Общее выше частного, или Почему нам чужда и вредна «философия щепки»
Один из самых дешёвых и затёртых приёмчиков «десталинизатора»: «А что если тебя поставят к стенке, как ты запоёшь тогда?» Хорошо, дескать, рассуждать о совке, до тех пор пока к твоей семье не протянул лапы кровавый Сталин.
Сам по себе вопрос — проявление гнусной мещанской моралишки (моралью её трудно назвать). Ведь подразумевается-то простое, привычное: «своя рубашка ближе к телу». Своя-то шкура дороже. Так ведь?
Ну и что тебе эти ГОЭЛРО и БАМы, ОСОАВИАХИМы и Уралмаши, если самого тебя, твоих близких закатают в асфальт? Ну и что тебе с того, что твоя страна будет могучей и процветающей? Сам-то ты этого не увидишь. Лес рубят, щепки летят. Ты — щепка.
Быть щепкой кому ж охота! И своя шкура тоже неплохо пока сидит. Как завещала Айн Рэнд — «каждый умирает в одиночку».
Только здесь теряется важный момент. Едва лишь отдельная щепка начинает беспокоиться о собственной шкуре, гарантированно пропадает весь лес. Если на терпящем бедствие судне каждый начинает думать только о собственном спасении, в итоге не спасается никто. Философия щепки — философия паникёра, эгоиста, пораженца.
На активизацию такого подсознательного одиночества сегодня нацелены самые разные инструменты психологической борьбы. Казни ИГИЛ — «а представь себя с ножом у горла». Музеи ГУЛАГа — «а представь себя в подвалах Лубянки». Страшно? Конечно, страшно. Хватит у тебя мужества не отречься от своих убеждений? Ведь любого коммуняку можно силой мысли отправить на подвал и сломать, унизить, расчеловечить. Заставить петь «Слава Украине!»
Однако это, к счастью, ничего не меняет. Даже если выбить зубы и поджарить пятки Джордано Бруно, если заставить его захлебнуться кровью и отказаться от всей своей ереси, Солнце не начнет вращаться вокруг Земли.
Когда мы говорим о советском опыте, советском наследии, мы в первую очередь имеем в виду главенство интересов общества, коллектива над интересами индивидуума. Вот из-за чего вся драка-то идёт. Наши либеральные оппоненты (те, что призывают примерить ГУЛАГ на себя) проповедуют обратное: у них личные интересы по определению выше общественных. В критической ситуации (война, кораблекрушение) это — всего лишь притворяющийся идеологией крик: «Спасайся кто может!»
Однако большинство подсознательно (у любого коллектива есть некое подсознательное чувство) понимает: щепочная идеология погубит всех. Ни ГУЛАГа не будет, ни капиталистического рая. Именно поэтому в той или иной форме коллективистская мораль всё-таки победит однажды. Просто коллектив не утратил ещё воли к жизни. Посетителей заброшенного музея на месте казни Зои Космодемьянской встречают слова: «Это счастье — умереть за свой народ». Не столько за себя, не столько за свою семью, не столько за вот эту деревню (просвирнин недоволен — жгла дома, людей с детьми без крова оставляла), сколько за народ, за общее дело, в котором каждый такой подвиг — незаметная песчинка.
Вот в чём глубинный смысл советской доктрины. Сколько было несправедливостей во время Войны? Сколько ошибочных трибуналов? Но Война — это святое, ставить вопрос о цене Победы — кощунство (хотя просвирнины ставят). Так почему же великое строительство 30-х, великий проект по переустройству жизни, по вытаскиванию страны из пропасти деградации и распада оценивается нами иначе? Ведь это тоже была война. Только война за будущее.
Мне кажется, вопрос «А если бы тебя в ГУЛАГ?» подразумевает ответ: «Пусть ГУЛАГ, но тогда вы берете рейхстаг».
