Грёзы о будущем
Известный английский социолог Зигмунт Бауман в работах последних лет отмечает, что одна из главных особенностей современного общества — утрата чувства перспективы, отказ от формулировки образа будущего. Современное общество ни к чему не стремится и ни о чём не мечтает.
Однако социальные проекты XX века не отличались определённостью. Так, идеологи коммунизма, много слов посвятившие ненавистному капиталистическому строю, практически ничего не сказали об обществе светлого будущего.
И всё же в отличие от современной эпохи был и образ будущего, была и дискуссия о нём. Обсуждение шло как в рамках идеологии, так и в художественной литературе, в том её жанре, который в большей степени расположен к размышлениям о будущем, — в фантастике.
«Туманность Андромеды» Ивана Ефремова (1957), открывшая золотой век советской научно-фантастической утопии, была проникнута пафосом мечты. Книга Ефремова задала стандарт размышлений о будущем, предопределила внимание последующих произведений о коммунистическом обществе как к развитию науки и техники, так и к вопросам социального устройства.
Материально-техническая сторона грядущего в целом достаточно однотипна для всей советской фантастики: борьба с природой, преобразование климата и природных ландшафтов, развитие медицины, технологий омоложения и продления жизни, распространение глобальной связи и т.д. Однако всё это, как мы теперь знаем, не обязательно связано с коренными социальными преобразованиями в общественной жизни.
Другое дело — социальные отношения. Образ нового общества до сих пор завораживает и привлекает своими высокими гуманистическими идеалами. Но лишён ли он противоречий?
Советским фантастам далёкое будущее виделось как эпоха торжества коммунизма, преодоления эксплуатации, частной собственности, развития демократии.
Земля будущего — это планета людей труда. Гимн труду звучит практически в каждой советской утопии. Тема труда, созидания, преобразования природы, Вселенной, социальных отношений сообщает советской фантастике оптимистическую тональность в сравнении с зарубежными произведениями, рисующими будущее в мрачных пессимистических красках.
Труд выступает в обществе будущего как мерило ценностей, стоимости уже без посредства денежного эквивалента. Труд воспринимается как счастье, а не как проклятие. «Труд оказывался праздничным, пьянящим занятием», — пишет в своём романе «За перевалом» (1984) Владимир Савченко. В книге Георгия Мартынова «Гость из бездны» (1962) декларируется равноценность всех видов труда. Радость разнообразного по своему характеру труда пронизывает практически все произведения советской фантастики. Труд утрачивает замкнутый специализированный характер. Человек перестанет быть привязан только к какому-то одному ремеслу. Правда, при этом мало кто задумывается: соответствует ли практика политехнизма человеческой природе и общественным потребностям? Переход героя «Туманности Андромеды» Дара Ветра с должности заведующего внешними станциями на место работника на руднике кажется невероятным расточительством сил и опыта.
Интересно представлена тема труда в книге Георгия Гуревича «Мы — из Солнечной системы» (1965). В связи с изобретением ратомики, способа массового копирования и воспроизведения любых предметов, отпадает необходимость в стандартизованном промышленном труде. В результате труд превращается в привилегию, на право трудиться выдают купоны. Изобретение новой технологии влечёт за собой глобальные изменения в экономике и в структуре занятости. С утратой монотонного и обязательного труда более важным становится труд педагогов, воспитателей, литераторов, философов, историков.
Впрочем, как бы ни превозносился творческий труд, труд черновой, связанный с обслуживанием, всё равно остаётся, он никуда не исчезает. Широкое применение роботов, применение новых технологий и методов преобразования природы создаёт опасность утраты человеком потребности в деятельности, в приложении усилий, которые и обеспечивают формирование личности, прогрессивное развитие общества. Это противоречие выступает предметом раздумий в романе В. Савченко «За перевалом».
Идея политехнизма так или иначе связана с идеей всестороннего развития личности. На нём настаивает в своих произведениях И. Ефремов, оно достаточно подробно проиллюстрировано Г. Гуревичем в книге «Мы — из Солнечной системы» теорией равномерного развития в человеке пяти лучей (труда, общественной работы, любви, спорта и хобби).
