«О стране без государственности, мести и новой национальной идее украинцев».-Ответ Захару Прилепину
Уже несколько дней у меня в закладках висит статья Захара Прилепина «О стране без государственности, мести и новой национальной идее украинцев». Очень уж не хочется ему возражать. Не хочется, но надо.
Сосредоточимся на ключевых моментах.
Прилепин: Глупо недооценивать: украинский народ, или серьезная часть украинского народа, переживает то, что называется «пассионарный взрыв». Украину, грубо говоря, прёт.
Роджерс: Нет никаких оснований для того, чтобы это утверждать. Так можно договориться, что во всех странах, где устраиваются цветные революции, пассионарные взрывы. Ведь их тоже «прёт». Более того, футбольных фанатов прёт после каждого матча, а наркоманов – после каждой дозы. Но это не делает их пассионариями.
Прилепин: И основная причина – вовсе не пресловутое стремление в Европу, к цивилизованным ценностям, комфорту и разнообразной свободе. Они почувствовали, что не просто страстно хотят, но наконец и могут победить пресловутого «старшего брата» и назначить «старшим братом» себя.
Роджерс: Ничего нового. У нас этот глюк, характерный для так называемой «свидомой» ЧАСТИ населения, давно известен. Называется «меншовартисть».
Прилепин: Хотя бы в лице Новороссии.
Роджерс: А тут вообще другое. Тут ненависть тех, кто обломался с «европейским выбором», к тем, кто изначально понимал, что это пустышка и «лажа».
Прилепин: Тогда вековая мечта исполнится: они посмотрят на это уродливое, огромное, тяжелое образование сверху вниз. И, быть может, даже поспособствуют распаду этого подлого государства, тысячу лет присваивающего их славу, их государственность, их культуру и чего еще там они себе напридумывали в кипяченом полубреду.
Роджерс: Такие, безусловно, есть. Но их никогда не было больше 1-3% (максимальный совокупный результат всех националистических партий на любых выборах). Пропаганда может немного поднять этот процент среди суггестивных граждан, но реальность остужает.
Прилепин: Ради такого дела можно пожертвовать многим и многим.
Роджерс: 5 гривен на СМС в пользу армии. Но на повестку их уже не хватает.
Прилепин: Страна, никогда не имевшая собственной государственности, с мифологизированной до веселого абсурда историей, – она, по сути, именно сегодня отвоевывает свой вожделенный суверенитет, создает свою новейшую мифологию.
Роджерс: Сливает она суверенитет. На всех ключевых постах – грузины из числа американских марионеток. И никто не возражает. Какой тут к чёрту «пассионарный взрыв»?
Прилепин: Украинцы чувствуют себя древними греками, они зачастую ведут себя почти так, как вели себя русские в самые страшные моменты нашей истории.
Роджерс: А примеры есть? Я вот год внимательнейшим образом слежу, в том числе изнутри – и в упор не вижу ничего такого. Каждый раз, когда майданутым давали малейший отпор – они бежали, громко кудахтая «а нас за що?».
Прилепин: Все эти четыре, или шесть, или восемь русско-украинских войн, которые они там ретиво преподают в школах и университетах и о которых не знают только в России (и в остальном мире тоже), именно сегодня должны увенчаться решительным сражением.
Роджерс: Творчество Бебика будем обсуждать? Серьёзно?
Прилепин: Ставки их не просто высоки – они абсолютны: Украина либо должна родиться, либо роды не состоятся.
Роджерс: Всё, выкидыш. Родилась типичная «химера» (строго по Гумилёву), а химеры хоть и могут быть разрушительны, но не жизнеспособны.
Прилепин: Поэтому ощущения от массового поведения самостийствующих украинцев иной раз хочется описывать в терминах медицинских.
Роджерс: Массовая истерия была характерна и для Третьего Рейха, ничего нового.
Прилепин: Порой такое случается: человека охватывает невиданная ярость, когда он перестает ощущать страх, боль, усталость – и становится на некоторое время неостановим.
Роджерс: Ни разу такого с укропами не было. Обычно достаточно одного прилетевшего подзатыльника, чтобы «надлюдына» превратилась в воющее и стонущее существо. «Я слышу вас через вату»(с)
Прилепин: Блаженное отупение чувственности настолько велико там, что, вот увидите, даже потерю Крыма и в той или иной форме отчуждение части Донецкой и Луганской областей они воспримут как победу: ну и что, скажут они, это всего лишь шесть, или восемь, или сколько там процентов нашей территории, а вы хотели захватить Киев, а не захватили, ла-ла-ла.