Когда в 90-е пинали ногами Павлика Морозова (предателя, мерзавца, выродка), в этом ритуальном поругании тоже был особый, хитрованский смысл. Павлик сдал родных людей, которые были барыгами, хлебными спекулянтами и садистами. Сдал государству — потому что от этих людей страдала не только его собственная семья. Павлик поставил интересы общества выше интересов крови. В иных обстоятельствах — это жест детского отчаяния. В иных — настоящий подвиг. Созвучный, к примеру, убийству Тарасом Бульбой своего сына Андрия. Впрочем, отец и дед Павлика благополучно откинулись с ГУЛАГа. Ребёнку повезло меньше.
А что в этой истории видит наш «десталинизатор»? Он видит жуткую, противоестественную картину. Он видит страну, где даже близкие люди друг на друга стучат, друг друга сдают, отрекаются друг от друга. Верховный главнокомандующий, обрекающий сына на смерть в плену — просто идиот с этой точки зрения. Ведь он сделал выбор в пользу общего, принеся в жертву частное, своё, родное, любимое. Предал сына. Наверное, плохо это и страшно. Но «десталинизаторская» противоположность — это когда всё шито-крыто, когда рука руку моет. Можно ли представить, чтобы сегодня сын мэра, скажем, Тавды написал заяву на своего отца в прокуратуру за то, что тот ворует деньги на социалку? То-то.
Когда очередной либераст завывает: «А у меня прадеда депортировали», почему-то уже не принято разбираться — за что депортировали, куда депортировали. Кричат об ошибках следствия и перегибах на местах, но намекают-то на другое: все поголовно, все — репрессированы по ошибке, пострадали ни за что. Ведь это мой прадедушка! Он по определению не может быть плохим. Потому что он — мой. Я. Моя рубашка. Моё тело.
Все эти проблемы, соотношение личного и общественного, семейного и народного, вся эта философия щепки, торжествующего мещанина, очень хорошо визуализированы в фильме «Летят Журавли». Помните сцену, когда тыловой барыга приходит в забитый ранеными госпиталь и просит выдать ему машину — покататься с бабёнкой? Пересмотрите. Война была выиграна именно потому, что за такое в СССР, как правило, расстреливали. СССР был разрушен именно потому, что уцелевший барыга получил-таки свою машину. Это больно и тяжело признавать, но журавли летают тогда и только тогда, когда где-то по соседству летят щепки.
Сам по себе вопрос — проявление гнусной мещанской моралишки (моралью её трудно назвать). Ведь подразумевается-то простое, привычное: «своя рубашка ближе к телу». Своя-то шкура дороже. Так ведь?
Ну и что тебе эти ГОЭЛРО и БАМы, ОСОАВИАХИМы и Уралмаши, если самого тебя, твоих близких закатают в асфальт? Ну и что тебе с того, что твоя страна будет могучей и процветающей? Сам-то ты этого не увидишь. Лес рубят, щепки летят. Ты — щепка.
Быть щепкой кому ж охота! И своя шкура тоже неплохо пока сидит. Как завещала Айн Рэнд — «каждый умирает в одиночку».
Только здесь теряется важный момент. Едва лишь отдельная щепка начинает беспокоиться о собственной шкуре, гарантированно пропадает весь лес. Если на терпящем бедствие судне каждый начинает думать только о собственном спасении, в итоге не спасается никто. Философия щепки — философия паникёра, эгоиста, пораженца.
На активизацию такого подсознательного одиночества сегодня нацелены самые разные инструменты психологической борьбы. Казни ИГИЛ — «а представь себя с ножом у горла». Музеи ГУЛАГа — «а представь себя в подвалах Лубянки». Страшно? Конечно, страшно. Хватит у тебя мужества не отречься от своих убеждений? Ведь любого коммуняку можно силой мысли отправить на подвал и сломать, унизить, расчеловечить. Заставить петь «Слава Украине!»
Однако это, к счастью, ничего не меняет. Даже если выбить зубы и поджарить пятки Джордано Бруно, если заставить его захлебнуться кровью и отказаться от всей своей ереси, Солнце не начнет вращаться вокруг Земли.
Когда мы говорим о советском опыте, советском наследии, мы в первую очередь имеем в виду главенство интересов общества, коллектива над интересами индивидуума. Вот из-за чего вся драка-то идёт. Наши либеральные оппоненты (те, что призывают примерить ГУЛАГ на себя) проповедуют обратное: у них личные интересы по определению выше общественных. В критической ситуации (война, кораблекрушение) это — всего лишь притворяющийся идеологией крик: «Спасайся кто может!»
