"Полмига" и вся жизнь Павла Шубина
Везучим человеком рос сельский парнишка Пашка Шубин. Он был самым маленьким в классе по росту, и друзья-мальчишки, сооружая на праздниках и спортивных состязаниях живую пирамиду подчас до потолка, всегда назначали Пашку «верховым». Он ни разу не упал. Казалось, удача всегда ходила вслед за пареньком. Однажды он бухнулся с крыши своего дома — и не получил ни одного синяка. Был случай, провалился в колодец — и тут повезло, отделался легкими ушибами.
Семья Шубиных была большой — одиннадцать детей, Паша - младший, но самый шустрый. Он и в школу-то, как герой знаменитого рассказа Льва Толстого, ушёл маленьким, украдкой от родителей. Учителя, конечно, не хотели принимать шестилетнего. Но Паша бойко начал говорить им о том, что прочитал и читает сейчас. И так поразил богатством речи педагогов, что его зачислили сразу во второй класс. Правда, посадить новоиспечённого ученика пришлось за первую парту — уж очень он мал ростом оказался, голова едва-едва виднелась над столом.
Учился Шубин хорошо по всем предметам, но особенно ему давалась литература. Читал запоем всё, что попадалось под руку, с книгой проводил всё свободное время.
В пятнадцать лет Павел переехал из родного села Чернава в Ленинград. Начал работать слесарем, поступил в конструкторский техникум. И как-то сами собой, без напряжения, стали рождаться у Павла стихи. Он понял, что свою жизнь отныне свяжет с литературой. Стал студентом филологического факультета Ленинградского педагогического института имени Герцена.
И тут — Великая Отечественная война. Павел Шубин ушёл на фронт в первые её дни. Стал корреспондентом газеты «Фронтовая правда» Волховского фронта. И хотя ему по должности было запрещено участвовать в боевых действиях, Шубин постоянно пренебрегал этим запретом. Участвовал во всех операциях фронта: зимой 1942 года с конным корпусом генерала Гусева прошёл по тылам немцев до Любани, весной 1943-го бился у Мясного Бора, сражался за Кириши и Мгу. Примкнул к передовой дивизии генерала Овчинникова, прорывал блокаду Ленинграда. В феврале 1944 освобождал Новгород, а после ликвидации Волховского фронта участвовал во всех операциях Карельского фронта. И, как в детстве, удача не оставляла Павла Николаевича. Однажды, желая порадовать и угостить измученных медсестёр, Шубин собрал на минном поле малину. Следом прошёл его конь — и подорвался. Зимой 1943-го Павел Николаевич вынес на себе двух раненных однополчан, прихватив с собой их оружие. Более того, по пути он забрал автоматы у нескольких мёртвых немцев и принёс в часть очень неплохой боевой запас.
Надо сказать, за лихачество Шубину частенько попадало о редактора «Фронтовой правды» Александра Чаковского.
Вас сюда назначили стихи писать, людей вдохновлять строками, а вы в рулетку играете! - отчитывал Чаковский поэта. Но положение дел от этих внушений не менялось. Более того, Шубин решил раз и навсегда получить разрешение на участие в боях.
В январе 1943 года войска Волховского и Ленинградского фронтов двигались навстречу друг другу, чтобы начать операцию по прорыву блокадного кольца вокруг Ленинграда. Два этих фронта разделяли всего двенадцать километров. Однако пройти их было очень сложно. Фашисты создали здесь мощные оборонительные сооружения: многочисленные дзоты, траншеи, минные поля, доты. И всё это прикрывали артиллерия и авиация.
Однако, несмотря на все ухищрения немцев, в районе рабочего посёлка №1 у Синявино наши войска прорвали оборону и наконец-то соединились. Это был счастливый момент, после атаки бойцы отдыхали. А Павел Шубин отправился давать объяснение генералу Штыкову.
- Кто дал вам приказ идти в атаку? - гремел генерал. - Я вас под трибунал! В газете корреспондентов нет, все в бой рвутся!
Но Шубин не смутился:
- Товарищ генерал, как же я мог один пойти назад, когда все пошли вперёд! - сказал он.
И больше Пава Николаевича за самовольное участие в боях никто не отчитывал.
А стихи, между тем, рождались почти каждый день. В окопах, на пеньках, на коленках. По вечерам он читал их однополчанам. Особенно полюбились бойцам «Волховская застольная» ( теперь многие считают её народной) и «Полмига».
Нет, не до седин, не до славы
Я век свой хотел бы продлить.
Мне б только до той вон канавы
Полмига, полшага прожить.
Прижаться к земле и в лазури
Июльского ясного дня
Увидеть оскал амбразуры
И острые вспышки огня.
Мне б только вот эту гранату,
Злорадно поставив на взвод,
Всадить её, врезать, как надо,
В четырежды проклятый дзот.
Чтоб стало в нём пусто и тихо,
Чтоб пылью осел он в траву...
Прожить бы мне эти полмига,
А там я сто лет проживу!
