Криминализация России. В чём суть влияния на общество криминальной контркультуры
Одной из наиболее серьезных проблем современного российского общества является криминализация значительной части населения. Под криминализацией следует понимать не только и даже не столько рост преступности, сколько проникновение идеологии, образа жизни и мышления, неформальных правил криминальной среды в общество в целом. В наибольшей степени эти процессы затрагивают молодежь. Криминализация общества рождена социальными проблемами — неравенством и поляризацией доходов населения, кризисом семьи, разрушением полноценной системы воспитания подрастающих поколений. Конечно, преступность существовала всегда.
Что такое криминальная контркультура?
Криминализация российского общества заключается, прежде всего, в повсеместном распространении криминальной контркультуры. Как известно, практически во всех странах мира и во все исторические периоды профессиональные преступники обладали собственной «контркультурой», под которой понимаются особый жаргон преступного мира, татуировки, специфический песенный и повествовательный фольклор, а прежде всего — особое мировоззрение и мировосприятие. Профессиональный преступный мир всегда был закрытым для обычных людей, что и создавало вокруг него ореол таинственности, романтичности. Отвергаемая официальной культурой, контркультура преступного мира, тем не менее, обладает привлекательностью для некоторых слоев общества. Прежде всего — для молодежи из социальных низов, у которой крайне велика вероятность связать свой жизненный путь с преступным миром. Под влиянием криминальной контркультуры находится огромный пласт низших социальных слоев — те, кого в социологии принято определять как люмпенизированные слои населения. Российский ученый И.М. Мацкевич, рассматривая феномен криминальной субкультуры (он использует для «культуры» криминального мира понятие «субкультура», подчеркивает, что «криминальная субкультура не является чем-то особенным, как это иногда представляется. В любом обществе есть преступность, и везде она обладает собственной субкультурой. Криминальная субкультура впитывает в себя плоды культуры общества и, паразитируя на этом обществе, также паразитирует на культуре, являясь ее антиподом, а никак не продолжением» (Мацкевич И.М. Криминальная субкультура // "Российское право в Интернете". № 1, 2005).
Пожалуй, в каждой стране мира есть собственная криминальная контркультура, и представители профессиональной преступности обладают особыми мировоззренческими установками, ведут специфический образ жизни и часто даже внешне отличаются от основной массы граждан. Однако в Советском Союзе и, затем, в постсоветских государствах — России, Украине, Казахстане, Грузии и т.д., криминальный мир достиг настоящих «высот», сумев интегрировать свою идеологию в «большое общество». Именно в Советском Союзе сформировались и уникальная криминальная иерархия, складывавшаяся в местах лишения свободы, и специфический кодекс поведения — «понятия», и характер взаимоотношений между субъектами, так или иначе причастными к криминальной деятельности и взаимодействующими с профессиональным преступным миром. После распада Советского Союза идеология криминального мира из стен тюрем и колоний, спецПТУ и специнтернатов, неблагополучных районов советских городов и поселков шагнула в «большой мир», сумев занять существенные позиции в освободившейся от господства коммунистической идеологии культурной сфере российского общества. В свое время замечательный российский режиссер и актер Станислав Говорухин издал книгу «Великая криминальная революция в России». Хотя с того времени прошло более двадцати лет, правота слов Говорухина с каждым годом становится все очевиднее. Поколение «бандитов лихих девяностых» частью было выбито в разборках, частью погибло от сопутствующих криминальному образу жизни пороков и болезней, частью превратилось в респектабельных бизнесменов или просто в обычных людей, лишь за бутылкой алкоголя вспоминающих «боевое прошлое». Но вектор воспитания молодежи, формировавшийся в советское время и достигший, несмотря на многочисленные ошибки в молодежной политике, определенных высот, именно в 1990-е гг. и был утрачен. Точнее — государство само отказалось от централизованной молодежной политики, забросило «социалку», не предложив населению ничего взамен. Для парня из рабочего микрорайона, из депрессивного поселка вокруг неработающей шахты, криминальный путь в 1990-е годы рассматривался как единственная возможность радикального и быстрого улучшения собственного благосостояния. Да и просто — самореализации, спасения от тотальной скуки. В современной России организованная преступность приобрела уже иные формы, однако популяризовавшаяся в 1990-е годы криминальная идеология продолжает оказывать влияние на молодежь.
От России имперской до России демократической
Пожалуй, первыми, кто всерьез заинтересовался контркультурой криминального мира и обратил на нее внимание, в России были писатели. Да, именно классики русской литературы еще в конце XIX века обратились к изучению образа жизни и мировоззрения арестантов многочисленных тюрем и каторг дореволюционной России. Федор Михайлович Достоевский оставил знаменитые «Записки из мертвого дома», в которых рассказывает о том, как отбывал срок заключения в Омском остроге, а затем — на каторжных работах. Еще более развернуто образ жизни и мировоззрение криминального мира дореволюционной России, на примере социальных низов Москвы, изобразил прекрасный журналист и москвовед Владимир Алексеевич Гиляровский. Работавший корреспондентом и ведший, в том числе, криминальную хронику, Гиляровский слыл в свое время знатоком московских трущоб, о которых оставил свои знаменитые произведения, которые и сегодня, спустя сто с лишним лет, читаются на одном дыхании.
Однако, судя по описаниям, несмотря на определенные схожие черты, криминальный мир дореволюционной России все же очень сильно отличался от современного — и скорее не в практической, а именно в мировоззренческой плоскости. Поэтому было бы правильно считать, что современная криминальная контркультура в том виде, в котором она существует в России, сформировалась в Советском Союзе. Именно в советских лагерях произошло окончательное оформление «понятий», тюремной иерархии. Позже, из лагерей, посредством освобождающихся преступников и находившихся с ними в тесном контакте случайно попавших в места лишения свободы людей, криминальная контркультура распространилась «на воле», причем не только и даже не столько в среде профессиональных преступников. Что касается молодежи, то распространение среди молодых людей и подростков криминальной контркультуры явилось следствием, прежде всего, контактов с теми молодыми людьми и подростками, которые получили опыт тюремного заключения или долговременного пребывания в закрытом режимном учреждении. Как подчеркивает О.Н. Фоменко, распространению криминальной контркультуры способствовало совместное содержание большого количества несовершеннолетних преступников и правонарушителей в воспитательных колониях, спецшколах и спецПТУ, приемниках — распределителях, следственных изоляторах (Фоменко О.Н. Субкультура несовершеннолетних преступников // Современные научные исследования и инновации. Май, 2011.).
