Книжка с люстрациями
16 сентября украинская Верховная Рада приняла закон «Об очищении власти». Через месяц, 15 октября, документ был подписан президентом Украины Петром Порошенко. Можно сказать, что в стране начался процесс люстрации, о необходимости которой говорили еще на Майдане. Украинский премьер-министр страны Арсений Яценюк заявил, что закон коснется миллиона чиновников и сотрудников правоохранительных органов. Таким образом, Украина станет пятой постсоветской республикой, которая провела люстрацию. До этого соответствующие действия провели три прибалтийских государства и Грузия. И несмотря на одно и то же название, процесс люстрации в этих странах проходил по-разному и приводил к разным последствиям.
Но для начала мы должны определить, о чем именно пойдет речь. Фактически, люстрацией можно было бы назвать любую смену власти при перевороте или революции. Так, история дает нам самые разнообразные примеры. Пришедшая к власти якобинская диктатура во Франции полностью изменила политический ландшафт, заменив монархистов выборными органами. Исламская революция в Иране также кардинально поменяла состав гражданского и военного руководства. То же самое произошло с окончанием Второй мировой войны в Германии и Японии. Ну и, наконец, следует сказать и о Российской империи, где пришедшие к власти большевики провели перестановки на абсолютно всех уровнях. Но все это не называют люстрацией – в политологической литературе за этим термином закрепился только один вид кадровых перестановок.
Люстрацией принято называть процесс, который начался в Восточной Европе с падением коммунистических режимов. В этих странах было решено ограничить доступ к управлению государством тех, кто был частью партийного аппарата, был как-то связан с репрессивной машиной предыдущего режима или с тайной полицией. Причем важно, что этот процесс во всех странах оформлялся законодательно.
Самым сложным было, конечно же, выработать критерии, по которым чиновник попадал или не попадал под закон о люстрации. Для того чтобы определить, достоин тот или иной служащий остаться на своей должности, в восточноевропейских странах были созданы специальные комитеты. И одним из важнейших показателей того, что человек не может оставаться на своей работе, было партийное прошлое. В Чехии в 1993 году был принят закон «О незаконности коммунистического режима», в соответствии с которым на Коммунистическую партию, ее руководство и членов ложилась ответственность за «программное уничтожение традиционных ценностей европейской цивилизации, за сознательное нарушение прав и свобод человека, за моральный и экономический спад, который сопровождался судебными преступлениями и террором против носителей других взглядов, за подмену существовавшей экономики директивным управлением, уничтожение традиционного права на собственность, злоупотребление воспитанием, образованием, наукой и культурой ради политических и идеологических целей». В итоге работы лишилось 140 тыс. человек.
В Польше, по разным данным, люстрация коснулась от 400 до 700 тыс. человек. В списке помимо чиновников оказались юристы, работники финансовых и судебных учреждений. Журналисты и работники вузов первоначально также входили в него, однако в 2000-х Конституционный трибунал исключил их из процедуры люстрации. Жестче к вопросу отнеслись в Венгрии, где в 1992 году закон установил уголовную ответственность без срока давности для лиц, совершивших в декабре 1944 – мае 1990 года предательство Родины, вплоть до пожизненного заключения. Правда, проблемой было то, что под формулировку можно было подвести вообще любого, кто сотрудничал с СССР. Поэтому по обращению президента А. Генца этот «закон мести» был признан неконституционным.
Помимо чиновников люстрации подверглись и все те, кто сотрудничал с тайной полицией и органами безопасности. Так, в Германии все чиновники и судьи должны были еще раз подать заявление о приеме на работу. Каждый кандидат проходил проверку – государственные органы ФРГ получили право запрашивать из архива информацию о каждом новом соискателе. Если открывалась его связь с секретной службой, его увольняли. Отмечается, что ГДР была покрыта сетью доносчиков «Штази» и процесс очистки длится до сих пор – люстрация началась в 1989-м и продлена до 2019 года. В соответствии с архивами «Штази» проверку прошли около полутора миллионов человек, а 55 тыс. лишились портфелей.
Другим объединяющим фактором, присущим люстрации в странах бывшего социалистического лагеря, стал доступ к информации. Так, в той же Венгрии было решено опубликовать документы прошлых лет, в том числе если она касается частной жизни бывших чиновников, поскольку они не могут в полной мере защитить это право в силу своей публичности. В 1996 году граждане Чехии получили право знакомиться с досье спецслужб, заведенными на них. А в Польше был опубликован список бывших сотрудников и агентов госбезопасности, создаваемый на основе материалов фонда Института национальной памяти, которому передана значительная часть архивов органов госбезопасности Польской Народной Республики.
