Ростислав Ищенко. Территории неизвестности
Распадом СССР политическое переформатирование постсоветского пространства не завершилось. По состоянию на сегодня, кроме пятнадцати государств – бывших республик СССР, на постсоветском пространстве существуют два признанных Россией и еще несколькими странами государства (Абхазия и Южная Осетия), непризнанные Приднестровье и Карабах, а также воюющие за свою независимость ДНР и ЛНР. И это без учета сменившего государственную принадлежность Крыма.
Причем этим потенциал территориальных изменений постсоветского пространства далеко не исчерпан. Одна лишь Украина «беременна» еще несколькими «народными республиками». В Молдове сильны политические позиции унионистов, выступающих за объединение с Румынией. Существуют потенциальные конфликтные зоны и в Средней Азии. Очаги напряженности, возникавшие в Узбекистане, Киргизии и Таджикистане (в разное время и по разным причинам) удалось погасить, но конфликтный потенциал (в том числе с возможностью интернационализации) все еще существует.
Даже если надеяться, что кроме уже имеющихся территорий с неопределенным или непризнанным статусом иных не появится, тем не менее, необходимость международно-правового урегулирования данной ситуации не исчезает.
Кстати, такие же территории есть и в Европе, где независимый статус Косово признан группой стран, но не легализован окончательно (на уровне ООН). А события последних дней в Македонии несут реальную угрозу распада и этой страны, где оппозиция поддержана албанскими сепаратистами (в 2001 году они уже пытались развязать полномасштабную гражданскую войну и даже добились некоторого политического успеха, зафиксированного в Охридских соглашениях).
Дополнительный элемент неизвестности вносит глобальное противостояние России и США, совершенно определенно ведущее к переформатированию существующего мирового порядка, в том числе и к территориальным изменениям.
В последние годы США идут по пути создания хаоса в тех регионах, доминирование в которых они не могут удержать, а также там, где присутствуют существенные интересы их геополитических соперников. Это значит, что по мере отступления Pax Americana территория разрушенной государственности будет расширяться, а количество территорий с непризнанным, частично признанным или неопределенным статусом увеличиваться.
Это как во время Великой Отечественной войны, когда в отдельных регионах, откуда советские войска были вынуждены уйти, а германские не сумели установить над ними полный контроль, возникали не только партизанские республики, но и разного рода коллаборансткие квазиадминистративные единицы. Причем там, где границы партизанских и коллаборанстких районов соприкасались, основные усилия они тратили на гражданскую войну друг с другом.
Однако стоящая перед нами сегодня проблема гораздо более существенна. Во время войны все было понятно: по мере освобождения территорий партизаны вливались в регулярную армию или (непригодные к службе) расходились по домам, а коллаборанты бежали с врагом или уничтожались. То есть военная проблема имела политическое решение. Даже когда речь шла об освобождении иностранных государств, режим, лояльный странам Оси, просто менялся на режим, лояльный Объединенным нациям (причем той их части, которая данную страну освобождала).
В нынешних же условиях мы получаем ситуацию, не имеющую однозначного решения. Если начать новое политическое форматирование деструктурированных и фрагментированных территорий, возникнет ряд вопросов, неразрешимых в рамках существующей системы международного права.
Например, что делать с Приднестровьем, в котором сильна оппозиция идее возвращения в любую Молдову (даже федеративную или конфедеративную)?
Аналогична ситуация с ДНР/ЛНР, которые пока делают вид, что согласны остаться в составе федеративной Украины – просто потому, что понимают, что действующие власти Киева ни на какую федерацию не пойдут, а значит, и независимости ДНР и ЛНР ничего (кроме, разумеется, военной операции) не угрожает. А войну Донецк и Луганск намерены выиграть.
Но, допустим, что нынешний киевский режим пал, и настала пора политически обустраивать территории бывшей Украины. Захотят ли Донецк и Луганск (а скорее всего, и еще добрый десяток бывших областей, ставших «народными республиками») восстанавливать глубоко чуждое им государство, только что пытавшееся их уничтожить? А если не захотят, то как их убедить?
И как свести к компромиссу диаметрально противоположные взгляды Баку и Еревана на судьбу Карабаха? С учетом того, что за годы противостояния контроль над данной территорией для каждой из сторон стал делом принципа, и удержание/восстановление такого контроля либо будет поводом для национальной гордости, либо будет восприниматься, как национальный позор.