Роджерс: Крайняя степень неадекватности – это не признак пассионарности.
Прилепин: В итоге они на чистом глазу объявят, что девятую русско-украинскую войну они тоже почти выиграли. Отстояли свою независимость в борьбе со страшным врагом.
Роджерс: Советую посмотреть комедию «Крестоносцы космоса». Там тоже парочка таких экземпляров есть.
Прилепин: Никакого разумного и рационального выхода из этой ситуации нет и не предвидится.
Роджерс: «Холод, голод, гиперок»(с)
Прилепин: Это только наши прогрессивные деятели подрагивают на тему того, что в России ужасный «патриотический угар» и завтра тут наступят фашизм, погром и воронок поедет к «Жан-Жаку» ловить на выходе клиентуру.
Роджерс: Да, российские либералы и украинские нацисты – это как однояйцевые близнецы. И корни их также растут из одного места – из Лэнгли.
Прилепин: Патриотический подъем на Украине по отношению к нашему (и даже к новоросскому) на десять баллов, на тысячу децибел и на две тысячи ватт мощней.
Роджерс: А при чём здесь патриотизм? Это явление называется «стукачество». Патриот готов жертвовать собой ради Родины, а тут готовы убивать других для имиджа патриотов. Разница принципиальна.
Прилепин: На каждую нашу гуманитарную поставку они делают вдесятеро больше, копилки для сборов на ВСУ стоят в каждом магазине, на каждом почтовом пункте и наполняются ежечасно.
Роджерс: Стоять-то они стоят, но пустуют коробочки. Плюс большинство «волонтёров» тупо наживается на этой теме.
Прилепин: На каждого добровольца – десять добрых молодцев пана Яроша, который, как мы видим, вообще не собирается прекращать войну.
Роджерс: Это откуда такая статистика? Мобилизация провалена, даже 20% от плана набрать не могут, какие к чёрту добровольцы? Большинство дурных уже в котлах сварили.
Прилепин: На каждого Остапа – свой Андрий, а батька Тарас вообще не просматривается.
Роджерс: На каждого Андрия будет своя «кулявлоб».
Прилепин: На каждого Моторолу — свои «полевые командиры», пусть иной раз и не столь удачливые, зато они всегда могут сказать самим себе, что при взятии аэропорта потери были: 1 киборг к 10 ватникам, и на этом нехитром вранье успокоятся, киборги ведь всё равно непобедимы, даром, что на Украине вообще никто не знает, сколько киборгов они уже похоронили, а главное — и знать не хотят.
Роджерс: Это что получается? Если я сейчас напишу, что я вчера взял Нью-Йорк и штурмую Лондон, то я не делириумный псих, а пассионарий? Реальность рулит!
Прилепин: А украинские женщины? За этот год на просторах Сети мне встречались сотни и сотни воинственных, жаждущих чужой смерти киевлянок и одесситок с высшим образованием, глубоко взрослых, более чем приличных на вид — известнейшие журналистки, певицы и телеведущие произносят там вслух такое, что в России не посмеет сказать ни одна их местная коллега. На этом фоне все феминистские рассказы о том, что если бы во главе государств стояли женщины, не было бы войн, кажутся чудовищным бредом, чудовищнейшим.
Роджерс: Женщины вообще от природы более жестоки. Это вам любой нормальный психолог скажет.
Прилепин: И, главное, имеет место быть не просто мужество, а определенное остервенение украинской власти.
Роджерс: В чём мужество? Посылать на убой тысячи пушечного мяса, слепо следуя инструкциям американских кураторов – мужество не нужно. Мужество было бы, если бы кто-то этих кураторов послал или вовсе перебил. А так это как раз трусость и безволие.
Прилепин: Прямо говоря, лидеры Украины оказались не Временным правительством февраля 17-го, а истинными большевиками, даром что они Ленина валят по всей стране: хватка за власть у них именно что ленинская.
Роджерс: Ничего общего. Большевики побеждали, большевики обладали планами развития страны, большевики вырывали страну из-под внешнего влияния, а не ложились под любых иностранцев.
Прилепин: Снимите хоть сто репортажей о том, что из деревень и сел Украины мужики массово бегут в Европу и в Россию прочь от военкомов, – свои 50 тысяч нового войска они всё равно соберут.
