За что и с кем мы воевали
Каждый год Праздник Победы 9 мая отвечает на многие взаимосвязанные вопросы. Что такое сегодняшняя Россия? Каковы главные ее ценности? Сохранила ли она свою историческую идентичность с последней сменой социально-экономических вех? Неподдельно глубокое чувство, с каким страна поклоняется Великой Победе, выявляет огромный потенциал национального единения. Миллионы людей, выходящие по велению сердца на улицы, показывают, что они составляют не просто народонаселение, но Нацию — явление мировой истории и культуры.В такие дни становится очевидным, насколько велика потребность в объединяющем историческом переживании, насколько сильна воля почувствовать себя единым, преемственно живущим организмом — со своими целями и ценностями, связующими прошлое, настоящее и будущее.
9 мая старые и молодые, богатые и бедные, сильные и немощные, «успешные» и озабоченные — люди, разделенные тысячами причин и обстоятельств, становятся одним целым.
В минувшем 2014 году в который раз изумилась теплохладная Европа «загадочной» России, которая вопреки глумлениям, внутренним разбродам и шатаниям показала, что умеет чтить свое прошлое, и тем самым в очередной раз заявила право на самостоятельное историческое будущее. Превращение этого потенциала в мощный фактор развития будет, конечно, зависеть от скорейшего преодоления серьезных нестроений в нашем обществе и государстве и сложнейших экономических и социальных бед.
Однако именно преодоление мировоззренческого хаоса и смуты есть важнейшая предпосылка решения социально-экономических проблем. Передовые технопарки заработают у нас, только если столь необходимая модернизация России будет основана на смыслообразующих целях и ценностях национального бытия. И, конечно же, только это обеспечит России самостоятельность в принятии исторических решений, а значит, и достойное место в международных отношениях.
Вспоминая великие войны XX столетия, русские всегда рукоплескали своим западным союзникам — англичанам, американцам и французам, своим братьям по оружию из Восточной Европы. Хотя из этих стран доносилось и доносится немало ядовитых слов об этих святых днях, русские не опустились до того, чтобы забыть и об их вкладе в общую победу. На такое способен тот, кто уверен в себе, и не нуждается в отрицании других для возвышения себя.
Мир, в целом, впечатлен и принял это к сведению.
Бессильная злоба неизлечимых нигилистов как в самой России, так и за рубежом вызвана не столько самим Праздником Победы в России, парадами на Красной площади, сколько искренним общенациональным порывом. Миллионноголосый хор российской молодежи, с упоением гордости за Родину подхватывающий на праздничных стадионах военные песни, звучит подобно иерихонской трубе. Она сокрушает многолетние потуги развенчать наше прошлое, которое остается опорным камнем национального сознания. А значит, вопросы, «за что и с кем мы воевали», и «что осталось от нашей Победы», становятся сегодня еще актуальнее.
Документы довоенного, военного и совсем недавнего прошлого дают нам неожиданные свидетельства, раскрывающие глубинные мотивы противоречий драматического и амбициозного ХХ века, совсем не всегда связанные с коммунистическим характером СССР.
Именно в таком контексте следует читать материалы, иллюстрирующие взаимоотношения СССР с союзниками по Антигитлеровской коалиции. Например, послания лидеров Великобритании и США, которые воздают должное руководству СССР, верного своим обязательствам, и доблести и самоотверженности нашей армии. «Свободный мир» тогда не смущало, что это была Красная армия!
Сухая статистика: на Восточном фронте Гитлер потерял 607 дивизий, в то время как на всех остальных — 176, в три с половиной раза меньше. Тогда ни у кого не вызывало сомнений, чей вклад в победу над фашизмом более весом, и никто не отождествлял нацизм и коммунизм.
С одной стороны, документы демонстрируют, как искусственно и служебно сегодняшнее отождествление нацизма и коммунизма. С другой стороны, они показывают, как радикальное изменение соотношения сил в одночасье превращает союзника в соперника. История учит и сегодня трезво осознавать цену объятий в мировой политике: ею правят не благодарность и верность, а неизменные интересы.
Насколько жалкой и недобросовестной выглядит пропаганда против роли СССР в войне на фоне разворачивающейся Большой игры великих держав! Во времена, когда главным инструментом политики служат информационные технологии и манипуляции сознанием, особенно полезно обращаться ad fontes — к историческим источникам.
Наша задача — системно противодействовать тотальному извращению смысла Второй мировой войны. Официальные документы, начиная с 1990-х годов, особенно постановления прибалтийских государств, говорят о полной смене политических ориентиров. Нельзя не заметить, что они следуют в русле, целенаправленно и давно сформированном в США. Среди опубликованных документов можно найти пресловутый закон PUBLIC LAW 86—90 «О порабощенных нациях», принятый Конгрессом США в 1959 году по инициативе Льва Добрянского. Примечательно, что этот идеолог прославления бандеровцев и ОУН—УПА был также наставником супруги экс-президента Украины Виктора Ющенко.
Великие события ХХ века не понять вне сложного международного контекста. Только панорамный ретроспективный взгляд на международные отношения открывает геополитическую перспективу, позволяя отделить конъюнктуру от преемственных геополитических констант. А без понимания истинной мотивации партнеров реалистичную программу для России в ХХI веке не сформировать.
