Урок третий: система прежде всего
Перемещение на восток и развертывание там оборонной промышленности – непревзойденная по масштабам и сложности решенных задач организационно-техническая операция
Еще со времен Немецкой слободы и поездок в нее юного Петра I понятие «немецкий порядок» означает нечто совершенное, в русских руках и условиях недостижимое. Доля истины здесь имеется, но она не относится к Наркомату танковой промышленности. Немецкий порядок военных лет, совершенный на рабочих местах и в руководстве цехами и мастерскими, оказался менее эффективным, нежели русский – по крайней мере в том, что называется вертикалью управления и концентрацией сил.
Совершенство, конечно же, возникло не сразу. В 30-х годах система советского танкового производства выглядела несколько запутанной – по сравнению, например, с концерном Круппов, где под единым руководством производилась боевая техника – от руды до готовых к бою орудий и танков.
Накануне
Основные (но не все!) заводы, выпускавшие бронетехнику, к началу Второй мировой войны действовали в составе главного управления № 8 Наркомата среднего машиностроения. А вот предприятия – поставщики важнейших узлов и агрегатов были разбросаны по множеству наркоматов. И речь идет не только о производителях орудий, двигателей или оптики. Даже броневые детали и конструкции – наиболее трудоемкие в танкостроении первой половины ХХ века – изготовлялись главным образом вне танковой промышленности. Так, накануне войны поставщиком брони для кировских тяжелых танков КВ был Ижорский завод, а для производителей средних Т-34 в лице Харьковского завода № 183 и Сталинградского тракторного завода – соответственно Мариупольский завод имени Ильича и Сталинградская судоверфь (она же – завод № 234). Все они состояли в Наркомате судостроительной промышленности, как и главный броневой институт страны – НИИ-48. Для легких танков, собиравшихся на Московском заводе № 37, башни и корпуса делал Подольский завод Наркомата нефтяной промышленности.
Специальное танковое электрооборудование вплоть до 1939 года изготовлял московский завод АТЭ-1 Наркомата машиностроения. Лишь накануне войны «танковая» часть АТЭ-1 была выделена в самостоятельное предприятие и перешла в состав Наркомата среднего машиностроения, но не в 8-й главк, а в так называемый Главсмежпром.
Конечно, в столь важном оборонном деле, как танкостроение, согласования между наркоматами и главками должны были вестись в ускоренном темпе, а поставки – иметь режим наибольшего благоприятствования. Но зачастую это хорошо смотрелось лишь на бумагах межведомственных протоколов, далеко отстоящих от действительности.
Создание НКТП и эвакуация
Великая Отечественная война началась для СССР неудачно. Потери танков, построенных в течение 30-х годов такими трудами, оказались столь ужасающими, что к осени 1941-го Красной армии пришлось отказаться от танковых корпусов и дивизий в пользу отдельных бригад и полков.
Поэтому уже в самые первые дни войны советское правительство обратило внимание на развитие танковой промышленности. 25 июня вышло постановление Совета народных комиссаров и ЦК ВКП(б) «Об увеличении выпуска танков КВ, Т-34 и Т-50, артиллерийских тягачей и танковых дизелей на III и IV кварталы 1941 года».
Однако отвечавший за оснащение армии бронетехникой нарком среднего машиностроения В. А. Малышев счел принятые меры недостаточными и в последних числах июня написал докладную записку И. В. Сталину о новых неотложных мерах, в том числе о перестройке ряда крупных отечественных заводов на производство танков. Частично эти предложения легли в основу первых решений вновь образованного высшего органа управления СССР – Государственного Комитета Обороны. В соответствии с постановлением ГКО № 1 от 1 июля 1941 года на сборку танков Т-34 переводился горьковский судостроительный завод «Красное Сормово». Постановление № 2 от того же числа было посвящено производству танков КВ на Челябинском тракторном заводе.
Дальнейшие события июля-августа 1941 года потребовали более решительных и даже экстраординарных действий, то есть всего того, что Малышев излагал в своей записке. 11 сентября указом Президиума Верховного Совета СССР был учрежден Народный комиссариат танковой промышленности во главе с В. А. Малышевым. Он занимал этот пост почти всю войну, за исключением периода с 14 июля 1942 по 28 июня 1943 года. Впоследствии Сталин, не склонный к похвалам своих подчиненных, назовет Малышева «Суворовым советского танкостроения».
Никогда – ни до войны, ни после ее окончания – в весьма милитаризованном Советском Союзе не было такого наркомата или министерства. НКТП – чрезвычайная мера, своевременно предпринятая в чрезвычайной ситуации. В новый наркомат вошли как все ранее существовавшие, так и вновь создаваемые предприятия – производители бронетехники, броневых конструкций и танковых дизелей. Исключением стал один-единственный Горьковский автомобильный завод, но это объяснялось лишь важностью основной его продукции: на ГАЗе была выпущена половина всех автомобилей СССР военного времени.