Человек в советской фантастике — основа нового общества. «Общество таково, каково морально-идейное развитие его членов», — говорит И. Ефремов. Это обуславливает интерес к теме воспитания, развития личности. В «Часе Быка» потребность в развитии личности аргументируется следующим образом: «Чем сложнее общество, тем большая в нем должна быть дисциплина, но дисциплина сознательная, следовательно, необходимо все большее и большее развитие личности, ее многогранность». Ефремов, говоря о моральном развитии личности, подчёркивает важность победы над эгоизмом. Изживание быков — людей, не считающихся ни с кем и ни с чем, занятых лишь удовлетворением своих потребностей, выдающих себя за носителей истин, занимающихся подавлением несогласных, — вот, на его взгляд, первоочередная задача нового общества.
В. Савченко, Г. Мартынов также пишут о преодолении агрессивности, самого представления о возможности покушения на жизнь другого человека.
Впрочем, указывается и на обратное воздействие общества на человека. Так, Г. Мартынов в повести «Гианэя» (1963), рассказывающей о жизни инопланетной девушки на Земле, последовательно проводит мысль о том, что «нет врожденных пороков, врожденной ненависти и зла. Все зависит от того, где и когда живет человек, зависит от среды, формирующей его взгляды и характер».
Но зависимость индивида от общества амбивалентна. Поэтому И. Ефремов предупреждает: «Самая страшная опасность организованного общества — чем выше организация, тем сильнее делается власть общества над индивидом». В этом смысле становится важна общая позитивная направленность социальной жизни. Общество с несовершенным устройством порождает столь же несовершенную личность. Эта идея неоднократно обыграна в советской фантастике на примере ситуации попадания человека из прошлого в коммунистическое будущее. Однако если у Аркадия и Бориса Стругацких в романе «Полдень, XXII век» (1962) она помещается в психологический контекст, то в романе Г. Мартынова «Гость из бездны», где воскрешённый из мёртвых Дмитрий Волгин не может адаптироваться к обществу будущего, это приобретает характер фундаментального несовпадения. Столь же неразрешимо противоречие между личностью, сформированной в условиях XX века, и новым социальным устройством в романе В. Савченко «За перевалом».
Процесс формирования моральных качеств личности приводит и к комичным последствиям. Так, герой повести Вадима Шефнера «Девушка у обрыва, или Записки Ковригина» (1963), который хочет создать для потомков словарь ругательств, с трудом находит их носителей — пьяниц, курильщиков. В коммунистическом будущем, в самом деле, не пьют и не курят, ведут вопиюще неестественный здоровый образ жизни. Ирония Шефнера подчёркивает ходульность и трафаретность человеческого образа, предложенного советской фантастикой, отсутствие убедительного решения вопроса о сочетании в нём реального и идеального. Те же Стругацкие, к примеру, ушли от проблемы, просто поместив своих современников в будущее.
И всё же сознание несовершенства человека, а значит, и хрупкости нового общества в советской утопии 60–80-х годов ощутимо. Пробуждение атавистических инстинктов чувствуют в себе герои «Часа Быка» Ефремова. Но главный источник беспокойства — следующие поколения. «Дети были несовершенны и близки Берну», — пишет В. Савченко. Соглашается с ним в романе «Дальняя дорога» (1984) Юрий Тупицын: «Дети более животные и менее люди… Они еще не прошли социального тренинга».
Слабым звеном в обществе будущего являются женщины. Страх перед женщиной, перед «слепым материнским инстинктом», призыв преодолеть его звучит в «Туманности Андромеды». Наиболее ярко это рассогласование иррациональной женской природы и будущего рационально устроенного общества показано в книге Ю. Тупицына «Дальняя дорога», где одна из героинь декларирует: «Я не просто человек, я женщина. Потому что женского во мне больше, чем абстрактно-человеческого… Я люблю поклонение, ухаживание, рыцарство во всех формах».