Роджерс: И половина из них сбежит при первой возможности – или домой, или «одразу у полон».
Прилепин: И это будут, да, необстрелянные юнцы – но это, признаем, той же самой породы юнцы, что и русские призывники на любой нашей войне.
Роджерс: Нет, не признаем.
Прилепин: Собственно, они русские и есть. Были.
Роджерс: Были, да сплыли. Теперь это манкурты, родства не ведающие. Янычары. Или вы и янычар тоже русскими назовёте?
Прилепин: Поэтому украинский солдат, как мы видели в аэропорту и видим под Дебальцево, воюет даже тогда, когда перебита четверть его подразделения, а потом и половина, а потом и две трети. Он воюет, когда у него нет питания, нет связи и когда все офицеры оказались дураками, а иные еще и разбежались.
Роджерс: Мы в каких-то разных реальностях находимся. Смотреть украинские СМИ вредно, попадаешь под внушение.
Прилепин: Это дети и внуки тех же героев и бесстрашных солдат – прямые их потомки.
Роджерс: Дети по крови, но не по духу. Отказавшиеся от празднования Дня победы, пишущие «дедываевали» как нечто издевательское, орущие «Хероям слава» – что у них общего с советскими воинами? Ничего!
Прилепин: Мало того, и среди бандеровцев героев было не меньше, иначе чем объяснишь, что самая сильная армия в мире — Советская, послевоенная, армию японскую просто смела, а бандеровцев ловила в лесах западенщины года два еще как минимум — и так и не переловила до конца.
Роджерс: Вот именно, что ловила. Японцы воевали открыто, а эти прятались по схронам, как крысы. Неуловимые Джо. Кстати, армия с ними не воевала, их МГБ отлавливало, как обычных уголовников.
Прилепин: И мотиваций у этого зеркального отражения куда больше – ополченцам нужна всего лишь свобода, а их противнику нужна месть за всю историю Украины сразу, за всю!
Роджерс: Наоборот, это укровояки воюют за абстракции типа «единойукраины» или «европейских ценностей», а у ополченцев мотивация в виде потребности в возмездии за убитых женщин и детей.
Прилепин: И уже не важно, чего там в этой истории они себе досочинили и сколько лишних веков приписали.
Роджерс: Важно.
Итого: Писателям свойственно приукрашивать и преувеличивать, аналитикам свойственно оперировать холодными фактами. Нет никакого «пассионарного взрыва» в Украине. Вы можете себе представить, чтобы во время Великой Отечественной кто-то из генералов писал в газетах или выступал по радио «Командование нас бросило»? Или отказывался исполнять приказ? Или заявлял, что создаст альтернативный генштаб, как Ярош? Или митинговал на Красной площади в связи с тем, что им не хватает бронежилетов и туалетной бумаги?
Во время Великой Отечественной стояли длинные очереди в военкоматы, а тут мобилизация сорвана, а сотни тысяч бегут в страну «оккупантов», чтобы скрыться от повесток. В Советском Союзе было «Райком закрыт. Все ушли на фронт». А тут депутаты принимают закон, запрещающий выдавать им повестки.
Во время Великой Отечественной за «самострел» отдавали в штрафбат или расстреливали. А Ярош и Семенченко из больничек не вылазят со своими «ранениями мягких тканей».
Или вы можете себе представить, чтобы Левитан заявлял «От Советского Информбюро. Потерь нет»? Если «в ходе тяжёлых и продолжительных боёв нами оставлен город N-ск», то так и говорили. Суровую и зачастую неприятную правду.
Или можно себе представить, чтобы какой-нибудь аналог Коломойского в 1942 году безнаказанно захватывал нефтеперерабатывающий завод в Баку и сливал всю технологическую нефть, продавая переработанный бензин налево? Или создавал частную армию, которая вместо отправки на фронт занималась бы грабежом продуктовых складов? Вряд ли.
Да, эти дебилы постоянно орут, что они возьмут Москву, Кубань и Владивосток. Бабуины, сидя на дереве, тоже орут на проходящего мимо льва, и даже бросают в него ветки. Но направление на Москву свободно, там нет фронта! И ни один из них со своими батальонами мародёров и рейдеров не пошёл, как Сирко, на Москву. Потому что они аферисты и позёры, которых интересуют грабежи беззащитных и уютное кресло в Раде, а не реальные боевые действия. Это НЕ поведение пассионариев, это поведение мелких шакалят, которые при виде медведя разбегутся с визгом и подвыванием.
