Она говорила не «хлеб», а «хлебушек»
Ей не было и шести лет, когда по стране прогремели первые взрывы. Папашка — так она называла своего отца, ушёл на фронт. А мама осталась с четырьмя детьми. Младший, Ванечка, был ещё грудничком. Немцы ворвались в Лопанку (Целинский район, Ростовская область), разоряли дома, издевались над людьми.
Каждый день приходили в дом моей прабабушки, требовали еды, насмехались. Дети в это время прятались на печи и тихонечко выглядывали из-за шторки голодными глазами, наблюдая за уплетающими за обе щеки, весёлыми, наглыми фашистами... Плакали все навзрыд, когда зарезали коровку (именно так бабушка её называла), ведь она была последней кормилицей.
Бабушка рассказывала:
«Мама пойдёт в поле, насобирает палочек — сухих стеблей кукурузы, принесёт домой, а мы из них внутреннюю часть пенную вытаскиваем. Истолчёт в чашечке, с водой смешает и лепёшек сделает, по одной малюсенькой выходит каждому — вот это на целый день!
А однажды в дом попросился израненный солдат, чтобы его спрятали, так как была погоня. Мама схоронила его в сундук и накрыла половицей. Следом прибежали разъярённые немцы, кричали что-то на своём языке, а потом схватили маму за волосы и потащили, в чём была, на снег, а следом выволокли и нас, детей, а маленького Ванечку кинули в снег. Поставили маму перед нами на колени и приставили к голове автомат. Но тут на грузовике подъехал немец (наверное, начальник), закричал на своих, поднял маму с колен, дал ей в руки кричащего сыночка и повёл всех в дом. Вот так и спаслись. Кончилась война.
Но трудности голодного послевоенного времени только начинались. Папашка не вернулся с фронта. Эшелон, в котором перевозили солдат, попал под бомбардировку, там мало кто выжил… Могила моего прадеда Петра находится в Пятигорске.
В последние годы жизни очень хотела моя бабушка проведать могилу отца, но здоровье подводило — не смогла. Женщинам, в семьи которых вернулись мужья, было легче. Охотой, рыбалкой они могли прокормить своих детей. А вот вдовам пришлось очень несладко. Бабушка вспоминала, как сосед им, голодным, принёс мелких рыбёшек. Братики, Толя и Ваня, на тот момент уже опухшие от голода, жадно хватали рыбку, которую потом можно было увидеть через тонкую кожицу распухшего живота.
С десяти лет моя бабушка, хрупкая, как тростиночка, жила в бараках вместе с такими же девочками и работала дояркой на ферме. Доила вручную по несколько десятков коров. Пальцы опухали к ночи так, что нельзя их было даже в кулак сжать, и очень сильно болели.
Часто по ночам, засыпая на двухъярусных, грубо сколоченных кроватях, она слышала плач от боли. Плач маленьких девочек, у которых отняли детство…
Никогда моя бабушка не говорила «хлеб» — только «хлебушек». Все продукты называла ласково — пирожочки, картошечка. Так говорят только те, кто пережил голод, кто знает настоящую цену крошке хлеба, кто добывал её потом и кровью.
На 9 Мая — День Победы, бабушка всегда ходила к памятнику. Долго стояла, утирая слёзы, и гладила рукой родное имя на обелиске. А мы жалели её, утешали и тоже плакали. Мы в ноги поклониться вам хотим, Солдатам, что за честь стояли. Тем матерям и детям тем, что выжили, души не растеряли. Спасибо вам, за всё спасибо вам страшной участи пришлось испить до дна».
* * *
Она покормила грудью малыша и умерла
Каждая советская семья участвовала в Великой Отечественной войне. Одни воевали на фронте, другие работали в тылу, а третьи пытались выжить в оккупации. Каждому досталась своя «ложка горя».
