Непобедимая и легендарная
Представляем победителей конкурса, посвящённого Дню защитника Отечества. Первое место.
Многие, возможно, помнят, как не «повезло» студентам вузов 69-70 годов рождения. В 1987 году «бронь» с институтов сняли, а в 88-м опять ввели! Так что за два года четыре призыва студентов влились в ряды «непобедимой и легендарной». К слову сказать, лично я никакого отчаянья от несправедливости не чувствовал, как водится, попросился в ВДВ или Афган, но первым вопросом комиссии был: «Желтухой болел?» (а я болел, и далее: «Свободен!» Если б ещё меня поймали с моим –2 правого глаза, то «королевские войска» мне бы были обеспечены! Но я выучил всю таблицу Сивцева (до сих пор помню), и в конце концов вместе со 119-ю другими студентами фрунзенских вузов был втиснут в один (!) плацкартный вагон, который повез нас через жаркие казахские степи к месту нашей службы.
В поездке я убедился, что количество клянущих свою Родину за очередной неудобный поворот в политике пренебрежимо мало; все весело знакомились, украдкой выпивали, горланили песни (некоторые профессионально, театралов тоже загребли), после чего, естественно, выясняли свой новый социальный статус. В общем, ни тени либеральной обречённости наши тоталитарные души не испытывали. После недели изнурительного из-за жары путешествия прибыли мы в гвардейскую Московско-тарусскую учебную дивизию, которая дислоцировалась в городе Коврове Владимирской области. Я попал в 6 МСР, которая готовила механиков-водителей БМП. Всех, кто служил в СА, думаю, не удивит, что из 120 человек 50 были киргизами, 20 русскими из Киргизии, пара десятков горячих кавказских парней, по парочке прибалтов и москвичей, а остальные — рязанские русаки (где-нибудь в Кушке, наверное, пропорции были с точностью до наоборот), короче, плавильный котёл СССР в действии. Тут-то и произошла моя встреча с героем рассказа…
Звался он курсант Чикунов! Обыкновенный рязанский пацан, худой и долговязый, ничем в первые дни не выделялся, но по окончании учебного периода его (без преувеличения) узнали все. Но обо всём по порядку.
Потянулись (или понеслись) дни боевой учёбы. Строевая, тактика, ЗОМП; «слоники», вспышка справа, вспышка слева. Сержант у нас был курд, так что он орал: «Спичка справа!» А ещё у него все должно было быть «зэркалино!» после того как натрешь расположение «мастинка» (мастикой). Помнится, когда оставались силы, мы даже смеялись. В день, когда наступил эпизод номер 1, мы, совершив по обыкновению 12-километровый марш до полигона, поочередно преодолевали на БМП горки со змейками на спуске и подъёме. Водить я никогда не боялся. Проехав одним из первых, стоял в группе закончивших упражнение; когда с вышки управления меня окликнул наш ротный: «Цой! Ко мне!», когда я взлетел на вышку, он «довернул»: «Давай на связь, а я боевые документы отработаю». Ага! Понятно, вон плещутся документы. Ну, мне-то что! Сиди себе в застекленной вышке, ни пыли тебе, ни жары, опять же не стоя. Красота! В шипящей гарнитуре рации взволнованные голоса курсантов: «Вышка, вышка я первый! Курсант Чикунов к движению готов!» Стараясь подражать ротному, с военной аффектацией проревел ему: «Первый, первый я вышка! К выполнению упражнения номер … приступить!» И пошел Чикунов торить путь в вечность! На мгновение скрылся, преодолевая первый прямой подъем, вошёл в змейку на спуске. С вышки мне видно, как водитель-инструктор сержант Асанов, стоя в заднем люке, охаживает бока шлемофона Чикунова, что своего аргамака! Змейка на подъёме.
