Прецедент или не прецедент?

Только что международный суд ООН признал приемлемой самопровозглашенную независимость Косово. По сути, признал приемлемым разрушение базовых принципов этой самой ООН. Популярная реакция — «Это прецедент!», ну и т. д. Так прецедент или не прецедент? Не может быть правовых прецедентов, если отсутствует право. Кто сильный, того и тапки. В принципе, это банальность. Существовало, существует и будет существовать только одно определяющее обстоятельство в политике — это могущество. Ближний Восток — самая статусная болевая точка мира — яркая тому иллюстрация. Еще и потому, что здесь правовой аспект был парализован изначально в силу известных обстоятельств.

...«История держит в руке кнут. А в данном случае евреи, ее традиционные жертвы, стали кнутом», — писал Артур Кестлер, известный адепт сионизма в 1949 году. «Сионизм — единственное рациональное решение еврейского вопроса», — заметил Адольф Эйхман за несколько лет до того как приступил к его «окончательному решению». Интересно, что большинство британских деятелей, открывших этот «ящик Пандоры», начиная от лорда Бальфура и кончая чиновниками колониальной администрации, занимавшимися еврейской эмиграцией, были в той или иной степени антисемитами. Термин «апартеид», используемый нашим автором Тьерри Мейсаном в отношении Израиля, звучит вопиюще неполиткорректно, но абсолютно точен по сути. Опять же вне зависимости от того, как кто относится к апартеиду.

Россия на Ближнем Востоке не новичок. Это, конечно, не аргумент, но факт: наше участие в ближневосточных делах всегда заканчивалось для нас плохо. Начнем с дебюта, когда в середине позапрошлого века, намеренно вовлекая нас в дележ христианских святынь в Палестине, нам подложили «крымскую катастрофу». Пик нашего успеха на Ближнем Востоке — антизападное нефтяное эмбарго после войны 1973 года — предельное обострение ближневосточного конфликта. Другое дело, что обострение, не нами спровоцированное и не нами использованное. Впечатление, что Советы взяли западный мир за горло, оказалось на редкость позитивным и поучительным для самого Запада. То, что представлялось прологом победы для советского блока, оказалось началом конца. За 1973 годом последовали не только Кэмп-Дэвид, но и Афганистан, сопровождавшийся известной сделкой американцев с арабскими шейхами, — дешевая нефть в обмен на оружие моджахедам. То есть можно разделить претензии ветерана советской дипломатии Василия Березовского к идеологизированной советской политике в регионе.


Но только не в сравнении с нынешней российской. Наши часы остановились не в 1991-м, как замечает Мейсан. Тогда их просто сбросили куда-то на помойку. Потом нашли, отмыли, послушали — вроде идут. Часы начали сильно тормозить, когда закончился советский завод, а остановились с началом кризиса — в связи с крахом иллюзий, что мы что-то представляем собой в глобальном мире. Видимый символ остановки часов — наш отказ от иранского контракта по С-300. Событие, которое может лишить Россию какой-либо самостоятельности не только в торговле оружием, но и вообще в мировой политике. Наши часы, как-то так, остановились не только на Ближнем Востоке, но и везде. Наши часы пока стоят.