В тот же день – 11 сентября 1941 года Совет народных комиссаров СССР принял постановление № 2059 о передаче во вновь образованный Наркомат танковой промышленности множества предприятий, по прежней ведомственной принадлежности состоявших в Наркоматах среднего машиностроения, судостроительной промышленности, тяжелого машиностроения, ПУТЕЙ сообщения, нефтяной промышленности и станкостроения.
К этому времени старые центры танкостроения СССР – ленинградский, московский и харьковский – находились под угрозой оккупации или во всяком случае в зоне действия немецкой авиации. Вскоре после учреждения НКТП южная группа заводов – Харьковский танковый № 183 и «броневой» Мариупольский – была захвачена немцами. В осажденном Ленинграде и прифронтовой Москве серийный выпуск танков к концу 1941 года также пришлось прекратить. Одна сталинградская группа перевооружить всю армию не могла. Челябинский тракторный завод только приступил к созданию танкового производства накануне войны и еще не мог полноценно дублировать Кировский завод.
Ситуация казалась не просто критической, но безвыходной по определению. Соревнование с промышленностью континентальной Европы, считавшееся невозможным в мирное время, приходилось начинать в ходе войны, на новых и еще не приспособленных к танкостроению производственных площадках.
В советской историографии эвакуация промышленности всегда оценивалась как крупнейший и непревзойденный успех. В 90-х годах появились и другие мнения. Впервые были описаны хаос и дезорганизация, сопровождавшие перемещение на восток и налаживание производства на новых местах, а также показаны огромные потери в людях и технике, сопровождавшие этот процесс.
В первой статье нашего цикла «Война заводов. Народный комиссариат танковой промышленности против объединенной Европы» мы также указывали, что из персонала завода № 183, предназначенного к перемещению на восток страны, вывезти удалось меньше половины. И это еще неплохо на фоне Мариупольского завода. Изготовлением танковой брони до войны здесь занимались 6344 человека, из них в Нижний Тагил попали не более 300 специалистов, то есть менее пяти процентов от первоначальной численности.
Однако сами по себе перечисленные примеры не дают ответов на главные вопросы. Правильно ли были подобраны площадки для новых танковых заводов? И достаточно ли оказалось вывезенных людей и оборудования для развертывания массового производства бронетехники?
Сегодня мы знаем, что в результате эвакуации на востоке страны возникли следующие танковые предприятия:
Уральский танковый завод № 183 – крупнейший в мире комбинат по производству наиболее массовых и востребованных в сражениях средних танков Т-34. Здесь на площадях самого большого на евразийском континенте Уральского вагоностроительного завода было слито воедино 13 эвакуированных предприятий. Наиболее крупными из них являлись Харьковский танковый завод № 183 имени Коминтерна, Московский станкостроительный завод имени Орджоникидзе, Орджоникидзеградский сталелитейный завод и бронекорпусное производство Мариупольского завода имени Ильича;
-челябинский Кировский завод появился в результате слияния Челябинского тракторного, ленинградского Кировского и Харьковского дизельного (№ 75) заводов, а также станкостроительного завода «Красный пролетарий» и завода шлифовальных станков № 7. ЧКЗ выпускал сначала танки КВ, затем Т-34, за ними последовали тяжелые самоходные орудия – СУ-152, ИСУ-122, ИСУ-152 и танки ИС. К указанному следует добавить добрую половину произведенных в СССР танковых дизелей и всю дизельную топливную аппаратуру;
-гигант советского тяжелого машиностроения – свердловский Уралмашзавод включил в себя эвакуированный броневой Ижорский завод и поставлял ЧКЗ и заводу № 183 броневые корпуса и башни тяжелых и средних танков. А после эвакуации сюда же танкостроителей из Сталинграда на предприятии началась самостоятельная сборка «тридцатьчетверок», а затем и самоходных артиллерийских установок среднего класса – СУ-122, СУ-85 и СУ-100;
-здесь же, в Свердловске на площадках основанных еще в первой половике XIX века машиностроительных предприятий («Металлист» и Вагоноремонтный завод имени Воеводина) разместилась московская танковая группа, то есть завод № 37 вместе с частью оборудования и коллектива Автозавода имени КИМ и Подольского броневого завода. Возникшее единое предприятие, сохранившее № 37, до середины 1942 года выпускало легкие танки Т-60 и Т-70, но затем переключилось на комплектующие для средних танков и САУ и в итоге превратилось в агрегатный завод № 50;
-завод № 174 разместился на площадке Омского паровозоремонтного завода и вобрал в себя Ленинградский завод с тем же номером и Ворошиловградский паровозоремонтный завод. Поначалу здесь пробовали делать легкие танки Т-50, но затем освоили Т-34 и выпускали их до конца войны;
-завод № 38 в городе Кирове, созданный на местной базе коллективом эвакуированного Коломенского паровозостроительного завода, в 1942–1945 годах производил легкую бронетехнику – танки Т-70 и самоходки СУ-76.
