Хлеборезка
рисунок автора
Начальник штаба Зинин как-то после построения пригласил Ивана к себе в кабинет.
- Что бы это значило? – забеспокоился от неизвестности рядовой.
Майор не стал тянуть резину и сразу каким-то просяще- извиняющимся тоном, хотя и мог по-армейски прямо приказать, сообщил Ивану:
- Дело, пол, в том, что батальонное начальство, пол, попросило нас выделить им, пол, человека для работы хлеборезом в солдатской, пол, столовой, говорят, что нет у них, пол, свободных людей. А нам нежелательно, пол, портить с ними отношения. Мы тут подумали и решили, пол, тебя направить. Ненадолго, всего, пол, на две, пол, недели, пока их хлеборез в отпуск, пол, сходит. А в парашютке Груздис один, пол, управится. Выручай, Иван, кроме, пол, тебя послать, пол, некого. Ну не могу же я, пол, ефрейтора Рыжова с вертолёта снять. Иди принимай, пол, объект.
- Этого нам только не хватало, - подумал Иван.
Но деваться некуда и он ответил: – Есть!
Хлеборезка располагалась в пристройке в торце здания солдатской столовой, с которой сообщалась амбразурой окна для выдачи хлебопродуктов, и имела отдельный вход со двора.
Оказывается, штатный хлеборез Семен, как-то неудачно, вместо хлеба, резанул ножом себе по руке. В результате чего, временно, оказался не способным исполнять свои обязанности. Он прослужил уже полтора года, но из-за своей незаменимости в отпуске ещё не был, он просился, но его не отпускали. А тут, подвернулся удобный случай и батальонное начальство решило предоставить Семёну с раной краткосрочный отпуск. Хлеборез поэтому просто сиял от счастья, а у Ивана в его адрес возникло сильное подозрение в членовредительстве.
Семён, перед тем как отбыть в свой отпуск, обучил Ивана кое-каким хлеборезным премудростям.
- Ты, - говорит, - масла на один стол на десять едоков не сто граммов давай, как по норме положено, а приблизительно по 80-85 граммов.
- Это что- же, я должен солдат обделять? – возмутился Иван.
- Ты погоди, не горячись, послушай лучше, - продолжил Семён. – Ты уже на кухне получишь не восемь килограммов, как должен, а хорошо если семь. Прапора на складе оттяпают, повара на кухне себе тоже отхватят. А потом командировочным надо дать, дежурные макаронники всякие – тоже приходят пожрать. А друзья у тебя есть?
- Есть, конечно,- ответил Иван.
- Ну вот – друзей надо угостить? Ты же не скажешь им, что, мол, извините ребята, у меня всё строго по норме, нет у меня лишнего куска хлеба для вас. Кто поверит?
-Да, конечно, - вздохнув, согласился Иван.
- А сам ты тоже захочешь кусочек хлебушка с маслицем съесть, ты же имеешь право вознаградить себя за такие адские труды.
- Чё уж, прям, такие адские?
- А ты как думал, скоро узнаешь, но ты давай слушай, не перебивай, я же для тебя стараюсь, - выразил недовольство Сёма. – Дальше про масло –когда его всем раздашь, то пусть уж лучше у тебя немного останется, чем не хватит. Представляешь, если кому-нибудь не достанется, какой разразится скандал. Вот тогда с тебя точно спросят: - Куда дел? А теперь о форме.
- О форме одежды? – переспросил Иван.
- Да нет же, не о форме одежды, Ваня, а о форме куска масла. Кусок ведь может быть различной конфигурации, например, квадратный такой, типа кубика, а может быть прямоугольным типа спичечного коробка. Так вот, проверено на практике, если выдаёшь на тарелке точно стограммовый кусок, но по форме кубика, то все возмущаются: - что-то ты, мол, больно маленький кусочек отрезал и просят перевесить. Зрительно он им кажется маленьким, хотя он полностью соответствует норме. И наоборот, если, к примеру, даёшь восемьдесят граммов, но плоский прямоугольный кусок, то удивляются - какой большой и никогда не требуют перевешивать. Вот такой вот фокус!
- Да, целая наука!