В Советском Союзе тема существования криминальной контркультуры была табуирована в изданиях, рассчитанных на широкий круг читателей. В социалистическом обществе, согласно официальной линии партии и комсомола, не могло существовать никаких криминальных контркультур. Разумеется, сведения о тюремной иерархии, «понятиях», фольклоре изучались и анализировались, но лишь в специальной литературе — руководствах для пользования сотрудниками органов внутренних дел и прокуратуры, учебниках для профессиональных учебных заведений системы внутренних дел, докладах специализированных конференций. Лишь после начала «перестройки» постепенно стали сниматься запреты на информацию о криминальной контркультуре. Однако снятие запретов сыграло и в чем-то негативную роль. «Желтая пресса» конца 1980-х — начала 1990-х гг., уцепившись за тему криминального мира как прежде табуированную и поэтому очень востребованную российским читателем, приступила к фактической романтизации криминального мира. Именно в этот период в массовую культуру страны вошли фильмы о преступном мире, всенародную любовь приобрела музыка в стиле «русский шансон», в действительности являющаяся (в большинстве своем) популяризованной и скорее примитивизированной тюремной лирикой. Зато для криминологов, социологов, психологов и других специалистов, изучающих криминальную контркультуру, отмена идеологических табу стала прекрасным подспорьем, поскольку позволила получить беспрепятственный доступ к работам западных ученых, изучавших аналогичные явления в своих странах.
Социологами, изучающими специфику формирования и популяризации криминальной контркультуры, было установлено, что она заключается в особенностях преступного поведения ее носителей. К последним, прежде всего, относятся заключенные мест лишения свободы, бывшие заключенные, лица, профессионально занимающиеся преступной деятельностью, а также тот круг лиц, на которых заключенные, бывшие заключенные и профессиональные преступники оказывают влияние, способствуя формированию особой системы ценностей и моделей поведения. Фактически для многих людей криминальная контркультура превращается в способ познания окружающей действительности. С помощью криминальной контркультуры представители неблагополучных слоев населения формируют свои представления о плохом и хорошем, о желательных и нежелательных поступках, пытаются обрести жизненную философию и жизненную стратегию. Усваивая криминальную контркультуру, ее новоявленный адепт рано или поздно склоняется и к признанию приемлемости для себя и для других преступного поведения. Однако, надо отдать должное, в современной России под влиянием криминальной контркультуры, в силу ее колоссального распространения в обществе, находится и внушительный круг людей, никогда не имевших отношения к преступной деятельности, не отбывавших наказание в местах лишения свободы. Парадокс в том, что, несмотря на свою законопослушность, эти люди в мировоззренческом отношении находятся под влиянием криминальной контркультуры. Неформальные правила — «понятия» — для них превалируют даже над законами государства, а лидеры преступной среды могут рассматриваться как авторитеты или, по крайней мере, как те люди, к чьему мнению необходимо прислушиваться. Под идеологическим влиянием криминального мира сегодня находится огромная часть российской молодежи и представителей более старших поколений (людей 30-45 лет, чьи молодые годы пришлись на эпоху «лихих девяностых» с присущей ей криминализацией сознания и поведения). Прежде всего — это рабочая молодежь из провинции, одним словом те, кого часто называют словом «гопники».
Молодежь — объект влияния криминала
Именно молодежь в современном мире становится наиболее восприимчивой к влиянию криминального мира и тому есть свои причины, характерные не только для России, но и для многих других обществ. Специфика социальной жизни в современном мире, в особенности в крупном городе или мегаполисе, с его вопиющим социальным неравенством, очевидными различиями между составляющими население города этноконфессиональными и социальными общностями, психологическим и экологическим дискомфортом, создают благоприятные условия для распространения всевозможных видов негативного поведения — от алкоголизма и наркомании до распространения молодежной преступности. Криминальная контркультура превращается в жизненный ориентир для молодых жителей мегаполисов и крупных городов. В России криминализации в значительной степени подвержены скорее небольшие города, особенно бывшие промышленные моногорода, в которых, после закрытия основных градообразующих предприятий или существенного сокращения масштабов их работы, образовался настоящий вакуум в сфере трудоустройства и профессионального обучения молодежи. Наиболее активная часть молодежи покидает подобные населенные пункты, в поисках лучшей жизни перебираясь в мегаполисы. Остаются менее инициативные молодые люди, которых безденежье и безделье, а также пагубные алкогольные и наркотические зависимости, побуждают становиться на преступный путь. С другой стороны, в малых городах слабее контроль правоохранительных органов, выше уровень коммуникации между людьми, особенно молодежью, благодаря чему нормы и ценности криминальной контркультуры, попав в молодежную среду, быстро распространяются, а их генераторы и трансляторы приобретают авторитет среди молодых людей и подростков и превращаются в, своего рода, «духовных наставников» последних. Сложно не согласиться с К.А. Радовицким, который видит в криминальной контркультуре «опасность в том отношении, что она поражает, как уже отмечалось, широкие слои населения и характеризует собой определенный уровень развития общества, выражающийся в девальвации правовых и нравственных ценностей (обслуживая интересы представителей преступного мира, криминальная субкультура неизбежно входит в противоречие с общепринятыми культурными ценностями), криминогенных формах организации его жизнедеятельности и взаимоотношении его членов. Характерной чертой такой субкультуры является активное и повсеместное культивирование в общественное сознание образцов и норм поведения криминальной среды, насаждение элементов блатного творчества, пропаганда характерных для этой субкультуры способов решения проблем и выяснения отношений» (Радовицкий К.А. Криминальная субкультура в современном российском обществе //). В основе криминальной контркультуры — преступное поведение личности. Эдвин Сатерленд рассматривал его как следствие социальной дезорганизации общества, поскольку склонность людей к преступлениям, как считал ученый, определяется не генетическими и биологическими особенностями конкретной личности, а той социальной реальностью, в рамках которой данная личность живет и функционирует. В преступных группировках формируется «микрокультура», которая оказывает достаточно разрушительное влияние на мировоззрение, ценностные и поведенческие ориентиры попавшего в преступную группировку человека.
Миграция и криминализация — две стороны одной медали?
Пионерами изучения криминальной контркультуры в ее молодежном варианте стали, разумеется, американские социологи. Ведь Соединенные Штаты Америки в силу специфики своего социально-экономического и социокультурного развития, раньше других государств столкнулись с феноменом молодежной организованной преступности. Первая половина ХХ века стала периодом расцвета молодежных и подростковых банд, действовавших в крупных американских городах и формировавшихся, прежде всего, на основе этнической принадлежности их участников. Будучи «страной мигрантов», США стали новым домом для многих миллионов итальянцев и евреев, ирландцев и китайцев, латиноамериканцев и поляков. В то же время, и среди англоязычного американского населения исторически сложились серьезные противоречия на расовой почве — афроамериканцы вплоть до настоящего времени являются наиболее криминализованным и взрывоопасным слоем населения Соединенных Штатов Америки, составляя большинство заключенных американских тюрем. Районы компактного проживания афроамериканцев, а также представителей ряда мигрантских групп населения, исторически считались наиболее опасными для посторонних в американских городах. В ХХ и, тем более, XXI вв. с проблемой молодежной этнической преступности столкнулись и многие страны Западной Европы, а затем и Россия. Рост миграционных процессов в современном мире повлек за собой появление внушительных иноэтничных и инокультурных диаспор, представители которых, в особенности молодежь, будучи воспитанными в несколько иной системе координат, могут проявлять агрессивное и даже криминальное поведение в принимающих странах.
