВО страны, много лет возглавлял крупный отдел в Министерстве обороны. Закончил службу полковником в 1979 году, награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных силах» третьей степени.
А судьба его брата сложилась так. После госпиталя он догнал родной полк, но тяжелое ранение не позволило ему продолжить службу в десанте. Его перевели в пехоту, а вскоре комиссовали. У Владимира Марковича также немало наград – ордена Славы третьей степени и Отечественной войны второй степени, медали «За боевые заслуги» и «За отвагу». Вернувшись в родные места, много лет работал водителем автобуса. Несколько лет назад его не стало. Еще один брат, Михаил, 1920 года рождения, начал войну на западной границе 22 июня 1941 года, закончил в победном сорок пятом. Со временем возглавил танковый полк, уволился полковником. Но семья дала Родине не только этих воинов. Подполковником был сын Ивана Марковича – Юрий, к сожалению, рано ушедший из жизни. Кадровым военным стал и сын сестры Валентины Марковны – Михаил. Вполне возможно, что офицерами со временем станут два правнука – пятилетний Марк и трехлетний Макс, которых Иван Маркович с любовью называет «мои гвардейцы». Ясно, в честь кого назван первый. А имя второго уж очень похоже на название того грозного оружия, с которым трижды прославленный ветеран начинал свой ратный путь.
Информация