- Это ещё не всё. Теперь насчёт сахара. Тоже нельзя всё давать. Взвесил на весах положенный вес по норме на стол – три – четыре куска сбросил с тарелки. Тогда каждому точно достанется по два куска, это проверено, и несколько кусков сверху – старикам. Можно было бы по счёту давать ровно двадцать кусков, каждому по два, но это может вызвать подозрение, так как норма выдаётся не по счёту, а по весу. Понял?
- Понял, как дурить православных, - ответил Иван.
- Ну, пожалуйста, не дури, я просто хочу тебе помочь, предостеречь, а ты меня вором выставляешь. Спасибо…
- Не обижайся, Сёма, это я так, без злого умысла, к слову ляпнул, ты уж извини. Для меня всё это так необычно, но поверь, очень важно.
- А ты как хотел, хочешь жить - умей вертеться и мозгами шевелить.
- Ну, спасибо за науку, - поблагодарил Иван.
- Это ещё не всё, - продолжил Семен, - о хлебе я тебе ещё не рассказал. Свежий хлеб никогда не давай. Привезли – пусть сохнет.
- Это как же?
- Да вот так же. У тебя с предыдущего завоза хлеб будет лежать, в сухари превращаться, а ты будешь свежий выдавать? Да и потом, когда он немного подсохнет, его резать легче.
- Да, ты прав, согласился Иван. – А почему ты не используешь электрохлеборезку, вот же она на столе стоит?
- Да пробовал я – ничего не получается. Хлеб что ли не подходит? Вот ты сейчас сам убедишься.
- Сема схватил буханку черняшки, вставил её с одной стороны в хлеборезку, включил электромотор. Агрегат дико загудел, бешено завращался огромный дисковый нож. Буханка стала подаваться под нож, но, к удивлению Ивана, с обратной стороны хлеборезки, где должны были выходить ломти нарезанного хлеба, ничего, кроме каких-то жалких крошек не появилось.
- Вот видишь, - сказал Семён, - сожрала буханку и не поморщилась! Да на фига мне такая хлеборезка! Я уж лучше руками буду резать, чего и тебе желаю.
- Может она тупая? – спросил Иван.
- Приглашали спецов, они проверили, что-то подкрутили, нож поточили, но резать она от этого лучше не стала.
- Да, это на нас похоже. У нас так часто бывает, что изделие не выполняет свою основную функцию: гайка не навинчивается на болт, мясорубка не рубит мясо, ручка не пишет. И как только самолёты да ракеты летают?
- Эка тебя занесло, - оборвал рассуждения Ивана Семён. – Спустись с небес на землю, Ваня. Давай лучше о хлебе насущном. Следи за порядком, соблюдай чистоту в помещении. Вот собственно и всё.
Пару дней они поработали вдвоём, Семен на практике показывал Ивану, что к чему. Потом Иван остался один. Вот когда он по- настоящему ощутил, во что вляпался...
Короче, три раза в день на завтрак, на обед и на ужин необходимо нарезать руками горы чёрного и белого хлеба, кроме того, на завтрак и на ужин надо делить, взвешивать, раскладывать по тарелкам и выдавать сливочное масло и кусковой сахар. В каждый приём пищи он должен обслужить невероятное количество солдат – восемьсот человек! И так регулярно изо дня в день! С ума сойдёшь! В пересчёте на буханки, это надо нарезать в день более полутысячи булок, разделить на порции, взвесить и выдать целый пуд масла, взвесить, разложить на пару сотен тарелок и выдать целый мешок кускового сахара!
Весь день крутишься-вертишься безостановочно, как заведённый, режешь - режешь, взвешиваешь, выдаёшь до умопомрачения. Вставать утром приходилось пораньше – за час до подъёма, в пять часов, чтобы к приходу дневальных от подразделений, накрывающих столы, у тебя уже был задел нарезанного хлеба, поделённого и развешенного масла и сахара. Давай-давай быстрей, накрывающие столы ждать не могут, с минуту на минуту в столовую ворвётся с шумом голодная первая смена воинов, всё строго по времени. За ней новая волна и так три раза за завтрак, три раза за обед и три раза за ужин! Руки отваливаются, ноги гудят! Между приёмами пищи у Ивана было свободного времени каких-нибудь час-полтора - отдохнул и снова в бой! Семён был прав – адская работа! И так каждый день без выходных и проходных!