Преступность молодых мигрантов или детей мигрантов — это следствие и их культурных отличий от населения принимающего общества, и результат маргинальной социальной принадлежности, и своеобразный «упреждающий» ответ на возможную дискриминацию со стороны коренного населения. В любом случае, и Россия, и западный мир сегодня сталкиваются с очень серьезной проблемой, угрожающей и общественному порядку, и национальной безопасности государств. Молодые мигранты — очень пластичный и податливый для идеологического воздействия социальный материал. Причем криминализация мигрантской среды — далеко не единственная опасность для принимающих государств. Учитывая события последних лет на Ближнем Востоке, серьезной угрозой становится распространение среди молодых мигрантов религиозно-экстремистских настроений. Кстати, именно молодые дети мигрантов стали основой того потока «волонтеров», который отправляется из европейских государств для участия в боевых действиях на Ближнем Востоке — на стороне «Исламского государства». Экстремисты проявляют агрессивное поведение и на территории собственно европейских государств. Так, широко известно зверское убийство британского военнослужащего двумя афробританцами, принадлежавшими к одной из радикальных фундаменталистских организаций. Еще большую известность получило массовое убийство сотрудников французского юмористического журнала, также совершенное гражданами Франции североафриканского происхождения. Уличные грабежи, кражи, массовые беспорядки, драки — куда более обыденный пример «повседневной деятельности» молодежных группировок, которые разбавляют традиционную криминальную контркультуру ранее не приветствовавшейся в профессиональном преступном мире политизацией.
Как подчеркивал в несколько эмоциональном тоне французский философ и социолог Жан Бодрийяр, молодые мигранты отрицают ценности и поведенческие установки, которые господствуют в западном обществе. Более того — они отвергают и социальную политику принимающих стран, казалось бы, направленную на улучшение положения самих мигрантов. Школы, детские сады, больницы — вся социальная инфраструктура — в конечном итоге представляет для них меньшую значимость, чем возможность показать и доказать свою «инаковость», в том числе посредством агрессии в отношении коренного населения. Германский социолог Клаус Берс считает, что этнический характер организованной молодежной преступности в современных странах Западной Европы объясняется социальными факторами, в первую очередь — принадлежностью мигрантов и их детей к «социальным низам» европейского общества. Большая часть мигрантов занимает маргинальное положение, им и их детям никогда не вырваться за пределы «социальных гетто», не перейти в иной социальный слой. Жизнь мигрантов и их детей на обочине европейских обществ подразумевает постоянное озлобление, зацикленность на поиске средств к существованию, ощущение собственной дискриминированности со стороны коренного населения. Фактически криминальная деятельность остается единственно возможным способом более-менее быстрого обретения денег у представителей мигрантской молодежи. Особенно — в условиях безработицы, которая во всех западных странах достигает немалых масштабов. Этнические молодежные преступные группировки рано или поздно сращиваются со «взрослыми» этническими организованными сообществами, либо продолжают функционировать как их рекрутские базы, откуда более «серьезные» преступные организации могут постоянно вербовать новых членов.
«Молодежные племена» в «городских джунглях»
Основным полем для реализации криминальной контркультуры в молодежной среде становится молодежная группировка — стихийное объединение молодых людей и подростков, позже приобретающее более оформленные черты. Авторитет группировки поддерживается с помощью открытого насилия, одновременно для сохранения внутренней дисциплины в группировке, чаще всего, функционирует некий свод правил, которые лидеры группировки пытаются вписать (или «притянуть») к более универсальным неписаным нормам и правилам поведения криминального мира. Молодежная группировка привлекает молодых людей своей агрессивностью и активностью, возможным реальным влиянием, с которым могут быть вынуждены считаться не только подростки соседних районов, но и педагогические работники, сотрудники органов муниципального самоуправления и правоохранительных органов. Интересную модель, объясняющую поведение молодых людей и подростков, сбивающихся в полукриминальные группировки и «стаи», представил французский философ Мишель Маффесоли, по мнению которого субкультуры молодежи, функционирующие в постиндустриальном обществе, следует рассматривать как некий аналог архаичных, первобытных племен. Действующие в «каменных джунглях» мегаполисов и крупных городов молодежные группировки напоминают архаичные племена целым рядом черт. Во-первых, они также обладают подконтрольной территорией или территорией «желаемого контроля» (то есть, той, на которую претендуют). Эту территорию следует оберегать от «набегов» возможных конкурентов в лице соседних группировок. Посягательство на территорию, осуществляющееся в той или иной форме, и является одной из основных причин конфликтов между различными молодежными группировками в современном городе. Во-вторых, многие молодежные группировки обладают собственными отличительными признаками, позволяющими выделить «своего» в толпе с помощью особого типа прически, одежды, походки и т.д. Наконец, «молодежные племена» современного мегаполиса отличаются наличием архаичных форм внутренней иерархии, в которой может быть как один весьма авторитарный предводитель, так и несколько сотрудничающих или конкурирующих вожаков, а может и не быть предводителей вообще. Многие молодежные группировки обладают собственными ритуалами и формирующимся фольклором, причем эта «культура» молодых правонарушителей может отличаться по своим проявлениям от «взрослой» криминальной контркультуры.
По мнению некоторых американских социологов, специфика деятельности молодежных группировок основывается на стремлении к утверждению своего приоритета на контролируемой территории. Первоначально задачей группировки становится установление контроля над территорией и его сохранение в условиях жесткого противоборства с конкурирующими соседними группировками. Однако в случае успешного решения поставленной задачи молодежная группировка может попытаться перейти к наступательным действиям, вытесняя более слабых конкурентов и подминая под свое влияние все более обширные территории. Собственно, так действуют и взрослые преступные группировки, которые в России конца 1980-х — начала 1990-х гг. часто формировались на основе молодежных группировок. Для участия в молодежной группировке, и, тем более, завоевания в ней лидерских или авторитетных позиций, необходимо обладание соответствующими личностными качествами и усвоение криминальной контркультуры. При этом нормы и правила криминальной контркультуры можно соблюдать не особенно активно, но всегда необходимо создавать видимость тщательного следования неписаным «понятиям» и культивировать криминальную контркультуру среди подчиненных, карая последних за отход от традиций криминального мира и нарушение «понятий».