Конечно же, процесс декоммунизации не был однозначным. Люстрационные процедуры называли «охотой на ведьм», чистками, местью, а также инструментом для политического давления. Скажем, даже на чешского диссидента Вацлава Гавела, когда он уже был президентом, нашли документы, в которых сотрудник госбезопасности называет его «возможным кандидатом на сотрудничество». Однако в целом результат от них в самих странах расценивается скорее как положительный, поскольку удалось не только повысить моральный авторитет власти, но и значительно омолодить аппарат. При найме на работу предпочтение отдавалось неопытным, но молодым кандидатам. В эти годы была популярна фраза Вацлава Гавела: «Лучше пять лет ошибок, чем 50 лет саботажа». А по мнению российской журналистки Евгении Альбац, люстрация в Чехии помогла молодому бизнесу: «Из власти ушли люди, которые обладали эксклюзивной информацией о том, как работает государственная машина. И вынуждены они были уйти в бизнес, который тогда только зарождался и был очень слаб. Новыми предпринимателями стали бывшие функционеры, которые прекрасно знают, как должна работать организация, каким образом работать с государственными органами и как их контролировать. Они ведь сами были частью этой системы и знают схемы, по которым разворовывается государственный бюджет. Так формируется эффективная оппозиция, при которой бывшие чиновники становятся не против общества, а превращаются в его помощников, в том числе и в контроле за государством».
Вместе с тем, тот же Гавел оценивал люстрацию достаточно сдержанно. «Те люди, которые непосредственно создавали этот режим, и те, которые молча его сносили, а также все мы, подсознательно к нему привыкшие, – никуда не девались. Существуют огромные централизованные и монополистические госпредприятия, органы государственной администрации с массой чиновников. И это один из источников бессчетных, едва ли не самых важных проблем и сложностей, которые посткоммунистический мир должен преодолеть», – рассказывал он в 1991 году в интервью польской «Газета Выборча». Он отметил, что бороться предстоит не только с конкретными людьми или конкретными организациями, но прежде всего с навыками и привычками обычных граждан. «Они хоть и ненавидели тоталитарный режим, но жили при нем всю жизнь и невольно с ним свыклись. Привыкли к тому, что над ними – всесильное государство, которое все может, обо всем заботится и за все отвечает; привыкли к патернализму государства, а от таких привычек в два счета не избавляются», – добавляет он. О самом же законе о люстрации он отозвался как о неудачном, поскольку очень сложно провести границу между желанием быть справедливым и местью. А бывший президент Польши и руководитель профсоюза «Солидарность» Лех Валенса призвал в нынешней ситуации украинцев «не рубить с плеча». «Подлых надо устранить, но остальным, даже если они были в коммунистической системе, дать возможность работать для демократической Украины. От тех, кто запятнал себя, нужно очиститься, но это небольшой процент людей. Остальным нужно дать шанс порвать с системой и присоединиться к возрождению страны», – призвал бывший польский президент, который, кстати, тоже в свое время выступал против люстрации в той форме, в какой она прошла в Польше, ратуя за контролируемый процесс декоммунизации. По мнению Леха Валенсы, если люстрировать политиков по партийной принадлежности, то проводить реформы будет некому. Здесь, наверное, вскрывается еще один важный момент – так или иначе стране нужна элита.
Если ее нет, то в первое время государство может оказаться перед лицом серьезных проблем. Это может отразиться и на экономической, и на социальной, и даже на военной безопасности. Скажем, в годы Великой Отечественной войны большой проблемой было отсутствие в рядах Советской армии профессиональных офицеров, которые были бы частью военной династии со всеми традициями и навыками. Точно так же поражения Ирана в войне с Ираком связывают с тем, что по результатам Исламской революции в Иране весь высший офицерский состав был смещен с должностей. Однако, с другой стороны, интересно мнение Вацлава Бартушки, который был одним из тех, кто курировал процессы люстрации в Чехии после «бархатной» революции 1989 года. На вопрос о том, было ли чешское общество готово к изменениям, он ответил отрицательно. «Общество никогда не будет готово ни к чему. У вас либо есть элита, либо ее нет. Важна элита. Как я говорил, нас было всего 20–25 из всех студентов Праги, которые активно занимались борьбой с режимом. Но этого было достаточно, остальные пошли за нами, потому что нам они верили больше, чем коммунистам. Такой же ситуация была и в стране, активная группа «Хартии-77» – это 120–130 людей. Этого хватило для страны, где жило 15 миллионов людей», – объяснил Вацлав Бартушка.