Но были, конечно, и в этой круговерти свои преимущества и даже просто счастливые моменты. Главное в том, что ты никому не подчиняешься, никто тобой целый день не командует и ты ведёшь полностью автономный образ жизни, а в армии это дорогого стоит. Ты осознаёшь свою нужность людям, чувствуешь ответственность перед ними и поэтому получаешь громадное удовлетворение от своего тяжкого труда. Да и потом, например, когда солдаты в столовой рассаживаются за столом, то каждый от жадности норовит схватить себе кусок хлеба по больше (особенно белый в цене), куски сахара и масла покрупней. А тут у Ивана этого добра хоть оппорись – целое помещение заставлено стеллажами с поддонами набитыми буханками : хочешь черный, хочешь белый. Ешь – не хочу!
Особый смак, это когда привезут свежий хлеб с хлебозавода. Разгрузишь хлебовозку, а потом возьмёшь горячую, ароматную, белую буханку, отрежешь от неё большую, золотистую, хрустящую горбушку, вволю намажешь её сливочным маслом и съешь, наслаждаясь, запивая крепким, пахучим, сладким чаем! При желании можно повторить – фантастика!
Иван старался строго придерживаться тех правил, о которых ему поведал Семён, поэтому всё шло нормально. Вот только новоиспечённому хлеборезу не давала покоя мысль о том, почему
это от солдатского шестнадцатикилограммового куска масла какие-то сволочи, регулярно отхватывают по полтора- два килограмма. А ведь эти гады целенаправленно обворовывают и без того скромно питающихся солдатиков. И что особенно убивало Ивана, так это то, что делают они это с его молчаливого согласия и с его помощью.
Совесть его мучила. Он теперь понял, почему ему повара на кухне, когда он ходил к ним за обедом или ужином, всегда давали по много кусков хорошего мяса или рыбы. Навалят полную тарелку – только ешь, если сможешь, он даже с Ромкой и Славкой делился. Это была плата за ворованные хлеб, масло и сахар. Но Иван участвовать во всём этом не хотел.
Как то утром, когда он пришёл на кухню, куда со склада привезли продукты, и в том числе для хлеборезки, Иван отозвал в сторону жирного, пожилого прапорщика Юхмана, который заведовал столовой, для разговора. Он сказал ему:
- Товарищ прапорщик, если вес масла не будет соответствовать указанному в накладной, то я расписываться в получении больше не буду, и о том, что вы разворовываете продукты, сообщу командованию.
- Ты не хорохорься, парень, - ответил строго Юхман, - будешь бузить, так мы тебя быстро успокоим, посадим за недовес продуктов при выдаче, понял? Создадим комиссию, проведём проверку, составим акт и до свидания! А потом, ты же сам лично расписывался, что получил всё точно по весу, указанному в накладной, а словам – кто тебе поверит. Так что не дёргайся, понял, а то себе же хуже сделаешь.
- Да, на испуг их не возьмёшь, прожжённые кадры, - подумал Иван,- надо было как-то похитрей действовать.
Но Юхман всё-таки напугался. Потому что в следующий раз Иван получил значительно больше масла. Он прикинул, и получилось, что теперь можно выдавать не по 80-85, а по 90-95 граммов масла на стол. Ивана это устраивало, тем более скоро Сёмка вернётся и пусть тогда делает всё что хочет. Юхман, очевидно, тоже по этой же причине не стал связываться с новым хлеборезом – скоро старый вернётся и всё покатится по привычным рельсам.
Но, видать, очень уж ему хотелось наказать Ивана. Поэтому последнему и пришлось вскорости столкнуться с несколькими неприятными моментами.
Ещё до своего хлеборезничества, Иван не раз наблюдал в столовой двух мрачных, тёмных типов. Тёмных в прямом смысле, так как их обмундирование было чёрного, грязного цвета, всё пропитанное смазкой. И руки и лица у них были чёрные и вели они себя как то угрюмо. Что-то в их поведении настораживало.
- Кто это такие, - спросил тогда Иван деда , сержанта Пашкевича.
- Да это старики из автороты,- объяснил тот.
