«Мы не привыкли бояться за детей». О российской семье и событиях в Алеппо
Происходящее в Сирии, так или иначе, затронуло каждого человека, каждую семью. Даже тех, кто сам, будучи обманутым, участвовал в беспорядках, ставших предтечей большой войны. Даже тех, кто был далек от политики. Даже тех, кто был настроен весьма оптимистично и не ожидал, что придется покинуть родной дом…
Мы с Екатериной – женой сирийца, учившегося в СССР и работающего в Алеппо в сфере образования – беседуем на берегу моря, недалеко от Латакии. Среди пышных садов Средиземноморья она вспоминает Алеппо – там ей нравилось больше, «там все, как родное». Но этот город ей вместе с детьми пришлось покинуть, перебравшись в более безопасное место – ведь ее муж и один из сыновей тяжело пострадали от выпущенного террористами снаряда.
- Жизнь до войны протекала очень спокойно, благополучно. Может, не всегда все было радужно в материальном плане, но в сфере безопасности все устраивало. Мы спокойно растили детей, давали им образование. Была уверенность в завтрашнем дне. Все потихоньку шло к лучшему, была хорошая перспектива. С приходом нынешнего президента росло благосостояние. У мужа появился хороший заработок, на который можно было достойно жить. Нам не приходилось как-то изворачиваться, он честно работал по своей специальности.
- Как для вас начинался сирийский кризис?
- Может, у меня такой характер – я не люблю резких перемен. Мне было больно, когда разваливался Советский Союз. Не скажу, что там все было идеально, но жили спокойно, хорошо, по-доброму. А когда в Сирии начались эти события, когда еще в самом начале, в 2011 году, в Дараа вспыхнули беспорядки – это сразу же обеспокоило. Тем более, мы наблюдали, во что это вылилось в других арабских странах – в Ливии, в Египте. До последнего момента не верилось, что в Сирии такое возможно. Ведь все было так безопасно, мы не привыкли бояться за детей.
Я отлично помню, что в Дараа демонстранты сразу же начали сжигать государственные здания, автомобили. Разве это мирные демонстрации, если были поджоги? Потом начались убийства. Этим демонстрантам предлагали деньги. Наши родственники с этим сталкивались. Им говорили: «Зачем вы работаете, если мы раз в неделю, в пятницу, вышли на демонстрацию и получили больше, чем вы?» Были идеалисты, романтики, которые пошли за идею, но такие быстро разочаровались.
Екатерина с болью рассказывает о том, как развивались трагические события в Алеппо:
- Сначала были демонстрации только в поддержку правительства, причем, очень массовые – на них приходили сотни тысяч людей. Такое ощущение, что весь город участвовал. Выходили с детьми, украшали машины флагами и портретами президента. Выставили огромный флаг. И лишь в отдаленных районах были немногочисленные антиправительственные демонстрации. В них участвовала радикально настроенная молодежь, приехавшая из Идлеба и других городов. Были и из Алеппо, но мало. Светских там тоже было мало. В основном – выходцы из фундаментально настроенных семей. От властей поступил строжайший приказ: ни в коем случае этих демонстрантов не трогать. Сотрудники безопасности стояли с щитами. Их сначала оскорбляли словами, потом стали в них кидаться чем попало. Люди удивлялись – как полицейские это терпят? Затем появились очень загадочные снайперы, которые убивали демонстрантов. Стреляли с крыш или в толпе. Были там профессиональные кликуши: еще не было никаких причин для крика, а специально нанятые девушки начинали истошно орать, ч
тобы создать панику, страх. Говорили, что девушек бьют, снимают с них платки. Хотя они верещали без причины, и много людей это видело.
Они утверждают, что их подавляли. Но вначале этого не было. А когда начали убивать полицейских, что было делать? Если в Америке начнут убивать полицейских – власти будут спокойно за этим наблюдать? Недавно там был убит мальчик за то, что нес игрушечный пистолет.
Летом 2012 года мы с семьей уехали отдыхать на море, в Латакию. В Алеппо тогда было еще достаточно спокойно. Хотя мы слышали, что поблизости небезопасно. Но это были отдельные вспышки. В Латакии же мы в новостях услышали, что после неудачной попытки захватить Дамаск все силы «Свободной армии» двинулись на Алеппо. Я подумала – сейчас там что-то будет. А ведь Алеппо дольше всех держался. Люди говорили: «В Алеппо будет хуже всего, готовьтесь к этому». И действительно – город быстро был взят в кольцо, дороги закрыли, стало страшно.