Эти строки родились осенью 1943 года под станцией Мга. Здесь фашисты создали оборону из многочисленных дзотов. А Павел Николаевич в это время находился в 165-й стрелковой дивизии лейтенанта Сивака и стал свидетелем подвига трёх наших бойцов: старших сержантов Лютикова и Смирного и рядового Зубкова. Солдаты втроём уничтожили сразу несколько дзотов, не потратив ни одной лишней гранаты.
После боя Шубин подсел к ним и спросил:
- Ребята, что вы чувствовали в это время?
Бойцы рассказали. А утром следующего дня в тетрадке Павла Николаевича уже было записано новое стихотворение. Оно мгновенно стало любимым. Бойцы заучивали строки наизусть, цитировали их в своих письмах.
А Павел Николаевич писем домой писал много. Но одна история с письмом стоит особняком в его биографии.
В селе Измалково (неподалёку от этого села расположена Чернава, где родился Шубин) жил почтальон Яков Николаевич — к сожалению, фамилия его теперь неизвестна. Односельчане звали его просто дядей Яковом.
Почтальонская сумка дяди Якова часто была перегружена. А однажды зимой 1942-ого года почту пришлось разносить почти ночью. Темно было вокруг – хоть глаз коли! Вот и угодил Яков Николаевич в полынью. А когда выбрался на берег, обнаружил, что сумка промокла. Пришлось возвращаться домой и сушить письма.
– Почти все уже высохли, - вспоминал Яков Николаевич, – и тут вижу: на одном адреса уже не разобрать. Читаю: от Шубина. Подумал: "Куда же теперь письмо-то отдавать?" Решил открыть да прочитать. Может, по словам догадаюсь, кому именно оно адресовано? Беру письмо и вижу – стихи! Слов-то точно не разобрал, только некоторые: "Спи, далёкая, там на Каме, зря тебя я тревожил. Спи!" "Вот это да! – подумал. – Письмо-то совсем не по адресу отправлено было! Причём тут Кама, в наших краях такой реки нет!" И тут вгляделся я хорошенько в буквы на конверте… А там целых два адреса: Чернава и Ленинград. И больше ничего…
Утром я письмо приятелю показал. Потом всем селом читали эти стихи, поняли уже, что это наш Павел сочинил. А затем отправили в Ленинград без указания улицы и дома, чтобы все ленинградцы тоже читали…
Есть в сборнике Шубина стихотворение с такими строками. Называется оно "В эту полночь". Но почему он не указал точного адреса, теперь так и останется неизвестным...
Отгремела война. Фронтовик Шубин, награждённый Орденами Отечественной войны 2-й степени и Красной Звезды и многочисленными медалями, вернулся домой. Ему бы «ещё сто лет прожить», да сердце не выдержало. В одночасье остановилось, когда 37-летний Павел Николаевич присел на скамейку...
Семья Шубиных была большой — одиннадцать детей, Паша - младший, но самый шустрый. Он и в школу-то, как герой знаменитого рассказа Льва Толстого, ушёл маленьким, украдкой от родителей. Учителя, конечно, не хотели принимать шестилетнего. Но Паша бойко начал говорить им о том, что прочитал и читает сейчас. И так поразил богатством речи педагогов, что его зачислили сразу во второй класс. Правда, посадить новоиспечённого ученика пришлось за первую парту — уж очень он мал ростом оказался, голова едва-едва виднелась над столом.
Учился Шубин хорошо по всем предметам, но особенно ему давалась литература. Читал запоем всё, что попадалось под руку, с книгой проводил всё свободное время.
В пятнадцать лет Павел переехал из родного села Чернава в Ленинград. Начал работать слесарем, поступил в конструкторский техникум. И как-то сами собой, без напряжения, стали рождаться у Павла стихи. Он понял, что свою жизнь отныне свяжет с литературой. Стал студентом филологического факультета Ленинградского педагогического института имени Герцена.
И тут — Великая Отечественная война. Павел Шубин ушёл на фронт в первые её дни. Стал корреспондентом газеты «Фронтовая правда» Волховского фронта. И хотя ему по должности было запрещено участвовать в боевых действиях, Шубин постоянно пренебрегал этим запретом. Участвовал во всех операциях фронта: зимой 1942 года с конным корпусом генерала Гусева прошёл по тылам немцев до Любани, весной 1943-го бился у Мясного Бора, сражался за Кириши и Мгу. Примкнул к передовой дивизии генерала Овчинникова, прорывал блокаду Ленинграда. В феврале 1944 освобождал Новгород, а после ликвидации Волховского фронта участвовал во всех операциях Карельского фронта. И, как в детстве, удача не оставляла Павла Николаевича. Однажды, желая порадовать и угостить измученных медсестёр, Шубин собрал на минном поле малину. Следом прошёл его конь — и подорвался. Зимой 1943-го Павел Николаевич вынес на себе двух раненных однополчан, прихватив с собой их оружие. Более того, по пути он забрал автоматы у нескольких мёртвых немцев и принёс в часть очень неплохой боевой запас.