Люстрация по-азиатски
Нужно сказать, что европейская декоммунизация по сути закончилась прибалтийскими странами. Азиатские постсоветские страны не стали ничего менять. Скажем, в России в 1990-е также бурно обсуждался вопрос о необходимости люстрации, однако все ограничилось законном о реабилитации жертв политических репрессий, в соответствии с которым работники ЧК, ГПУ–ОГПУ, НКВД, МГБ и прокуратуры, а также судьи, участвовавшие в расследовании и рассмотрении дел о политических репрессиях, должны были понести уголовную ответственность. На практике никакого преследования должностных лиц не последовало, известны лишь единичные случаи постановки вопроса о привлечении к ответственности таких лиц. В декабре 1992 года законопроект «О запрете на профессии для проводников политики тоталитарного режима» был предложен Галиной Старовойтовой. Повторно Старовойтова пыталась провести закон в 1997-м, однако довести дело до конца она не смога, так как спустя некоторое время была убита.
Фактически первый «азиатский» закон о люстрации был принят в Грузии после «революции роз». 31 мая 2011 года парламент Грузии единогласно принимает «Хартию свободы», в соответствии с которой коммунистическая символика приравнивается к фашистской и запрещается. Этот закон о люстрации установил должностные ограничения для бывших сотрудников спецслужб Советского Союза, а также бывших высших должностных лиц компартии и комсомола. Эти люди не могут работать в представительских или исполнительных органах, Совете безопасности, кабинете министров, занимать должности председателей департаментов, в администрации президента, аппарате парламента, правительственной канцелярии и регулирующих комиссиях.
Но еще до принятия «Хартии свободы» в стране была проведена реформа правоохранительных органов. Так, сразу после революции из МВД в течение двух лет было уволено 75 тысяч из 85 тыс. человек. А в 2010 году был принят закон, по которому руководящие должности в Грузии не могут занимать лица, которые служили в КГБ или находились на руководящих должностях в КПСС.
Однако, несмотря на позитивные изменения, в частности, говорилось об исчезновении низовой коррупции, люстрация в Грузии прошла непросто. Сложнее, чем в Европе. Дело в том, что восточное общество устроено иначе, здесь сильное влияние оказывает клановость, принадлежность к тому или иному роду. Исследователь Гурам Сванидзе в журнале «Кавказ и глобализация» пишет, что одной из проблем стала по-прежнему сильная позиция традиционного образа жизни. «Мы имеем дело не с индивидом в его личном качестве, а с представителем группы – носителем какой-то одной социальной роли. Во время обсуждения на сессии парламента проекта закона о люстрации была высказана мысль, что такой закон только навредит, рассорит семьи. Ведь все мы в Грузии родственники. Родственники будут фигурировать и среди тех, кто стал жертвой террора, и среди тех, кто его проводил. Авторитет общины может быть поставлен выше индивидуальной свободы. Если гражданское общество можно условно назвать единством индивидов в их личном качестве, то этнонационализм предполагает совокупность индивидов – представителей этнических групп», – пишет г-н Сванидзе.
Подчеркивая глубокую традиционность, ученый приводит пример: узнав фамилию или обратив внимание на особенности речи нового знакомого, грузин уточнит, не из того ли региона новый знакомый, из какого он района, города, села. А не является ли он родственником того-то и т. д. Если окажется, что новый знакомый из Тбилиси, то он сам, опережая дополнительные расспросы, говорит, что его родственники происходят из того или иного региона и так далее. Найти как минимум общего знакомого представляется чем-то ценным. В этой ситуации люстрация затрагивает не просто чиновников, речь идет о семейных, родственных и дружеских отношениях, которые чрезвычайно важны. В конечном счете, в условиях раскола между государством и обществом традиции и обычаи общины соперничают с законом. При этом закон соблюдают, но не почитают.
Не меньшей проблемой в восточном обществе является политическая преемственность. Ряд исследователей указывают, что в азиатском обществе невозможно просто передать власть в честной конкуренции. Ее можно взять только силой, причем нередко противники уничтожаются физически. Можно привести в пример Афганистан, чей XX век начался с убийства эмира Хабибуллы. Позднее после нескольких встрясок к власти приходит эмир Надир-шах, который был убит на плацу во время торжественного выпуска учащимся привилегированной школы, который отомстил за своих родственников, казненных Надир-шахом. Захир-шах, сын Надир-шаха, потерял власть в ходе путча, который в 1973 году возглавил его двоюродный брат Дауд. В свою очередь, Дауд был свергнут афганскими коммунистами в апреле 1978 года и убит вместе с членами своей семьи. А первый из коммунистических лидеров Афганистана Нур Мохаммед Тараки был задушен по приказу своего коллеги Амина. Тот, в свою очередь, был убит в ходе переворота, организованного советскими войсками. Следующий коммунистический лидер Бабрак Кармаль был принужден отправиться в отставку под давлением советского руководства. Его преемник Наджибулла был сначала свергнут в 1992 году моджахедами, затем в 1994-м казнен талибами.
