Америка дорвалась до войны ("TomDispatch",США)
Нищета, наркотики, Афганистан, Ирак, террор – или как устроить «войну против всего на свете»
Война с наркотиками. Война с нищетой. Война в Афганистане. Война в Ираке. Крупнейшая ошибка американской политики, внешней и внутренней, в том, что они [американцы] всё рассматривают как войну. Когда охватывает военное настроение, оно и выбирает за вас оружие и тактику. Оно ограничивает дебаты ещё то того, как вы их начинаете. Оно отвечает на вопросы ещё до того, как их задали.
Когда вы определяете что-либо словом «война», это диктует использование войск (или милитаризованных полицейских сил, тюрем и других форм принуждения) в качестве основных инструментов политики. Насилие становится средством решения, а целью – полная победа. Любой, кто предполагает иное, получает ярлык мечтателя, миротворца или даже изменника.
Война, короче говоря, – великий упроститель, и даже может работать, когда вы сражаетесь с военной угрозой существованию (как во Второй Мировой Войне). Но не работает, когда вы определяете каждую проблему, как угрожающую существованию, и затем воюете с комплексом проблем общества (преступностью, нищетой, наркотиками) или идеями и религиозными представлениями (радикальный ислам).
Вездесущий американский военный дух
Рассмотрим Афганскую войну – не ту войну 1980-х, когда Вашингтон потоками вливал финансы и вооружал моджахедов-фундаменталистов, чтобы затащить Советский Союз в нечто вроде вьетнамского болота, но более близкую по времени фазу, после 9/11. Помните, что это были атаки 19 угонщиков самолётов (15 из них были саудовцами), представляющих организацию современного типа с отсутствием малейшего сходства с нацией, государством или правительством. Конечно, это было фундаменталистское движение Талибан, которое тогда контролировало большую часть Афганистана. Оно возникло на останках предыдущей войны и обеспечило поддержку и убежище, хотя и неохотную, Усаме бин Ладену.
При виде рушащихся башен в Нью-Йорке в американском коллективном сознании сама идея, что США могли бы ответить международными «полицейскими» акциями, направленными на удаление преступников с всемирных улиц, была просто изгнана из обсуждения. Что вместо этого возникло в умах высших чиновников администрации Буша – отмщение с помощью полномасштабной, глобальной и на поколения «войны с террором». Эта тщательно милитаризованная цель – не просто в том, чтобы покончить с аль-Каидой, но и со всеми террористическими группами на Земле, пока США занимались полномасштабным экспериментом насильственного строительства государства в Афганистане. Прошло более 13 мрачных лет, а афганская война-эксперимент продолжается с чудовищными издержками и самыми неутешительными результатами.
Коль скоро тип мышления глобальной войны получил поддержку, администрация Буша начала вторжение в Ирак. Самые технологически передовые войска на Земле, которые президент назвал «величайшими силами освобождения человечества, которые когда-либо знал мир», должны были принести «демократию» и PaxAmericana на Ближний Восток. Конечно, у Вашингтона был конфликт с Ираком со времен операции «Буря в Пустыне» в 1990-1991 годах, но то, что началось, как аналог военного переворота (ака операция «обезглавливание») внешней силой, попытка свергнуть Саддама Хусейна и уничтожить его вооруженные силы и партию, вскоре превратилось в длительную оккупацию и ещё один политический и социальный эксперимент насильственного строительства государства. Как и в случае с Афганистаном, иракский эксперимент с войной всё ещё продолжается с чудовищными издержками и еще более пагубными результатами.
Радикальный ислам в этих войнах, ведомых Америкой, набирал силу. Да, радикальные исламисты ссылаются на навязчивое и фактически постоянное присутствие американских войск и баз на Ближнем Востоке и в Центральной Азии в оправдание своей уверенности, что американские войска ведут против них крестовый поход – и, следовательно, ведут его против самого Ислама. (Да ещё президент Буш сделал разоблачительную оговорку, когда назвал эту войну «крестовым походом»). В таких терминах подобная война по определению неэффективна, поскольку каждый «успех» только укрепляет фабулу врагов Вашингтона. Нет никаких способов победить в такой войне, кроме одного – прекратить её. Но такой ход событий никогда не рассматривался в качестве вариантов, из которых по словам вашингтонских официальных лиц делается выбор стратегии. Сделать подобное, в контексте военного мышления, означало бы признание поражения (хотя истинное поражение, ставшее самой настоятельной проблемой, было впервые определено, как война).