На появившихся в результате эвакуации предприятиях была построена основная часть бронетехники военного времени. Из старых танковых центров в конце 1942-го и в 1943 году удалось восстановить производство лишь в московском районе.
К сожалению, после изгнания немецких оккупантов сталинградская (СТЗ и № 264) и харьковская группы заводов так же, как ленинградский Кировский завод после деблокирования города, быстро восстановиться не смогли и потому ограничились производством запасных частей и ремонтом подбитых машин. Лишь в конце 1944 – начале 1945 года в Харькове и Ленинграде выпустили небольшие партии танков.
Как видите, при всех проблемах и ошибках операция по перемещению и развертыванию в восточных районах оборонной промышленности является непревзойденным по масштабам и сложности решенных задач успешным организационно-техническим мероприятием. Никто и никогда не смог сделать ничего подобного. В годы Первой мировой войны для эвакуации нескольких предприятий из Риги потребовалось больше года. Как правило, промышленность оккупированных районов России и Франции доставалась немцам в неповрежденном виде.
Необходимо отметить, что руководство Третьего рейха, планируя полную победу к осени 1941 года, в значительной степени исходило из невозможности в условиях германского «блицкрига» эвакуации оборонной промышленности. Когда же выяснилось, что эвакуированные заводы не просто перемещены, но уже работают и работают успешно, то эффект оказался шокирующим. По словам немецкого генерала В. Швабедиссена (автора аналитического исследования советской авиации), это оценивалось как «настоящий подвиг, который поразил немецкое командование».
Самим же немцам эвакуация «не далась». В конце 1942 года глава германского Министерства вооружений А. Шпеер, предвидя англо-американское воздушное наступление, подготовил программу рассредоточения военных заводов. Но столкнулся с неожиданным препятствием, в СССР просто немыслимым. Как вспоминал сам Шпеер: «Я встретил всестороннее сопротивление. Гауляйтеры не желали размещения новых заводов на подвластных им территориях, так как боялись нарушить безмятежную тишину своих городков, а мои директора хотели остаться в стороне от внутриполитической борьбы. В результате практически ничего не было сделано». Лишь осенью 1943 года Шпееру удалось переместить несколько особо подвергавшихся бомбежкам заводов в Восточную Пруссию.
НКТП: концентрация сил
Важнейшим показателем для сопоставления советской и германской танковой индустрии является даже не количество предприятий, а уровень централизации управления и соответственно нацеленности на решение главной задачи: оснащение армии бронетехникой.
Начнем с системы Наркомата танковой промышленности СССР. В НКТП все танкосборочные заводы находились в личном подчинении наркому, минуя традиционные для 30-х годов главные управления. По мнению московского историка и автора единственной монографии о системе НКТП военных лет А. Ю. Ермолова: «Такая система возникла, видимо, из-за стремления улучшить оперативность управления, сократив число его звеньев, сделать его более гибким. Кроме того, условия войны требовали более тщательно вникать в происходящее на том или ином объекте управления. Нарком должен был хорошо представлять, что происходит на его заводах, и потому В. А. Малышев всегда стремился чаще бывать на производстве. Возможно, такая схема отражала в какой-то мере личные особенности и стиль руководства В. А. Малышева».
Главные управления в НКТП имелись, но объединяли лишь агрегатные и ремонтные заводы. Изначально, с 1941 года в Третьем главке были собраны бронекорпусные предприятия (созданные в то же время главки № 2 и № 4 просуществовали недолго). А в 1943-м вновь появился Второй главк, объединивший дизельные заводы и предприятия по выпуску танкового электрооборудования. Кроме этого, в течение 1943–1944 годов в составе наркомата действовал ГУРТ – Главное управление ремонта танков.
Никакого внешнего вмешательства в деятельность подведомственных предприятий, скажем, со стороны областных и городских партийных органов система НКТП категорически не допускала. Любые запросы по выпуску той или иной дополнительной продукции для местного потребления всегда сопровождались утверждением их в наркомате. Например, на заводе № 183 приказы о выпуске дополнительной продукции неизменно начинались с фразы «Во исполнение приказа НКТП... и решения Свердловского обкома ВКП(б)».
