Камчатская Одиссея атамана Атласова
Как казаки Камчатку воевали
Биография казацкого атамана Владимира Атласова, завоевавшего в тяжелых боях с ительменами и коряками полуостров Камчатку, способна превзойти по динамике сюжета самую бурную биографию любого из конкистадоров или покорителей Дикого Запада. За каких-нибудь два с половиной года Атласов присоединил к владениям Московской Руси богатейшие земли, превышающие по площади в два с половиной раза территорию современной Франции. Гибель «камчатского Ермака», как назвал казацкого первопроходца поэт Александр Пушкин, была предопределена не его военным поражением, а бездарным администрированием воеводства Якутского острога.
Подвиг атамана Камчатого
В петербургской России весь ХVIII и половину ХIХ века было как-то не принято изучать национальное историческое наследие Сибири и Дальнего Востока. Если этим благородным делом и пытались заниматься, то делали это, как ни странно, либо этнические немцы, либо украинцы (называемые в то время малороссами), либо ссыльные в Сибирь русские дворяне, набравшиеся, наконец, от пребывания в имперских кандалах «русского духа».
Ситуация с изучением исторического наследия Русской Азии начинает существенно меняться в позитивную сторону только во второй половине ХIХ века. Именно в этот период в научный оборот попадает колоссальная по значимости информация из документов Разрядного и Сибирского приказов Московии конца ХVI — первой половины ХVII вв.
Огромную часть работы по раскрытию для научной мысли аутентичных исторических источников поздней Московии сделал историк-архивариус Николай Николаевич Оглоблин, потомок запорожского полковника Степана Оглобли. Получив образование в Киевской духовной академии и археологическом институте, Николай Оглоблин переезжает в Москву и без малого четверть века трудится над составлением описей-обозрений старинных документов Разрядного и Сибирского приказов.
Преимущественно благодаря трудам Николая Оглоблина, издавшего в 1894 году книгу «К биографии Владимира Атласова» — первое исследование нелегкой судьбы камчатского атамана, мы имеем более-менее подробные представления о том, как шло завоевание «землицы камчатской».
О начальной биографии Владимира Атласова известно немного. У разных исследователей называются не только разные даты рождения великого казака, но и разные его отчества — Тимофеевич, Васильевич и Владимирович. За подлинно достоверный факт можно признать, по-видимому, только его донское казацкое происхождение. Атласов родился близ Якутского острога, который был населен во второй половине ХVII века казаками, вышедшими преимущественно с Дона.
Казаки рано взрослели: уже в двадцать с небольшим лет Владимир Атласов стал ходить с казацкими отрядами в ясачные и промысловые рейды на побережье Охотского моря. С 1682 по 1688 гг. будущий первопроходец Камчатки побывал в военных экспедициях несколько раз.
Атаманские качества Владимира Атласова тоже проявились рано. Уже в 1688 году он был назначен приказчиком (практически воеводою) Анадырского острога. Здесь он пробыл шесть лет, а в 1694 году вернулся в Якутск с ясачной казной. Сразу же по прибытии в острог, Атласов стал убеждать местного воеводу Ивана Петровича Гагарина отправить военную экспедицию для завоевания земель, лежащих по побережью Берингова моря южнее Анадыря. Атласов рассказывал, что по собранной им информации в двадцати днях пути от Анадыря начиналась какая-то большая, очень богатая пушниной и рыбой земля, уходящая далеко на юг.
Атласов не был первым, кто рассказал якутским администраторам о богатстве Камчатки. Еще в период с 1658 по 1659 год донской казак Иван Иванович Камчатый нашел сухопутный путь в эту неизведанную страну. Из охотской Гижиги Камчатый прошел западным берегом полуострова до реки Лесной, впадающей в залив Шелихова. По этой реке казаки Камчатого поднялись вверх — вплоть до Срединного хребта, перевалили на его восточный склон и спустились по реке Караге к Карагинскому заливу.