История каждой такой семьи является частичкой истории нашей страны и даже всего человечества. Я искала информацию о жизни семьи родителей моего второго дедушки Федора Марковича Божинова в те страшные годы. Их семья жила во Владикарсе, и хотя ни дедушки, ни его старших братьев и сестры уже нет в живых, сохранились семейные истории о тех событиях, дополненные рассказами их соседки в те далекие годы Анны Николаевны Ищенко (тогда еще Бавиной), которыми мне хочется поделиться и с читателями.
В июне 1942 года, когда немецко-фашистские войска штурмовали Ростов-на-Дону, авиация бомбила не только сам город и его окрестности, но и отдалённые от фронта районы.
Большой серебристый самолет быстро снижался над хутором. Гул мотора давил на уши, детвора замерла, впервые увидев стальную птицу. Но по мере приближения из самолета появились искры, и стал слышен свист пуль. Как-то вдруг рядом с детьми оказались перепуганные матери, они хватали своих детей и разбегались с криками: «Прячьтесь, это же немцы стреляют!».
Потом появились и сами немцы. Первое, что они сделали — расстреляли всех собак. Лай дворняг теперь заменил лающий немецкий крик, искали партизан, искали тех, кто помогал Красной Армии, и тех, чьи мужья были коммунистами.
Мужчины все были на фронте, дома остались старики, женщины и дети. Фашисты зверствовали, насиловали молодых девушек, расстреливали всех неугодных, молодёжь угоняли в Германию. Мать Анны Николаевны Евдокия Яковлевна очень боялась за свою старшую четырнадцатилетнюю дочь Марию. Она вымазала дочери сажей лицо, одела в лохмотья и сказала, что она дурочка. Однако для большей безопасности все ее четверо детей сидели на печке.
Питались немцы на оккупированных территориях за счет грабежа местных жителей по лозунгу «война войну кормит». Так в каждый дом пришел страшный голод: отбирали все, обрекая детей на голодную смерть.
Подтверждением был такой случай. Солдаты застрелили свинью, а так как на улице был сильный мороз и высокие сугробы, то смолить и разделывать тушу они стали прямо в доме Евдокии Яковлевны. Все дети, вместе с бабушкой, перепуганные, сидели на печке. Страх и голод сводили с ума.
Младшей Любе было тогда только два годика, девочка плакала и просила кушать.
Фашист, резавший свинью, с окровавленным ножом накинулся на ребенка, он кричал на своем немецком языке, чтобы она замолчала. Еще мгновение — и он зарезал бы и малышку так же, как и поросенка, но его окликнули подельники.
Они были очень голодные, и есть хотелось им больше, чем слушать крики, отвлекающие от предвкушения еды. Девочка очень сильно испугалась, побелела и затихла. Долго она ничего вообще не говорила и не плакала.
Несмотря на то, что смерть и страх парализовали волю взрослых, подростки оставались верными себе. Так, пятнадцатилетний брат Николай однажды пришёл домой счастливый и радостный. Вытащил из-за пазухи цветные провода и с гордостью продемонстрировал их: «Вот какие красивые — красные, белые, желтые, синие! Красивые бусы девчатам получатся!», на что мать сильно заплакала, ведь она поняла, откуда эти провода — мальчишки лишили нацистов связи.
Отобрав это «сокровище», она покидала их в горящую печку, а обугленные остатки потом закопала. Немцы искали виновных, а мальчишки поняли: так они могут досаждать врагам.
Все хуторские ребятишки честно резали вражескую связь в разных местах. Двух ребят немцы поймали и расстреляли. Поймали и Колю Бавина с его другом Жорой Богдановым и привезли в станицу Целину, здесь в плену у фашистов был русский танкист, и на допросе он вступился за ребят, сказал: «Провода партизаны порезали, мальчишки ни при чём».
Парней отпустили, но проблемы со связью остались на том же уровне. Следующего поймали Василия Божинова, старшего брата моего дедушки, и уже вели его на расстрел, но наступление наших войск и разорвавшийся артиллерийский снаряд в ста метрах от процессии привели в панику бравых героев Третьего Рейха. Забыв мальчишку, они кинулись бежать в разные стороны, спасая уже свои жизни.