Поэтому, как говорил Станиславский, «не верю».
Сосредоточимся на ключевых моментах.
Прилепин: Глупо недооценивать: украинский народ, или серьезная часть украинского народа, переживает то, что называется «пассионарный взрыв». Украину, грубо говоря, прёт.
Роджерс: Нет никаких оснований для того, чтобы это утверждать. Так можно договориться, что во всех странах, где устраиваются цветные революции, пассионарные взрывы. Ведь их тоже «прёт». Более того, футбольных фанатов прёт после каждого матча, а наркоманов – после каждой дозы. Но это не делает их пассионариями.
Прилепин: И основная причина – вовсе не пресловутое стремление в Европу, к цивилизованным ценностям, комфорту и разнообразной свободе. Они почувствовали, что не просто страстно хотят, но наконец и могут победить пресловутого «старшего брата» и назначить «старшим братом» себя.
Роджерс: Ничего нового. У нас этот глюк, характерный для так называемой «свидомой» ЧАСТИ населения, давно известен. Называется «меншовартисть».
Прилепин: Хотя бы в лице Новороссии.
Роджерс: А тут вообще другое. Тут ненависть тех, кто обломался с «европейским выбором», к тем, кто изначально понимал, что это пустышка и «лажа».
Прилепин: Тогда вековая мечта исполнится: они посмотрят на это уродливое, огромное, тяжелое образование сверху вниз. И, быть может, даже поспособствуют распаду этого подлого государства, тысячу лет присваивающего их славу, их государственность, их культуру и чего еще там они себе напридумывали в кипяченом полубреду.
Роджерс: Такие, безусловно, есть. Но их никогда не было больше 1-3% (максимальный совокупный результат всех националистических партий на любых выборах). Пропаганда может немного поднять этот процент среди суггестивных граждан, но реальность остужает.
Прилепин: Ради такого дела можно пожертвовать многим и многим.
Роджерс: 5 гривен на СМС в пользу армии. Но на повестку их уже не хватает.
Прилепин: Страна, никогда не имевшая собственной государственности, с мифологизированной до веселого абсурда историей, – она, по сути, именно сегодня отвоевывает свой вожделенный суверенитет, создает свою новейшую мифологию.
Роджерс: Сливает она суверенитет. На всех ключевых постах – грузины из числа американских марионеток. И никто не возражает. Какой тут к чёрту «пассионарный взрыв»?
Прилепин: Украинцы чувствуют себя древними греками, они зачастую ведут себя почти так, как вели себя русские в самые страшные моменты нашей истории.
Роджерс: А примеры есть? Я вот год внимательнейшим образом слежу, в том числе изнутри – и в упор не вижу ничего такого. Каждый раз, когда майданутым давали малейший отпор – они бежали, громко кудахтая «а нас за що?».
Прилепин: Все эти четыре, или шесть, или восемь русско-украинских войн, которые они там ретиво преподают в школах и университетах и о которых не знают только в России (и в остальном мире тоже), именно сегодня должны увенчаться решительным сражением.
Роджерс: Творчество Бебика будем обсуждать? Серьёзно?
Прилепин: Ставки их не просто высоки – они абсолютны: Украина либо должна родиться, либо роды не состоятся.
Роджерс: Всё, выкидыш. Родилась типичная «химера» (строго по Гумилёву), а химеры хоть и могут быть разрушительны, но не жизнеспособны.
Прилепин: Поэтому ощущения от массового поведения самостийствующих украинцев иной раз хочется описывать в терминах медицинских.
Роджерс: Массовая истерия была характерна и для Третьего Рейха, ничего нового.
Прилепин: Порой такое случается: человека охватывает невиданная ярость, когда он перестает ощущать страх, боль, усталость – и становится на некоторое время неостановим.
Роджерс: Ни разу такого с укропами не было. Обычно достаточно одного прилетевшего подзатыльника, чтобы «надлюдына» превратилась в воющее и стонущее существо. «Я слышу вас через вату»(с)
Прилепин: Блаженное отупение чувственности настолько велико там, что, вот увидите, даже потерю Крыма и в той или иной форме отчуждение части Донецкой и Луганской областей они воспримут как победу: ну и что, скажут они, это всего лишь шесть, или восемь, или сколько там процентов нашей территории, а вы хотели захватить Киев, а не захватили, ла-ла-ла.