На побережье этого залива атаман Камчатый не нашел залежек моржа (а отыскивалась именно моржовая кость), но зато получил достоверные сведения от местных аборигенов-коряков о наличии на юге какой-то многоводной земли. Вернувшись в Гижигу, Иван Камчатый немедленно стал собирать новую экспедицию на юго-восток.
В 1660-1661 годах, пройдя на юг вдоль склонов Срединного хребта, атаман Камчатый открыл многоводную, изобилующую рыбой реку, уходящую своими верховьями далеко вглубь полуострова. Эту реку казаки, в память об удачливом атаманстве Ивана Камчатого, назвали Камчаткой.
Восстание ламутов-эвенов. Истчоник: Николай Фомин / deviantart.com Восстание ламутов-эвенов. Истчоник: Николай Фомин / deviantart.com
Путь на Камчатку, казалось бы, был уже найден, но поздней зимой 1661 года случилось несчастье. Подавляя вооруженное восстание ламутов-эвенов (по распространенному, но ошибочному мнению — юкагиров), весь отряд Ивана Камчатого попал в засаду и был истреблен ламутами. Раскрытая, было, дверь на Камчатку — вновь захлопнулась.
«И на кабальные расписки брал еси пороховое зелье…»
Воевода Иван Петрович Гагарин был ярким человеком своего времени: сурового нрава, но умный, безмерно властный, но умеющий ценить таких же властных людей более низкого социального ранга, алчный поборник интересов своего кармана, но хорошо сознающий государственный интерес. Подробно расспросив Владимира Атласова о его «камчатских» планах, якутский воевода пообещал казаку самую широкую помощь.
Государственная поддержка, увы, не последовала. Московская администрация неожиданно сменила якутского воеводу. Новый воевода Михаил Арсеньев был человеком совершенно иного склада: скрытный, сверхосторожный, тайно тяготящийся своей новой должностью на азиатском востоке и рассматривающий ее только как ступеньку к дальнейшей карьере.
Предвидя несомненную опасность камчатского похода, воевода Арсеньев постоянно юлил, профессионально тянул время, не запрещая, но и не помогая ничем замыслу Атласова. В принципе, это была традиционная политика взаимоотношений сибирских воевод с казачеством: если казаки побеждали и подносили властям «новыя землицы» и богатый ясак — этому, разумеется, споспешествовал, очередной воевода. Если же казаки погибали в своих военных рейдах и производилась «убыль в служилых людишках» — то воевода был здесь, конечно, ни при чем, поскольку казаки — вольные люди, подчас и воеводу не спрашивают.
В итоге Михаил Арсеньев никаких средств на военную экспедицию Атласова так и не дал.
Казацкий атаман собирал людей и снаряжение для похода на Камчатку на свой страх и риск. Уже при организации этого первого похода стал вырабатываться жесткий стиль Атласова по добыванию денег на организацию своих рейдов.
Вначале атаман пытался словесно заинтересовать якутских толстосумов будущими «великими барышами» с камчатских земель. Потом стал брать деньги на порох, свинец и снаряжение в долг. В своей последующей «отписке» о походе Атласов указывал: «…И нужды многие в той землице претерпели — убыль в порохе и свинце великая бысть, а стрельбу надо. И то на кабальные расписки брал еси пороховое зелье».
При подготовке к походу ярко проявилась широта души Атласова, полное отсутствие в его менталитете скупости и крохоборства. У подьячего Ивана Харитонова он занял под личную расписку 160 рублей (очень крупная сумма по тому времени!), купил на эти деньги порох, свинец и другие необходимые запасы и безвозмездно раздал все это своим казакам. Затем он занял еще пороха и свинца у торгового человека Михаила Остафьева «в кабалу на 120 лисиц красных», и этот боезапас снова раздал своим людям. Правда, на этот раз под обязательство последующей компенсации пушниной. В этот период у Владимира Атласова выработалась, по-видимому, стойкая неприязнь к русскому купчине, появилось желание, да и навык, — по давнему казацкому обычаю, насильно «дуванить» их денежки и припасы на общую казацкую пользу.