Вдруг Чикунов выходит за габариты трассы и вылетает на боковую сторону горки. А там крутизна градусов 45, мало того, испугавшись, наверное, Асанова, он начинает на ней поворот в сторону трассы и … выходит за пределы остойчивости БМП-1. Наш плоский жабоподобный монстр — чудо устойчивости и управляемости (стопудов говорю: «Мардер» или «Брэдли» кувыркнулись бы уже 10 градусов назад), — не выдержал таки «общения» с рязанским парнем! Тройной тулуп, клубы пыли…В общем, сержанта Асанова спасло то, что он был КМС по вольной борьбе, скорость, с какой он втянулся в люк переворачивающейся машины, напомнила мне язык хамелеона из передачи «В мире животных».
До сих пор помню недожеванный огурец в открытом рту ротного, щеголя и балагура, старшего лейтенанта Танцюры. После этого случая Чикунов загрустил. А сказано ведь: «Не давай садиться себе на плечи птице отчаянья!» Всё чаще предводительствуемые злобным и мелким грузином Квициния, «дети гор» взгромождали его кровать на тумбочки, или выносили её на плац. Но разве мог у нас не появиться Педагог!? В стране где почитали Макаренко, а не Фрейда; беспризорников из «Путевки в жизнь», а не ницшеанских сверхлюдей! Им стал наш взводный, капитан (имя его за давностью лет запамятовал), но пусть будет Никитин, очень уж идёт к нему эта фамилия. Капитан Никитин взялся за дело с обстоятельностью и верой настоящего русского офицера. Теперь мы часто слышали его спокойный, доброжелательный голос, который внушал Чикунову, что «человек — это звучит гордо!» В этом процессе созидания личности его и застиг эпизод номер 2. 100-километровый марш! Один из романтичнейших эпизодов армейской учёбы.
Позади нудная зубрёжка ТТХ, бесконечное изучение матчасти, копание в грязных «кишках» БМП. Впереди мягкая лента лесной дороги и ровное успокаивающее гудение мощного движка. Тем более мне достался в инструкторы какой то флегматичный азербайджанец, который после пары, в общем-то, беззлобных тычков по шлемофону, понял, что я в порядке, и тоже погрузился в хвойную нирвану русского леса. Вижу на передней машине сидящего по-походному капитана Никитина, он с ободряющей улыбкой хлопает по плечу своего курсанта. Семьсотдвадцатка?! А!? Ну конечно, Чикунов! Надо же! Целый капитан «инструкторит»?! Но всё это с краю сознания. «Ж-ж-ж», — гудит мотор, мелькают в триплексе осины, дубы и берёзки. Пять кругов по 20 км. Хорошо!
Однако вскоре стало вечереть. В очередной раз выйдя на просеку перед мостом через топь (вид препятствия), я вдруг понял, что садящееся солнце светит прямо вдоль просеки; а что самое неприятное, триплекс от этого бликует так, что практически ничего не видно, особенно с моим –2. Нет, думаю, на следующем круге хоть по «тыкве» получу, а сяду в этом месте по-походному. От благодушия не осталось и следа, схватившись за рычаг поднятия кресла, я целый круг с беспокойством ждал этого самого места. Вот оно! Пора! Но что это? Перед мостом как оглашенные бегают с флажками регулировщики-учётчики. Со спокойной совестью сев по-походному, подъезжаю к мосту и… вижу погружающуюся в болото 720-ку. Дежавю! Капитан Никитин, потерявший благодушие, непедагогично, яростно нахлобучивает Чикунова по шлемофону. Вот так закат! В прямом и переносном смысле. Никитина вскорости отправили советником в одну из африканских стран. Не после ли Чикунова оценили его талант педагога? Вполне возможно, посчитали, что теперь-то уж с какими-то зулусами он точно справится. Ну, а у нас подошёл выпускной экзамен. Прощайте, котлеты по пятницам!
Ввиду разбитости трассы было принято (негласное) решение освободить самых успевающих курсантов от сдачи и направить их учётчиками на препятствия. Нам с Тилеком Джунушевым (тем самым, кто пел профессионально) досталось самое дальнее — проход в противотанковом рве. Пока мы выдвигались к нему «пешим по-машинному», смогли оценить состояние трассы. Сказать, что она была разбита, это ничего не сказать! В некоторые рытвины вполне мог бы влезть Т-72! Шутка ли, около тысячи мотострелков и танкистов «рыли и гребли» её в течение полугода. Бетонный короб препятствия тоже смотрелся не так, как с машины. Он выглядел очень большим! Стоя около него, Тиля спросил меня: «Как думаешь, про Долотова — правда?»