Однако большинство подсознательно (у любого коллектива есть некое подсознательное чувство) понимает: щепочная идеология погубит всех. Ни ГУЛАГа не будет, ни капиталистического рая. Именно поэтому в той или иной форме коллективистская мораль всё-таки победит однажды. Просто коллектив не утратил ещё воли к жизни. Посетителей заброшенного музея на месте казни Зои Космодемьянской встречают слова: «Это счастье — умереть за свой народ». Не столько за себя, не столько за свою семью, не столько за вот эту деревню (просвирнин недоволен — жгла дома, людей с детьми без крова оставляла), сколько за народ, за общее дело, в котором каждый такой подвиг — незаметная песчинка.
Вот в чём глубинный смысл советской доктрины. Сколько было несправедливостей во время Войны? Сколько ошибочных трибуналов? Но Война — это святое, ставить вопрос о цене Победы — кощунство (хотя просвирнины ставят). Так почему же великое строительство 30-х, великий проект по переустройству жизни, по вытаскиванию страны из пропасти деградации и распада оценивается нами иначе? Ведь это тоже была война. Только война за будущее.
Мне кажется, вопрос «А если бы тебя в ГУЛАГ?» подразумевает ответ: «Пусть ГУЛАГ, но тогда вы берете рейхстаг».
Когда в 90-е пинали ногами Павлика Морозова (предателя, мерзавца, выродка), в этом ритуальном поругании тоже был особый, хитрованский смысл. Павлик сдал родных людей, которые были барыгами, хлебными спекулянтами и садистами. Сдал государству — потому что от этих людей страдала не только его собственная семья. Павлик поставил интересы общества выше интересов крови. В иных обстоятельствах — это жест детского отчаяния. В иных — настоящий подвиг. Созвучный, к примеру, убийству Тарасом Бульбой своего сына Андрия. Впрочем, отец и дед Павлика благополучно откинулись с ГУЛАГа. Ребёнку повезло меньше.
А что в этой истории видит наш «десталинизатор»? Он видит жуткую, противоестественную картину. Он видит страну, где даже близкие люди друг на друга стучат, друг друга сдают, отрекаются друг от друга. Верховный главнокомандующий, обрекающий сына на смерть в плену — просто идиот с этой точки зрения. Ведь он сделал выбор в пользу общего, принеся в жертву частное, своё, родное, любимое. Предал сына. Наверное, плохо это и страшно. Но «десталинизаторская» противоположность — это когда всё шито-крыто, когда рука руку моет. Можно ли представить, чтобы сегодня сын мэра, скажем, Тавды написал заяву на своего отца в прокуратуру за то, что тот ворует деньги на социалку? То-то.
Когда очередной либераст завывает: «А у меня прадеда депортировали», почему-то уже не принято разбираться — за что депортировали, куда депортировали. Кричат об ошибках следствия и перегибах на местах, но намекают-то на другое: все поголовно, все — репрессированы по ошибке, пострадали ни за что. Ведь это мой прадедушка! Он по определению не может быть плохим. Потому что он — мой. Я. Моя рубашка. Моё тело.
Все эти проблемы, соотношение личного и общественного, семейного и народного, вся эта философия щепки, торжествующего мещанина, очень хорошо визуализированы в фильме «Летят Журавли». Помните сцену, когда тыловой барыга приходит в забитый ранеными госпиталь и просит выдать ему машину — покататься с бабёнкой? Пересмотрите. Война была выиграна именно потому, что за такое в СССР, как правило, расстреливали. СССР был разрушен именно потому, что уцелевший барыга получил-таки свою машину. Это больно и тяжело признавать, но журавли летают тогда и только тогда, когда где-то по соседству летят щепки.
- Константин Сёмин
- http://www.odnako.org/blogs/obshchee-vishe-chastnogo-ili-pochemu-nam-chuzhda-i-vredna-filosofiya-shchepki/
Информация