Многие не только за рубежом, но и в России высказывают искреннее (или лицемерное) удивление: как можно защищать победу «коммунистического СССР», не испытывая симпатий к революции и всем ее демонам — Ленину, Сталину, Троцкому?
Действительно, я с содроганием вспоминаю, что мой отец стал в 1937 году «братом врага народа», и все же дерзаю задать неполиткорректный встречный вопрос: что стоит за попыткой воинствующих либералов и западных стратегов сделать из Сталина «злодея всех времен и народов», какового никогда не делали ни из Кромвеля, ни из Робеспьера, ни, тем паче, из Троцкого?
Это не объяснить иначе как переделом сфер влияния — переделом сначала идеологическим, а затем и военно-стратегическим. На Западе тиражируется клише, будто Вторая мировая была «войной за американскую демократию». И если СССР не соответствовал ее стандартам, то прибалтийские страны могут открыто прославлять эсэсовских легионеров, пусть даже народам этих стран в гитлеровском проекте была уготована роль надсмотрщиков или некоей биомассы. В Европарламенте и в Совете Европы, которые сегодня претендуют на роль идеологического ментора, уже открыто говорят, будто в войне был виноват СССР, что война велась между двумя хищниками за мировое господство, а для Восточной Европы победа была не победой, а поражением. Отдельные весьма авторитетные голоса даже не так давно сожалели о несостоявшемся союзе с Гитлером для разгрома ненавистной России.
Наша задача — вернуть Второй мировой войне ее главный смысл — смысл величайшей битвы за право народов быть творцами собственной истории, а не массой без прошлого, без культуры и языка, без исторического выбора с его неизбежными взлетами и падениями, прозрениями и заблуждениями.
Мы показали миру, что для русских та война навсегда останется Великой Отечественной, как бы ни глумились либеральные циники над Победой и над ветеранами — даже в дни юбилея.
Желчь на СССР и на Россию изливается, однако, вовсе не со стороны обывателей. Еще двадцать лет назад сентенции, типа недавних высказываний А. Яценюка, произвели бы шок! Похоже, иррациональная ненависть к России, причем в любых ее исторических образах, стала уже не просто признаком политкорректности. Она сделалась индульгенцией, искупающей любые грехи: и грех глумящегося над жизнью павших на фронтах отцов, и недостойное демократа осмеяние всего того, что дорого и свято для миллионов людей, и прямые преступления против человечности.
Тотальный нигилизм по отношению к русской истории столь востребован в нынешней идеологической брани против России, что, похоже, заслоняет удручающую «нищету философии» интеллектуальных кумиров либертарианского fin de siècle — конца века. Они уже не считают нужным опираться в своих исторических экзерсисах о войне на сколько-нибудь достоверные факты или документы. Впрочем, удручающий уровень «переосмысления» — всего лишь свидетельство очевидной маргинализации попыток извратить правду о войне, в которой упражняются уже лишь весьма экзальтированные персонажи как в России, так и за рубежом — эдакие «enfants terribles» информационного поля.
С падением коммунизма либерализм, второе детище той же философии прогресса, освободился от необходимости постоянного сравнения со своим же alter ego. Стигматизируя воспоминания о тоталитарных режимах, теперь он выдает себя за единственную инкарнацию справедливости. Французский экономист А. Радо отмечает, что поношениями любых альтернатив либерализм запугивает общество и скрывает собственные пороки. Превратившиеся из маоистов в воинствующих либертаристов «философы» воспроизводят незатейливую парадигму и до боли знакомый исторический агитпроп: «у варварской империи зла не могло и может быть ничего праведного и правильного». По этой логике, никакая борьба народов за историческое существование не имеет ценности, если не приближает торжество определенной идеологии — теперь это вселенская либеральная демократия. У русских это вызывает горечь…
Удивительно все же, как кузен коммунизма — либерализм обретает знакомые черты своего недавнего оппонента: претензии на истину в последней инстанции и почти тоталитарную нетерпимость к инакомыслию, беззастенчивое манипулирование фактами и подмену знания мнениями, примитивное мифотворчество.
В исторической памяти о войне с завоевателями, пришедшими уничтожать и порабощать, споры о том, хорошо или плохо было государство, неуместны. Беда случилась не с государством, а с Отечеством.
Именно это единое Отечество защищали в 1914 и 1941 годах мой дед Иван Подолякин — полный георгиевский кавалер, прапорщик русской армии, и моя мать Лидия Подолякина — партизанка Великой Отечественной, хотя государства были разные, и у разных людей были к ним разные претензии.
Конечно же, оппоненты неизбежно нарекут рассуждения об Отечестве и государстве патетическими и старомодными. Передовые «граждане мира» давно смотрят на них с вольтерьянской усмешкой — сегодня принято любить только демократию, родина же — там, где ниже налоги и больше свободы, критерием которой вот-вот объявят парады содомитов. Подобное, впрочем, знакомо — в советской ортодоксальной идеологии любить родину можно было только, если она была коммунистической, то есть по идеологическим мотивам.
Спор с маргиналами не продуктивен. Укрепление национально-государственной воли российского общества происходит настолько явственно, что вступать с ними в полемику на том уровне, что им, увы, доступен — значит проявлять неуважение к аудитории. Мы выполняем иную задачу — восстановление исторической действительности на основе документальных публикаций, поддержки научных исследований и серьезных дискуссий, что полезно в осмыслении нашего прошлого и в понимании настоящего.
Информация