Деблокирующий удар казака Морозко
В начале 1697 года атаман Атласов выступил на оленях в сторону перевалов на реку Пенжина. По меркам тогдашних казацких походов на востоке Русской Азии это был крупный отряд: около 125 человек, из которых родовых казаков было примерно половина, а остальные — оленные каюры юкагиры.
Казаки двигались быстро — уже через две с половиной недели, покрыв без малого 700 километров пути, Атласов дошел до Пенжинской губы и здесь «ласково и приветом» взял ясак с местных коряков. Затем отряд двинулся на юг — в «камчатцкой нос».
Через некоторое время, в долине реки Тигиль Атласов разделил свой отряд на две части: чуть меньшая пошла с ним по западному побережью Камчатки, а другая, под командованием десятника Луки Морозко, перевалив через Срединный хребет, двинулась по восточному берегу полуострова.
Коряки из окружающих стойбищ немедленно воспользовались тактической ошибкой атамана. Глухой зимней ночью они атаковали лагерь Атласова, однако казацкий дозор успел заметить передвижение по тундре сотен упряжек и казаки встретили натиск коряков во всеоружии.
Произошел яростный бой — трое казаков погибли, несколько десятков, в том числе и сам Владимир Атласов, получили ранения.
Коряки под залпом казацких мушкетов. Источник: ganjobio.ru
Утром отряд переместился на высокий яр у реки и осажденные стали воздвигать из настового снега стены оборонительного «гуляй-города». Коряки несколько раз поднимались в атаку, пытаясь помешать строительству, но каждый раз откатывались прочь с большими потерями. К вечеру в предполье «гуляй-города» собралось больше двух тысяч «немирных инородцев». Часть юкагиров Атласова, испугавшись многолюдства коряков, переметнулись на их сторону.
Ночью казаки отбили еще один штурм. Воспользовавшись шумом и суетой боя, Атласов отправил своего верного друга-юкагира на верховом олене разыскать отряд Луки Морозко.
В ночной темноте юкагиру удалось благополучно миновать линию корякской блокады. Он безостановочно ехал три дня и, наконец, увидел лагерь Морозко в верховьях реки Ивтыгваям. Еще четыре дня Лука Морозко шел на выручку товарищей, борясь с внутренним предчувствием, что уже не увидит своих побратимов живыми. Предчувствие обмануло — Владимир Атласов продержался.
В полнолуние — при ярком мертвенном свете «казацкого солнца» отряд Морозко с двух сторон — от моря и из русла реки — атаковал осадный лагерь коряков. Не ожидая нападения, коряки не имели под рукой готовых оленьих упряжек — вся тысячная масса корякских воинов бегом понеслась к реке и попала под новый залп казацких мушкетов. Разгром коряков довершила вылазка самого Атласова из «гуляй-городка».
Будучи хорошим дипломатом, Владимир Атласов, в отличие от «конкистадорской» методики атамана Михаила Стадухина, предпочитал строить отношения с камчатскими аборигенами на основе политики «ласки и привета».
Однако за саблю, в тех случаях, когда миролюбивая политика не давала результата, казацкий атаман брался бестрепетно.
В этом походе Атласов штурмовал, захватил и сжег четыре ительменских «городка» — крепостицы. А когда оленные коряки угнали у него ездовых оленей — «для того, чтоб им, казаку Володимеру с товарищи, великому государю служить было не на чем», он немедленно погнался за грабителями. Уже у самого охотского побережья он «примучил» коряков. «Бились мы день и ночь, — писал впоследствии в своем докладе атаман, — и Божиею милостию и государевым счастием их, коряк, человек ста полтора избили и олени свои отбили».
Объединенный казацкий отряд перевалил Срединный хребет и спустился в долину реки Камчатка, обогнул высочайшую горную вершину России (за пределами Большого Кавказа) — вулкан Ключевская Сопка (4 835 м). Долина Камчатки поразила казаков многолюдством и богатством здешних поселений аборигенов.