Это у Пушкина «Мальчишек радостный народ коньками звучно режет лед», а у этих мальчишек не то что коньков, элементарной обуви не было, все ходили босиком. Но здесь выручил такой случай. Немцы зачем-то высыпали в яму большую груду своих сапог, да еще и часового к ним приставили. Кожаные, они сверкали стальными подковами и буквально манили обуть замерзшие ноги.
И вот Коля с Жорой решили в очередной раз рискнуть, подобрались сзади, пока часовой отошел по нужде, и схватили по два сапога и бегом оттуда. Часовой пустил автоматную очередь им в спину, но ребята уже успели спрятаться в кустах терновника.
Принесли домой сапоги довольные и радостные. Однако дома они разглядели, почему немцы их выбросили — сапоги-то на одну ногу были. Однако трофей остался в доме и еще несколько лет с гордостью носился всей семьёй.
Фашисты отступали в январе 1943 года: мороз и сугробы, артиллерия бомбила сплошным огнем, весь хутор сидел в окопах, ожидая окончания обстрела. Среди прочих была и женщина с грудным сынишкой на руках. На вторые сутки она решилась сползать домой, управиться по хозяйству. Люди бежали в окопы кто в чём был, а животные остались дома. Когда она ползла уже обратно, то рядом с ней разорвался снаряд, оторвавший ей ногу. Боль, кровотечение, но она всё-таки забралась в окоп. Истекая кровью, она покормила грудью малыша и умерла. Её малыш, мальчик Володя Жуков остался жить, но уже без мамы.
Эти детские воспоминания в очередной раз доказывают, что дети всегда — только дети, не осознающие, какой опасности они порой подвергают не только себя, но и других, сохраняя в своем сердце место подвигу и отваге. Но каково было женщинам, их матерям, которые, несмотря на страшные испытания судьбы, сумели сохранить своих детей, сохранить русский генофонд искренности, дружбы, любви, веры и надежды во все светлое и доброе!
Каждый день приходили в дом моей прабабушки, требовали еды, насмехались. Дети в это время прятались на печи и тихонечко выглядывали из-за шторки голодными глазами, наблюдая за уплетающими за обе щеки, весёлыми, наглыми фашистами... Плакали все навзрыд, когда зарезали коровку (именно так бабушка её называла), ведь она была последней кормилицей.
Бабушка рассказывала:
«Мама пойдёт в поле, насобирает палочек — сухих стеблей кукурузы, принесёт домой, а мы из них внутреннюю часть пенную вытаскиваем. Истолчёт в чашечке, с водой смешает и лепёшек сделает, по одной малюсенькой выходит каждому — вот это на целый день!
А однажды в дом попросился израненный солдат, чтобы его спрятали, так как была погоня. Мама схоронила его в сундук и накрыла половицей. Следом прибежали разъярённые немцы, кричали что-то на своём языке, а потом схватили маму за волосы и потащили, в чём была, на снег, а следом выволокли и нас, детей, а маленького Ванечку кинули в снег. Поставили маму перед нами на колени и приставили к голове автомат. Но тут на грузовике подъехал немец (наверное, начальник), закричал на своих, поднял маму с колен, дал ей в руки кричащего сыночка и повёл всех в дом. Вот так и спаслись. Кончилась война.
Но трудности голодного послевоенного времени только начинались. Папашка не вернулся с фронта. Эшелон, в котором перевозили солдат, попал под бомбардировку, там мало кто выжил… Могила моего прадеда Петра находится в Пятигорске.
