Огненный плацдарм и боевое знамя полка

0
Мой дед, как и многие ветераны, не любил рассказывать о войне. Да и был я слишком мал, когда деда не стало, чтобы что-нибудь отчетливо помнить — мои воспоминания о нем очень обрывочны. Единственное, что я помню действительно хорошо, это то, что я в деде души не чаял. Но его воспоминания о войне я знаю только со слов мамы, хотя и таких историй, признаться, немного — не любил дед говорить об этом, что поделаешь.

Одной из таких редких историй, которую мама рассказывала мне несколько раз, я и хочу поделиться с вами.

Огненный плацдарм и боевое знамя полка


Было это в середине пятидесятых. Существовал в то время у мамы с дедом ритуал — когда накапливались письма от однополчан, они садились вместе, мама вслух читала эти письма, а дед диктовал ей ответы, которые она затем рассылала по обратным адресам.

Дело в том, что дед, родившийся в начале века, как и многие его сверстники, не сумел получить нормального образования — рано пришлось пойти трудиться, затем революция, Гражданская война, и прочие бурные события того времени. В общем, нормально выучиться в надлежащий срок не получилось. И хотя потом, уже при советской власти, дед активно наверстывал упущенное — посещал рабфак, ходил на какие-то курсы политической грамотности (что по тем временам, считалось почти высшим образованием), но все равно полностью ликвидировать пробелы в образовании не получилось. До конца жизни дед писал с ошибками, очень этого стеснялся, поэтому и просил маму помочь с написанием писем.

И вот однажды среди обычной корреспонденции (поздравлений, приглашений, извещений о смене адреса), попалось необычное письмо. Писали родственники сослуживца моего деда, воевавшего в их полку, и погибшего в самом конце войны в Германии. «Дорогой Борис Иванович, в вашем полку служил такой-то, если вы помните этого человека, пожалуйста, расскажите нам о его судьбе. Мы, его семья, хотели бы знать, как именно он погиб, где и при каких обстоятельствах». Такое примерно было письмо.

Мама прочитала его вслух, и дед, бывший до того в прекрасном расположении духа, вдруг отрешенно замолчал. Его взгляд затуманился, и он долго смотрел перед собой, но на самом деле внутрь себя, внутрь времени, что-то одному ему известное вспоминая и переживая. Уголки глаз заблестели от навернувшихся слез. Наконец дед очнулся, смахнул слезу, и сказал.

— Нет, не могу. Пиши что хочешь. Любой подвиг. Танк подорвал, пал смертью храбрых, что угодно. Я не могу сказать этим людям правду.

Мама поколебалась какое-то время, зная, что дед не любит рассказывать о том, что происходило на фронте. Но все-таки спросила.

— Пап, хорошо, я напишу, как ты просишь. Но хотя бы мне скажи, что было на самом деле. Что случилось с этим человеком?

И дед неожиданно согласился. Видимо, эта история настолько тяготила его душу, что ему надо было выговориться, и рассказать ее кому-нибудь. Благодаря этому я и узнал о тех событиях, в пересказе мамы.

Случилось это в северной Германии, в районе Штеттина. Дивизия деда вела там тяжелые кровопролитные бои в составе войск 2-го Белорусского фронта под командованием маршала Рокоссовского. Позднее, за героизм и беспримерное мужество, проявленное в тех боях, дивизия получила почетное наименование Штеттинской, но это было потом, уже после войны. А пока дивизия силами одного из полков, как раз того, в котором служил мой дед, захватила плацдарм на берегу небольшой реки, название которой мама не запомнила.



Плацдарм имел важное значение, поэтому полк встал насмерть и держался несколько дней, несмотря на яростные контратаки противника и непрерывные артобстрелы. Но давалось удержание плацдарма дорогой ценой — силы полка таяли на глазах. В итоге, когда от полка оставалась едва треть от первоначальной численности, немецкое командование смогло выделить и бросить против них в бой свежий резерв — отборную, эсэсовскую, ни много ни мало, часть.

Бой с эсэсовцами был особенно тяжелым. К ночи, когда бой стих, в полку оставалось только двести человек, способных держать в руках оружие. Но отступать или тем более сдаваться никто не собирался. Бойцы приводили себя в порядок, чистили оружие, и готовились утром, на рассвете, принять свой последний бой.

Беспокоило их только одно — на захваченном берегу, который было уже не удержать, находилось боевое знамя полка. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы оно пропало или попало к врагу. Поэтому дед, по распоряжению командира полка, подготовил специальную группу из нескольких опытных бойцов, которая должна была эвакуировать знамя на другой берег в тот момент, когда обстановка стала бы совсем критической. Сам дед в эту группу не входил — ему предстояло остаться на плацдарме вместе с основными силами полка и встретить свою судьбу, какой бы она ни была.

Однако с другого берега поступил иной приказ. Отступить всем полком, прикрыв боевое знамя. Выполняя приказ, полк скрытно оставил позиции и под покровом темноты перебрался на противоположный берег, закрепившись там и переправив в безопасный тыл свое знамя.

— Ты представляешь, они бы все там полегли, не будь у них при себе этого знамени, — говорила обычно на этом эпизоде истории моя мама, с трудом скрывая возмущение, — и ведь для них это было нормально. Я знаю папу, знаю его однополчан — они все так думали, они все этим жили.

За все эти годы мама так и не смогла принять и вобрать в себя смысл и значение боевого знамени, и того почему его нужно защитить любой ценой. Звучит не очень патриотично, я понимаю. Но из песни слова не выкинешь. Женский взгляд, он все-таки отличается от мужского. Поначалу я спорил, пытался доказывать, даже злился немного. Но потом смирился, потому что понял — маме не нужны были символы, она просто хотела, чтобы ее отец вернулся с фронта живым.