Скажем, если говорить о киргизских революциях, то свергаемых руководителей спасало бегство. Аскар Акаев в свое время сбежал с семьей. Позднее примеру Акаева последовал свергавший его Курманбек Бакиев. Кстати, в Киргизии также обсуждалась возможность начала люстрации чиновников, а в 2011 году появилось движение «Люстрация судей Кыргызстана». Однако ни одна инициатива не обрела статус закона и люстрации в этой стране не произошло.
Что касается Казахстана, то в нашей стране также процесс декоммунизации не произошел. Исследователь элит Данияр Ашимбаев пишет, что к моменту распада СССР в Казахстане фактически сложилась вполне самостоятельная и самодостаточная правящая элита, включавшая в себя как традиционных партийно-советских и хозяйственных руководителей, так и творческих работников, интеллигенцию, руководство силовых структур, к 1992 году окончательно утративших связь с некогда всесильным центром.
«К 1989 году ветры перемен унесли с политической арены значительную часть прежней политической и административной элиты, созданной при Д. А. Кунаеве в советские годы (определенную роль сыграли и кадровые чистки 1985–1987 годов). Нурсултан Назарбаев к моменту своего избрания на пост первого секретаря ЦК Компартии Казахстана получил уникальную возможность выстроить абсолютно новую элиту – элиту независимого государства», – пишет г-н Ашимбаев. Отмечая омоложение бюрократической системы, он все же подчеркивает, что в связи с восточными традициями перемены были проведены так, чтобы это не привело к конфликту поколений, хотя бы в силу того, что новая элита, отличаясь ментальностью от старой, генетически является ее полной правопреемницей.
Если все же говорить о люстрации и об отношении к ней в обществе, то мнения, конечно же, разделились. Скажем, такие либералы, как Сергей Дуванов, всецело стоят на стороне проведения люстрации по образцу восточноевропейских стран. Другое мнение высказал в 2008 году общественный деятель Мурат Ауэзов. Он заявлял, что «процесс очищения необходим, что казахстанское общество вплотную подошло к тому, чтобы со всей остротой осознать необходимость этого процесса», и «этому процессу нет альтернативы и если все сохранить как было и как есть, то у этого народа и его государства не будет будущего. Настало время взрыва и очищения». Однако при этом он указывает, что европейский опыт к нам не применим, поскольку у наших стран совершенно разные реалии.
Есть и категоричные противники люстрации в Казахстане. Так, в бытность советником президента Казахстана Ермухамет Ертысбаев относился к ее возможности негативно, указывая, что в Восточной Европе был средний класс, «то есть были люди, которые боролись с коммунистическим режимом и реально могли возглавить государство». «Если в Польше за 10 лет до падения коммунистического режима движение «Солидарность» воспитало целую когорту новых менеджеров, то в Казахстане к моменту обретения независимости в 1991 году не было таких людей, был только партийно-комсомольский менеджмент, и его представители возглавили страну в тот момент», – отмечал г-н Ертысбаев.
Для азиатского общества люстрация не стала инструментом реформирования государственного аппарата. Этого не произошло даже в Киргизии, хотя на революционном подъеме она вполне могла стать политической реальностью. Что же до Грузии, то ее опыт показал, что традиционные схемы все же сильнее. Российские либеральные СМИ наподобие «Эха Москвы» с печалью сообщают, что с уходом Михаила Саакашвили Грузия потеряла вложенный потенциал и сейчас в политическом смысле откатилась назад.
Интересно, к каким результатам приведет украинская люстрация? Для украинского народа идея люстрации, которая появилась сразу после свержения Януковича, стала своеобразной «идеей фикс». Что только она-де может решить проблемы страны и стать билетом в Европу. Однако прагматики считают, что люстрация останется символическим жестом. Тому есть объективные причины, а также субъективные. Как мы уже отмечали, даже основатели новых восточноевропейских обществ сдержанны в оценках результативности; а в Германии денацификация так и не прошла до конца – можно назвать некоторых нацистов, которые продолжили свою карьеру. Украина опутана сетью политических, клановых, родственных и земляческих лояльностей. А потому если и вычищать, например, «донецких», то в аппарате окажутся глубокие кадровые прорехи. И неизвестно, пойдет ли новая власть до конца, ведь в этом случае придется уволить и немало своих. Аналитики опасаются, что кадровые чистки будут проводиться по схеме борьбы с коррупцией – общественности будут предлагать публичные суды над незначительными персонажами.