В последние годы жизни очень хотела моя бабушка проведать могилу отца, но здоровье подводило — не смогла. Женщинам, в семьи которых вернулись мужья, было легче. Охотой, рыбалкой они могли прокормить своих детей. А вот вдовам пришлось очень несладко. Бабушка вспоминала, как сосед им, голодным, принёс мелких рыбёшек. Братики, Толя и Ваня, на тот момент уже опухшие от голода, жадно хватали рыбку, которую потом можно было увидеть через тонкую кожицу распухшего живота.
С десяти лет моя бабушка, хрупкая, как тростиночка, жила в бараках вместе с такими же девочками и работала дояркой на ферме. Доила вручную по несколько десятков коров. Пальцы опухали к ночи так, что нельзя их было даже в кулак сжать, и очень сильно болели.
Часто по ночам, засыпая на двухъярусных, грубо сколоченных кроватях, она слышала плач от боли. Плач маленьких девочек, у которых отняли детство…
Никогда моя бабушка не говорила «хлеб» — только «хлебушек». Все продукты называла ласково — пирожочки, картошечка. Так говорят только те, кто пережил голод, кто знает настоящую цену крошке хлеба, кто добывал её потом и кровью.
На 9 Мая — День Победы, бабушка всегда ходила к памятнику. Долго стояла, утирая слёзы, и гладила рукой родное имя на обелиске. А мы жалели её, утешали и тоже плакали. Мы в ноги поклониться вам хотим, Солдатам, что за честь стояли. Тем матерям и детям тем, что выжили, души не растеряли. Спасибо вам, за всё спасибо вам страшной участи пришлось испить до дна».
* * *
Она покормила грудью малыша и умерла
Каждая советская семья участвовала в Великой Отечественной войне. Одни воевали на фронте, другие работали в тылу, а третьи пытались выжить в оккупации. Каждому досталась своя «ложка горя».
История каждой такой семьи является частичкой истории нашей страны и даже всего человечества. Я искала информацию о жизни семьи родителей моего второго дедушки Федора Марковича Божинова в те страшные годы. Их семья жила во Владикарсе, и хотя ни дедушки, ни его старших братьев и сестры уже нет в живых, сохранились семейные истории о тех событиях, дополненные рассказами их соседки в те далекие годы Анны Николаевны Ищенко (тогда еще Бавиной), которыми мне хочется поделиться и с читателями.
В июне 1942 года, когда немецко-фашистские войска штурмовали Ростов-на-Дону, авиация бомбила не только сам город и его окрестности, но и отдалённые от фронта районы.
Большой серебристый самолет быстро снижался над хутором. Гул мотора давил на уши, детвора замерла, впервые увидев стальную птицу. Но по мере приближения из самолета появились искры, и стал слышен свист пуль. Как-то вдруг рядом с детьми оказались перепуганные матери, они хватали своих детей и разбегались с криками: «Прячьтесь, это же немцы стреляют!».
Потом появились и сами немцы. Первое, что они сделали — расстреляли всех собак. Лай дворняг теперь заменил лающий немецкий крик, искали партизан, искали тех, кто помогал Красной Армии, и тех, чьи мужья были коммунистами.
Мужчины все были на фронте, дома остались старики, женщины и дети. Фашисты зверствовали, насиловали молодых девушек, расстреливали всех неугодных, молодёжь угоняли в Германию. Мать Анны Николаевны Евдокия Яковлевна очень боялась за свою старшую четырнадцатилетнюю дочь Марию. Она вымазала дочери сажей лицо, одела в лохмотья и сказала, что она дурочка. Однако для большей безопасности все ее четверо детей сидели на печке.
Питались немцы на оккупированных территориях за счет грабежа местных жителей по лозунгу «война войну кормит». Так в каждый дом пришел страшный голод: отбирали все, обрекая детей на голодную смерть.
Подтверждением был такой случай. Солдаты застрелили свинью, а так как на улице был сильный мороз и высокие сугробы, то смолить и разделывать тушу они стали прямо в доме Евдокии Яковлевны. Все дети, вместе с бабушкой, перепуганные, сидели на печке. Страх и голод сводили с ума.