Попытки образования несогласованных связей между директоратом НКТП и местными властями пресекались не только в первые годы, но и в конце войны, когда с выполнением планов по танкам дела обстояли вполне благополучно. В приложении к книге А. Ю. Ермолова содержится любопытный текст за подписью наркома В. А. Малышева: «Нужно судить тов. Тетеркина и тов. Зальцмана за нарушение планов отгрузки запчастей. Здесь играют важную роль взаимоотношения с Челябинским обкомом. Но кто дал вам право распоряжаться здесь как вы хотите? Там на вас Патоличев и Баранов (первый и второй секретари Челябинского обкома) навалились, им удобно в государственный мешок запускать руку. Тракторных запчастей 430 тысяч дали сверх плана Челябинской области, когда всем другим, освобожденным от немцев, дали на 1400 тысяч рублей.
В Челябинске сидят Баранов и Патоличев, жмут на тов. Зальцмана, который хочет быть с ними в хороших отношениях и решил, что Кировский завод – это местное предприятие Челябинского облисполкома и обкома… Мы подчиняемся единой центральной власти, советской власти, и никаких челябинских властей не признаем».
В системе распределения заказов между заводами НКТП имелись свои недостатки, но они являлись обратной стороной главного достоинства: стремления полностью загрузить и на сто процентов использовать все наличные мощности. Причем оценкой этих мощностей занимались не руководители отдельных заводов, а независимые от них специалисты отраслевого проектно-технологического института 8-го ГСПИ.
Производственные программы верстались очень строго и превысить их было крайне сложно. Приведем лишь один, но весьма показательный пример. В первой половине 1943 года был сформирован и оснащен сверхплановой техникой Уральский добровольческий танковый корпус. Инициатива принадлежала уральским партийным органам, но, судя по всему, не без подсказки наркома И. М. Зальцмана. Участвовал в этом деле и Уральский завод № 183, на долю которого выпало изготовление 145 сверхплановых «тридцатьчетверок».
Дополнительные машины в течение февраля – апреля были изготовлены, о чем рапортовали широко и помпезно, так, что волны докатились до наших дней. Фактические же данные остались в годовом отчете – поначалу скрытом под строгим грифом «Секретно», а в 90-х годах мало кому интересном. Так вот, в течение первой половины 1943-го никаких сверхплановых танков не было вообще, поскольку и план-то из-за провалов в январе и июне выполнить не удалось. И лишь за счет более успешной работы во втором полугодии завод № 183 смог немного перевыполнить годовую программу, но лишь на 11 машин.
Все понятно: годовая программа была рассчитана с абсолютной точностью.
А как у них?
Если обратиться к системе государственного управления германской военной промышленностью в годы Второй мировой войны, то первое, что бросается в глаза, – поразительная несогласованность действий корпораций, местных и центральных органов власти.
В СССР не могло быть и намека на ситуацию, существовавшую в Германии в первые годы войны и описанную немецким промышленным экспертом Г. Керлем: «...военные заготовительные инстанции направляли свои заказы, скажем, на танки, какой-либо ведущей танкостроительной фирме, а та в свою очередь «выбирала» для производства различных частей отдельные «подходящие» предприятия. Это приводило к неуравновешенной загрузке предприятий». Иначе говоря, корпоративные интересы ставились выше общегосударственных, в результате чего одни получали сверхприбыли и с трудом справлялись с заданиями, в то время как другие занимались чем придется. Министру вооружений и военного производства Третьего рейха А. Шпееру в течение всего 1942 года пришлось бороться с эгоизмом заводчиков. Созданная им сеть «комитетов» и «центров» позволила более или менее пропорционально распределять заказы и сырье между различными фирмами. Только благодаря этому объем производства танков в 1943 году заметно вырос.
Однако отметим, что мероприятия Шпеера касались не всей, а лишь подконтрольной его министерству части промышленности. К примеру, на территории «протектората Богемии и Моравии» никаких прав у министерства не было. В результате великолепные оружейные заводы Чехии работали не на общие нужды, а только на войска СС, причем приоритетом могли пользоваться не танки, а например, парадные кортики. Лишь в октябре 1943 года Гитлер наделил представителей Шпеера в отношении этого важнейшего индустриального района теми же правами, что и в собственно немецких землях. В итоге на полях сражений появился маленький и страшный зверь – истребитель танков «Хетцер». Но это уже весна 1944 года!
Казалось бы, порядок был установлен, но лишь на короткое время. Летом 1944-го после неудачного покушения на Гитлера земельные партийные власти окончательно распоясались и фактически переподчинили себе расположенную на их территории военную промышленность. Больше ни о каком едином управлении и концентрации усилий говорить не приходилось.