Социальное неравенство ведет к преступлениям
В России наиболее благодатные условия для процветания криминальной контркультуры сложились в социально неблагополучной среде. Как известно, значительная часть населения страны в настоящее время живет за чертой бедности. Социальное неравенство стало настоящей проблемой для современной России, тем более, что поляризация между отдельными наиболее богатыми и наиболее бедными социальными группами достигает многократных масштабов. Однако криминальная контркультура, распространяясь среди молодых люмпенов и маргиналов, охватывает своим идейным влиянием и более благополучные слои населения. Во многом это связано с тем, что значительная часть нынешних бизнесменов и даже чиновников государственной службы во времена своей молодости, а это, преимущественно. 1980-е — 1990-е гг., сама находилась под влиянием криминальной контркультуры, а некоторые из них имеют практически не скрываемое криминальное прошлое. Выражение «авторитетный бизнесмен», обозначающее лидера преступной среды, имеющего «вес» в криминальном и околокриминальном мире, родилось в постсоветской России и прижилось только в ней. В других странах говорят о мафии, о «боссах мафии», но никому не приходит в голову превратить лидера криминальной среды в авторитета для простых людей, не связанных с криминальным миром и не ведущих криминальный образ жизни. В России 1990-х гг., в условиях тотального развала экономики, слабой функциональности органов власти, в том числе и правоохранительных органов, зачастую именно криминальный мир оказывался единственным неформальным институтом, на помощь или посредничество которого в решении самых разных вопросов мог рассчитывать среднестатистический российский гражданин. Бывали случаи, когда «бандиты» помогали более эффективно, чем правоохранительные органы, а их «услуги» в решении проблем оказывались более дешевыми и беспроблемными. Разумеется, что и это также внесло свою лепту в популяризацию криминальной контркультуры в постсоветском российском обществе.
Радикальные изменения, произошедшие в жизни российского общества после распада Советского Союза и перехода к рыночной экономике, застали население страны врасплох. Граждане России столкнулись с такими серьезными проблемами как безработица, инфляция цен на товары и услуги, коммерциализация образования, к которым они оказались просто не готовы, более того — оказались лишенными иммунитета к подобным явлениям, практически отсутствовавшим в советском обществе. Наиболее сильный удар пришелся по молодому поколению россиян. Бесперспективность, невозможность не только приобретения собственного жилья, но и трудоустройства на достойную работу, способствовали распространению в молодежной и подростковой среде всевозможных социальных пороков — пьянства, наркомании, проституции. Значительная часть молодежи криминализовалась, другая примкнула к радикальным политическим объединениям экстремистской направленности. Спустя два десятилетия, прошедших со времени начала радикальных реформ, следует отметить, что и из среды вчерашних «бандитов», и из среды вчерашних «экстремистов» вышли многие нормальные люди, ставшие по мере стабилизации социально-экономического и политического положения в стране предпринимателями, политиками, государственными служащими, учеными и преподавателями. Это те, кто нашли в себе силы «подняться наверх», кто изначально обладал определенным жизненным потенциалом и, возможно, конкретными социальными ресурсами. У молодежи современной, также находящейся, в значительной степени, под влиянием криминальной контркультуры, такой возможности не будет. Каналы вертикальной социальной мобильности в современной России приобретают все более контролируемый характер, а многие сферы деятельности уже сейчас фактически закрыты для выходцев из социальных низов, поскольку последние не могут получить должного образования, но и в случае его получения не имеют никаких гарантий трудоустройства по специальности. Перекрытие каналов социальной мобильности, превращающее российское общество в классовое и даже кастовое, опять же, толкает широкие массы молодежи в объятия преступного мира. Социолог В.Н. Тимошенко приводит данные Всемирной Организации Здравоохранения, согласно докладу которой, «молодежные банды формируются там, где рухнул сложившийся социальный строй и отсутствуют альтернативные формы культурного поведения. Среди других социально-экономических, общинных межличностных факторов, которые толкают молодых людей в банды, авторы доклада называют отсутствие возможностей для социальной или экономической мобильности в обществе, где агрессивно проповедуется потребительский стиль жизни; снижение эффективности работы правоохранительных органов; прекращение учебы в школе, а также низкая оплата неквалифицированного труда» (Тимошенко В.Н. Рэскол-банды или новые «генералы песчаных карьеров». Часть 1. // http://journal-neo.com/?q=ru/node/4144). Как мы видим, перечень факторов почти точь-в-точь совпадает с современной российской реальностью и это, безусловно, не может не вызывать определенной настороженности относительно будущего нашей страны.
Социально-экономические проблемы в жизни России в 1990-е гг. способствовали массовому обнищанию российского населения и связанной с ним маргинализации целых социальных слоев. Многократно выросла численность люмпенизированных и маргинальных слоев населения страны — так называемого «социального дна». Сформировался многочисленный слой полностью обездоленных, люмпенизированных людей, среди которых утвердилась криминальная контркультура в ее различных модификациях. Все эти люди — бомжи, профессиональные нищие, бродяги, беспризорные дети, нелегальные мигранты из бывших советских республик, алкоголики и наркоманы, проститутки, сутенеры, не нашедшие занятия на «гражданке» и ушедшие в мир алкогольно-наркотических иллюзий участники боевых действий в «горячих точках» и бывшие спортсмены — все они, в той или иной степени, представляют собой поле воздействия ценностных и поведенческих установок криминальной контркультуры.
Что касается более благополучных слоев населения, которые, по идее, должны были быть лишены «удовольствия» регулярного общения с носителями криминальной контркультуры, то их криминализация осуществилась с помощью массовой культуры — того же кинематографа, радио, телевидения, «желтых газет». Именно масс-культура ответственна за распространение в «обывательской» среде уголовного жаргона, примитивных и искаженных представлений о «жизни в тюрьме» и о криминальном мире, за романтизацию образа преступника и заключенного, за популяризацию «блатного» песенного и повествовательного фольклора. Однако что сделало государство для того, чтобы предотвратить столь востребованную с точки зрения прибыли, но крайне опасную для духовно-нравственных устоев общества, пропаганду криминальной контркультуры? В 1990-е годы государство самоустранилось от регулирования культурной сферы жизнедеятельности общества, что не преминуло сказаться на падении культуры, духовности и нравственности в постсоветской России, особенно ярко проявляющемся на примере современной российской молодежи и подростков. Разрушение советской политической и экономической системы сопровождалось и так называемой «деидеологизацией» российского общества, в рамках которой произошел отказ от воспитательной политики, формировавшейся в течение всего периода существования советского государства и демонстрировавшей весьма высокую результативность. В 1990-е годы посредством телевидения, радио, газет, кинематографа, в молодежной среде утверждалась аполитичность, внушалось, что молодому человеку не пристало заниматься и даже интересоваться общественно-политическими проблемами, а следует лишь развлекаться и «зарабатывать деньги». Эта порочная мировоззренческая позиция дополняла влияние криминальной контркультуры, также разлагая и дезориентируя российскую молодежь.
Таким образом, подводя итоги сказанному, можно отметить, что в постсоветской России криминализация общества, в первую очередь — молодежной среды, достигла колоссальных масштабов. Одним из проявлений криминализации общества стало распространение криминальной контркультуры за пределы общности ее традиционных носителей — представителей профессионального преступного мира и люмпенизированных слоев населения. Популяризация криминальной контркультуры в российском обществе стала возможна не только благодаря непосредственному влиянию преступного мира и социальных низов на другие социальные слои, но и вследствие отсутствия внятных идеологических ориентиров развития государства, разрушения молодежной политики в 1990-е годы, углубления социального неравенства и социальной поляризации населения. Скорее всего, российское государство, несмотря на возможные меры контролирующего и запретительного характера, так и не сможет в обозримом будущем «декриминализировать» российское общество, свести к минимуму влияние криминальной контркультуры на российское население, в том числе и на молодежь. Исключением может стать лишь кардинальный поворот государства к решению проблем образования и воспитания подрастающих поколений, борьбе с преступностью всех видов и с ее пропагандой, снижению социального неравенства и социальной дистанции между отдельными группами российского населения.