Младшей Любе было тогда только два годика, девочка плакала и просила кушать.
Фашист, резавший свинью, с окровавленным ножом накинулся на ребенка, он кричал на своем немецком языке, чтобы она замолчала. Еще мгновение — и он зарезал бы и малышку так же, как и поросенка, но его окликнули подельники.
Они были очень голодные, и есть хотелось им больше, чем слушать крики, отвлекающие от предвкушения еды. Девочка очень сильно испугалась, побелела и затихла. Долго она ничего вообще не говорила и не плакала.
Несмотря на то, что смерть и страх парализовали волю взрослых, подростки оставались верными себе. Так, пятнадцатилетний брат Николай однажды пришёл домой счастливый и радостный. Вытащил из-за пазухи цветные провода и с гордостью продемонстрировал их: «Вот какие красивые — красные, белые, желтые, синие! Красивые бусы девчатам получатся!», на что мать сильно заплакала, ведь она поняла, откуда эти провода — мальчишки лишили нацистов связи.
Отобрав это «сокровище», она покидала их в горящую печку, а обугленные остатки потом закопала. Немцы искали виновных, а мальчишки поняли: так они могут досаждать врагам.
Все хуторские ребятишки честно резали вражескую связь в разных местах. Двух ребят немцы поймали и расстреляли. Поймали и Колю Бавина с его другом Жорой Богдановым и привезли в станицу Целину, здесь в плену у фашистов был русский танкист, и на допросе он вступился за ребят, сказал: «Провода партизаны порезали, мальчишки ни при чём».
Парней отпустили, но проблемы со связью остались на том же уровне. Следующего поймали Василия Божинова, старшего брата моего дедушки, и уже вели его на расстрел, но наступление наших войск и разорвавшийся артиллерийский снаряд в ста метрах от процессии привели в панику бравых героев Третьего Рейха. Забыв мальчишку, они кинулись бежать в разные стороны, спасая уже свои жизни.
Это у Пушкина «Мальчишек радостный народ коньками звучно режет лед», а у этих мальчишек не то что коньков, элементарной обуви не было, все ходили босиком. Но здесь выручил такой случай. Немцы зачем-то высыпали в яму большую груду своих сапог, да еще и часового к ним приставили. Кожаные, они сверкали стальными подковами и буквально манили обуть замерзшие ноги.
И вот Коля с Жорой решили в очередной раз рискнуть, подобрались сзади, пока часовой отошел по нужде, и схватили по два сапога и бегом оттуда. Часовой пустил автоматную очередь им в спину, но ребята уже успели спрятаться в кустах терновника.
Принесли домой сапоги довольные и радостные. Однако дома они разглядели, почему немцы их выбросили — сапоги-то на одну ногу были. Однако трофей остался в доме и еще несколько лет с гордостью носился всей семьёй.
Фашисты отступали в январе 1943 года: мороз и сугробы, артиллерия бомбила сплошным огнем, весь хутор сидел в окопах, ожидая окончания обстрела. Среди прочих была и женщина с грудным сынишкой на руках. На вторые сутки она решилась сползать домой, управиться по хозяйству. Люди бежали в окопы кто в чём был, а животные остались дома. Когда она ползла уже обратно, то рядом с ней разорвался снаряд, оторвавший ей ногу. Боль, кровотечение, но она всё-таки забралась в окоп. Истекая кровью, она покормила грудью малыша и умерла. Её малыш, мальчик Володя Жуков остался жить, но уже без мамы.
Эти детские воспоминания в очередной раз доказывают, что дети всегда — только дети, не осознающие, какой опасности они порой подвергают не только себя, но и других, сохраняя в своем сердце место подвигу и отваге. Но каково было женщинам, их матерям, которые, несмотря на страшные испытания судьбы, сумели сохранить своих детей, сохранить русский генофонд искренности, дружбы, любви, веры и надежды во все светлое и доброе!
Информация