Жизненно необходимые танки. Оружие не прошлого, но будущего
Появление на параде в честь 70-летия Победы новой отечественной бронетехники — прежде всего платформы «Армата» и танка Т-14 на этой платформе — вызвало нервный шок у западных борцов за скорейшую кончину русской цивилизации, а тем более у их здешних болельщиков — всёпропальцев и поравалитиков. Но лучшая защита — нападение. Сперва они радостно рекламировали видимые признаки кустарного производства и технические сбои. Потом — когда знающие люди объяснили неизбежность подобных сложностей в опытной партии, предназначенной для дальнейших испытаний (и только по их результатам — выработки окончательной конструкции, а затем и технологии её серийного производства), — настала очередь тяжёлой пропагандистской артиллерии. Несколько авторов с удовольствием описали недостатки концепции необитаемой башни — хотя о ней танкисты и танкостроители всего мира мечтают уже не одно десятилетие, и доселе она считалась невозможной только ввиду сравнительно малой надёжности электрооборудования при сотрясении от снарядного удара: похоже, нашлись, наконец, способы обеспечить приемлемую надёжность (не говоря уж о том, что практически любое техническое решение обладает и достоинствами, и недостатками, так что исследовать надо их соотношение). Исчерпав возможности критики частных аспектов, пропагандисты перешли к общей проблеме. Нам наперебой объясняют: танк давно устарел — на поле боя у него нет ни малейших шансов выжить, а сам он может поразить лишь ничтожно малую долю боевых средств противника.
Поле зрения танка и впрямь ограничено. Даже современнейшая система датчиков и видеокамер, смонтированная на Т-14, заметит далеко не всякую скрытую угрозу. Да и поразить своим огнём танк может действительно не всё: бить из 125-мм пушки по лёгкому бронетранспортёру не выгоднее, чем по воробьям, а поразить пехотинца в окопе хоть той же пушкой, хоть пулемётом не проще, чем обвалить весь окоп, покрутившись по нему гусеницей.
Недолговечность танка тоже известна давно. Во время Великой Отечественной войны в любом серьёзном бою добрая половина их выбывала из строя. Дальнейшая их судьба зависит от того, за кем осталось поле боя: победившая сторона свои танки по возможности чинит, а вражеские затрофеивает или — чаще всего — отправляет в металлолом (поэтому по отчётам за начальный период войны кажутся неуязвимыми немецкие танки, за конечный — наши).
Тем не менее всякому объявляющему танки неприменимыми в современной войне от всей души желаю самому оказаться в бою на той стороне, где танков нет, против той стороны, где они есть. Если он каким-то чудом выживет, то, возможно, станет поумнее. А если не выживет — тогда, по крайней мере, своим примером докажет: заявление, что танки в современной войне бесполезны и неприменимы — весомая заявка на получение премии Дарвина (её, как известно, присуждают за освобождение генофонда человечества от генов лауреата премии способом, убедительно доказывающим необходимость освобождения).
Во всех виденных мною рассказах «крутых экспертов» о бесполезности танков рассмотрен, по сути, один и тот же сценарий: одиночный танк в чистом поле (или в лучшем случае группа совершенно одинаковых танков без каких бы то ни было иных боевых средств) против полноценного соединения, обладающего всеми видами современных вооружений, кроме самих танков. Понятно, в таких условиях не выжить. Но то же самое относится и к любому средству, употреблённому в отрыве от других. Вся история войн самым убедительным образом доказала: правильно сбалансированное соединение действует несравненно эффективнее соединения пусть численно гораздо большего, но однородного.
Например, в начале Великой Отечественной войны советский танковый корпус включал в себя на порядок больше танков, чем немецкая танковая дивизия, но практически не имел в своём составе ни пехоты, ни артиллерии, ни даже грузовиков, обеспечивающих бесперебойное снабжение, а потому, как правило, терпел поражение при столкновении даже не то что с немецкой танковой дивизией, но и одной боевой группой этой дивизии. Немцы (а потом по их примеру и мы) очень широко применяли этот формат: из соединения или нескольких находящихся поблизости соединений выделялась небольшая часть для решения конкретной боевой задачи, передавалась под единое командование и действовала совместно, как если бы была заранее сформированным соединением. Из состава одной танковой дивизии немцы могли сформировать 3–4 боевые группы, и любой из них хватало, чтобы потерпел поражение целый наш танковый корпус, хотя он по танкам превосходил на порядок всю дивизию. Зато к середине войны мы в свою очередь научились формировать на основе танков сбалансированные соединения, и это привело к тому, что уже мы начали с лёгкостью бить немецкие соединения — даже очень крупные.