Даже при пессимистичном исходе это будет один из уроков новой Украины, который покажет, чем же на самом деле закончилась революция, какие люди в конечном счете пришли к власти и можно ли им доверять.
Но для начала мы должны определить, о чем именно пойдет речь. Фактически, люстрацией можно было бы назвать любую смену власти при перевороте или революции. Так, история дает нам самые разнообразные примеры. Пришедшая к власти якобинская диктатура во Франции полностью изменила политический ландшафт, заменив монархистов выборными органами. Исламская революция в Иране также кардинально поменяла состав гражданского и военного руководства. То же самое произошло с окончанием Второй мировой войны в Германии и Японии. Ну и, наконец, следует сказать и о Российской империи, где пришедшие к власти большевики провели перестановки на абсолютно всех уровнях. Но все это не называют люстрацией – в политологической литературе за этим термином закрепился только один вид кадровых перестановок.
Люстрацией принято называть процесс, который начался в Восточной Европе с падением коммунистических режимов. В этих странах было решено ограничить доступ к управлению государством тех, кто был частью партийного аппарата, был как-то связан с репрессивной машиной предыдущего режима или с тайной полицией. Причем важно, что этот процесс во всех странах оформлялся законодательно.
Самым сложным было, конечно же, выработать критерии, по которым чиновник попадал или не попадал под закон о люстрации. Для того чтобы определить, достоин тот или иной служащий остаться на своей должности, в восточноевропейских странах были созданы специальные комитеты. И одним из важнейших показателей того, что человек не может оставаться на своей работе, было партийное прошлое. В Чехии в 1993 году был принят закон «О незаконности коммунистического режима», в соответствии с которым на Коммунистическую партию, ее руководство и членов ложилась ответственность за «программное уничтожение традиционных ценностей европейской цивилизации, за сознательное нарушение прав и свобод человека, за моральный и экономический спад, который сопровождался судебными преступлениями и террором против носителей других взглядов, за подмену существовавшей экономики директивным управлением, уничтожение традиционного права на собственность, злоупотребление воспитанием, образованием, наукой и культурой ради политических и идеологических целей». В итоге работы лишилось 140 тыс. человек.
В Польше, по разным данным, люстрация коснулась от 400 до 700 тыс. человек. В списке помимо чиновников оказались юристы, работники финансовых и судебных учреждений. Журналисты и работники вузов первоначально также входили в него, однако в 2000-х Конституционный трибунал исключил их из процедуры люстрации. Жестче к вопросу отнеслись в Венгрии, где в 1992 году закон установил уголовную ответственность без срока давности для лиц, совершивших в декабре 1944 – мае 1990 года предательство Родины, вплоть до пожизненного заключения. Правда, проблемой было то, что под формулировку можно было подвести вообще любого, кто сотрудничал с СССР. Поэтому по обращению президента А. Генца этот «закон мести» был признан неконституционным.
Помимо чиновников люстрации подверглись и все те, кто сотрудничал с тайной полицией и органами безопасности. Так, в Германии все чиновники и судьи должны были еще раз подать заявление о приеме на работу. Каждый кандидат проходил проверку – государственные органы ФРГ получили право запрашивать из архива информацию о каждом новом соискателе. Если открывалась его связь с секретной службой, его увольняли. Отмечается, что ГДР была покрыта сетью доносчиков «Штази» и процесс очистки длится до сих пор – люстрация началась в 1989-м и продлена до 2019 года. В соответствии с архивами «Штази» проверку прошли около полутора миллионов человек, а 55 тыс. лишились портфелей.
Другим объединяющим фактором, присущим люстрации в странах бывшего социалистического лагеря, стал доступ к информации. Так, в той же Венгрии было решено опубликовать документы прошлых лет, в том числе если она касается частной жизни бывших чиновников, поскольку они не могут в полной мере защитить это право в силу своей публичности. В 1996 году граждане Чехии получили право знакомиться с досье спецслужб, заведенными на них. А в Польше был опубликован список бывших сотрудников и агентов госбезопасности, создаваемый на основе материалов фонда Института национальной памяти, которому передана значительная часть архивов органов госбезопасности Польской Народной Республики.