Обычно, когда споры вокруг этого эпизода стихали, мама успокаивалась и говорила.

— И все-таки хорошо, что у них было при себе это знамя. Не будь его, я бы не дождалась с войны папу, а ты бы никогда не увидел и не узнал своего деда.

Дальнейший рассказ мама обычно вела от первого лица, стараясь передать слова и интонации деда максимально точно.

— Я помню тот день, и помню этого человека. Он был в числе раненых, которых мы не сумели найти в темноте, и забрать с собой на другой берег — выяснилось это только утром, когда было уже поздно. На оставленный плацдарм заходили эсэсовцы, переворачивали тела, и тех, кто был еще жив, добивали. В том числе и этого человека — я видел в бинокль, как его, тяжелораненого, нашел и убил выстрелом в голову из пистолета один из эсэсовцев.

Вот так, оказалось, погиб тот человек, о судьбе которого хотели узнать его родные. Чудовищная, леденящая душу развязка. С другой стороны — рядовой, в общем-то, для той войны эпизод, таких судеб миллионы. Таков уж был враг, не признававший понятия человечности и отказавший нашему народу в праве на жизнь. Именно поэтому и стояли полки насмерть, чтобы этот леденящий душу ужас не прорвался в наш мир и не уничтожил его, и мы все это прекрасно понимаем.

Но одно дело — масштаб войны, и совсем другое — судьба конкретного человека. Воспринимается все совершенно иначе, когда понимаешь, что речь идет не о статистической единице, а о живом человеке, у которого есть любящие родные, и тебе придется им что-то сказать.

Мама выполнила просьбу деда, придумала подвиг и написала родным этого человека, хотя и не была уверена в том, что поступает правильно. И я тоже не уверен, но с другой стороны хорошо понимаю своего деда, и то, почему он не мог сказать правду о том, что видел своими глазами.

И все-таки, стоит ли говорить людям правду в таких случаях, как бы тяжела она ни была? Мне кажется, что да. Подвиг замученных, или «поймавших пулю на вдохе», ничуть не меньше подвига тех, кто бросался с гранатой под танк или накрывал грудью амбразуру. Хотя родным, конечно, воспринимать такое гораздо тяжелее, но праведность жертвы определяется не красотой подвига, а исключительно внутренним содержанием. Приукрашивая обстоятельства гибели, ты словно умаляешь величину подвига, и жертвы. Словно бы стыдишься их, если они недостаточно красивы и зрелищны.

Повторюсь, я не осуждаю деда. Он там был, а я нет, и не мне судить. Он видел это своими глазами, а я всего лишь пытался представить, но не думаю, что подобное вообще можно представить. Более того, я прекрасно понимаю мотивы его поступка, почему он пошел на эту ложь, и то, почему у него внутри все оборвалось, и он не смог открыть родным обстоятельства гибели их любимого человека. Я всего лишь излагаю свое мнение, и оно заключается в том, что родным и близким в таких случаях нужно говорить правду.

Однако история на этом не заканчивается.

Другой мой дед, Дмитрий Иванович, не вернулся с войны — погиб в 42-м где-то под Харьковом. О его судьбе я не знал почти ничего, но, конечно же, очень хотел узнать. И вот несколько лет назад, когда появился сайт министерства обороны «Память народа», я нашел на нем в списках своего второго деда, и узнал номер части, в которой он служил. Затем я разыскал адрес заместителя командира полка по политической части — оказалось, что он все еще жив, и написал ему. В письме я спросил, помнит ли он моего деда, и если да, то не может ли сообщить подробности того, как и при каких обстоятельствах мой дед погиб.

Ответ пришел несколько месяцев спустя, написан он был красивым женским почерком. «Дорогой друг, я хорошо помню вашего деда, Дмитрия Ивановича. Он героически погиб, прикрывая отход части, уничтожив при этом три вражеских танка», — говорилось в письме.

И я все понял.
Наши новостные каналы

Подписывайтесь и будьте в курсе свежих новостей и важнейших событиях дня.

«Правый сектор» (запрещена в России), «Украинская повстанческая армия» (УПА) (запрещена в России), ИГИЛ (запрещена в России), «Джабхат Фатх аш-Шам» бывшая «Джабхат ан-Нусра» (запрещена в России), «Талибан» (запрещена в России), «Аль-Каида» (запрещена в России), «Фонд борьбы с коррупцией» (запрещена в России), «Штабы Навального» (запрещена в России), Facebook (запрещена в России), Instagram (запрещена в России), Meta (запрещена в России), «Misanthropic Division» (запрещена в России), «Азов» (запрещена в России), «Братья-мусульмане» (запрещена в России), «Аум Синрике» (запрещена в России), АУЕ (запрещена в России), УНА-УНСО (запрещена в России), Меджлис крымскотатарского народа (запрещена в России), легион «Свобода России» (вооруженное формирование, признано в РФ террористическим и запрещено)

«Некоммерческие организации, незарегистрированные общественные объединения или физические лица, выполняющие функции иностранного агента», а так же СМИ, выполняющие функции иностранного агента: «Медуза»; «Голос Америки»; «Реалии»; «Настоящее время»; «Радио свободы»; Пономарев; Савицкая; Маркелов; Камалягин; Апахончич; Макаревич; Дудь; Гордон; Жданов; Медведев; Федоров; «Сова»; «Альянс врачей»; «РКК» «Центр Левады»; «Мемориал»; «Голос»; «Человек и Закон»; «Дождь»; «Медиазона»; «Deutsche Welle»; СМК «Кавказский узел»; «Insider»; «Новая газета»