Есть и куда более ранние аналогичные примеры. Так, знаменитый кораблестроитель Алексей Николаевич Крылов вскоре после русско-японской войны возглавил морской технический комитет, и именно ему пришлось защищать в Государственной Думе большую кораблестроительную программу, выработанную по итогам этой войны и нацеленную на недопущение повторения подобного сценария. Его выступление было очень коротким по парламентским меркам, но за несколько минут он столь убедительно доказал необходимость сбалансированного состава флота, что программу утвердили без возражений и профинансировали в полном объёме, что в парламентской практике — не только отечественной — случается довольно редко. Причём флот, сформированный по этой программе, в Первой мировой войне проявил себя довольно успешно: на Балтике почти парализовал деятельность существенно превосходящих немецких сил, а на Чёрном море полностью господствовал.
Именно поэтому рассматривать нужно не сценарий «танки против всех», исследуемый всеми виденными мною критиками танков, а совершенно другой вариант — действия сбалансированного соединения, включающего танки, против соединения столь же многокомпонентного, но танков не имеющего. В этом случае соединение, где танков нет, лишается всяких шансов на выживание. Ведь танки — костяк соединения. Именно они обеспечивают ему боевую устойчивость, ибо в наименьшей мере уязвимы для огня противника. Скажем, против ракет, пускаемых с вертолёта, танку действительно трудно защититься — но любое другое наземное средство ещё уязвимее от таких же ракет.
Конечно, танк не всемогущ. Поэтому сейчас разработаны, например, боевые машины поддержки танков, располагающие средствами поражения, оптимизированными именно под цели, наиболее угрожающие танкам: в БМПТ находятся зенитные средства против боевых вертолётов, системы обнаружения замаскированных гранатомётчиков и достаточно мощные и точные для их быстрого поражения пулемёты… Но делают БМПТ опять же на танковых шасси, поскольку никакие иные конструкции не обеспечат этим средствам такой же высокой подвижности и такой же малой уязвимости, какой обладают танки. А на шасси «Армата» создана даже боевая машина пехоты: только под столь надёжной бронёй можно доставить пехоту на поле боя к тому месту, где её собственный огонь станет эффективным. Кстати, в Израиле, регулярно воюющем против сил, не располагающих танками, зато насыщенных противотанковым оружием, танк «Меркава» (в переводе — колесница) изначально создан с возможностью перевозить в боевом отделении (оно там расположено в кормовой части, чтобы экипаж защищала не только броня, но ещё и мотор: малонаселённому по сравнению с арабским миром Израилю куда проще сделать новый танк, чем найти экипаж к нему) не только самих танкистов, но ещё и нескольких пехотинцев с полным снаряжением — от бронежилета и каски до автомата и рации.
Итак, именно танки даже в очень отдалённом — но обозримом — будущем останутся основой боевых порядков. Да, они уязвимы. Но на войне уязвимы все, и танки — куда менее прочих подвижных наземных объектов. Именно поэтому танки будут основой сухопутного боя — по крайней мере до тех пор, пока не появятся какие-то качественно иные изобретения и не перевернут всё военное дело, а не только танкостроение (как с появлением самолётов и ракет ушли с океанских просторов не только линкоры, но и практически все виды чисто артиллерийских кораблей и брони). Но пока такие чудеса техники не рождены, инженеры и впредь обязаны создавать новые танки, а военные — искать способы их применения и форматы соединений на их основе.
Поле зрения танка и впрямь ограничено. Даже современнейшая система датчиков и видеокамер, смонтированная на Т-14, заметит далеко не всякую скрытую угрозу. Да и поразить своим огнём танк может действительно не всё: бить из 125-мм пушки по лёгкому бронетранспортёру не выгоднее, чем по воробьям, а поразить пехотинца в окопе хоть той же пушкой, хоть пулемётом не проще, чем обвалить весь окоп, покрутившись по нему гусеницей.
Недолговечность танка тоже известна давно. Во время Великой Отечественной войны в любом серьёзном бою добрая половина их выбывала из строя. Дальнейшая их судьба зависит от того, за кем осталось поле боя: победившая сторона свои танки по возможности чинит, а вражеские затрофеивает или — чаще всего — отправляет в металлолом (поэтому по отчётам за начальный период войны кажутся неуязвимыми немецкие танки, за конечный — наши).
Тем не менее всякому объявляющему танки неприменимыми в современной войне от всей души желаю самому оказаться в бою на той стороне, где танков нет, против той стороны, где они есть. Если он каким-то чудом выживет, то, возможно, станет поумнее. А если не выживет — тогда, по крайней мере, своим примером докажет: заявление, что танки в современной войне бесполезны и неприменимы — весомая заявка на получение премии Дарвина (её, как известно, присуждают за освобождение генофонда человечества от генов лауреата премии способом, убедительно доказывающим необходимость освобождения).
Во всех виденных мною рассказах «крутых экспертов» о бесполезности танков рассмотрен, по сути, один и тот же сценарий: одиночный танк в чистом поле (или в лучшем случае группа совершенно одинаковых танков без каких бы то ни было иных боевых средств) против полноценного соединения, обладающего всеми видами современных вооружений, кроме самих танков. Понятно, в таких условиях не выжить. Но то же самое относится и к любому средству, употреблённому в отрыве от других. Вся история войн самым убедительным образом доказала: правильно сбалансированное соединение действует несравненно эффективнее соединения пусть численно гораздо большего, но однородного.