Общий итог нам известен: войну выиграл Советский Союз, лучше, нежели противник, управлявший своими скромными ресурсами.
Еще со времен Немецкой слободы и поездок в нее юного Петра I понятие «немецкий порядок» означает нечто совершенное, в русских руках и условиях недостижимое. Доля истины здесь имеется, но она не относится к Наркомату танковой промышленности. Немецкий порядок военных лет, совершенный на рабочих местах и в руководстве цехами и мастерскими, оказался менее эффективным, нежели русский – по крайней мере в том, что называется вертикалью управления и концентрацией сил.
Совершенство, конечно же, возникло не сразу. В 30-х годах система советского танкового производства выглядела несколько запутанной – по сравнению, например, с концерном Круппов, где под единым руководством производилась боевая техника – от руды до готовых к бою орудий и танков.
Накануне
Основные (но не все!) заводы, выпускавшие бронетехнику, к началу Второй мировой войны действовали в составе главного управления № 8 Наркомата среднего машиностроения. А вот предприятия – поставщики важнейших узлов и агрегатов были разбросаны по множеству наркоматов. И речь идет не только о производителях орудий, двигателей или оптики. Даже броневые детали и конструкции – наиболее трудоемкие в танкостроении первой половины ХХ века – изготовлялись главным образом вне танковой промышленности. Так, накануне войны поставщиком брони для кировских тяжелых танков КВ был Ижорский завод, а для производителей средних Т-34 в лице Харьковского завода № 183 и Сталинградского тракторного завода – соответственно Мариупольский завод имени Ильича и Сталинградская судоверфь (она же – завод № 234). Все они состояли в Наркомате судостроительной промышленности, как и главный броневой институт страны – НИИ-48. Для легких танков, собиравшихся на Московском заводе № 37, башни и корпуса делал Подольский завод Наркомата нефтяной промышленности.
Специальное танковое электрооборудование вплоть до 1939 года изготовлял московский завод АТЭ-1 Наркомата машиностроения. Лишь накануне войны «танковая» часть АТЭ-1 была выделена в самостоятельное предприятие и перешла в состав Наркомата среднего машиностроения, но не в 8-й главк, а в так называемый Главсмежпром.
Конечно, в столь важном оборонном деле, как танкостроение, согласования между наркоматами и главками должны были вестись в ускоренном темпе, а поставки – иметь режим наибольшего благоприятствования. Но зачастую это хорошо смотрелось лишь на бумагах межведомственных протоколов, далеко отстоящих от действительности.
Создание НКТП и эвакуация
Великая Отечественная война началась для СССР неудачно. Потери танков, построенных в течение 30-х годов такими трудами, оказались столь ужасающими, что к осени 1941-го Красной армии пришлось отказаться от танковых корпусов и дивизий в пользу отдельных бригад и полков.
Поэтому уже в самые первые дни войны советское правительство обратило внимание на развитие танковой промышленности. 25 июня вышло постановление Совета народных комиссаров и ЦК ВКП(б) «Об увеличении выпуска танков КВ, Т-34 и Т-50, артиллерийских тягачей и танковых дизелей на III и IV кварталы 1941 года».Однако отвечавший за оснащение армии бронетехникой нарком среднего машиностроения В. А. Малышев счел принятые меры недостаточными и в последних числах июня написал докладную записку И. В. Сталину о новых неотложных мерах, в том числе о перестройке ряда крупных отечественных заводов на производство танков. Частично эти предложения легли в основу первых решений вновь образованного высшего органа управления СССР – Государственного Комитета Обороны. В соответствии с постановлением ГКО № 1 от 1 июля 1941 года на сборку танков Т-34 переводился горьковский судостроительный завод «Красное Сормово». Постановление № 2 от того же числа было посвящено производству танков КВ на Челябинском тракторном заводе.
Дальнейшие события июля-августа 1941 года потребовали более решительных и даже экстраординарных действий, то есть всего того, что Малышев излагал в своей записке. 11 сентября указом Президиума Верховного Совета СССР был учрежден Народный комиссариат танковой промышленности во главе с В. А. Малышевым. Он занимал этот пост почти всю войну, за исключением периода с 14 июля 1942 по 28 июня 1943 года. Впоследствии Сталин, не склонный к похвалам своих подчиненных, назовет Малышева «Суворовым советского танкостроения».
Никогда – ни до войны, ни после ее окончания – в весьма милитаризованном Советском Союзе не было такого наркомата или министерства. НКТП – чрезвычайная мера, своевременно предпринятая в чрезвычайной ситуации. В новый наркомат вошли как все ранее существовавшие, так и вновь создаваемые предприятия – производители бронетехники, броневых конструкций и танковых дизелей. Исключением стал один-единственный Горьковский автомобильный завод, но это объяснялось лишь важностью основной его продукции: на ГАЗе была выпущена половина всех автомобилей СССР военного времени.