Владимир Атласов с группой казаков устанавливают крест в устье реки Кануч в знак присоединения его к Российскому государству. Источник: kamlib.ruВладимир Атласов с группой казаков устанавливают крест в устье реки Кануч в знак присоединения его к Российскому государству. Источник: kamlib.ru
В устье реки Кануч (другое название — Крестовка) отряд Атласова установил большой деревянный крест. Этот крест через 40 лет еще сохранился — его видел знаменитый исследователь Камчатки Степан Крашенинников. Казаки гордо написали на кресте: «7205 году [1697 г. нового летоисчисления. — Н.Л.], июля 18 дня поставил сей крест пятидесятник Володимер Атласов с товарыщи 65 человек». Только казаки в это время могли быть в своем мироощущении не «холопями государевыми», не «служивыми людишками», но — «товарыщами».
Завершив исследование реки Камчатка, Атласов вновь перевалил через Срединный хребет и двинулся вдоль охотского побережья к югу. На реке Иче он построил укрепленный острожек и зазимовал там. У местных ительменов он забрал пленника — японского матроса Денбея, который в результате кораблекрушения оказался на Камчатке.
«Весной 1698 года, взяв с собой Денбея, — повествует об этих событиях историк Владимир Додонов, — Атласов двинулся на юг и встретил первых жителей Курильских островов и Сахалина — айнов. Точных данных о самой южной точке полуострова, которую достигла его экспедиция нет, однако известно, что Атласову удалось побывать вблизи мыса Лопатка, откуда хорошо виден первый остров Курильской гряды — Шумшу».
Бездушие царских сатрапов
Поздней весной 1699 года, оставив в хорошо укрепленном Верхнекамчатском остроге отряд казаков во главе с Потапом Серюком, Атласов направился в обратный путь. В самом начале июля он прибыл с ясаком, путевыми записями и картами Камчатки в Анадырский острог.
Новый якутский воевода Дорофей Траурнихт, получив сведения о результатах экспедиции Атласова, сразу же понял всю их уникальность и важность. Умный энергичный немец решил незамедлительно отправить казацкого атамана с личным докладом в Сибирский приказ в Москву.
В начале февраля 1701 года Атласов прибыл в Москву и, после обсуждения в Сибирском приказе его «скаски» о Камчатке, 15 февраля получил личную аудиенцию у Петра I.
Молодой Петр с его живым, хотя и взбалмошным умом, очень заинтересовался сведениями о новых камчатских землях, увидел перспективы создания морской базы на Камчатке для последующих плаваний в Америку. Атласов получил чин казацкого головы (фактически полковника) и был назначен начальником новой экспедиции на Камчатку.
Казацкий атаман, увидев, наконец, искренний интерес российского государства к приобретению «камчатской землицы», подал Петру I экспедиционную челобитную. «Надо дать для сего походу, — писал Атласов царю, — 100 казацких детей: 50 из Тобольска, да 50 из Енисейска и Якутска; если не хватит казацких детей, то брать и российских промышленных людей — охотников и в неволю». Кроме того, Атласов просил «100 пищалей, 4 малые пушки, пороху 10 пудов и свинцу на пули столько же, 500 железных ядер, 5 пудов фитиля, знамя полковое, да и на подарки инородцам пуд бисеру лазоревого да 100 ножей».
Карта похода Владимира Атласова на Камчатку в 1696–1699 годах. Источник: kamlib.ru
Как видим, пожелания Атласова по материальному обеспечению экспедиции в далекую, еще непокоренную страну были самыми минимальными.
Ознакомившись с челобитной Атласова, дьяки Сибирского приказа поступили так, как испокон века поступала центральная российская власть: в принципе одобрив идею экспедиции, царские вельможи решили переложить ее фактическое снабжение, как сказали бы сейчас, — на региональные власти. Тобольскому, енисейскому и якутскому воеводам были направлены письма с предписанием оказывать содействие новой экспедиции казацкого головы Атласова. После этого как об Атласове, так и о Камчатке прочно забыли.
Такое распоряжение Сибирского приказа фактически сделало Атласова заложником благорасположения или, наоборот, произвола местных царских сатрапов. В помощи немца Траурнихта Атласов не сомневался, однако, чтобы добраться до Якутска, нужно было благополучно миновать «зону ответственности» тобольского и енисейского воевод.