Алеппо хотели наказать за то, что люди не поддержали боевиков. Там очень работящий народ. Люди занимались своей работой. Никто не собирался идти на войну и проливать кровь. Но в соседних деревнях среди радикально настроенных граждан готовились кадры боевиков. Были случаи, когда взрывали поезда между Латакией и Алеппо. Пропаганда велась заранее, это очевидно. Им раздавалось оружие. Многие террористы пришли из Турции и Ливана. Те, кто побывали в плену и чудом спаслись, рассказывали, что среди похитителей кого только не было – и тунисцы, и афганцы, и чеченцы, и выходцы из западных стран.
- Что вы увидели, когда вернулись в Алеппо?
- Когда мы вернулись, аэропорт еще работал, но дорога из аэропорта до города была проблемной. Были большие участки, на которых происходили бои между армией и боевиками. Другие участки уже захватили террористы. Когда мы прилетели, в аэропорту все люди были с напряженными лицами. Водитель, который нас встречал, сказал, что есть только одна дорога, где не стреляют, но там блокпосты боевиков. Выхода не было - надо ехать через нее на свой страх и риск, не жить же в аэропорту.
Мы с дочерью надели платки, чтобы не привлекать внимания. Машина старая - такие и ездили в аэропорт, а хорошие автомобили отбирали боевики. Когда мы проехали последний блокпост армии на выезде из аэропорта, я услышала сильную стрельбу и спросила у водителя, что происходит. Он ответил, что это снайперы стреляют. Хотя было прекрасно видно, что в машине - женщины в платках и маленький ребенок – мой сын. Было очень страшно. Водитель погнал быстро. Чудом проехали этот участок. И шофер сказал, что сейчас будет блокпост боевиков. Я побоялась посмотреть в ту сторону – казалось, если я на них посмотрю, то они обратят внимание на нашу машину. Слава Богу, они нас не остановили.
А в феврале 2013 года наш район, не занятый боевиками, подвергся обстрелу с их стороны. Надо сказать, что у нас нет никаких военных объектов, но этот район и раньше часто обстреливали. А в ту злополучную ночь террористы выпустили по нему 90 снарядов. Один из них попал в нашу квартиру. Муж и сын были тяжело ранены.
Собственно, и раньше были случаи, когда мои близкие подвергались смертельной опасности. Например, когда прогремел огромный взрыв в университете, мой муж чудом остался жив. Он должен был там встречаться с человеком, и его случайно задержали на минутку. А мой сын проехал мимо Французской больницы за семь минут до теракта.
Мой муж категорически не хотел уезжать. Он говорил нам: «Уезжайте, вам будет безопаснее». Но у него работа, он чувствовал свою ответственность, а мы не хотели его оставлять.
Неделями не было света, не было воды. Зимой жили очень тяжело – у нас дома была минусовая температура. Мой сын однажды пошутил, что скоро детей будут водить на экскурсии и показывать, что такое электричество и водопровод. Продукты были, но и с ними становилось все хуже. Периодически пропадало то одно, то другое, но самая большая проблема – когда пропадал хлеб. Боевики захватили самый большой хлебозавод около Алеппо. Не было и муки в магазинах. Однако Университет не прекращал работу ни на один день, работали больницы и все госучреждения. Я считаю, что это был героизм со стороны тех, кто там работал. Ведь было трудно и опасно – похищали и убивали врачей и других образованных людей.
В Сирии у многих - печки, которые нужно топить мазутом. Мы перешли на первобытные способы освещения: делали лучины, лампадки, масляные лампы. Но для некоторых семей и масло – проблема. Когда мы пришли на Литургию в православный храм, то видели, как люди из бедных семей собирают огарки свечей и уносят домой, чтобы перетопить.
Навсегда утрачена беззаботность. Самая большая утрата – жизни, которые не вернуть. Сколько погибло офицеров и солдат, а сколько мирных жителей! От снайперских выстрелов, от взрывов. Только теракт около университета унес 270 жизней. Разрушена больница «Аль-Кинди» – самая большая из государственных. Там была аппаратура для онкологических и кардиологических больных, там было лучше, чем во многих клиниках Дамаска. Террористы сначала разграбили ее, потом взорвали. Вокруг Алеппо были целые индустриальные города, где раньше собирали бытовую технику, телевизоры, где все стремительно развивалось. Теперь эти заводы разграблены, оборудование вывезли в Турцию. Есть сведения, что и людей вывозили в Турцию и продавали на органы. Исторические ценности были вывезены из Алеппо и продавались на аукционах все в той же Турции. Разрушено много школ, больниц, линий электроснабжения, мостов. Город был очень развитый, цветущий…
Екатерина с горечью продолжает свой рассказ о нелегкой жизни в Алеппо, и в частности – о похищенных боевиками людях.