Женщина, семья, дети — уязвимое место многих утопий вообще. Советская фантастика не стала исключением. Семья в её нынешнем виде воспринимается как своего рода анахронизм. Ефремов склоняется к так называемой свободной любви, свободе сексуальных отношений. Книга Гуревича начинается с того, что мама героя уходит от него в раннем возрасте навсегда, оставляет на попечение школы. Школы, пансионаты и отсутствие родителей, семейного очага — обычная картина для советских НФ-утопий. Господствует принцип «чужих детей не бывает». Но, может быть, это потому, что не существует своих? О семье в своём романе «Люди как боги» (1971) вспоминает Сергей Снегов, однако лишь в контексте обсуждения её создания на основе рейтинга совместимости. Исключением на этом фоне смотрится Ю. Тупицын. Главного героя его романа «Дальняя дорога» Фёдора Лорку не устраивает сведение всего богатства связей между мужчиной и женщиной к деторождению, единственной причине для официального признания семьи. Семья для него совершенно особый мир.
Книга Ю. Тупицына, в определённой степени завершающая развитие советской утопической литературы, вообще своеобразна. Большинство НФ-произведений настаивает на рациональной, прагматичной организации общества. Он же, не отвергая её, признаёт её недостаточной. Это переносится и на популярную со времён «Туманности Андромеды» идею галактического братства. «Братство по разуму — фикция, в лучшем случае компромисс. Есть одно истинное братство в мире — братство по морали и этике», — говорит Дирий Ришар в романе Ю. Тупицына.
В этом есть своего рода символика. Начинаясь как иллюстрация идеологических марксистских построений, как научно-техническая феерия, советская утопия завершает свой путь констатацией сложности и неоднозначности будущего общества: «Знаешь, что такое жизнь? Болото, где по трясине раскинуты более или менее надежные кочки».
Общество будущего несовершенно. Оно — не тихая гавань, как это рисуется Г. Мартыновым, не поле для искусственных упражнений в мужестве и упорстве в борьбе с природой, как у А. и Б. Стругацких, В. Савченко, Александра Казанцева. Оно ставит человека перед новыми социальными и моральными проблемами, решить которые в одиночку тот оказывается не в силах. Но помощь инопланетян в «Дальней дороге» Тупицына говорит не просто о капитуляции коммунистического утопического проекта. Да, человечество и в самом прекрасном обществе будет далеко от идеала. Однако оно должно иметь мужество признать своё несовершенство, чтобы преодолеть его. Человечество несовершенно, хотя, как замечает в своём романе С. Снегов «Люди как боги», всё же несёт в себе добро. Человеческое стремление к добру поможет найти дорогу к лучшему будущему. Таков главный завет советской фантастики будущим поколениям.
Однако социальные проекты XX века не отличались определённостью. Так, идеологи коммунизма, много слов посвятившие ненавистному капиталистическому строю, практически ничего не сказали об обществе светлого будущего.
И всё же в отличие от современной эпохи был и образ будущего, была и дискуссия о нём. Обсуждение шло как в рамках идеологии, так и в художественной литературе, в том её жанре, который в большей степени расположен к размышлениям о будущем, — в фантастике.
«Туманность Андромеды» Ивана Ефремова (1957), открывшая золотой век советской научно-фантастической утопии, была проникнута пафосом мечты. Книга Ефремова задала стандарт размышлений о будущем, предопределила внимание последующих произведений о коммунистическом обществе как к развитию науки и техники, так и к вопросам социального устройства.
Материально-техническая сторона грядущего в целом достаточно однотипна для всей советской фантастики: борьба с природой, преобразование климата и природных ландшафтов, развитие медицины, технологий омоложения и продления жизни, распространение глобальной связи и т.д. Однако всё это, как мы теперь знаем, не обязательно связано с коренными социальными преобразованиями в общественной жизни.
Другое дело — социальные отношения. Образ нового общества до сих пор завораживает и привлекает своими высокими гуманистическими идеалами. Но лишён ли он противоречий?
Советским фантастам далёкое будущее виделось как эпоха торжества коммунизма, преодоления эксплуатации, частной собственности, развития демократии.
Земля будущего — это планета людей труда. Гимн труду звучит практически в каждой советской утопии. Тема труда, созидания, преобразования природы, Вселенной, социальных отношений сообщает советской фантастике оптимистическую тональность в сравнении с зарубежными произведениями, рисующими будущее в мрачных пессимистических красках.