Так вот, однажды, один из этих «копчёных», как прозвал их Иван, подошёл к амбразуре за своей пайкой. Почему-то эти типы питались не в составе подразделения, а самостоятельно. Таким одиночкам Иван обычно давал чуть больше нормы. Он положил на алюминиевую тарелку три кусочка сахара, прилично масла на большом ломте белого хлеба, черняшку и всё это подал в окно «чумазому».
Неожиданно тот, со словами:
- Что ты мне тут даёшь, сука, - швырнул тарелку с харчами обратно в окно, целя Ивану прямо в лицо – тот едва успел увернуться.
Выкрикнув злобно:
- Ну, ты у меня сейчас получишь, «зеленка», - «копчёный» решительно кинулся на выход из столовой и направился к хлеборезке.
Ивана особенно обидело это оскорбительное выражение «зелёнка». Очевидно, этот тип подумал, раз хлеборез новенький – значит обязательно «молодой».
Но обижайся, не обижайся, а надо встречать «гостей». Иван почему-то был уверен, что «чумазых» будет двое. Он занял позицию в проёме своей двери и не очень-то волновался, ведь у него, на самый крайний случай, в хлеборезке имелось холодное оружие, здоровенный нож, которым он нарезал хлеб. Но использование этого предмета было маловероятно, ведь не зря же Иван до армии занимался борьбой «самбо».
«Копчёный» выскочил из-за угла, взлетел на крыльцо и вдруг, увидев подпирающую косяк нехилую фигуру Ивана, стоящего с лёгкой ухмылкой, скрестив руки на груди, как-то сразу стушевался, угас (очевидно, в амбразуре окна выдачи, неверно оценил размеры хлебореза), а Иван со словами:
- Чего тебе тут надо, а ну вали отсюда, - без проблем скинул противника с крыльца.
Тут появился и второй «копчёный», но помочь своему другу не успел, так как одновременно с ним, к месту конфликта, подбежал дежурный по столовой прапорщик Логинов, из части Ивана.
- Что случилось, Белов? – волнуясь, спросил дежурный.
- Да ничего, так, немного пообщались, – ответил, улыбаясь, Иван.
Со словами:
- Разговор не окончен, мы ещё встретимся, - «чумазые» удалились прочь.
- Чего им надо? А то мне ребята на кухне говорят, мол, нашего хлебореза пошли убивать, я и кинулся выручать, - сказал, тяжело дыша, молоденький прапорщик.
- Да я сам кого хочешь убью, - отшутился Иван, - а за поддержку благодарю.
После этого случая Иван стал запираться изнутри на засов, а то вломятся – все стеллажи с хлебом порушат, да и безопасней так.
Но ему не давали покоя вопросы:
- Чем вызвано это странное выступление «копчёных»? Что это за угрозы?
Вечером, когда на ужин пришла родная «деревянная» эскадрилья, Иван рассказал Ромке и Славке об этом странном инциденте.
- Ты знаешь, - сказал Славка, - они ведь могут тебя встретить, когда ты будешь со столовой в казарму идти. Во сколько ты заканчиваешь?
- Да где-то полдесятого.
- Мы к тебе в девять придём и проводим.
- Да ладно, что я, красна девица что ли – меня провожать! А случай чего я и сам справлюсь.
- Слушай, Иван, зачем рисковать, как говорится, бережёного Бог бережёт. Мы к тебе в гости придём, посидим, заодно и чайку попьём. Правда, Ром?
- Не возражаю, - пробасил Роман.
Так и сделали. Иван угостил своих друзей мягким свежим белым хлебом с маслом и сладким чаем вволю.
Славка оказался прав. Когда они вышли из хлеборезки, то рядом в кустах заметили двух «копчёных». Они были явно разочарованы, увидев Ивана в компании друзей.
- Пойдём к ним, потолкуем, - сказал Ромка и решительно направился к кустам. Славка с Иваном двинулись вслед за ним.
- Привет, орлы, - поприветствовал «чумазых» Ромка.
- Здорово, - ответил один, что «покопчёней».
- Давайте поговорим, - предложил Дорош.
- Давай,- ответили ему.
- Вот вы сегодня хотели нашего друга побить. Почему? – спросил Роман.
- А мы и сейчас хотим! - кинулся с кулаками к Ивану «тёмнокопчёный».