Что такое криминальная контркультура?
Криминализация российского общества заключается, прежде всего, в повсеместном распространении криминальной контркультуры. Как известно, практически во всех странах мира и во все исторические периоды профессиональные преступники обладали собственной «контркультурой», под которой понимаются особый жаргон преступного мира, татуировки, специфический песенный и повествовательный фольклор, а прежде всего — особое мировоззрение и мировосприятие. Профессиональный преступный мир всегда был закрытым для обычных людей, что и создавало вокруг него ореол таинственности, романтичности. Отвергаемая официальной культурой, контркультура преступного мира, тем не менее, обладает привлекательностью для некоторых слоев общества. Прежде всего — для молодежи из социальных низов, у которой крайне велика вероятность связать свой жизненный путь с преступным миром. Под влиянием криминальной контркультуры находится огромный пласт низших социальных слоев — те, кого в социологии принято определять как люмпенизированные слои населения. Российский ученый И.М. Мацкевич, рассматривая феномен криминальной субкультуры (он использует для «культуры» криминального мира понятие «субкультура», подчеркивает, что «криминальная субкультура не является чем-то особенным, как это иногда представляется. В любом обществе есть преступность, и везде она обладает собственной субкультурой. Криминальная субкультура впитывает в себя плоды культуры общества и, паразитируя на этом обществе, также паразитирует на культуре, являясь ее антиподом, а никак не продолжением» (Мацкевич И.М. Криминальная субкультура // "Российское право в Интернете". № 1, 2005).
Пожалуй, в каждой стране мира есть собственная криминальная контркультура, и представители профессиональной преступности обладают особыми мировоззренческими установками, ведут специфический образ жизни и часто даже внешне отличаются от основной массы граждан. Однако в Советском Союзе и, затем, в постсоветских государствах — России, Украине, Казахстане, Грузии и т.д., криминальный мир достиг настоящих «высот», сумев интегрировать свою идеологию в «большое общество». Именно в Советском Союзе сформировались и уникальная криминальная иерархия, складывавшаяся в местах лишения свободы, и специфический кодекс поведения — «понятия», и характер взаимоотношений между субъектами, так или иначе причастными к криминальной деятельности и взаимодействующими с профессиональным преступным миром. После распада Советского Союза идеология криминального мира из стен тюрем и колоний, спецПТУ и специнтернатов, неблагополучных районов советских городов и поселков шагнула в «большой мир», сумев занять существенные позиции в освободившейся от господства коммунистической идеологии культурной сфере российского общества. В свое время замечательный российский режиссер и актер Станислав Говорухин издал книгу «Великая криминальная революция в России». Хотя с того времени прошло более двадцати лет, правота слов Говорухина с каждым годом становится все очевиднее. Поколение «бандитов лихих девяностых» частью было выбито в разборках, частью погибло от сопутствующих криминальному образу жизни пороков и болезней, частью превратилось в респектабельных бизнесменов или просто в обычных людей, лишь за бутылкой алкоголя вспоминающих «боевое прошлое». Но вектор воспитания молодежи, формировавшийся в советское время и достигший, несмотря на многочисленные ошибки в молодежной политике, определенных высот, именно в 1990-е гг. и был утрачен. Точнее — государство само отказалось от централизованной молодежной политики, забросило «социалку», не предложив населению ничего взамен. Для парня из рабочего микрорайона, из депрессивного поселка вокруг неработающей шахты, криминальный путь в 1990-е годы рассматривался как единственная возможность радикального и быстрого улучшения собственного благосостояния. Да и просто — самореализации, спасения от тотальной скуки. В современной России организованная преступность приобрела уже иные формы, однако популяризовавшаяся в 1990-е годы криминальная идеология продолжает оказывать влияние на молодежь.
От России имперской до России демократической
Пожалуй, первыми, кто всерьез заинтересовался контркультурой криминального мира и обратил на нее внимание, в России были писатели. Да, именно классики русской литературы еще в конце XIX века обратились к изучению образа жизни и мировоззрения арестантов многочисленных тюрем и каторг дореволюционной России. Федор Михайлович Достоевский оставил знаменитые «Записки из мертвого дома», в которых рассказывает о том, как отбывал срок заключения в Омском остроге, а затем — на каторжных работах. Еще более развернуто образ жизни и мировоззрение криминального мира дореволюционной России, на примере социальных низов Москвы, изобразил прекрасный журналист и москвовед Владимир Алексеевич Гиляровский. Работавший корреспондентом и ведший, в том числе, криминальную хронику, Гиляровский слыл в свое время знатоком московских трущоб, о которых оставил свои знаменитые произведения, которые и сегодня, спустя сто с лишним лет, читаются на одном дыхании.
Однако, судя по описаниям, несмотря на определенные схожие черты, криминальный мир дореволюционной России все же очень сильно отличался от современного — и скорее не в практической, а именно в мировоззренческой плоскости. Поэтому было бы правильно считать, что современная криминальная контркультура в том виде, в котором она существует в России, сформировалась в Советском Союзе. Именно в советских лагерях произошло окончательное оформление «понятий», тюремной иерархии. Позже, из лагерей, посредством освобождающихся преступников и находившихся с ними в тесном контакте случайно попавших в места лишения свободы людей, криминальная контркультура распространилась «на воле», причем не только и даже не столько в среде профессиональных преступников. Что касается молодежи, то распространение среди молодых людей и подростков криминальной контркультуры явилось следствием, прежде всего, контактов с теми молодыми людьми и подростками, которые получили опыт тюремного заключения или долговременного пребывания в закрытом режимном учреждении. Как подчеркивает О.Н. Фоменко, распространению криминальной контркультуры способствовало совместное содержание большого количества несовершеннолетних преступников и правонарушителей в воспитательных колониях, спецшколах и спецПТУ, приемниках — распределителях, следственных изоляторах (Фоменко О.Н. Субкультура несовершеннолетних преступников // Современные научные исследования и инновации. Май, 2011.).
В Советском Союзе тема существования криминальной контркультуры была табуирована в изданиях, рассчитанных на широкий круг читателей. В социалистическом обществе, согласно официальной линии партии и комсомола, не могло существовать никаких криминальных контркультур. Разумеется, сведения о тюремной иерархии, «понятиях», фольклоре изучались и анализировались, но лишь в специальной литературе — руководствах для пользования сотрудниками органов внутренних дел и прокуратуры, учебниках для профессиональных учебных заведений системы внутренних дел, докладах специализированных конференций. Лишь после начала «перестройки» постепенно стали сниматься запреты на информацию о криминальной контркультуре. Однако снятие запретов сыграло и в чем-то негативную роль. «Желтая пресса» конца 1980-х — начала 1990-х гг., уцепившись за тему криминального мира как прежде табуированную и поэтому очень востребованную российским читателем, приступила к фактической романтизации криминального мира. Именно в этот период в массовую культуру страны вошли фильмы о преступном мире, всенародную любовь приобрела музыка в стиле «русский шансон», в действительности являющаяся (в большинстве своем) популяризованной и скорее примитивизированной тюремной лирикой. Зато для криминологов, социологов, психологов и других специалистов, изучающих криминальную контркультуру, отмена идеологических табу стала прекрасным подспорьем, поскольку позволила получить беспрепятственный доступ к работам западных ученых, изучавших аналогичные явления в своих странах.