- Были схвачены террористами два митрополита – православный, брат нынешнего Патриарха Антиохийского и всего Востока Булос Языджи, и сирианский митрополит Иоанн Ибрагим. Они ехали на машине, за рулем был дьякон, которого боевики сразу же расстреляли. Мы за них молимся, как за живых, хотя никаких сведений о них нет.
А совсем недавно, в августе 2014 года, была похищена целая семья православных жителей Алеппо, имеющих, помимо сирийского, и российское гражданство. Пять человек – отец семейства, заслуженный инженер пенсионного возраста, его дочь с мужем и двое детей – несовершеннолетняя девочка и 18-летний юноша, который учился в России и приехал в гости к бабушке с дедушкой. Они ехали на своем автомобиле. Никто точно не знает, где их похитили. Боевики иногда дают им выходить на связь с родственниками. Требуют обменять их на своих сообщников, которые отбывают заслуженное наказание в тюрьмах. Сначала хотели обменять их пятерых на 50 боевиков, сейчас требования, вроде, стали скромнее. Неизвестно, как идут переговоры, это держится в секрете. Эта семья до войны жила в Алеппо. Затем они уехали на побережье, поскольку террористы развязали гонения на христиан. И решили съездить в свой город, посмотреть, что с их домом. Тем более что дорога была открыта. Ехали на своей машине и, по всей видимости, заблудились. А возможно, была утечк
а информации, что поедут российские граждане. Может быть, и просто случайность.
Екатерина возвращается к рассказу о судьбе своих родных, пострадавших при минометном обстреле:
- Когда с нами произошло несчастье, нас вылечили героические врачи государственной больницы Алеппо – большое им спасибо, реально спасли. Они лечили людей, в том числе и самых бедных, которых привозили с места взрыва. Я не видела там какого-то избирательного отношения. Медики добросовестно ухаживали за ранеными солдатами, вокруг которых не было родственников. Ведь были бойцы из других провинций, к которым родные не могли приехать из-за проблемных дорог. Часто за ними ухаживали их друзья из воинских частей. Город был обесточен, но в больнице электричество было, работала аппаратура, имелись медикаменты. Здание отапливалось, была даже горячая вода. А после работы медики возвращались в холодные дома, где не было электричества и воды.
После выписки из больницы муж согласился уехать ради ребенка, поскольку один из сыновей пострадал тяжело. Наши друзья обратились в российское посольство, чтобы нас вывезли. Тогда посольство договорилось с военными властями Алеппо, чтобы организовали вертолет для вывоза граждан России, а также украинцев, белорусов.
Нам не могли сообщить заранее, когда будет вертолет, - опасались диверсий. Нужно было, чтобы совпали все факторы: стояла летная погода и поблизости не было боевиков. И вот однажды нам позвонили утром и сказали: «Срочно приезжайте». Мой муж по состоянию здоровья еще не мог вести машину, он плохо ходил, да и сын передвигался с трудом. Мы опоздали на вертолет, который увез основную группу. Вместе с нами были еще две российские семьи, которые тоже не смогли улететь.
Меня охватило дикое отчаяние. Я подумала, что это была последняя спасительная ниточка, и она оборвалась. К нам подбежали солдаты, стали успокаивать и сказали, что вертолеты еще будут. Было трогательно то, что эти ребята, которые подвергаются смертельной опасности, нас защищали. Многие из них были ранены.
Мы находились на территории летной академии. Там была группа раненых, которая ждала отправки 10 дней. Ребята спали прямо на летном поле. А это был февраль: днем тепло, а вечером и ночью очень холодно.
Домой было страшно ехать – дорога на подступах к академии обстреливалась. Решили ждать вертолета, ведь моим родным было трудно передвигаться. Вокруг шли бои. Помню огромные, до самого неба, столбы дыма. Слышались выстрелы. Нам солдаты сказали, что вся территория вокруг академии заминирована на случай, если сюда подойдут боевики.
Вдруг мы услышали волшебный звук – стрекот вертолета. Побежали туда. Все хотели попасть в вертолет. Солдаты окружили его живой цепью, чтобы соблюдался порядок и люди не передавили друг друга. Сначала на борт загружается то, что нужно для военных, затем - гробы с убитыми армейцами, потом - раненые. Если остаются места для гражданских лиц, то пускают и их.