- Тихо! Тихо! – остановил его Ромка. – Мы же условились разговаривать, а не морды бить, так давай будем спокойно говорить. Так в чём дело?
- Не нравится нам, что этот гад солдат обвешивает.
- Кто гад? Кто обвешивает? – возмутился Иван, - да я наоборот вам всегда больше нормы выдавал.
- Ага, нам выдавал, а других обвешивал, падла, - проскрипел сквозь зубы «малокопчёный».
- Да с чего ты это взял, ты что у весов стоял? – спросил Роман.
- Мы знаем.
- Чего вы знаете? – стал заводиться Ромка, - вы можете нормально объяснить?
- Мне кажется, я догадываюсь, кто их подослал, - произнёс Иван. – Вы случайно с Юхманом не в одном батальоне служите?
- Служим, ну и что? – вопросом на вопрос ответил «сильнокопчёный».
- А то, что это он вас подослал, я уверен, и могу даже объяснить почему.
- И почему же?
- Да потому что этот гад со своей компанией каждый день килограммами солдатское масло воровал, а я пришёл и выступил против этого, что Юхману, естественно, не понравилось. Вот и решил он наказать меня вашими руками. А вам всё наоборот расписал – я, мол, ворую, а он грудью за солдат и борется с хищением их продуктов. Интересно, - продолжил Иван, - за сколько он вас купил?
- Никто нас не покупал, он нам сказал, а мы сами решили, - ответил «малокопчёный».
- А чего это ты меня «зелёнкой» обозвал, я такой же «зелёнка» как и ты, понял? – начал распаляться Иван.
Теперь Ромка стал уже своего друга успокаивать.
- Какая- то сволочь наболтала им всякой чухни, а они, блин, решили… - не унимался Иван, - вначале со своим «макаронником» разберитесь!
- Надо будет, разберёмся, - сказал «сильнокопчёный».
- Ну, вот и ладненько. Больше вопросов нет? – спросил Роман и сам себе же ответил, - вопросов нет. И так всё ясно. Прощевайте.
По дороге в казарму Славка спросил: - Ну, а что с Юхманом будем делать?
- А что с ним делать, своего масла он лишился, сейчас я получаю продукты, как положено, по норме. Так что он, можно сказать, уже наказан. Всех такое объяснение вполне устроило.
Как- то раз, неожиданно, в хлеборезке устроил проверку медик. Пришёл старлей и стал палочками, с намотанной на конце ваткой, брать пробы и вставлять их в пробирки.
Хорошо, что буквально перед этим Иван сделал генеральную уборку, как чувствовал. Помыл полы, протёр все стеллажи, отдраил стол, а доску, на которой хлеб резал, так ту даже ножом отскоблил и пошёл потом на кухню и ошпарил её кипятком.
Медик забрал пробирки и сказал, что завтра придёт с результатом осмотра и что, не дай Бог, если в пробах найдут дизентерийную палочку, то тогда тебе, мол, солдат, конец !
Иван, за работой, с волнением ждал завтрашнего дня и он наступил.
Пришёл старлей-медик и серьёзно так объявил:
- Ну что, мы нашли у тебя, солдат, дизентерийную палочку.
Иван испуганно спросил:
- И что же мне теперь будет?
- Да ничего тебе не будет, успокойся. В каждой пробе они есть. Главное – их количество. А у тебя всё в пределах нормы, - улыбаясь, разъяснил врач, - молодец, всё у тебя чисто!
- Фу ты! Как гора свалилась с плеч! Ну и шутник же вы, товарищ старший лейтенант, разве можно так, мне аж дурно стало.
- А мне поступил сигнал, что у тебя тут жуткий бардак, антисанитарные условия и грязь, - сказал медик.
- Интересно, и кто же вам об этом сигнализировал, если не секрет? – поинтересовался Иван.
Нет секрета – старший прапорщик Юхман, - ответил врач.
- Вот какой молодец – борец за чистоту,- сказал, ухмыляясь, Иван, а сам подумал: - Когда же угомониться этот коварный прапор?