Социологами, изучающими специфику формирования и популяризации криминальной контркультуры, было установлено, что она заключается в особенностях преступного поведения ее носителей. К последним, прежде всего, относятся заключенные мест лишения свободы, бывшие заключенные, лица, профессионально занимающиеся преступной деятельностью, а также тот круг лиц, на которых заключенные, бывшие заключенные и профессиональные преступники оказывают влияние, способствуя формированию особой системы ценностей и моделей поведения. Фактически для многих людей криминальная контркультура превращается в способ познания окружающей действительности. С помощью криминальной контркультуры представители неблагополучных слоев населения формируют свои представления о плохом и хорошем, о желательных и нежелательных поступках, пытаются обрести жизненную философию и жизненную стратегию. Усваивая криминальную контркультуру, ее новоявленный адепт рано или поздно склоняется и к признанию приемлемости для себя и для других преступного поведения. Однако, надо отдать должное, в современной России под влиянием криминальной контркультуры, в силу ее колоссального распространения в обществе, находится и внушительный круг людей, никогда не имевших отношения к преступной деятельности, не отбывавших наказание в местах лишения свободы. Парадокс в том, что, несмотря на свою законопослушность, эти люди в мировоззренческом отношении находятся под влиянием криминальной контркультуры. Неформальные правила — «понятия» — для них превалируют даже над законами государства, а лидеры преступной среды могут рассматриваться как авторитеты или, по крайней мере, как те люди, к чьему мнению необходимо прислушиваться. Под идеологическим влиянием криминального мира сегодня находится огромная часть российской молодежи и представителей более старших поколений (людей 30-45 лет, чьи молодые годы пришлись на эпоху «лихих девяностых» с присущей ей криминализацией сознания и поведения). Прежде всего — это рабочая молодежь из провинции, одним словом те, кого часто называют словом «гопники».
Молодежь — объект влияния криминала
Именно молодежь в современном мире становится наиболее восприимчивой к влиянию криминального мира и тому есть свои причины, характерные не только для России, но и для многих других обществ. Специфика социальной жизни в современном мире, в особенности в крупном городе или мегаполисе, с его вопиющим социальным неравенством, очевидными различиями между составляющими население города этноконфессиональными и социальными общностями, психологическим и экологическим дискомфортом, создают благоприятные условия для распространения всевозможных видов негативного поведения — от алкоголизма и наркомании до распространения молодежной преступности. Криминальная контркультура превращается в жизненный ориентир для молодых жителей мегаполисов и крупных городов. В России криминализации в значительной степени подвержены скорее небольшие города, особенно бывшие промышленные моногорода, в которых, после закрытия основных градообразующих предприятий или существенного сокращения масштабов их работы, образовался настоящий вакуум в сфере трудоустройства и профессионального обучения молодежи. Наиболее активная часть молодежи покидает подобные населенные пункты, в поисках лучшей жизни перебираясь в мегаполисы. Остаются менее инициативные молодые люди, которых безденежье и безделье, а также пагубные алкогольные и наркотические зависимости, побуждают становиться на преступный путь. С другой стороны, в малых городах слабее контроль правоохранительных органов, выше уровень коммуникации между людьми, особенно молодежью, благодаря чему нормы и ценности криминальной контркультуры, попав в молодежную среду, быстро распространяются, а их генераторы и трансляторы приобретают авторитет среди молодых людей и подростков и превращаются в, своего рода, «духовных наставников» последних. Сложно не согласиться с К.А. Радовицким, который видит в криминальной контркультуре «опасность в том отношении, что она поражает, как уже отмечалось, широкие слои населения и характеризует собой определенный уровень развития общества, выражающийся в девальвации правовых и нравственных ценностей (обслуживая интересы представителей преступного мира, криминальная субкультура неизбежно входит в противоречие с общепринятыми культурными ценностями), криминогенных формах организации его жизнедеятельности и взаимоотношении его членов. Характерной чертой такой субкультуры является активное и повсеместное культивирование в общественное сознание образцов и норм поведения криминальной среды, насаждение элементов блатного творчества, пропаганда характерных для этой субкультуры способов решения проблем и выяснения отношений» (Радовицкий К.А. Криминальная субкультура в современном российском обществе //). В основе криминальной контркультуры — преступное поведение личности. Эдвин Сатерленд рассматривал его как следствие социальной дезорганизации общества, поскольку склонность людей к преступлениям, как считал ученый, определяется не генетическими и биологическими особенностями конкретной личности, а той социальной реальностью, в рамках которой данная личность живет и функционирует. В преступных группировках формируется «микрокультура», которая оказывает достаточно разрушительное влияние на мировоззрение, ценностные и поведенческие ориентиры попавшего в преступную группировку человека.
Миграция и криминализация — две стороны одной медали?
Пионерами изучения криминальной контркультуры в ее молодежном варианте стали, разумеется, американские социологи. Ведь Соединенные Штаты Америки в силу специфики своего социально-экономического и социокультурного развития, раньше других государств столкнулись с феноменом молодежной организованной преступности. Первая половина ХХ века стала периодом расцвета молодежных и подростковых банд, действовавших в крупных американских городах и формировавшихся, прежде всего, на основе этнической принадлежности их участников. Будучи «страной мигрантов», США стали новым домом для многих миллионов итальянцев и евреев, ирландцев и китайцев, латиноамериканцев и поляков. В то же время, и среди англоязычного американского населения исторически сложились серьезные противоречия на расовой почве — афроамериканцы вплоть до настоящего времени являются наиболее криминализованным и взрывоопасным слоем населения Соединенных Штатов Америки, составляя большинство заключенных американских тюрем. Районы компактного проживания афроамериканцев, а также представителей ряда мигрантских групп населения, исторически считались наиболее опасными для посторонних в американских городах. В ХХ и, тем более, XXI вв. с проблемой молодежной этнической преступности столкнулись и многие страны Западной Европы, а затем и Россия. Рост миграционных процессов в современном мире повлек за собой появление внушительных иноэтничных и инокультурных диаспор, представители которых, в особенности молодежь, будучи воспитанными в несколько иной системе координат, могут проявлять агрессивное и даже криминальное поведение в принимающих странах.