Дело в том, что про нашего «безбашенного» начальника штаба батальона ходили разные легенды, и одной из них была та, в которой рассказывалось, как он на спор перепрыгнул на БМП препятствие, перед которым мы стояли. Честно говоря, сейчас в это верилось с трудом. «Да шут его знает!» Мне страшно хотелось спать, но мозг привычно попытался соотнести длину прохода, скорость и массу машины. «Если выше паспортной максималки километров на 10 разогнаться… В общем, не по такой трассе… Короче, давай пока «топанем массу» лучше! Пока заезды не начались», — предложил я ему. И мы, конечно, последовали этой древней солдатской мудрости.
Потом потянулась рутинная работа, мы отмечали в специальном журнале номера машин, преодолевавших препятствия, а если требовалось, отмечали в специальной графе замечания и ошибки. К обеду все слилось в сплошную одноцветную ленту: звук приближающейся очередной БМП, снижение оборотов перед препятствием, переключение на пониженные передачи, переползание прохода и т.д. Поэтому спящий в сторожевом режиме мозг сразу вычленил несоответствие. Очередная БМПеха вместо того, чтобы на прямом участке начать подлаживаться под препятствие, вдруг взревела движком и, ныряя в волнах «ушатанной» трассы, начала разгон. Глядя на её приземистый силуэт, иногда совсем скрывающийся в складках трассы, я, честное слово, испытывал гордость за советских военных конструкторов.
— Валим! Это Чикунов! — заорал Тиля (он всегда был сообразительным, этот любитель «Битлов» и «Пинков»). Как в замедленной съемке, БМПуха взмыла над препятствием и… плашмя упала на противоположный скат. Я, казалось, услышал хруст рвущихся торсионов, треск срываемых опор двигателя! Над коробом поднялся столб бетонной пыли. А в голове почему-то крутилась фраза из фильма о начале войны: «Имея одну заправку и полбоекомплекта, танковые корпуса Юго-Западного фронта ринулись в свой последний бой!» Последний бой, последний бой! Чикунова последний бой! Разве мог советский человек поступить иначе? Презрение коллектива для советского человека было иногда страшнее смерти! И этот лузер, как бы сейчас сказали, таким опасным способом попытался его вернуть! Эх, если бы не разбитая трасса! Тогда бы не про Долотова травили байки! А пока мы, спустившись к БМП, с опаской открыли люк мехвода. К счастью, его не заклинило. Чикунов (а это действительно был он) был жив. Слава создателю! На белом от бетонной пыли лице выделялись его голубые глаза, они отрешённо смотрели сквозь нас.
По рации со следующей машины мы вызвали медиков и отправили курсанта Чикунова в медсанбат. Больше мы с ним не встречались. Как оказалось, с компрессионым переломом двух поясничных позвонков он был комиссован из рядов СА.
И вот я уже два десятка лет в армии, были случаи и посмешнее, и пострашнее. Но когда я смотрю на нынешнее поколение выдающихся индивидов, я понимаю, что немногие пойдут доказывать что-то своим сослуживцам, просто потому, что не туда наше воспитание их вырулило. Когда я смотрю в лицо очередного глубокоумного «клерка» в погонах, который «заливает щеками стол», который боится взять на себя ответственность за пару литров соляры, при том что «налево» он отправляет тоннами. Я вспоминаю своего легкомысленного ротного, старшего лейтенанта Танцюру, который не побоялся взять на себя ответственность за очередную боевую машину. Не побоялся, и всё! Смотрю на ползающих в снежной метели срочников, которые пытаются собрать всё до последней гильзы после стрельбы, и понимаю, никогда они не почувствуют свою армию как «непобедимую и легендарную». Потому что не доверяет она им, до последней гильзы не доверяет! Вот НАША — та да! Три боевые машины на воспитание «тормоза» угрохала! Знаете, я сейчас уверен: не зря!