Труд выступает в обществе будущего как мерило ценностей, стоимости уже без посредства денежного эквивалента. Труд воспринимается как счастье, а не как проклятие. «Труд оказывался праздничным, пьянящим занятием», — пишет в своём романе «За перевалом» (1984) Владимир Савченко. В книге Георгия Мартынова «Гость из бездны» (1962) декларируется равноценность всех видов труда. Радость разнообразного по своему характеру труда пронизывает практически все произведения советской фантастики. Труд утрачивает замкнутый специализированный характер. Человек перестанет быть привязан только к какому-то одному ремеслу. Правда, при этом мало кто задумывается: соответствует ли практика политехнизма человеческой природе и общественным потребностям? Переход героя «Туманности Андромеды» Дара Ветра с должности заведующего внешними станциями на место работника на руднике кажется невероятным расточительством сил и опыта.
Интересно представлена тема труда в книге Георгия Гуревича «Мы — из Солнечной системы» (1965). В связи с изобретением ратомики, способа массового копирования и воспроизведения любых предметов, отпадает необходимость в стандартизованном промышленном труде. В результате труд превращается в привилегию, на право трудиться выдают купоны. Изобретение новой технологии влечёт за собой глобальные изменения в экономике и в структуре занятости. С утратой монотонного и обязательного труда более важным становится труд педагогов, воспитателей, литераторов, философов, историков.
Впрочем, как бы ни превозносился творческий труд, труд черновой, связанный с обслуживанием, всё равно остаётся, он никуда не исчезает. Широкое применение роботов, применение новых технологий и методов преобразования природы создаёт опасность утраты человеком потребности в деятельности, в приложении усилий, которые и обеспечивают формирование личности, прогрессивное развитие общества. Это противоречие выступает предметом раздумий в романе В. Савченко «За перевалом».
Идея политехнизма так или иначе связана с идеей всестороннего развития личности. На нём настаивает в своих произведениях И. Ефремов, оно достаточно подробно проиллюстрировано Г. Гуревичем в книге «Мы — из Солнечной системы» теорией равномерного развития в человеке пяти лучей (труда, общественной работы, любви, спорта и хобби).
Человек в советской фантастике — основа нового общества. «Общество таково, каково морально-идейное развитие его членов», — говорит И. Ефремов. Это обуславливает интерес к теме воспитания, развития личности. В «Часе Быка» потребность в развитии личности аргументируется следующим образом: «Чем сложнее общество, тем большая в нем должна быть дисциплина, но дисциплина сознательная, следовательно, необходимо все большее и большее развитие личности, ее многогранность». Ефремов, говоря о моральном развитии личности, подчёркивает важность победы над эгоизмом. Изживание быков — людей, не считающихся ни с кем и ни с чем, занятых лишь удовлетворением своих потребностей, выдающих себя за носителей истин, занимающихся подавлением несогласных, — вот, на его взгляд, первоочередная задача нового общества.
В. Савченко, Г. Мартынов также пишут о преодолении агрессивности, самого представления о возможности покушения на жизнь другого человека.
Впрочем, указывается и на обратное воздействие общества на человека. Так, Г. Мартынов в повести «Гианэя» (1963), рассказывающей о жизни инопланетной девушки на Земле, последовательно проводит мысль о том, что «нет врожденных пороков, врожденной ненависти и зла. Все зависит от того, где и когда живет человек, зависит от среды, формирующей его взгляды и характер».
Но зависимость индивида от общества амбивалентна. Поэтому И. Ефремов предупреждает: «Самая страшная опасность организованного общества — чем выше организация, тем сильнее делается власть общества над индивидом». В этом смысле становится важна общая позитивная направленность социальной жизни. Общество с несовершенным устройством порождает столь же несовершенную личность. Эта идея неоднократно обыграна в советской фантастике на примере ситуации попадания человека из прошлого в коммунистическое будущее. Однако если у Аркадия и Бориса Стругацких в романе «Полдень, XXII век» (1962) она помещается в психологический контекст, то в романе Г. Мартынова «Гость из бездны», где воскрешённый из мёртвых Дмитрий Волгин не может адаптироваться к обществу будущего, это приобретает характер фундаментального несовпадения. Столь же неразрешимо противоречие между личностью, сформированной в условиях XX века, и новым социальным устройством в романе В. Савченко «За перевалом».