Наши руководители настаивают на столь жестоком недомыслии, по крайней мере частично, поскольку более всего опасаются признать поражение. В конце концов, ничто не может быть более унизительным в американской политике или культуре, чем ярлык проигравшего в войне, ярлык «бежавшего со всех ног».
В 1960-х, несмотря на собственные серьёзные опасения в продолжавшемся конфликте во Вьетнаме, президент Линдон Б. Джонсон установил золотой стандарт в определении, что он не станет первым американским президентом, который потерпит поражение в войне, особенно в такой «чёртовой маленькой никчёмной стране», как Вьетнам. Он на этом настаивал – и конфликт всё равно превратил его в проигравшего и обрушил его президентство.
Даже когда он вёл войну, как отмечал историк Джордж Херринг, ЛБД не хотел, чтобы его помнили, как «президента войны». Через два поколения ещё один техасец, Джордж Буш с истинным энтузиазмом подхватил прозвище «президента войны». Он тоже клялся победить в своей войне, когда дела пошли хуже. Начиная с роста повстанческого движения в Ираке летом 2003-го, Буш не стеснялся. «Прибейте их», заявил он, предполагая в тот момент, что выглядит Клинтом Иствудом в роли Грязного Гарри. Теперь Вашингтон отправляет войска в Ирак в третий раз, чтобы разобраться с ещё более непокорными повстанцами, «Исламским Государством» – радикальной версией Ислама, движением, которое первоначально было вскормлено и выращено в Camp Bucca, американской военной тюрьме в Ираке.
И чтобы внести ясность, заметим, что и президент Обама воспринял превосходство войн в американской политике в своей речи 2009 года в Осло при получении Нобелевской премии. Тогда он предложил активную оборонительную роль Америки и назвал её «единственной в мире военной сверхдержавой».
«Какие бы мы не совершали ошибки, факт остается фактом: США помогли гарантировать глобальную безопасность в течение более шести десятилетий кровью наших граждан и силой нашего оружия. Служба и самопожертвование мужчин и женщин в форме поддерживали мир и процветание от Германии до Кореи сделали возможным установление демократии в таких местах, как Балканы. Мы несём это бремя не потому, что ищем возможности навязать свою волю. Мы делаем это из-за просвещённого эгоизма – поскольку жаждем лучшего будущего для наших детей и внуков, и поскольку мы верим, что их жизнь будет лучше, если дети и внуки других народов смогут жить в свободе и процветании».
Тот момент определил президентство Обамы, как в высшей степени соответствующее американскому уже вездесущему военному духу. Это было само отрицание «надежд» и «перемен» и начало эволюции Обамы с помощью программы убийств беспилотниками ЦРУ до роли главного убийцы.
Джихад – наше всё
У недавних американских руководителей есть кое-что общее с исламскими экстремистами: все они определяют всё подряд, подразумевая или открыто, джихадом, крестовым походом, священной войной. Но жестокие методы, используемые в погоне за различного вида джихадами, исламскими или светскими, служат лишь для продолжения – а зачастую усиления – борьбы.
Вспомните о бесчисленных американских так называемых «войнах» и подумайте, был ли хоть в одной как-то измеримый прогресс. Линдон Джонсон объявил «войну с бедностью» в 1964-м. Спустя 51 год остается потрясающее количество отчаянно бедных людей, а в этом столетии разрыв между самыми бедными и самыми богатыми расширился до глубокой пропасти. (Со времён президента Рейгана, в действительности, можно уже говорить о войне с бедными, а не с бедностью). Наркотики? Прошло сорок четыре года после того, как президент Никсон заявил о войне с наркотиками, миллионы людей отправлены в тюрьмы, потрачены миллиарды долларов, а наркотики – в изобилии на улицах американских городов. Террор? Тринадцать лет, и счёт продолжается, после начала этой «войны», террористические группы, небольшие по величине и влиянию в 2001-м, разрослись повсеместно и теперь уже есть нечто вроде «халифата» – как и мечтал Усама бин Ладен – на Ближнем Востоке: ИГИЛ захватил власть на части Ирака и Сирии, поднимает голову аль-Каида в Йемене, Ливия дестабилизирована и ещё больше погружается в экстремизм, невинные продолжают погибать от ударов американских беспилотников. Афганистан? Торговля опиумом значительно оживилась и объёмы её нарастают, Талибан возродился, а регион дестабилизирован. Ирак? Кипит этническое и религиозное соперничество и ненависть, всё больше американского оружия подпитывает убийства, страна фактически более не функционирует. Единственное, что можно сказать определённо о большей части этих американских «войн» – об их жестоком продолжении, даже когда от первоначальных миссий остались одни клочья.