Например, в начале Великой Отечественной войны советский танковый корпус включал в себя на порядок больше танков, чем немецкая танковая дивизия, но практически не имел в своём составе ни пехоты, ни артиллерии, ни даже грузовиков, обеспечивающих бесперебойное снабжение, а потому, как правило, терпел поражение при столкновении даже не то что с немецкой танковой дивизией, но и одной боевой группой этой дивизии. Немцы (а потом по их примеру и мы) очень широко применяли этот формат: из соединения или нескольких находящихся поблизости соединений выделялась небольшая часть для решения конкретной боевой задачи, передавалась под единое командование и действовала совместно, как если бы была заранее сформированным соединением. Из состава одной танковой дивизии немцы могли сформировать 3–4 боевые группы, и любой из них хватало, чтобы потерпел поражение целый наш танковый корпус, хотя он по танкам превосходил на порядок всю дивизию. Зато к середине войны мы в свою очередь научились формировать на основе танков сбалансированные соединения, и это привело к тому, что уже мы начали с лёгкостью бить немецкие соединения — даже очень крупные.
Есть и куда более ранние аналогичные примеры. Так, знаменитый кораблестроитель Алексей Николаевич Крылов вскоре после русско-японской войны возглавил морской технический комитет, и именно ему пришлось защищать в Государственной Думе большую кораблестроительную программу, выработанную по итогам этой войны и нацеленную на недопущение повторения подобного сценария. Его выступление было очень коротким по парламентским меркам, но за несколько минут он столь убедительно доказал необходимость сбалансированного состава флота, что программу утвердили без возражений и профинансировали в полном объёме, что в парламентской практике — не только отечественной — случается довольно редко. Причём флот, сформированный по этой программе, в Первой мировой войне проявил себя довольно успешно: на Балтике почти парализовал деятельность существенно превосходящих немецких сил, а на Чёрном море полностью господствовал.
Именно поэтому рассматривать нужно не сценарий «танки против всех», исследуемый всеми виденными мною критиками танков, а совершенно другой вариант — действия сбалансированного соединения, включающего танки, против соединения столь же многокомпонентного, но танков не имеющего. В этом случае соединение, где танков нет, лишается всяких шансов на выживание. Ведь танки — костяк соединения. Именно они обеспечивают ему боевую устойчивость, ибо в наименьшей мере уязвимы для огня противника. Скажем, против ракет, пускаемых с вертолёта, танку действительно трудно защититься — но любое другое наземное средство ещё уязвимее от таких же ракет.
Конечно, танк не всемогущ. Поэтому сейчас разработаны, например, боевые машины поддержки танков, располагающие средствами поражения, оптимизированными именно под цели, наиболее угрожающие танкам: в БМПТ находятся зенитные средства против боевых вертолётов, системы обнаружения замаскированных гранатомётчиков и достаточно мощные и точные для их быстрого поражения пулемёты… Но делают БМПТ опять же на танковых шасси, поскольку никакие иные конструкции не обеспечат этим средствам такой же высокой подвижности и такой же малой уязвимости, какой обладают танки. А на шасси «Армата» создана даже боевая машина пехоты: только под столь надёжной бронёй можно доставить пехоту на поле боя к тому месту, где её собственный огонь станет эффективным. Кстати, в Израиле, регулярно воюющем против сил, не располагающих танками, зато насыщенных противотанковым оружием, танк «Меркава» (в переводе — колесница) изначально создан с возможностью перевозить в боевом отделении (оно там расположено в кормовой части, чтобы экипаж защищала не только броня, но ещё и мотор: малонаселённому по сравнению с арабским миром Израилю куда проще сделать новый танк, чем найти экипаж к нему) не только самих танкистов, но ещё и нескольких пехотинцев с полным снаряжением — от бронежилета и каски до автомата и рации.
Итак, именно танки даже в очень отдалённом — но обозримом — будущем останутся основой боевых порядков. Да, они уязвимы. Но на войне уязвимы все, и танки — куда менее прочих подвижных наземных объектов. Именно поэтому танки будут основой сухопутного боя — по крайней мере до тех пор, пока не появятся какие-то качественно иные изобретения и не перевернут всё военное дело, а не только танкостроение (как с появлением самолётов и ракет ушли с океанских просторов не только линкоры, но и практически все виды чисто артиллерийских кораблей и брони). Но пока такие чудеса техники не рождены, инженеры и впредь обязаны создавать новые танки, а военные — искать способы их применения и форматы соединений на их основе.
- Анатолий Вассерман
- http://www.odnako.org/blogs/zhiznenno-neobhodimie-tanki-oruzhie-ne-proshlogo-no-budushchego/
Информация