Надо сказать, за лихачество Шубину частенько попадало о редактора «Фронтовой правды» Александра Чаковского.
Вас сюда назначили стихи писать, людей вдохновлять строками, а вы в рулетку играете! - отчитывал Чаковский поэта. Но положение дел от этих внушений не менялось. Более того, Шубин решил раз и навсегда получить разрешение на участие в боях.
В январе 1943 года войска Волховского и Ленинградского фронтов двигались навстречу друг другу, чтобы начать операцию по прорыву блокадного кольца вокруг Ленинграда. Два этих фронта разделяли всего двенадцать километров. Однако пройти их было очень сложно. Фашисты создали здесь мощные оборонительные сооружения: многочисленные дзоты, траншеи, минные поля, доты. И всё это прикрывали артиллерия и авиация.
Однако, несмотря на все ухищрения немцев, в районе рабочего посёлка №1 у Синявино наши войска прорвали оборону и наконец-то соединились. Это был счастливый момент, после атаки бойцы отдыхали. А Павел Шубин отправился давать объяснение генералу Штыкову.
- Кто дал вам приказ идти в атаку? - гремел генерал. - Я вас под трибунал! В газете корреспондентов нет, все в бой рвутся!
Но Шубин не смутился:
- Товарищ генерал, как же я мог один пойти назад, когда все пошли вперёд! - сказал он.
И больше Пава Николаевича за самовольное участие в боях никто не отчитывал.
А стихи, между тем, рождались почти каждый день. В окопах, на пеньках, на коленках. По вечерам он читал их однополчанам. Особенно полюбились бойцам «Волховская застольная» ( теперь многие считают её народной) и «Полмига».
Нет, не до седин, не до славы
Я век свой хотел бы продлить.
Мне б только до той вон канавы
Полмига, полшага прожить.
Прижаться к земле и в лазури
Июльского ясного дня
Увидеть оскал амбразуры
И острые вспышки огня.
Мне б только вот эту гранату,
Злорадно поставив на взвод,
Всадить её, врезать, как надо,
В четырежды проклятый дзот.
Чтоб стало в нём пусто и тихо,
Чтоб пылью осел он в траву...
Прожить бы мне эти полмига,
А там я сто лет проживу!
Эти строки родились осенью 1943 года под станцией Мга. Здесь фашисты создали оборону из многочисленных дзотов. А Павел Николаевич в это время находился в 165-й стрелковой дивизии лейтенанта Сивака и стал свидетелем подвига трёх наших бойцов: старших сержантов Лютикова и Смирного и рядового Зубкова. Солдаты втроём уничтожили сразу несколько дзотов, не потратив ни одной лишней гранаты.
После боя Шубин подсел к ним и спросил:
- Ребята, что вы чувствовали в это время?
Бойцы рассказали. А утром следующего дня в тетрадке Павла Николаевича уже было записано новое стихотворение. Оно мгновенно стало любимым. Бойцы заучивали строки наизусть, цитировали их в своих письмах.
А Павел Николаевич писем домой писал много. Но одна история с письмом стоит особняком в его биографии.
В селе Измалково (неподалёку от этого села расположена Чернава, где родился Шубин) жил почтальон Яков Николаевич — к сожалению, фамилия его теперь неизвестна. Односельчане звали его просто дядей Яковом.
Почтальонская сумка дяди Якова часто была перегружена. А однажды зимой 1942-ого года почту пришлось разносить почти ночью. Темно было вокруг – хоть глаз коли! Вот и угодил Яков Николаевич в полынью. А когда выбрался на берег, обнаружил, что сумка промокла. Пришлось возвращаться домой и сушить письма.
– Почти все уже высохли, - вспоминал Яков Николаевич, – и тут вижу: на одном адреса уже не разобрать. Читаю: от Шубина. Подумал: "Куда же теперь письмо-то отдавать?" Решил открыть да прочитать. Может, по словам догадаюсь, кому именно оно адресовано? Беру письмо и вижу – стихи! Слов-то точно не разобрал, только некоторые: "Спи, далёкая, там на Каме, зря тебя я тревожил. Спи!" "Вот это да! – подумал. – Письмо-то совсем не по адресу отправлено было! Причём тут Кама, в наших краях такой реки нет!" И тут вгляделся я хорошенько в буквы на конверте… А там целых два адреса: Чернава и Ленинград. И больше ничего…
Утром я письмо приятелю показал. Потом всем селом читали эти стихи, поняли уже, что это наш Павел сочинил. А затем отправили в Ленинград без указания улицы и дома, чтобы все ленинградцы тоже читали…
Есть в сборнике Шубина стихотворение с такими строками. Называется оно "В эту полночь". Но почему он не указал точного адреса, теперь так и останется неизвестным...
Отгремела война. Фронтовик Шубин, награждённый Орденами Отечественной войны 2-й степени и Красной Звезды и многочисленными медалями, вернулся домой. Ему бы «ещё сто лет прожить», да сердце не выдержало. В одночасье остановилось, когда 37-летний Павел Николаевич присел на скамейку...
Информация