Конечно же, процесс декоммунизации не был однозначным. Люстрационные процедуры называли «охотой на ведьм», чистками, местью, а также инструментом для политического давления. Скажем, даже на чешского диссидента Вацлава Гавела, когда он уже был президентом, нашли документы, в которых сотрудник госбезопасности называет его «возможным кандидатом на сотрудничество». Однако в целом результат от них в самих странах расценивается скорее как положительный, поскольку удалось не только повысить моральный авторитет власти, но и значительно омолодить аппарат. При найме на работу предпочтение отдавалось неопытным, но молодым кандидатам. В эти годы была популярна фраза Вацлава Гавела: «Лучше пять лет ошибок, чем 50 лет саботажа». А по мнению российской журналистки Евгении Альбац, люстрация в Чехии помогла молодому бизнесу: «Из власти ушли люди, которые обладали эксклюзивной информацией о том, как работает государственная машина. И вынуждены они были уйти в бизнес, который тогда только зарождался и был очень слаб. Новыми предпринимателями стали бывшие функционеры, которые прекрасно знают, как должна работать организация, каким образом работать с государственными органами и как их контролировать. Они ведь сами были частью этой системы и знают схемы, по которым разворовывается государственный бюджет. Так формируется эффективная оппозиция, при которой бывшие чиновники становятся не против общества, а превращаются в его помощников, в том числе и в контроле за государством».
Вместе с тем, тот же Гавел оценивал люстрацию достаточно сдержанно. «Те люди, которые непосредственно создавали этот режим, и те, которые молча его сносили, а также все мы, подсознательно к нему привыкшие, – никуда не девались. Существуют огромные централизованные и монополистические госпредприятия, органы государственной администрации с массой чиновников. И это один из источников бессчетных, едва ли не самых важных проблем и сложностей, которые посткоммунистический мир должен преодолеть», – рассказывал он в 1991 году в интервью польской «Газета Выборча». Он отметил, что бороться предстоит не только с конкретными людьми или конкретными организациями, но прежде всего с навыками и привычками обычных граждан. «Они хоть и ненавидели тоталитарный режим, но жили при нем всю жизнь и невольно с ним свыклись. Привыкли к тому, что над ними – всесильное государство, которое все может, обо всем заботится и за все отвечает; привыкли к патернализму государства, а от таких привычек в два счета не избавляются», – добавляет он. О самом же законе о люстрации он отозвался как о неудачном, поскольку очень сложно провести границу между желанием быть справедливым и местью. А бывший президент Польши и руководитель профсоюза «Солидарность» Лех Валенса призвал в нынешней ситуации украинцев «не рубить с плеча». «Подлых надо устранить, но остальным, даже если они были в коммунистической системе, дать возможность работать для демократической Украины. От тех, кто запятнал себя, нужно очиститься, но это небольшой процент людей. Остальным нужно дать шанс порвать с системой и присоединиться к возрождению страны», – призвал бывший польский президент, который, кстати, тоже в свое время выступал против люстрации в той форме, в какой она прошла в Польше, ратуя за контролируемый процесс декоммунизации. По мнению Леха Валенсы, если люстрировать политиков по партийной принадлежности, то проводить реформы будет некому. Здесь, наверное, вскрывается еще один важный момент – так или иначе стране нужна элита.
Если ее нет, то в первое время государство может оказаться перед лицом серьезных проблем. Это может отразиться и на экономической, и на социальной, и даже на военной безопасности. Скажем, в годы Великой Отечественной войны большой проблемой было отсутствие в рядах Советской армии профессиональных офицеров, которые были бы частью военной династии со всеми традициями и навыками. Точно так же поражения Ирана в войне с Ираком связывают с тем, что по результатам Исламской революции в Иране весь высший офицерский состав был смещен с должностей. Однако, с другой стороны, интересно мнение Вацлава Бартушки, который был одним из тех, кто курировал процессы люстрации в Чехии после «бархатной» революции 1989 года. На вопрос о том, было ли чешское общество готово к изменениям, он ответил отрицательно. «Общество никогда не будет готово ни к чему. У вас либо есть элита, либо ее нет. Важна элита. Как я говорил, нас было всего 20–25 из всех студентов Праги, которые активно занимались борьбой с режимом. Но этого было достаточно, остальные пошли за нами, потому что нам они верили больше, чем коммунистам. Такой же ситуация была и в стране, активная группа «Хартии-77» – это 120–130 людей. Этого хватило для страны, где жило 15 миллионов людей», – объяснил Вацлав Бартушка.