В тот же день – 11 сентября 1941 года Совет народных комиссаров СССР принял постановление № 2059 о передаче во вновь образованный Наркомат танковой промышленности множества предприятий, по прежней ведомственной принадлежности состоявших в Наркоматах среднего машиностроения, судостроительной промышленности, тяжелого машиностроения, ПУТЕЙ сообщения, нефтяной промышленности и станкостроения.
К этому времени старые центры танкостроения СССР – ленинградский, московский и харьковский – находились под угрозой оккупации или во всяком случае в зоне действия немецкой авиации. Вскоре после учреждения НКТП южная группа заводов – Харьковский танковый № 183 и «броневой» Мариупольский – была захвачена немцами. В осажденном Ленинграде и прифронтовой Москве серийный выпуск танков к концу 1941 года также пришлось прекратить. Одна сталинградская группа перевооружить всю армию не могла. Челябинский тракторный завод только приступил к созданию танкового производства накануне войны и еще не мог полноценно дублировать Кировский завод.
Ситуация казалась не просто критической, но безвыходной по определению. Соревнование с промышленностью континентальной Европы, считавшееся невозможным в мирное время, приходилось начинать в ходе войны, на новых и еще не приспособленных к танкостроению производственных площадках.
В советской историографии эвакуация промышленности всегда оценивалась как крупнейший и непревзойденный успех. В 90-х годах появились и другие мнения. Впервые были описаны хаос и дезорганизация, сопровождавшие перемещение на восток и налаживание производства на новых местах, а также показаны огромные потери в людях и технике, сопровождавшие этот процесс.
В первой статье нашего цикла «Война заводов. Народный комиссариат танковой промышленности против объединенной Европы» мы также указывали, что из персонала завода № 183, предназначенного к перемещению на восток страны, вывезти удалось меньше половины. И это еще неплохо на фоне Мариупольского завода. Изготовлением танковой брони до войны здесь занимались 6344 человека, из них в Нижний Тагил попали не более 300 специалистов, то есть менее пяти процентов от первоначальной численности.
Однако сами по себе перечисленные примеры не дают ответов на главные вопросы. Правильно ли были подобраны площадки для новых танковых заводов? И достаточно ли оказалось вывезенных людей и оборудования для развертывания массового производства бронетехники?
Сегодня мы знаем, что в результате эвакуации на востоке страны возникли следующие танковые предприятия:
Уральский танковый завод № 183 – крупнейший в мире комбинат по производству наиболее массовых и востребованных в сражениях средних танков Т-34. Здесь на площадях самого большого на евразийском континенте Уральского вагоностроительного завода было слито воедино 13 эвакуированных предприятий. Наиболее крупными из них являлись Харьковский танковый завод № 183 имени Коминтерна, Московский станкостроительный завод имени Орджоникидзе, Орджоникидзеградский сталелитейный завод и бронекорпусное производство Мариупольского завода имени Ильича;
-челябинский Кировский завод появился в результате слияния Челябинского тракторного, ленинградского Кировского и Харьковского дизельного (№ 75) заводов, а также станкостроительного завода «Красный пролетарий» и завода шлифовальных станков № 7. ЧКЗ выпускал сначала танки КВ, затем Т-34, за ними последовали тяжелые самоходные орудия – СУ-152, ИСУ-122, ИСУ-152 и танки ИС. К указанному следует добавить добрую половину произведенных в СССР танковых дизелей и всю дизельную топливную аппаратуру;
-гигант советского тяжелого машиностроения – свердловский Уралмашзавод включил в себя эвакуированный броневой Ижорский завод и поставлял ЧКЗ и заводу № 183 броневые корпуса и башни тяжелых и средних танков. А после эвакуации сюда же танкостроителей из Сталинграда на предприятии началась самостоятельная сборка «тридцатьчетверок», а затем и самоходных артиллерийских установок среднего класса – СУ-122, СУ-85 и СУ-100;
-здесь же, в Свердловске на площадках основанных еще в первой половике XIX века машиностроительных предприятий («Металлист» и Вагоноремонтный завод имени Воеводина) разместилась московская танковая группа, то есть завод № 37 вместе с частью оборудования и коллектива Автозавода имени КИМ и Подольского броневого завода. Возникшее единое предприятие, сохранившее № 37, до середины 1942 года выпускало легкие танки Т-60 и Т-70, но затем переключилось на комплектующие для средних танков и САУ и в итоге превратилось в агрегатный завод № 50;
-завод № 174 разместился на площадке Омского паровозоремонтного завода и вобрал в себя Ленинградский завод с тем же номером и Ворошиловградский паровозоремонтный завод. Поначалу здесь пробовали делать легкие танки Т-50, но затем освоили Т-34 и выпускали их до конца войны;
-завод № 38 в городе Кирове, созданный на местной базе коллективом эвакуированного Коломенского паровозостроительного завода, в 1942–1945 годах производил легкую бронетехнику – танки Т-70 и самоходки СУ-76.