Многие, возможно, помнят, как не «повезло» студентам вузов 69-70 годов рождения. В 1987 году «бронь» с институтов сняли, а в 88-м опять ввели! Так что за два года четыре призыва студентов влились в ряды «непобедимой и легендарной». К слову сказать, лично я никакого отчаянья от несправедливости не чувствовал, как водится, попросился в ВДВ или Афган, но первым вопросом комиссии был: «Желтухой болел?» (а я болел, и далее: «Свободен!» Если б ещё меня поймали с моим –2 правого глаза, то «королевские войска» мне бы были обеспечены! Но я выучил всю таблицу Сивцева (до сих пор помню), и в конце концов вместе со 119-ю другими студентами фрунзенских вузов был втиснут в один (!) плацкартный вагон, который повез нас через жаркие казахские степи к месту нашей службы.
В поездке я убедился, что количество клянущих свою Родину за очередной неудобный поворот в политике пренебрежимо мало; все весело знакомились, украдкой выпивали, горланили песни (некоторые профессионально, театралов тоже загребли), после чего, естественно, выясняли свой новый социальный статус. В общем, ни тени либеральной обречённости наши тоталитарные души не испытывали. После недели изнурительного из-за жары путешествия прибыли мы в гвардейскую Московско-тарусскую учебную дивизию, которая дислоцировалась в городе Коврове Владимирской области. Я попал в 6 МСР, которая готовила механиков-водителей БМП. Всех, кто служил в СА, думаю, не удивит, что из 120 человек 50 были киргизами, 20 русскими из Киргизии, пара десятков горячих кавказских парней, по парочке прибалтов и москвичей, а остальные — рязанские русаки (где-нибудь в Кушке, наверное, пропорции были с точностью до наоборот), короче, плавильный котёл СССР в действии. Тут-то и произошла моя встреча с героем рассказа…
Звался он курсант Чикунов! Обыкновенный рязанский пацан, худой и долговязый, ничем в первые дни не выделялся, но по окончании учебного периода его (без преувеличения) узнали все. Но обо всём по порядку.
Потянулись (или понеслись) дни боевой учёбы. Строевая, тактика, ЗОМП; «слоники», вспышка справа, вспышка слева. Сержант у нас был курд, так что он орал: «Спичка справа!» А ещё у него все должно было быть «зэркалино!» после того как натрешь расположение «мастинка» (мастикой). Помнится, когда оставались силы, мы даже смеялись. В день, когда наступил эпизод номер 1, мы, совершив по обыкновению 12-километровый марш до полигона, поочередно преодолевали на БМП горки со змейками на спуске и подъёме. Водить я никогда не боялся. Проехав одним из первых, стоял в группе закончивших упражнение; когда с вышки управления меня окликнул наш ротный: «Цой! Ко мне!», когда я взлетел на вышку, он «довернул»: «Давай на связь, а я боевые документы отработаю». Ага! Понятно, вон плещутся документы. Ну, мне-то что! Сиди себе в застекленной вышке, ни пыли тебе, ни жары, опять же не стоя. Красота! В шипящей гарнитуре рации взволнованные голоса курсантов: «Вышка, вышка я первый! Курсант Чикунов к движению готов!» Стараясь подражать ротному, с военной аффектацией проревел ему: «Первый, первый я вышка! К выполнению упражнения номер … приступить!» И пошел Чикунов торить путь в вечность! На мгновение скрылся, преодолевая первый прямой подъем, вошёл в змейку на спуске. С вышки мне видно, как водитель-инструктор сержант Асанов, стоя в заднем люке, охаживает бока шлемофона Чикунова, что своего аргамака! Змейка на подъёме.