Люстрация по-азиатски
Нужно сказать, что европейская декоммунизация по сути закончилась прибалтийскими странами. Азиатские постсоветские страны не стали ничего менять. Скажем, в России в 1990-е также бурно обсуждался вопрос о необходимости люстрации, однако все ограничилось законном о реабилитации жертв политических репрессий, в соответствии с которым работники ЧК, ГПУ–ОГПУ, НКВД, МГБ и прокуратуры, а также судьи, участвовавшие в расследовании и рассмотрении дел о политических репрессиях, должны были понести уголовную ответственность. На практике никакого преследования должностных лиц не последовало, известны лишь единичные случаи постановки вопроса о привлечении к ответственности таких лиц. В декабре 1992 года законопроект «О запрете на профессии для проводников политики тоталитарного режима» был предложен Галиной Старовойтовой. Повторно Старовойтова пыталась провести закон в 1997-м, однако довести дело до конца она не смога, так как спустя некоторое время была убита.
Фактически первый «азиатский» закон о люстрации был принят в Грузии после «революции роз». 31 мая 2011 года парламент Грузии единогласно принимает «Хартию свободы», в соответствии с которой коммунистическая символика приравнивается к фашистской и запрещается. Этот закон о люстрации установил должностные ограничения для бывших сотрудников спецслужб Советского Союза, а также бывших высших должностных лиц компартии и комсомола. Эти люди не могут работать в представительских или исполнительных органах, Совете безопасности, кабинете министров, занимать должности председателей департаментов, в администрации президента, аппарате парламента, правительственной канцелярии и регулирующих комиссиях.
Но еще до принятия «Хартии свободы» в стране была проведена реформа правоохранительных органов. Так, сразу после революции из МВД в течение двух лет было уволено 75 тысяч из 85 тыс. человек. А в 2010 году был принят закон, по которому руководящие должности в Грузии не могут занимать лица, которые служили в КГБ или находились на руководящих должностях в КПСС.
Однако, несмотря на позитивные изменения, в частности, говорилось об исчезновении низовой коррупции, люстрация в Грузии прошла непросто. Сложнее, чем в Европе. Дело в том, что восточное общество устроено иначе, здесь сильное влияние оказывает клановость, принадлежность к тому или иному роду. Исследователь Гурам Сванидзе в журнале «Кавказ и глобализация» пишет, что одной из проблем стала по-прежнему сильная позиция традиционного образа жизни. «Мы имеем дело не с индивидом в его личном качестве, а с представителем группы – носителем какой-то одной социальной роли. Во время обсуждения на сессии парламента проекта закона о люстрации была высказана мысль, что такой закон только навредит, рассорит семьи. Ведь все мы в Грузии родственники. Родственники будут фигурировать и среди тех, кто стал жертвой террора, и среди тех, кто его проводил. Авторитет общины может быть поставлен выше индивидуальной свободы. Если гражданское общество можно условно назвать единством индивидов в их личном качестве, то этнонационализм предполагает совокупность индивидов – представителей этнических групп», – пишет г-н Сванидзе.
Подчеркивая глубокую традиционность, ученый приводит пример: узнав фамилию или обратив внимание на особенности речи нового знакомого, грузин уточнит, не из того ли региона новый знакомый, из какого он района, города, села. А не является ли он родственником того-то и т. д. Если окажется, что новый знакомый из Тбилиси, то он сам, опережая дополнительные расспросы, говорит, что его родственники происходят из того или иного региона и так далее. Найти как минимум общего знакомого представляется чем-то ценным. В этой ситуации люстрация затрагивает не просто чиновников, речь идет о семейных, родственных и дружеских отношениях, которые чрезвычайно важны. В конечном счете, в условиях раскола между государством и обществом традиции и обычаи общины соперничают с законом. При этом закон соблюдают, но не почитают.
Не меньшей проблемой в восточном обществе является политическая преемственность. Ряд исследователей указывают, что в азиатском обществе невозможно просто передать власть в честной конкуренции. Ее можно взять только силой, причем нередко противники уничтожаются физически. Можно привести в пример Афганистан, чей XX век начался с убийства эмира Хабибуллы. Позднее после нескольких встрясок к власти приходит эмир Надир-шах, который был убит на плацу во время торжественного выпуска учащимся привилегированной школы, который отомстил за своих родственников, казненных Надир-шахом. Захир-шах, сын Надир-шаха, потерял власть в ходе путча, который в 1973 году возглавил его двоюродный брат Дауд. В свою очередь, Дауд был свергнут афганскими коммунистами в апреле 1978 года и убит вместе с членами своей семьи. А первый из коммунистических лидеров Афганистана Нур Мохаммед Тараки был задушен по приказу своего коллеги Амина. Тот, в свою очередь, был убит в ходе переворота, организованного советскими войсками. Следующий коммунистический лидер Бабрак Кармаль был принужден отправиться в отставку под давлением советского руководства. Его преемник Наджибулла был сначала свергнут в 1992 году моджахедами, затем в 1994-м казнен талибами.