Роджерс: Крайняя степень неадекватности – это не признак пассионарности.
Прилепин: В итоге они на чистом глазу объявят, что девятую русско-украинскую войну они тоже почти выиграли. Отстояли свою независимость в борьбе со страшным врагом.
Роджерс: Советую посмотреть комедию «Крестоносцы космоса». Там тоже парочка таких экземпляров есть.
Прилепин: Никакого разумного и рационального выхода из этой ситуации нет и не предвидится.
Роджерс: «Холод, голод, гиперок»(с)
Прилепин: Это только наши прогрессивные деятели подрагивают на тему того, что в России ужасный «патриотический угар» и завтра тут наступят фашизм, погром и воронок поедет к «Жан-Жаку» ловить на выходе клиентуру.
Роджерс: Да, российские либералы и украинские нацисты – это как однояйцевые близнецы. И корни их также растут из одного места – из Лэнгли.
Прилепин: Патриотический подъем на Украине по отношению к нашему (и даже к новоросскому) на десять баллов, на тысячу децибел и на две тысячи ватт мощней.
Роджерс: А при чём здесь патриотизм? Это явление называется «стукачество». Патриот готов жертвовать собой ради Родины, а тут готовы убивать других для имиджа патриотов. Разница принципиальна.
Прилепин: На каждую нашу гуманитарную поставку они делают вдесятеро больше, копилки для сборов на ВСУ стоят в каждом магазине, на каждом почтовом пункте и наполняются ежечасно.
Роджерс: Стоять-то они стоят, но пустуют коробочки. Плюс большинство «волонтёров» тупо наживается на этой теме.
Прилепин: На каждого добровольца – десять добрых молодцев пана Яроша, который, как мы видим, вообще не собирается прекращать войну.
Роджерс: Это откуда такая статистика? Мобилизация провалена, даже 20% от плана набрать не могут, какие к чёрту добровольцы? Большинство дурных уже в котлах сварили.
Прилепин: На каждого Остапа – свой Андрий, а батька Тарас вообще не просматривается.
Роджерс: На каждого Андрия будет своя «кулявлоб».
Прилепин: На каждого Моторолу — свои «полевые командиры», пусть иной раз и не столь удачливые, зато они всегда могут сказать самим себе, что при взятии аэропорта потери были: 1 киборг к 10 ватникам, и на этом нехитром вранье успокоятся, киборги ведь всё равно непобедимы, даром, что на Украине вообще никто не знает, сколько киборгов они уже похоронили, а главное — и знать не хотят.
Роджерс: Это что получается? Если я сейчас напишу, что я вчера взял Нью-Йорк и штурмую Лондон, то я не делириумный псих, а пассионарий? Реальность рулит!
Прилепин: А украинские женщины? За этот год на просторах Сети мне встречались сотни и сотни воинственных, жаждущих чужой смерти киевлянок и одесситок с высшим образованием, глубоко взрослых, более чем приличных на вид — известнейшие журналистки, певицы и телеведущие произносят там вслух такое, что в России не посмеет сказать ни одна их местная коллега. На этом фоне все феминистские рассказы о том, что если бы во главе государств стояли женщины, не было бы войн, кажутся чудовищным бредом, чудовищнейшим.
Роджерс: Женщины вообще от природы более жестоки. Это вам любой нормальный психолог скажет.
Прилепин: И, главное, имеет место быть не просто мужество, а определенное остервенение украинской власти.
Роджерс: В чём мужество? Посылать на убой тысячи пушечного мяса, слепо следуя инструкциям американских кураторов – мужество не нужно. Мужество было бы, если бы кто-то этих кураторов послал или вовсе перебил. А так это как раз трусость и безволие.
Прилепин: Прямо говоря, лидеры Украины оказались не Временным правительством февраля 17-го, а истинными большевиками, даром что они Ленина валят по всей стране: хватка за власть у них именно что ленинская.
Роджерс: Ничего общего. Большевики побеждали, большевики обладали планами развития страны, большевики вырывали страну из-под внешнего влияния, а не ложились под любых иностранцев.
Прилепин: Снимите хоть сто репортажей о том, что из деревень и сел Украины мужики массово бегут в Европу и в Россию прочь от военкомов, – свои 50 тысяч нового войска они всё равно соберут.
Роджерс: И половина из них сбежит при первой возможности – или домой, или «одразу у полон».