В Тобольске Атласову повезло — местный воевода Михаил Черкасский был просвещенным, легким на подъем человеком, да и к тому же стольная Москва располагалась от Западной Сибири не слишком далеко. Черкасский быстро выделил Атласову необходимую квоту провизии, снаряжения, позволил быстро набрать в состав экспедиции охочих казаков, дал транспорт.
Быстро, еще в начале короткого северного лета добравшись до Енисейска, Атласов встретил здесь совершенно иной прием. Местный воевода Богдан Глебов был старым (старше 60 лет), изощренным чиновником еще старомосковского замеса. Он мгновенно возненавидел энергичного, решительного, пышущего здоровьем Атласова и с истинно византийским цинизмом стал ставить «палки в колеса» казацкому атаману.
Для начала воевода Глебов фактически бойкотировал набор в экспедицию местных казаков, предлагая взамен какую-то вечно пьяную рвань. Затем экспедиция осталась без снаряжения — в Енисейске для Атласова не нашлось ни одной лишней пищали и ни пуда пороха. Все лето енисейский сатрап «мариновал» под разными предлогами Атласова и только по желтой листве деревьев выделил, наконец, суда-дощаники для дальнейшего следования экспедиции в Якутск.
Этап Енисейск-Якутск был самым сложным этапом движения экспедиции к месту окончательного формирования. Казаки должны были пройти вверх по Енисею до Ангары, затем — опять против течения — пройти всю Ангару до Илимска, оттуда перевалить на реку Лена и по ней спуститься до Якутского острога.
Начав плавание по Енисею, казаки вскоре обнаружили, что дощаники, выделенные воеводой Глебовым, насквозь гнилые. Из одного суденышка приходилось беспрестанно вычерпывать воду. Не хватало провианта, нужно было беречь порох, так как в Енисейске не было получено ничего. Стало очевидным, что Глебов явно рассчитывал, что казаки не успеют до ледостава дойти до Якутска, вынуждены будут зазимовать где-то на глухом берегу, а дальше мороз, голод и цинга властно подведут черту под амбициозными мечтами беспокойного атамана.
Возможно, что все это так бы и произошло, но в устье Ангары атаман Атласов встретил купеческий транспортный конвой, в составе которого плыл крупный, добротный дощаник именитого московского гостя Логина Добрынина. Командовал дощаником купецкий приказчик Белозеров.
Желая сохранить своих людей и обеспечить быстрое продвижение до Якутска, Атласов приказал (или казаки самовольством, возможно, учинили это) ограбить приказчика Белозерова и пересадить его на тот гнилой дощаник, который «щедро» выделил экспедиции воевода Глебов. В этом видится, конечно, явное желание атамана дать заочную пощечину подлому воеводе.
Когда Белозеров, поминутно вычерпывая стылую воду, доплыл-таки до Енисейска, воевода Глебов, вероятно, истово перекрестился. Еще бы! Представилась исключительная возможность быстро сварганить сыскное дело на несостоявшегося камчатского «героя». В Сибирский приказ немедленно полетела кляуза об ограблении, всем воеводам азиатского востока немедленно разослали сыскные установки на «татя Володимера».
Сыскное дело удалось раскрутить быстро: в Москве именитые гости Добрынины зашли куда надо и с чем надо, а в Енисейске неистовствовал в сыскной активности старый плут Глебов. Какая там новая камчатская экспедиция?! Дело нужно раскручивать — уголовное дело! Так бездушная государственная машина поздней Московии с энтузиазмом размолотила в хлам ценную, — и с материальной, и с геополитической точек зрения, — идею.
«Был расспрашиван с великим пристрастием»
Человека, подарившего России территорию в две с половиной Франции, — фактически целую страну, изобиловавшую соболем, рыбой, лесом, ценнейшими минералами арестовали за десяток свитков китайского сукна и утлый, срубленный топором дощаник. В Москве, в Сыскном приказе наследники купца Добрынина добились указания расследовать преступление казацкого атамана «без всякой посяжки и понаровки», то есть через дыбу, кнут, растягивание на колесе.