Процесс формирования моральных качеств личности приводит и к комичным последствиям. Так, герой повести Вадима Шефнера «Девушка у обрыва, или Записки Ковригина» (1963), который хочет создать для потомков словарь ругательств, с трудом находит их носителей — пьяниц, курильщиков. В коммунистическом будущем, в самом деле, не пьют и не курят, ведут вопиюще неестественный здоровый образ жизни. Ирония Шефнера подчёркивает ходульность и трафаретность человеческого образа, предложенного советской фантастикой, отсутствие убедительного решения вопроса о сочетании в нём реального и идеального. Те же Стругацкие, к примеру, ушли от проблемы, просто поместив своих современников в будущее.
И всё же сознание несовершенства человека, а значит, и хрупкости нового общества в советской утопии 60–80-х годов ощутимо. Пробуждение атавистических инстинктов чувствуют в себе герои «Часа Быка» Ефремова. Но главный источник беспокойства — следующие поколения. «Дети были несовершенны и близки Берну», — пишет В. Савченко. Соглашается с ним в романе «Дальняя дорога» (1984) Юрий Тупицын: «Дети более животные и менее люди… Они еще не прошли социального тренинга».
Слабым звеном в обществе будущего являются женщины. Страх перед женщиной, перед «слепым материнским инстинктом», призыв преодолеть его звучит в «Туманности Андромеды». Наиболее ярко это рассогласование иррациональной женской природы и будущего рационально устроенного общества показано в книге Ю. Тупицына «Дальняя дорога», где одна из героинь декларирует: «Я не просто человек, я женщина. Потому что женского во мне больше, чем абстрактно-человеческого… Я люблю поклонение, ухаживание, рыцарство во всех формах».
Женщина, семья, дети — уязвимое место многих утопий вообще. Советская фантастика не стала исключением. Семья в её нынешнем виде воспринимается как своего рода анахронизм. Ефремов склоняется к так называемой свободной любви, свободе сексуальных отношений. Книга Гуревича начинается с того, что мама героя уходит от него в раннем возрасте навсегда, оставляет на попечение школы. Школы, пансионаты и отсутствие родителей, семейного очага — обычная картина для советских НФ-утопий. Господствует принцип «чужих детей не бывает». Но, может быть, это потому, что не существует своих? О семье в своём романе «Люди как боги» (1971) вспоминает Сергей Снегов, однако лишь в контексте обсуждения её создания на основе рейтинга совместимости. Исключением на этом фоне смотрится Ю. Тупицын. Главного героя его романа «Дальняя дорога» Фёдора Лорку не устраивает сведение всего богатства связей между мужчиной и женщиной к деторождению, единственной причине для официального признания семьи. Семья для него совершенно особый мир.
Книга Ю. Тупицына, в определённой степени завершающая развитие советской утопической литературы, вообще своеобразна. Большинство НФ-произведений настаивает на рациональной, прагматичной организации общества. Он же, не отвергая её, признаёт её недостаточной. Это переносится и на популярную со времён «Туманности Андромеды» идею галактического братства. «Братство по разуму — фикция, в лучшем случае компромисс. Есть одно истинное братство в мире — братство по морали и этике», — говорит Дирий Ришар в романе Ю. Тупицына.
В этом есть своего рода символика. Начинаясь как иллюстрация идеологических марксистских построений, как научно-техническая феерия, советская утопия завершает свой путь констатацией сложности и неоднозначности будущего общества: «Знаешь, что такое жизнь? Болото, где по трясине раскинуты более или менее надежные кочки».
Общество будущего несовершенно. Оно — не тихая гавань, как это рисуется Г. Мартыновым, не поле для искусственных упражнений в мужестве и упорстве в борьбе с природой, как у А. и Б. Стругацких, В. Савченко, Александра Казанцева. Оно ставит человека перед новыми социальными и моральными проблемами, решить которые в одиночку тот оказывается не в силах. Но помощь инопланетян в «Дальней дороге» Тупицына говорит не просто о капитуляции коммунистического утопического проекта. Да, человечество и в самом прекрасном обществе будет далеко от идеала. Однако оно должно иметь мужество признать своё несовершенство, чтобы преодолеть его. Человечество несовершенно, хотя, как замечает в своём романе С. Снегов «Люди как боги», всё же несёт в себе добро. Человеческое стремление к добру поможет найти дорогу к лучшему будущему. Таков главный завет советской фантастики будущим поколениям.
Информация