А тот и не думал успокаиваться. Юхман затеял ревизию хлебопродуктов в хлеборезке. Считали, сколько в наличии имеется чёрного и белого хлеба, сколько выдал, когда и сколько привезли. Что-то там долго пересчитывали по много раз и, в конце концов, прапор выдал вердикт Ивану:
- Получается, что ты израсходовал на полтонны больше хлеба, чем положено.
-Ни фига себе! - поразился Иван, - это как же вы там такое насчитали. Я тут без году неделя и за это время умудрился на полтонны хлеба больше выдать? Какая то чепуха получается!
- А почему обязательно выдать, может ты этот хлеб кому-нибудь продал или обменял на что-то. Мы будем разбираться. Это дело судом пахнет.
Иван не на шутку встревожился. Ну и сволочь этот прапор, вцепился, как паук и всё туже затягивает свою паутину. Надо что-то предпринимать. Одному тут не справиться.
Как только выдалось немного свободного времени, Иван кинулся бегом в свой штаб к майору Зинину за помощью.
Он объяснил всё начальнику штаба:
- Не мог я, товарищ майор, за это короткое время столько хлеба передать. Ведь я выдавал всё строго по норме, даже чуть меньше. У меня наоборот экономия должна быть. А тут оказалось – я должен. Мне кажется, они хотят на меня свои старые долги повесить. Вы меня туда направили, в это болото, товарищ майор, вы меня и спасайте! Я вам клянусь, буханки лишней не взял!
- Верю, верю я тебе, пол, Белов. Успокойся. Разберёмся, пол, не волнуйся.
- Как же не волноваться, товарищ майор, когда они меня посадить грозятся. Вот вы мне устроили хлеборезку - она же меня прямо по сердцу режет!
- Ладно. Иди, пол, не бойся. Всё будет хорошо.
Но от этих его успокаивающих слов и на пол легче не стало. Иван ночью не смог спать, всё какие-то жуткие мысли лезли. Он представлял, как на него надевают наручники, конвоируют – руки за спиной, сажают в «воронок», как он за решёткой! Ужас! Вот попал в переделку! А ведь всё этот урод Юхман, ублюдок, устроил. Если дело до суда дойдёт, то я его зарежу, эту жирную свинью, своим хлеборезным ножичком. Нет ему прощения…
Всё это дело также стремительно закончилось, как и началось.
Майор Зинин доложил обо всём своему командиру подполковнику Сафронову. Подполковник Сафронов позвонил командиру батальона подполковнику Джохаридзе, а тот отдал приказ старшему прапорщику Юхману прекратить заниматься ерундой.
Старший прапорщик выполнил приказ. Провокации с его стороны прекратились, так как он осознал, что у Ивана есть надёжное прикрытие.
А тут вскорости и Сёмка вернулся из отпуска. Иван был безмерно рад этому событию. Наконец-то закончились его ежедневный изнурительный труд. Но рано он радовался. Рука у Семёна не зажила, у него вообще возник какой-то абсцесс и его положили в госпиталь.
Две недели, на которые Иван был прикомандирован к хлеборезке, превратились в два долгих месяца. Он постепенно обвыкся, втянулся в дело хлеборезничества, и ему стало даже вроде и ничего.
Своих ребят из эскадрильи он не забывал и всегда давал им добавку. У Сёмки они бы шиш получили, у того были свои кореша и «копчёные» в том числе. Но больше всех был доволен наш эскадренный старшина. Он чувствовал себя в столовой королём. Ещё бы - его солдат, его подчинённый, заведует таким богатством! Он чуть ли дома не перестал питаться. Раньше его в солдатской столовой и не увидишь. А теперь сам лично стал водить подразделение на приём пищи. А чё? Иван даст ему сахарку, хлебца с маслицем, он на кухне чего-нибудь надыбает - вот и поел – в семье экономия! А то и хлебушка булочку попросит домой. Разве старшине родному откажешь?
Наконец-то рука у Сёмы зажила. Это у него было профессиональное заболевание. Когда он вернулся, то у Ивана большой палец руки, тоже был хронически забинтован. А всё потому, что когда столько режешь, притупляется бдительность и инстинкт самосохранения, и в один прекрасный момент раз - и ножом по пальцу!
Состоялась торжественная церемония передачи полномочий (Семён поставил бутылку), после чего Иван отбыл в свою родную парашютку.
Информация