У заплечных дел мастеров, то есть по-современному — следователей, дело Атласова шло туго. Сыск показал, что от устья Ангары атаман Атласов расплачивался реквизированными у приказчика Белозерова китайскими товарами за поставку провианта для своих казаков, за подводы и лошадей. Цели личного обогащения в «деяниях» Атласова не просматривались. Стало быть, нужно было эти цели все-таки отыскать. И никто почему-то не подумал вздернуть на дыбе воеводу Богдана Глебова — за то, что послал православных единоверцев через дебри севера на гнилом суденышке без провианта, а значит, — на голодную смерть.
Корякские лучники. Фото: rt-assorty.ruКорякские лучники. Фото: rt-assorty.ru
Арестованного исследователя Камчатки вздернули в затхлой пыточной на дыбу. «И Володимер Отласов, — доносил в Москву вмиг сменивший милость на гнев Дорофей Траурнихт, — был расспрашиван с великим пристрастием, и в ремень ставлен [пытка удушением.— Н.Л.], и подыман [на дыбе. — Н.Л.], и на виске был долгое время [сжатие висков специальным пыточным устройством, напоминающим дырокол. — Н.Л).
Пытки, в итоге, ничего не дали. Атласов продолжал стоять на своем, утверждая, что ограбил купца исключительно с целью организации питания и быстрого продвижения экспедиции.
«Камчатский Ермак» пробыл в русской тюрьме более четырех лет. Сколько его здоровья, доселе несокрушимого, было уничтожено узилищем — знает только великий Бог. Атаман постоянно хлопотал о пересмотре своего дела. Вначале на его челобитные никто не обращал внимания, но в 1707 году Атласова неожиданно освободили. Причина была не в милосердии неожиданно прозревшей русской Фемиды, а в том, что дела на Камчатке пошли совсем плохо — бездарно организованная колонизация края вызвала на полуострове ожесточенную межнациональную войну и расцвет уголовщины.
«Застали его спящим и зарезали!»
Колонизация Камчатки, которую успешно начал Атласов, в его отсутствие попросту рухнула. Казак Потап Серюк, оставленный Атласовым в Верхнекамчатском остроге, терпеливо ждал своего атамана три года, но так и не дождался. У него практически закончился порох, а значит, неизбежно приходилось выводить людей в Анадырь.
Военных сил у Серюка было немного: 15 казаков и 13 юкагиров. В районе реки Тымлат этот маленький отряд атаковали более тысячи корякских воинов. Потап Серюк, заняв круговую оборону, успешно отбивался два дня, но кончился порох — и все казаки были убиты. Эта катастрофа стала первым итогом «сыскного дела» против Владимира Атласова.
Вторым печальным результатом стал полный произвол в отношении инородцев, который стали чинить на полуострове ватаги всякого сброда, приходящие по маршруту Владимира Атласова из Охотска, Гижиги и даже Анадыря. В 1705-1706 годах на Камчатке разразилась настоящая повстанческая война, которую начали разграбляемые с разных сторон «инородцы». В октябре 1706 года из 29 человек ясачных сборщиков в Гижигу не вернулся ни один — все были убиты восставшими коряками. Южнее, в бассейне реки Камчатки, ительмены сожгли дотла Верхнекамчатский острог, убив всех его обитателей, включая женщин.
В этих условиях Якутскому воеводству вновь потребовалась на Камчатке жесткая рука умного атамана, хорошо знающего, — где нужно применять «ласку и привет», а где необходима только сабля.
Освобождение Атласова стало верхом цинизма: вдруг оказалось, что ничего предосудительного атаман на Ангаре не совершал. Ему вернули звание казацкого головы, утвердили в должности приказчика Камчатки, компенсировали финансовые потери за годы тяжкого, бессмысленного пребывания в тюремном узилище.
В 1707 году Атласов вновь и в последний раз добрался до когда-то благословенной Камчатки. На полуострове полыхала настоящая война всех против всех — на фоне камчатских бесчинств махровая уголовщина ковбоев на Диком Западе показалась бы детской забавой.