Скажем, если говорить о киргизских революциях, то свергаемых руководителей спасало бегство. Аскар Акаев в свое время сбежал с семьей. Позднее примеру Акаева последовал свергавший его Курманбек Бакиев. Кстати, в Киргизии также обсуждалась возможность начала люстрации чиновников, а в 2011 году появилось движение «Люстрация судей Кыргызстана». Однако ни одна инициатива не обрела статус закона и люстрации в этой стране не произошло.
Что касается Казахстана, то в нашей стране также процесс декоммунизации не произошел. Исследователь элит Данияр Ашимбаев пишет, что к моменту распада СССР в Казахстане фактически сложилась вполне самостоятельная и самодостаточная правящая элита, включавшая в себя как традиционных партийно-советских и хозяйственных руководителей, так и творческих работников, интеллигенцию, руководство силовых структур, к 1992 году окончательно утративших связь с некогда всесильным центром.
«К 1989 году ветры перемен унесли с политической арены значительную часть прежней политической и административной элиты, созданной при Д. А. Кунаеве в советские годы (определенную роль сыграли и кадровые чистки 1985–1987 годов). Нурсултан Назарбаев к моменту своего избрания на пост первого секретаря ЦК Компартии Казахстана получил уникальную возможность выстроить абсолютно новую элиту – элиту независимого государства», – пишет г-н Ашимбаев. Отмечая омоложение бюрократической системы, он все же подчеркивает, что в связи с восточными традициями перемены были проведены так, чтобы это не привело к конфликту поколений, хотя бы в силу того, что новая элита, отличаясь ментальностью от старой, генетически является ее полной правопреемницей.
Если все же говорить о люстрации и об отношении к ней в обществе, то мнения, конечно же, разделились. Скажем, такие либералы, как Сергей Дуванов, всецело стоят на стороне проведения люстрации по образцу восточноевропейских стран. Другое мнение высказал в 2008 году общественный деятель Мурат Ауэзов. Он заявлял, что «процесс очищения необходим, что казахстанское общество вплотную подошло к тому, чтобы со всей остротой осознать необходимость этого процесса», и «этому процессу нет альтернативы и если все сохранить как было и как есть, то у этого народа и его государства не будет будущего. Настало время взрыва и очищения». Однако при этом он указывает, что европейский опыт к нам не применим, поскольку у наших стран совершенно разные реалии.
Есть и категоричные противники люстрации в Казахстане. Так, в бытность советником президента Казахстана Ермухамет Ертысбаев относился к ее возможности негативно, указывая, что в Восточной Европе был средний класс, «то есть были люди, которые боролись с коммунистическим режимом и реально могли возглавить государство». «Если в Польше за 10 лет до падения коммунистического режима движение «Солидарность» воспитало целую когорту новых менеджеров, то в Казахстане к моменту обретения независимости в 1991 году не было таких людей, был только партийно-комсомольский менеджмент, и его представители возглавили страну в тот момент», – отмечал г-н Ертысбаев.
Для азиатского общества люстрация не стала инструментом реформирования государственного аппарата. Этого не произошло даже в Киргизии, хотя на революционном подъеме она вполне могла стать политической реальностью. Что же до Грузии, то ее опыт показал, что традиционные схемы все же сильнее. Российские либеральные СМИ наподобие «Эха Москвы» с печалью сообщают, что с уходом Михаила Саакашвили Грузия потеряла вложенный потенциал и сейчас в политическом смысле откатилась назад.
Интересно, к каким результатам приведет украинская люстрация? Для украинского народа идея люстрации, которая появилась сразу после свержения Януковича, стала своеобразной «идеей фикс». Что только она-де может решить проблемы страны и стать билетом в Европу. Однако прагматики считают, что люстрация останется символическим жестом. Тому есть объективные причины, а также субъективные. Как мы уже отмечали, даже основатели новых восточноевропейских обществ сдержанны в оценках результативности; а в Германии денацификация так и не прошла до конца – можно назвать некоторых нацистов, которые продолжили свою карьеру. Украина опутана сетью политических, клановых, родственных и земляческих лояльностей. А потому если и вычищать, например, «донецких», то в аппарате окажутся глубокие кадровые прорехи. И неизвестно, пойдет ли новая власть до конца, ведь в этом случае придется уволить и немало своих. Аналитики опасаются, что кадровые чистки будут проводиться по схеме борьбы с коррупцией – общественности будут предлагать публичные суды над незначительными персонажами.
Даже при пессимистичном исходе это будет один из уроков новой Украины, который покажет, чем же на самом деле закончилась революция, какие люди в конечном счете пришли к власти и можно ли им доверять.
Информация