Это все не праздные вопросы. В каждом из упомянутых регионов присутствуют тысячи, а кое-где и десятки тысяч хорошо вооруженных людей, которые только что воевали за свое видение будущего. Их невозможно будет убедить, что принесенные жертвы напрасны, особенно, если победа на поле боя сопровождается явной победой в геополитическом пространстве. И что с ними делать? Посылать против них войска?
Ладно, можно закрыть глаза на традиционное для Ближнего Востока устранение проблемы исламских боевиков вместе с самими боевиками. Ладно, если сопротивление в Косово оказывают проамериканские албанцы пророссийским сербам, или галицийские нацисты победившим антифашистам Новороссии – можно попытаться оправдать «некоторые эксцессы», если они не выходят за пределы обычных военных неприятностей. Где-то еще можно провести границы между двумя (тремя и более) частями рассыпавшейся страны. Но в большинстве мест стороны конфликта претендуют на установление порядка на всей территории, на которой либо проживают две противостоящие национальные общины, либо представители одного из народов (сербы из Косово и азербайджанцы из Карабаха практически вытеснены).
И что, для «восстановления справедливости» следует повторить этническую чистку в обратную сторону?
Кто должен взять на себя ответственность за решение этнических и территориальных проблем после серии гражданских войн, из которых, возможно, не все еще начались – и точно не все закончились?
В рамках известных нам систем, будь то Российская империя, Советский Союз или Евросоюз, внутренние границы являлись административными, рассматривались в качестве таковых, либо имели такой статус де факто. Это снимало остроту проблемы. Центр управления спорными землями перемещался на иной, более высокий (имперский) уровень, и никто не был обделенным – поскольку когда конфликт двоих решается передачей власти третьему, никто не чувствует себя проигравшим. Когда же, в отдельных случаях, проигравшими себя чувствуют оба, претензии направляются в адрес того же «имперского центра».
Сейчас так уже не будет, а если будет, то не скоро. Америка патронирует территории не путем предоставления равной стабильности, безопасности и равных прав всем народам, но за счет разжигания внутренних конфликтов. Существующие сразу не погасишь, а вот новые она еще может успеть зажечь.
Эти тысячи вооруженных людей просто некуда девать, а миллионы их соплеменников, ставших заложниками конфликтов, некуда переселять. А жить друг с другом, как жили раньше, многие народы уже больше не могут (по крайней мере, в обозримой перспективе).
Для установления нового глобального имперского контроля нет ни легитимных механизмов, ни достаточного ресурса.
А отсутствие контроля над регионами войн и конфликтов ведет к дальнейшей дестабилизации всей планеты.
Ситуация близка к тупиковой. США, что очевидно, слабеют, и американский мир разрушается быстрее, чем какие бы то ни было новые коллективные структуры создаются. А старая система международного права уже умерла, и все попытки продержать ее на искусственной вентиляции легких, до создания новой, провалились. То есть механизм решения проблем надо создавать на ходу.
С моей точки зрения, в такой ситуации одна страна (или даже группа стран) не могут принять на себя ответственность за прописывание правил игры.
В противном случае надо готовиться к военному подавлению недовольных, численность которых будет исчисляться миллионами, а это крайне неблагодарное (да и затратное) мероприятие.
Когда-то Объединенные нации начали готовиться к новому мироустройству задолго до победы над фашистской Германией и Японией. Первая конференция с участием глав государств прошла в Тегеране в 1943 году, а ведь этому предшествовали постоянные многосторонние дипломатические консультации. И то многие проблемы так и остались неурегулированными и решались явочным порядком в 1940-х – 1950-х годах.
Очевидно что сейчас, в рамках существующих механизмов (ЕАЭС, Шанхайской организации сотрудничества, БРИКС), а возможно и на базе какой-то новой, более широкой площадки, необходимо начинать консультации с привлечением всех заинтересованных сторон.
Подчеркиваю, всех – не только международно признанных, но и непризнанных участников конфликтов. В конце концов, вариантов только два – говорить или воевать. Тот, кто откажется говорить, противопоставит себя новому мировому сообществу, окажется вне процесса – и его вопрос можно будет решить без его участия и заставить принять решение традиционным путем изоляции и давления. Но пригласить необходимо всех.
В конце концов, о необходимости реформирования ООН говорят давно. Не знаю, можно ли ее реформировать или надо переучреждать. Но если мы признаем, что старый мировой порядок исчез, а мы хотим создать новый, более справедливый, то к участию в его создании должны быть привлечены все существующие на данный момент реальные субъекты международных отношений.
Иначе мертвые продолжат кусать живых. Пусть и мертвые государства.
Информация