Вдруг Чикунов выходит за габариты трассы и вылетает на боковую сторону горки. А там крутизна градусов 45, мало того, испугавшись, наверное, Асанова, он начинает на ней поворот в сторону трассы и … выходит за пределы остойчивости БМП-1. Наш плоский жабоподобный монстр — чудо устойчивости и управляемости (стопудов говорю: «Мардер» или «Брэдли» кувыркнулись бы уже 10 градусов назад), — не выдержал таки «общения» с рязанским парнем! Тройной тулуп, клубы пыли…В общем, сержанта Асанова спасло то, что он был КМС по вольной борьбе, скорость, с какой он втянулся в люк переворачивающейся машины, напомнила мне язык хамелеона из передачи «В мире животных».
До сих пор помню недожеванный огурец в открытом рту ротного, щеголя и балагура, старшего лейтенанта Танцюры. После этого случая Чикунов загрустил. А сказано ведь: «Не давай садиться себе на плечи птице отчаянья!» Всё чаще предводительствуемые злобным и мелким грузином Квициния, «дети гор» взгромождали его кровать на тумбочки, или выносили её на плац. Но разве мог у нас не появиться Педагог!? В стране где почитали Макаренко, а не Фрейда; беспризорников из «Путевки в жизнь», а не ницшеанских сверхлюдей! Им стал наш взводный, капитан (имя его за давностью лет запамятовал), но пусть будет Никитин, очень уж идёт к нему эта фамилия. Капитан Никитин взялся за дело с обстоятельностью и верой настоящего русского офицера. Теперь мы часто слышали его спокойный, доброжелательный голос, который внушал Чикунову, что «человек — это звучит гордо!» В этом процессе созидания личности его и застиг эпизод номер 2. 100-километровый марш! Один из романтичнейших эпизодов армейской учёбы.
Позади нудная зубрёжка ТТХ, бесконечное изучение матчасти, копание в грязных «кишках» БМП. Впереди мягкая лента лесной дороги и ровное успокаивающее гудение мощного движка. Тем более мне достался в инструкторы какой то флегматичный азербайджанец, который после пары, в общем-то, беззлобных тычков по шлемофону, понял, что я в порядке, и тоже погрузился в хвойную нирвану русского леса. Вижу на передней машине сидящего по-походному капитана Никитина, он с ободряющей улыбкой хлопает по плечу своего курсанта. Семьсотдвадцатка?! А!? Ну конечно, Чикунов! Надо же! Целый капитан «инструкторит»?! Но всё это с краю сознания. «Ж-ж-ж», — гудит мотор, мелькают в триплексе осины, дубы и берёзки. Пять кругов по 20 км. Хорошо!
Однако вскоре стало вечереть. В очередной раз выйдя на просеку перед мостом через топь (вид препятствия), я вдруг понял, что садящееся солнце светит прямо вдоль просеки; а что самое неприятное, триплекс от этого бликует так, что практически ничего не видно, особенно с моим –2. Нет, думаю, на следующем круге хоть по «тыкве» получу, а сяду в этом месте по-походному. От благодушия не осталось и следа, схватившись за рычаг поднятия кресла, я целый круг с беспокойством ждал этого самого места. Вот оно! Пора! Но что это? Перед мостом как оглашенные бегают с флажками регулировщики-учётчики. Со спокойной совестью сев по-походному, подъезжаю к мосту и… вижу погружающуюся в болото 720-ку. Дежавю! Капитан Никитин, потерявший благодушие, непедагогично, яростно нахлобучивает Чикунова по шлемофону. Вот так закат! В прямом и переносном смысле. Никитина вскорости отправили советником в одну из африканских стран. Не после ли Чикунова оценили его талант педагога? Вполне возможно, посчитали, что теперь-то уж с какими-то зулусами он точно справится. Ну, а у нас подошёл выпускной экзамен. Прощайте, котлеты по пятницам!
Ввиду разбитости трассы было принято (негласное) решение освободить самых успевающих курсантов от сдачи и направить их учётчиками на препятствия. Нам с Тилеком Джунушевым (тем самым, кто пел профессионально) досталось самое дальнее — проход в противотанковом рве. Пока мы выдвигались к нему «пешим по-машинному», смогли оценить состояние трассы. Сказать, что она была разбита, это ничего не сказать! В некоторые рытвины вполне мог бы влезть Т-72! Шутка ли, около тысячи мотострелков и танкистов «рыли и гребли» её в течение полугода. Бетонный короб препятствия тоже смотрелся не так, как с машины. Он выглядел очень большим! Стоя около него, Тиля спросил меня: «Как думаешь, про Долотова — правда?»