С присущей Атласову жесткостью, атаман стал наводить порядок. Его порученец, казак Иван Таратин с отрядом из 70 человек огнем и мечом прошел восточный берег полуострова. Досталось всем: и инородцам, убившим ясачных сборщиков, и местным казакам, ставшим исчадием зла для инородцев.
Жесткость Атласова не понравилась привыкшей за долгие годы к полной безнаказанности казацкой вольнице. В декабре 1707 года казаки собрали Круг, на котором отрешили Атласова от должности атамана и заключили под стражу. В Якутск, желая оправдаться за свои действия, казаки направили гонца с «отпиской», в которой не пожалели черной краски для описания «злодейств» Атласова.
Владимир Атласов недолго пробыл в новом узилище у бунтовщиков, он сбежал оттуда и явился в Нижнекамчатский острог.
Воеводская власть в Якутске, меж тем, на фоне беспрестанно приходящих с Камчатки тревожных известий, окончательно потеряла голову. В 1709 году на смену Атласова якутский воевода направил нового приказчика — Петра Чирикова, а уже на следующий год, вместо Чирикова, был назначен еще один приказчик — Осип Липин. При этом официально полномочия ни Атласова, ни Чирикова не были прекращены. Так на полуострове одновременно оказалось сразу три приказчика, что, разумеется, только усугубило разразившийся хаос.
Петр Чириков оказался бездарным военачальником. Еще на пути на Камчатку он потерял в боях с коряками 13 казаков и все военные припасы. Прибыв, наконец, на полуостров, он послал на реку Большую 40 казаков для усмирения ительменов. Казаки отправились без всякой разведки, попали в засаду, сразу потеряли убитыми восемь человек. После этого целый месяц отрад просидел в осаде и лишь с огромным трудом, перераненный до последнего человека, едва сумел унести ноги.
Военные неудачи Петра Чирикова крайне негативно сказались на репутации его преемника Осипа Липина. В местной казацкой среде все большую популярность набирала идея покончить совсем с управлением приказчиков, а затем создать своего рода войсковую республику с выборным казацким атаманом.
В январе 1711 года в Верхнекамчатском остроге произошел бунт: казаки убили Липина, а незадачливого Петра Чирикова, связав, бросили в прорубь. Мятежники хорошо понимали, что их победа вряд ли будет прочной, если Владимир Атласов узнает об их бесчинствах. Убить Атласова, имевшего репутацию яростного и умелого бойца, решено было с помощью обмана.
Не доехав за полверсты до Нижнекамчатского острога, бунтовщики отправили к Атласову трех казаков, которые должны были представиться как курьеры от якутского воеводы. В момент, когда атаман стал бы читать письмо, ему должны были нанести предательский удар кинжалом.
Так описывает гибель великого первопроходца в своем исследовании Б.П. Полевой: Атласов, раскрыв письмо, повернулся к свече и в этот момент получил смертельный удар в спину.
Александр Сергеевич Пушкин, собиравший материал для книги о завоевании Камчатки, утверждает в своих записях, что Владимир Атласов был застигнут убийцами спящим и сразу зарезан во сне.
Наконец, сохранилась «отписка» самих мятежников, по-видимому, составленная их заводилами — Данилой Анцыферовым и Семеном Козыревским. «Володимер в дому своем стал со служилыми людьми дратися, — писали якутским властям каявшиеся казаки, — и ухватил со спицы палаш, и с тем палашем на служилых людей метался; и служилые люди, бороняся от себя, его Володимера в дому его, с нашего совета казачья, убили, для того: опасалися от него Володимера к себе убойства».
Это описание всего более похоже на правду. Вряд ли опытного военачальника в условиях внутриказацкой смуты можно было застать в непробудном сонном забытьи. Столь же сомнительна версия о наивности Атласова, будто бы сразу же «купившегося» на трюк с воеводским письмом. Напротив, зная по историческим источникам о волевом, непреклонном характере великого казацкого атамана, легко представить, что именно так мог погибнуть этот человек: с оружием в руках яростно бросив вызов опасливой мятежной толпе.
Информация