Прилепин: И это будут, да, необстрелянные юнцы – но это, признаем, той же самой породы юнцы, что и русские призывники на любой нашей войне.
Роджерс: Нет, не признаем.
Прилепин: Собственно, они русские и есть. Были.
Роджерс: Были, да сплыли. Теперь это манкурты, родства не ведающие. Янычары. Или вы и янычар тоже русскими назовёте?
Прилепин: Поэтому украинский солдат, как мы видели в аэропорту и видим под Дебальцево, воюет даже тогда, когда перебита четверть его подразделения, а потом и половина, а потом и две трети. Он воюет, когда у него нет питания, нет связи и когда все офицеры оказались дураками, а иные еще и разбежались.
Роджерс: Мы в каких-то разных реальностях находимся. Смотреть украинские СМИ вредно, попадаешь под внушение.
Прилепин: Это дети и внуки тех же героев и бесстрашных солдат – прямые их потомки.
Роджерс: Дети по крови, но не по духу. Отказавшиеся от празднования Дня победы, пишущие «дедываевали» как нечто издевательское, орущие «Хероям слава» – что у них общего с советскими воинами? Ничего!
Прилепин: Мало того, и среди бандеровцев героев было не меньше, иначе чем объяснишь, что самая сильная армия в мире — Советская, послевоенная, армию японскую просто смела, а бандеровцев ловила в лесах западенщины года два еще как минимум — и так и не переловила до конца.
Роджерс: Вот именно, что ловила. Японцы воевали открыто, а эти прятались по схронам, как крысы. Неуловимые Джо. Кстати, армия с ними не воевала, их МГБ отлавливало, как обычных уголовников.
Прилепин: И мотиваций у этого зеркального отражения куда больше – ополченцам нужна всего лишь свобода, а их противнику нужна месть за всю историю Украины сразу, за всю!
Роджерс: Наоборот, это укровояки воюют за абстракции типа «единойукраины» или «европейских ценностей», а у ополченцев мотивация в виде потребности в возмездии за убитых женщин и детей.
Прилепин: И уже не важно, чего там в этой истории они себе досочинили и сколько лишних веков приписали.
Роджерс: Важно.
Итого: Писателям свойственно приукрашивать и преувеличивать, аналитикам свойственно оперировать холодными фактами. Нет никакого «пассионарного взрыва» в Украине. Вы можете себе представить, чтобы во время Великой Отечественной кто-то из генералов писал в газетах или выступал по радио «Командование нас бросило»? Или отказывался исполнять приказ? Или заявлял, что создаст альтернативный генштаб, как Ярош? Или митинговал на Красной площади в связи с тем, что им не хватает бронежилетов и туалетной бумаги?
Во время Великой Отечественной стояли длинные очереди в военкоматы, а тут мобилизация сорвана, а сотни тысяч бегут в страну «оккупантов», чтобы скрыться от повесток. В Советском Союзе было «Райком закрыт. Все ушли на фронт». А тут депутаты принимают закон, запрещающий выдавать им повестки.
Во время Великой Отечественной за «самострел» отдавали в штрафбат или расстреливали. А Ярош и Семенченко из больничек не вылазят со своими «ранениями мягких тканей».
Или вы можете себе представить, чтобы Левитан заявлял «От Советского Информбюро. Потерь нет»? Если «в ходе тяжёлых и продолжительных боёв нами оставлен город N-ск», то так и говорили. Суровую и зачастую неприятную правду.
Или можно себе представить, чтобы какой-нибудь аналог Коломойского в 1942 году безнаказанно захватывал нефтеперерабатывающий завод в Баку и сливал всю технологическую нефть, продавая переработанный бензин налево? Или создавал частную армию, которая вместо отправки на фронт занималась бы грабежом продуктовых складов? Вряд ли.
Да, эти дебилы постоянно орут, что они возьмут Москву, Кубань и Владивосток. Бабуины, сидя на дереве, тоже орут на проходящего мимо льва, и даже бросают в него ветки. Но направление на Москву свободно, там нет фронта! И ни один из них со своими батальонами мародёров и рейдеров не пошёл, как Сирко, на Москву. Потому что они аферисты и позёры, которых интересуют грабежи беззащитных и уютное кресло в Раде, а не реальные боевые действия. Это НЕ поведение пассионариев, это поведение мелких шакалят, которые при виде медведя разбегутся с визгом и подвыванием.
Поэтому, как говорил Станиславский, «не верю».
Информация