Сами методы, которые используют США, и ментальность руководителей одобряют обеспечение их увековечивания. Почему? Потому, что наркозависимость и злоупотребления невозможно победить, ведя войну. Так же и с нищетой. И с террором. И радикальный ислам нельзя победить вооружённым строительством государства. Да, радикальный ислам процветает в тех самых условиях войны, которые Вашингтон и помог создать. Ведя борьбу в теперь уже известной манере, вы просто разжигаете пламя и гарантируете его распространение.
Мышление – вот что имеет значение. В Ираке и Афганистане, которые для большинства американцев существуют лишь внутри матрицы «войны», США вторгаются или нападают, застревают, вливают ресурсы до бесконечности и «создают пустыню и называют её «миром» (если вспомнить римского историка Тацита). После чего наши руководители удивляются до чёртиков, когда проблема лишь разрастается.
Печально, но всё в Америке продолжается с той же монотонностью: больше войн, положение ухудшается из-за нетерпеливого ожидания результатов, что повторяется на каждом новом витке выборов. Это формула, по которой страна обречена вечно проигрывать.
Две любопытные черты новых американских войн
Исторически, когда государство объявляет войну, оно делает это, чтобы мобилизовать национальную волю, как явно делали США во Второй Мировой. Однако нашим войнам недавних десятилетий сопутствовало стремление не мобилизовать людей, а демобилизовать – даже при том, что «эксперты» уполномочены вести борьбу, а финансы налогоплательщиков текут рекой в государство национальной безопасности и военно-промышленный комплекс ради продолжения конфликтов.
Недавние войны, хоть с наркотиками, хоть на Большом Ближнем Востоке, никогда не представлялись, как вызов, к которому мы, народ, может обратиться и разрешить совместными усилиями, но как нечто лишь для тех, кто якобы обладает компетенцией и мандатом – как и оружием – и может разобраться или сражаться. Джордж Буш подвёл итог такому мышлению в классическом стиле после 9/11, когда посоветовал американцам отправиться за покупками и посетить Диснейленд, и оставить сражения профессионалам. Если у вас есть оружие и какой-то символ власти – вы можете говорить с позиции силы, и вас будут слушать, в ином случае у вас нет права голоса.
Кроме того, что делает новые американские войны уникальными на данный момент, так это то, что у них никогда нет явной конечной точки. Что составляет «победу» над наркотиками или террором? Однажды начав, эти войны по определению трудно прекратить.
Циники могут заявлять, что тут ничего нового нет. Разве Америка не всегда воевала? Разве мы всегда были жестоки? В этом есть некая истина. Но, по крайней мере, американцы поколения моего деда и прадеда не посвящали себя войне.
Что сейчас необходимо Америке, так это 12-ступенчатая программа, призванная прекратить стремление ещё больше подпитывать нашу национальную приверженность войне. Точкой отсчёта для Вашингтона – и американцев в целом – стала бы явная необходимость признать это в качестве первого шага и признаться, что у нас проблема, которую сами мы решить не в состоянии.
«Привет, я – Дядя Сэм, и у меня зависимость от войн. Да, я склонен вести войны. Я знаю, что это разрушительно для меня самого и для окружающих. Но я не могу остановиться – мне нужна помощь».
Истинные перемены зачастую начинаются с признания. Со смирением. С признания, что не всё у нас под контролем, не важно, насколько яростно кто-то бесится; на самом деле, такая бешеная ярость только усиливает проблему. Америке необходимо сделать подобное признание. Только тогда мы сможем начать вытаскивать себя из войн.
Информация