Преступность молодых мигрантов или детей мигрантов — это следствие и их культурных отличий от населения принимающего общества, и результат маргинальной социальной принадлежности, и своеобразный «упреждающий» ответ на возможную дискриминацию со стороны коренного населения. В любом случае, и Россия, и западный мир сегодня сталкиваются с очень серьезной проблемой, угрожающей и общественному порядку, и национальной безопасности государств. Молодые мигранты — очень пластичный и податливый для идеологического воздействия социальный материал. Причем криминализация мигрантской среды — далеко не единственная опасность для принимающих государств. Учитывая события последних лет на Ближнем Востоке, серьезной угрозой становится распространение среди молодых мигрантов религиозно-экстремистских настроений. Кстати, именно молодые дети мигрантов стали основой того потока «волонтеров», который отправляется из европейских государств для участия в боевых действиях на Ближнем Востоке — на стороне «Исламского государства». Экстремисты проявляют агрессивное поведение и на территории собственно европейских государств. Так, широко известно зверское убийство британского военнослужащего двумя афробританцами, принадлежавшими к одной из радикальных фундаменталистских организаций. Еще большую известность получило массовое убийство сотрудников французского юмористического журнала, также совершенное гражданами Франции североафриканского происхождения. Уличные грабежи, кражи, массовые беспорядки, драки — куда более обыденный пример «повседневной деятельности» молодежных группировок, которые разбавляют традиционную криминальную контркультуру ранее не приветствовавшейся в профессиональном преступном мире политизацией.
Как подчеркивал в несколько эмоциональном тоне французский философ и социолог Жан Бодрийяр, молодые мигранты отрицают ценности и поведенческие установки, которые господствуют в западном обществе. Более того — они отвергают и социальную политику принимающих стран, казалось бы, направленную на улучшение положения самих мигрантов. Школы, детские сады, больницы — вся социальная инфраструктура — в конечном итоге представляет для них меньшую значимость, чем возможность показать и доказать свою «инаковость», в том числе посредством агрессии в отношении коренного населения. Германский социолог Клаус Берс считает, что этнический характер организованной молодежной преступности в современных странах Западной Европы объясняется социальными факторами, в первую очередь — принадлежностью мигрантов и их детей к «социальным низам» европейского общества. Большая часть мигрантов занимает маргинальное положение, им и их детям никогда не вырваться за пределы «социальных гетто», не перейти в иной социальный слой. Жизнь мигрантов и их детей на обочине европейских обществ подразумевает постоянное озлобление, зацикленность на поиске средств к существованию, ощущение собственной дискриминированности со стороны коренного населения. Фактически криминальная деятельность остается единственно возможным способом более-менее быстрого обретения денег у представителей мигрантской молодежи. Особенно — в условиях безработицы, которая во всех западных странах достигает немалых масштабов. Этнические молодежные преступные группировки рано или поздно сращиваются со «взрослыми» этническими организованными сообществами, либо продолжают функционировать как их рекрутские базы, откуда более «серьезные» преступные организации могут постоянно вербовать новых членов.
«Молодежные племена» в «городских джунглях»
Основным полем для реализации криминальной контркультуры в молодежной среде становится молодежная группировка — стихийное объединение молодых людей и подростков, позже приобретающее более оформленные черты. Авторитет группировки поддерживается с помощью открытого насилия, одновременно для сохранения внутренней дисциплины в группировке, чаще всего, функционирует некий свод правил, которые лидеры группировки пытаются вписать (или «притянуть») к более универсальным неписаным нормам и правилам поведения криминального мира. Молодежная группировка привлекает молодых людей своей агрессивностью и активностью, возможным реальным влиянием, с которым могут быть вынуждены считаться не только подростки соседних районов, но и педагогические работники, сотрудники органов муниципального самоуправления и правоохранительных органов. Интересную модель, объясняющую поведение молодых людей и подростков, сбивающихся в полукриминальные группировки и «стаи», представил французский философ Мишель Маффесоли, по мнению которого субкультуры молодежи, функционирующие в постиндустриальном обществе, следует рассматривать как некий аналог архаичных, первобытных племен. Действующие в «каменных джунглях» мегаполисов и крупных городов молодежные группировки напоминают архаичные племена целым рядом черт. Во-первых, они также обладают подконтрольной территорией или территорией «желаемого контроля» (то есть, той, на которую претендуют). Эту территорию следует оберегать от «набегов» возможных конкурентов в лице соседних группировок. Посягательство на территорию, осуществляющееся в той или иной форме, и является одной из основных причин конфликтов между различными молодежными группировками в современном городе. Во-вторых, многие молодежные группировки обладают собственными отличительными признаками, позволяющими выделить «своего» в толпе с помощью особого типа прически, одежды, походки и т.д. Наконец, «молодежные племена» современного мегаполиса отличаются наличием архаичных форм внутренней иерархии, в которой может быть как один весьма авторитарный предводитель, так и несколько сотрудничающих или конкурирующих вожаков, а может и не быть предводителей вообще. Многие молодежные группировки обладают собственными ритуалами и формирующимся фольклором, причем эта «культура» молодых правонарушителей может отличаться по своим проявлениям от «взрослой» криминальной контркультуры.
По мнению некоторых американских социологов, специфика деятельности молодежных группировок основывается на стремлении к утверждению своего приоритета на контролируемой территории. Первоначально задачей группировки становится установление контроля над территорией и его сохранение в условиях жесткого противоборства с конкурирующими соседними группировками. Однако в случае успешного решения поставленной задачи молодежная группировка может попытаться перейти к наступательным действиям, вытесняя более слабых конкурентов и подминая под свое влияние все более обширные территории. Собственно, так действуют и взрослые преступные группировки, которые в России конца 1980-х — начала 1990-х гг. часто формировались на основе молодежных группировок. Для участия в молодежной группировке, и, тем более, завоевания в ней лидерских или авторитетных позиций, необходимо обладание соответствующими личностными качествами и усвоение криминальной контркультуры. При этом нормы и правила криминальной контркультуры можно соблюдать не особенно активно, но всегда необходимо создавать видимость тщательного следования неписаным «понятиям» и культивировать криминальную контркультуру среди подчиненных, карая последних за отход от традиций криминального мира и нарушение «понятий». Социальное неравенство ведет к преступлениям
В России наиболее благодатные условия для процветания криминальной контркультуры сложились в социально неблагополучной среде. Как известно, значительная часть населения страны в настоящее время живет за чертой бедности. Социальное неравенство стало настоящей проблемой для современной России, тем более, что поляризация между отдельными наиболее богатыми и наиболее бедными социальными группами достигает многократных масштабов. Однако криминальная контркультура, распространяясь среди молодых люмпенов и маргиналов, охватывает своим идейным влиянием и более благополучные слои населения. Во многом это связано с тем, что значительная часть нынешних бизнесменов и даже чиновников государственной службы во времена своей молодости, а это, преимущественно. 1980-е — 1990-е гг., сама находилась под влиянием криминальной контркультуры, а некоторые из них имеют практически не скрываемое криминальное прошлое. Выражение «авторитетный бизнесмен», обозначающее лидера преступной среды, имеющего «вес» в криминальном и околокриминальном мире, родилось в постсоветской России и прижилось только в ней. В других странах говорят о мафии, о «боссах мафии», но никому не приходит в голову превратить лидера криминальной среды в авторитета для простых людей, не связанных с криминальным миром и не ведущих криминальный образ жизни. В России 1990-х гг., в условиях тотального развала экономики, слабой функциональности органов власти, в том числе и правоохранительных органов, зачастую именно криминальный мир оказывался единственным неформальным институтом, на помощь или посредничество которого в решении самых разных вопросов мог рассчитывать среднестатистический российский гражданин. Бывали случаи, когда «бандиты» помогали более эффективно, чем правоохранительные органы, а их «услуги» в решении проблем оказывались более дешевыми и беспроблемными. Разумеется, что и это также внесло свою лепту в популяризацию криминальной контркультуры в постсоветском российском обществе.