На появившихся в результате эвакуации предприятиях была построена основная часть бронетехники военного времени. Из старых танковых центров в конце 1942-го и в 1943 году удалось восстановить производство лишь в московском районе.
К сожалению, после изгнания немецких оккупантов сталинградская (СТЗ и № 264) и харьковская группы заводов так же, как ленинградский Кировский завод после деблокирования города, быстро восстановиться не смогли и потому ограничились производством запасных частей и ремонтом подбитых машин. Лишь в конце 1944 – начале 1945 года в Харькове и Ленинграде выпустили небольшие партии танков.
Как видите, при всех проблемах и ошибках операция по перемещению и развертыванию в восточных районах оборонной промышленности является непревзойденным по масштабам и сложности решенных задач успешным организационно-техническим мероприятием. Никто и никогда не смог сделать ничего подобного. В годы Первой мировой войны для эвакуации нескольких предприятий из Риги потребовалось больше года. Как правило, промышленность оккупированных районов России и Франции доставалась немцам в неповрежденном виде.
Необходимо отметить, что руководство Третьего рейха, планируя полную победу к осени 1941 года, в значительной степени исходило из невозможности в условиях германского «блицкрига» эвакуации оборонной промышленности. Когда же выяснилось, что эвакуированные заводы не просто перемещены, но уже работают и работают успешно, то эффект оказался шокирующим. По словам немецкого генерала В. Швабедиссена (автора аналитического исследования советской авиации), это оценивалось как «настоящий подвиг, который поразил немецкое командование».
Самим же немцам эвакуация «не далась». В конце 1942 года глава германского Министерства вооружений А. Шпеер, предвидя англо-американское воздушное наступление, подготовил программу рассредоточения военных заводов. Но столкнулся с неожиданным препятствием, в СССР просто немыслимым. Как вспоминал сам Шпеер: «Я встретил всестороннее сопротивление. Гауляйтеры не желали размещения новых заводов на подвластных им территориях, так как боялись нарушить безмятежную тишину своих городков, а мои директора хотели остаться в стороне от внутриполитической борьбы. В результате практически ничего не было сделано». Лишь осенью 1943 года Шпееру удалось переместить несколько особо подвергавшихся бомбежкам заводов в Восточную Пруссию.
НКТП: концентрация сил
Важнейшим показателем для сопоставления советской и германской танковой индустрии является даже не количество предприятий, а уровень централизации управления и соответственно нацеленности на решение главной задачи: оснащение армии бронетехникой.
Начнем с системы Наркомата танковой промышленности СССР. В НКТП все танкосборочные заводы находились в личном подчинении наркому, минуя традиционные для 30-х годов главные управления. По мнению московского историка и автора единственной монографии о системе НКТП военных лет А. Ю. Ермолова: «Такая система возникла, видимо, из-за стремления улучшить оперативность управления, сократив число его звеньев, сделать его более гибким. Кроме того, условия войны требовали более тщательно вникать в происходящее на том или ином объекте управления. Нарком должен был хорошо представлять, что происходит на его заводах, и потому В. А. Малышев всегда стремился чаще бывать на производстве. Возможно, такая схема отражала в какой-то мере личные особенности и стиль руководства В. А. Малышева».Главные управления в НКТП имелись, но объединяли лишь агрегатные и ремонтные заводы. Изначально, с 1941 года в Третьем главке были собраны бронекорпусные предприятия (созданные в то же время главки № 2 и № 4 просуществовали недолго). А в 1943-м вновь появился Второй главк, объединивший дизельные заводы и предприятия по выпуску танкового электрооборудования. Кроме этого, в течение 1943–1944 годов в составе наркомата действовал ГУРТ – Главное управление ремонта танков.
Никакого внешнего вмешательства в деятельность подведомственных предприятий, скажем, со стороны областных и городских партийных органов система НКТП категорически не допускала. Любые запросы по выпуску той или иной дополнительной продукции для местного потребления всегда сопровождались утверждением их в наркомате. Например, на заводе № 183 приказы о выпуске дополнительной продукции неизменно начинались с фразы «Во исполнение приказа НКТП... и решения Свердловского обкома ВКП(б)».