Дело в том, что про нашего «безбашенного» начальника штаба батальона ходили разные легенды, и одной из них была та, в которой рассказывалось, как он на спор перепрыгнул на БМП препятствие, перед которым мы стояли. Честно говоря, сейчас в это верилось с трудом. «Да шут его знает!» Мне страшно хотелось спать, но мозг привычно попытался соотнести длину прохода, скорость и массу машины. «Если выше паспортной максималки километров на 10 разогнаться… В общем, не по такой трассе… Короче, давай пока «топанем массу» лучше! Пока заезды не начались», — предложил я ему. И мы, конечно, последовали этой древней солдатской мудрости.
Потом потянулась рутинная работа, мы отмечали в специальном журнале номера машин, преодолевавших препятствия, а если требовалось, отмечали в специальной графе замечания и ошибки. К обеду все слилось в сплошную одноцветную ленту: звук приближающейся очередной БМП, снижение оборотов перед препятствием, переключение на пониженные передачи, переползание прохода и т.д. Поэтому спящий в сторожевом режиме мозг сразу вычленил несоответствие. Очередная БМПеха вместо того, чтобы на прямом участке начать подлаживаться под препятствие, вдруг взревела движком и, ныряя в волнах «ушатанной» трассы, начала разгон. Глядя на её приземистый силуэт, иногда совсем скрывающийся в складках трассы, я, честное слово, испытывал гордость за советских военных конструкторов.
— Валим! Это Чикунов! — заорал Тиля (он всегда был сообразительным, этот любитель «Битлов» и «Пинков»). Как в замедленной съемке, БМПуха взмыла над препятствием и… плашмя упала на противоположный скат. Я, казалось, услышал хруст рвущихся торсионов, треск срываемых опор двигателя! Над коробом поднялся столб бетонной пыли. А в голове почему-то крутилась фраза из фильма о начале войны: «Имея одну заправку и полбоекомплекта, танковые корпуса Юго-Западного фронта ринулись в свой последний бой!» Последний бой, последний бой! Чикунова последний бой! Разве мог советский человек поступить иначе? Презрение коллектива для советского человека было иногда страшнее смерти! И этот лузер, как бы сейчас сказали, таким опасным способом попытался его вернуть! Эх, если бы не разбитая трасса! Тогда бы не про Долотова травили байки! А пока мы, спустившись к БМП, с опаской открыли люк мехвода. К счастью, его не заклинило. Чикунов (а это действительно был он) был жив. Слава создателю! На белом от бетонной пыли лице выделялись его голубые глаза, они отрешённо смотрели сквозь нас.
По рации со следующей машины мы вызвали медиков и отправили курсанта Чикунова в медсанбат. Больше мы с ним не встречались. Как оказалось, с компрессионым переломом двух поясничных позвонков он был комиссован из рядов СА.
И вот я уже два десятка лет в армии, были случаи и посмешнее, и пострашнее. Но когда я смотрю на нынешнее поколение выдающихся индивидов, я понимаю, что немногие пойдут доказывать что-то своим сослуживцам, просто потому, что не туда наше воспитание их вырулило. Когда я смотрю в лицо очередного глубокоумного «клерка» в погонах, который «заливает щеками стол», который боится взять на себя ответственность за пару литров соляры, при том что «налево» он отправляет тоннами. Я вспоминаю своего легкомысленного ротного, старшего лейтенанта Танцюру, который не побоялся взять на себя ответственность за очередную боевую машину. Не побоялся, и всё! Смотрю на ползающих в снежной метели срочников, которые пытаются собрать всё до последней гильзы после стрельбы, и понимаю, никогда они не почувствуют свою армию как «непобедимую и легендарную». Потому что не доверяет она им, до последней гильзы не доверяет! Вот НАША — та да! Три боевые машины на воспитание «тормоза» угрохала! Знаете, я сейчас уверен: не зря!
Информация