Радикальные изменения, произошедшие в жизни российского общества после распада Советского Союза и перехода к рыночной экономике, застали население страны врасплох. Граждане России столкнулись с такими серьезными проблемами как безработица, инфляция цен на товары и услуги, коммерциализация образования, к которым они оказались просто не готовы, более того — оказались лишенными иммунитета к подобным явлениям, практически отсутствовавшим в советском обществе. Наиболее сильный удар пришелся по молодому поколению россиян. Бесперспективность, невозможность не только приобретения собственного жилья, но и трудоустройства на достойную работу, способствовали распространению в молодежной и подростковой среде всевозможных социальных пороков — пьянства, наркомании, проституции. Значительная часть молодежи криминализовалась, другая примкнула к радикальным политическим объединениям экстремистской направленности. Спустя два десятилетия, прошедших со времени начала радикальных реформ, следует отметить, что и из среды вчерашних «бандитов», и из среды вчерашних «экстремистов» вышли многие нормальные люди, ставшие по мере стабилизации социально-экономического и политического положения в стране предпринимателями, политиками, государственными служащими, учеными и преподавателями. Это те, кто нашли в себе силы «подняться наверх», кто изначально обладал определенным жизненным потенциалом и, возможно, конкретными социальными ресурсами. У молодежи современной, также находящейся, в значительной степени, под влиянием криминальной контркультуры, такой возможности не будет. Каналы вертикальной социальной мобильности в современной России приобретают все более контролируемый характер, а многие сферы деятельности уже сейчас фактически закрыты для выходцев из социальных низов, поскольку последние не могут получить должного образования, но и в случае его получения не имеют никаких гарантий трудоустройства по специальности. Перекрытие каналов социальной мобильности, превращающее российское общество в классовое и даже кастовое, опять же, толкает широкие массы молодежи в объятия преступного мира. Социолог В.Н. Тимошенко приводит данные Всемирной Организации Здравоохранения, согласно докладу которой, «молодежные банды формируются там, где рухнул сложившийся социальный строй и отсутствуют альтернативные формы культурного поведения. Среди других социально-экономических, общинных межличностных факторов, которые толкают молодых людей в банды, авторы доклада называют отсутствие возможностей для социальной или экономической мобильности в обществе, где агрессивно проповедуется потребительский стиль жизни; снижение эффективности работы правоохранительных органов; прекращение учебы в школе, а также низкая оплата неквалифицированного труда» (Тимошенко В.Н. Рэскол-банды или новые «генералы песчаных карьеров». Часть 1. // http://journal-neo.com/?q=ru/node/4144). Как мы видим, перечень факторов почти точь-в-точь совпадает с современной российской реальностью и это, безусловно, не может не вызывать определенной настороженности относительно будущего нашей страны.
Социально-экономические проблемы в жизни России в 1990-е гг. способствовали массовому обнищанию российского населения и связанной с ним маргинализации целых социальных слоев. Многократно выросла численность люмпенизированных и маргинальных слоев населения страны — так называемого «социального дна». Сформировался многочисленный слой полностью обездоленных, люмпенизированных людей, среди которых утвердилась криминальная контркультура в ее различных модификациях. Все эти люди — бомжи, профессиональные нищие, бродяги, беспризорные дети, нелегальные мигранты из бывших советских республик, алкоголики и наркоманы, проститутки, сутенеры, не нашедшие занятия на «гражданке» и ушедшие в мир алкогольно-наркотических иллюзий участники боевых действий в «горячих точках» и бывшие спортсмены — все они, в той или иной степени, представляют собой поле воздействия ценностных и поведенческих установок криминальной контркультуры.
Что касается более благополучных слоев населения, которые, по идее, должны были быть лишены «удовольствия» регулярного общения с носителями криминальной контркультуры, то их криминализация осуществилась с помощью массовой культуры — того же кинематографа, радио, телевидения, «желтых газет». Именно масс-культура ответственна за распространение в «обывательской» среде уголовного жаргона, примитивных и искаженных представлений о «жизни в тюрьме» и о криминальном мире, за романтизацию образа преступника и заключенного, за популяризацию «блатного» песенного и повествовательного фольклора. Однако что сделало государство для того, чтобы предотвратить столь востребованную с точки зрения прибыли, но крайне опасную для духовно-нравственных устоев общества, пропаганду криминальной контркультуры? В 1990-е годы государство самоустранилось от регулирования культурной сферы жизнедеятельности общества, что не преминуло сказаться на падении культуры, духовности и нравственности в постсоветской России, особенно ярко проявляющемся на примере современной российской молодежи и подростков. Разрушение советской политической и экономической системы сопровождалось и так называемой «деидеологизацией» российского общества, в рамках которой произошел отказ от воспитательной политики, формировавшейся в течение всего периода существования советского государства и демонстрировавшей весьма высокую результативность. В 1990-е годы посредством телевидения, радио, газет, кинематографа, в молодежной среде утверждалась аполитичность, внушалось, что молодому человеку не пристало заниматься и даже интересоваться общественно-политическими проблемами, а следует лишь развлекаться и «зарабатывать деньги». Эта порочная мировоззренческая позиция дополняла влияние криминальной контркультуры, также разлагая и дезориентируя российскую молодежь.
Таким образом, подводя итоги сказанному, можно отметить, что в постсоветской России криминализация общества, в первую очередь — молодежной среды, достигла колоссальных масштабов. Одним из проявлений криминализации общества стало распространение криминальной контркультуры за пределы общности ее традиционных носителей — представителей профессионального преступного мира и люмпенизированных слоев населения. Популяризация криминальной контркультуры в российском обществе стала возможна не только благодаря непосредственному влиянию преступного мира и социальных низов на другие социальные слои, но и вследствие отсутствия внятных идеологических ориентиров развития государства, разрушения молодежной политики в 1990-е годы, углубления социального неравенства и социальной поляризации населения. Скорее всего, российское государство, несмотря на возможные меры контролирующего и запретительного характера, так и не сможет в обозримом будущем «декриминализировать» российское общество, свести к минимуму влияние криминальной контркультуры на российское население, в том числе и на молодежь. Исключением может стать лишь кардинальный поворот государства к решению проблем образования и воспитания подрастающих поколений, борьбе с преступностью всех видов и с ее пропагандой, снижению социального неравенства и социальной дистанции между отдельными группами российского населения.
- Илья Полонский
- hranive.ru, ruposters.ru
Информация