Мой сын отстал, я боялась, что его растопчут. Вдруг вижу - стоит молодой солдатик, весь перебинтованный. Он говорит: «Не бойтесь, я с ним». И обнял моего сына здоровой рукой, а вторая у него вообще не двигается. В суматохе у меня разлетелись все вещи. И одна женщина, оставив своих детей, бросилась собирать мои пакеты. Затем она рассказала свою историю: у нее сын в армии, а муж прапорщик, и они в черном списке у боевиков. Когда их район был захвачен, то всей семье грозило уничтожение. Люди остаются людьми даже в критических ситуациях.
Ужасный шум, ничего не слышно. Я еле докричалась до солдата: «Пустите нас!», а он сказал, что вертолет летит в Хаму. Мы, разочарованные, стали от него отходить. Вертолет улетел, потом стемнело, стало холодно. Солдаты нас пустили в будку КПП, чтобы погреться.
Где-то в 11 часов ночи вокруг началась сильная стрельба. Боевики пытались напасть. В небе вспышки ракет. Страшно. Зашел дежурный офицер и сказал: есть приказ, чтобы штатские срочно покинули территорию. Мы были в шоке: ночь, темнота. С наступлением сумерек даже в благополучных районах в ту зиму никто не выходил из домов. А тут мы - за городом и в таком положении, мои близкие еще не оправились от ранений. Я сказала, что мы никуда не пойдем и будем ждать вертолета. Оказалось, что офицер учился в России. Он по-русски сказал: «Поговорите с генералом».
В трубке зазвучал строгий голос начальника академии. Я сказала, что мы не можем никуда поехать. Он жестко ответил: «Вы не понимаете, что делаете. Никто не будет нести за вас ответственность. Боевики в двух километрах, и если они захватят академию – вы знаете, что они сделают со всеми, кто находится на территории военного объекта».
Мне стало жутко, потому что лучше погибнуть от пули, чем под пытками. Из двух страхов пришлось выбирать меньший. Военные нашли нам машину скорой помощи, всю разбитую. Поехали по ночной дороге очень быстро. Вокруг - стрельба. Слава Богу, доехали.
Офицер записал наши координаты. Сказал, что нас отправят, как только будет возможность. Муж даже обрадовался тому, что мы вернулись – он не хотел уезжать. Он любит Алеппо, свою работу. Когда он после ранения выписался из больницы, то сразу поехал на работу, хотя передвигался с большим трудом.
Через пару дней рано утром раздается звонок. Тот самый офицер, что учился в России, сказал: «Быстро собирайтесь, через полчаса будет вертолет». На этот раз мы уже знали, куда ехать, и прибыли вовремя. Нас предупредили, что перед нами был сбит один вертолет, в котором летели учителя, и все они погибли. Сказали: «Хотите - летите, но гарантии нет». Мы решили лететь. У меня не было даже страха – была уверенность, что все будет хорошо.
Мой старший сын всех пропускал, а сам остался за бортом. Стоял сильный шум, докричаться невозможно, а вертолет никого ждать не будет. Я дотянулась до солдата, который стоял передо мной, схватила его за одежду и кричу «Там сын мой!». И он пропустил моего сына в самый последний момент, иначе он бы остался один.
У люка сел автоматчик и сказал, что если в нас будут стрелять, то он сможет ответить. Уже в Латакии нам сообщили, что по нашему вертолету было выпущено две ракеты, но боевики, к счастью, не попали. Весь экипаж показался мне ангелами, которые нас на своих крыльях уносили от смерти. Военные были такие добродушные. Угощали моих детей конфетами. Мы были в состоянии эйфории. А через некоторое время я услышала, что вскоре командир этого экипажа погиб.
Там, в академии, были ребят из всех уголков Сирии – из Дамаска, Идлеба, Дейр-эз-Зора, Латакии. У них настоящее братство, они делятся друг с другом хлебом, часто шутят. Один раненый, который из Идлеба, рассказывал, что он вместе с сослуживцами три месяца находился под снайперским огнем. Они не могли даже головы поднять и передвигались ползком. В одном бою погибло много его друзей. Их тела никто не мог вывезти. А все знают, что боевики оскверняют и сжигают трупы. Надо бы похоронить ребят. И он один поехал на грузовике, несмотря на опасность, и вывез павших. За этот геройский поступок ему дали отпуск. Но он так и остался в академии, при мне не смог улететь.
- И вообще, - завершает свой рассказ Екатерина, - люди уже очень устали и хотят мира. Даже те, кто хотел каких-то перемен, уже поняли: невозможно достичь положительного результата кровавыми методами. Каждый человек должен начать с себя, встать на сторону добра. Особенно – лидеры мировых держав, которые должны, наконец, задуматься.
На снимке - Цитадель Алеппо, ноябрь 2011 г.
- Интервью брала Елена Громова
- Елена Громова
Информация