Попытки образования несогласованных связей между директоратом НКТП и местными властями пресекались не только в первые годы, но и в конце войны, когда с выполнением планов по танкам дела обстояли вполне благополучно. В приложении к книге А. Ю. Ермолова содержится любопытный текст за подписью наркома В. А. Малышева: «Нужно судить тов. Тетеркина и тов. Зальцмана за нарушение планов отгрузки запчастей. Здесь играют важную роль взаимоотношения с Челябинским обкомом. Но кто дал вам право распоряжаться здесь как вы хотите? Там на вас Патоличев и Баранов (первый и второй секретари Челябинского обкома) навалились, им удобно в государственный мешок запускать руку. Тракторных запчастей 430 тысяч дали сверх плана Челябинской области, когда всем другим, освобожденным от немцев, дали на 1400 тысяч рублей.
В Челябинске сидят Баранов и Патоличев, жмут на тов. Зальцмана, который хочет быть с ними в хороших отношениях и решил, что Кировский завод – это местное предприятие Челябинского облисполкома и обкома… Мы подчиняемся единой центральной власти, советской власти, и никаких челябинских властей не признаем».
В системе распределения заказов между заводами НКТП имелись свои недостатки, но они являлись обратной стороной главного достоинства: стремления полностью загрузить и на сто процентов использовать все наличные мощности. Причем оценкой этих мощностей занимались не руководители отдельных заводов, а независимые от них специалисты отраслевого проектно-технологического института 8-го ГСПИ.
Производственные программы верстались очень строго и превысить их было крайне сложно. Приведем лишь один, но весьма показательный пример. В первой половине 1943 года был сформирован и оснащен сверхплановой техникой Уральский добровольческий танковый корпус. Инициатива принадлежала уральским партийным органам, но, судя по всему, не без подсказки наркома И. М. Зальцмана. Участвовал в этом деле и Уральский завод № 183, на долю которого выпало изготовление 145 сверхплановых «тридцатьчетверок».
Дополнительные машины в течение февраля – апреля были изготовлены, о чем рапортовали широко и помпезно, так, что волны докатились до наших дней. Фактические же данные остались в годовом отчете – поначалу скрытом под строгим грифом «Секретно», а в 90-х годах мало кому интересном. Так вот, в течение первой половины 1943-го никаких сверхплановых танков не было вообще, поскольку и план-то из-за провалов в январе и июне выполнить не удалось. И лишь за счет более успешной работы во втором полугодии завод № 183 смог немного перевыполнить годовую программу, но лишь на 11 машин.
Все понятно: годовая программа была рассчитана с абсолютной точностью.
А как у них?
Если обратиться к системе государственного управления германской военной промышленностью в годы Второй мировой войны, то первое, что бросается в глаза, – поразительная несогласованность действий корпораций, местных и центральных органов власти.
В СССР не могло быть и намека на ситуацию, существовавшую в Германии в первые годы войны и описанную немецким промышленным экспертом Г. Керлем: «...военные заготовительные инстанции направляли свои заказы, скажем, на танки, какой-либо ведущей танкостроительной фирме, а та в свою очередь «выбирала» для производства различных частей отдельные «подходящие» предприятия. Это приводило к неуравновешенной загрузке предприятий». Иначе говоря, корпоративные интересы ставились выше общегосударственных, в результате чего одни получали сверхприбыли и с трудом справлялись с заданиями, в то время как другие занимались чем придется. Министру вооружений и военного производства Третьего рейха А. Шпееру в течение всего 1942 года пришлось бороться с эгоизмом заводчиков. Созданная им сеть «комитетов» и «центров» позволила более или менее пропорционально распределять заказы и сырье между различными фирмами. Только благодаря этому объем производства танков в 1943 году заметно вырос.
Однако отметим, что мероприятия Шпеера касались не всей, а лишь подконтрольной его министерству части промышленности. К примеру, на территории «протектората Богемии и Моравии» никаких прав у министерства не было. В результате великолепные оружейные заводы Чехии работали не на общие нужды, а только на войска СС, причем приоритетом могли пользоваться не танки, а например, парадные кортики. Лишь в октябре 1943 года Гитлер наделил представителей Шпеера в отношении этого важнейшего индустриального района теми же правами, что и в собственно немецких землях. В итоге на полях сражений появился маленький и страшный зверь – истребитель танков «Хетцер». Но это уже весна 1944 года!
Казалось бы, порядок был установлен, но лишь на короткое время. Летом 1944-го после неудачного покушения на Гитлера земельные партийные власти окончательно распоясались и фактически переподчинили себе расположенную на их территории военную промышленность. Больше ни о каком едином управлении и концентрации усилий говорить не приходилось.
Общий итог нам известен: войну выиграл Советский Союз, лучше, нежели противник, управлявший своими скромными ресурсами.
Информация