Балалайка Адика
Странные бывают совпадения. Историю, о которой пойдёт речь, мне рассказали в школе посёлка Тербуны. А несколько лет спустя я узнала, что герой этого рассказа когда-то, пусть и очень недолго, работал в липецкой школе, которую я окончила.
…Шёл декабрь 1942 года. В Тербунах хозяйничали фашисты. В доме Жбановых, где жила мама Адика и две его младших сестрёнки, немцы утроили что-то вроде клуба. Каждый вечер собирались здесь, требовали угощения. Потом один начинал громко петь, другие шли танцевать. «Приглашали» селянок. Женщины боялись отказываться от таких «приглашений», нескольких уже расстреляли за непокорность. Поэтому, едва темнело, приходили к Жбановым. Многие надеялись выведать, сколько у немцев орудий, машин, ожидают ли фюреровцы подкрепления. Однажды соседку Жбановых фашисты застали с планшетом в руках. За волосы выволокли из избы, протащили через село и забили палками.
Семилетний Адик уже ненавидел свой дом, который прежде так любил. Он потихоньку перетаскивал вещи в землянку, которую они вырыли с матерью. Вещей было немного, их ещё не успели опоганить фашисты.
На чердаке дома хранилась старая дедова балалайка. Адик немного умел на ней играть - в основном, частушки. Очень хотелось мальчишке унести из «клуба» балалайку. Представлялось, как найдут её фрицы и будут бренчать что-то своё. А ведь балалайка не знала злых рук. Заупрямится, откажется играть – её сожгут или растопчут. Единственную память о деде и отце, погибшем ещё в начале войны.
Не стерпел Адик и, улучшив минутку, полез на чердак. Нашёл балалайку, а когда стал спускаться, его заметили враги. Окружили, стали смеяться. Один немец, высокий, усатый, взял балалайку и что-то стал говорить.
– Не трожь! – крикнул мальчишка. – Отдай!
Вцепился фашисту в руку, повис. Тот тряхнул рукой, скинул Адика. Но он, как клещ, прицепился снова. Фашист разозлился, резко наклонился, ударил мальчишку о землю. Достал автомат – то ли попугать, то ли расстрелять, но ему в ноги кинулась мать.
– Не дам Адика! – кричала она. – Убейте меня!
- Адик! Адик! – стали повторять удивлённые и довольные фрицы. – Адольф! Адольф Гитлер! Карашо!
Усатый отпустил мальчугана, похлопал по плечу, отдал балалайку.
– Фюрер! Адольф!
Затем что-то сказал матери и вошёл в горницу.
А перепуганный, униженный Адик остался лежать на земле, сжимая в руках балалайку.
– Мам, я вправду Адольф? – только и смог выговорить он.
Мать отвела глаза и ничего не ответила. Семь лет назад, нарекая сына красивым иностранным именем, она не знала, что так будут звать самого ненавистного России человека.
Теперь Адику надо было каждый вечер появляться в «клубе» – играть и петь немцам. Он не хотел, кричал, что пусть лучше расстреляют, но мама уговорила.
– Папку убили, сынок, - сказала она. – Кто за мужчину в доме будет?
И Адик покорился. Он пел частушки, играл мотаню. Фашисты танцевали «русский танцы», хлопали «Адольфа» по плечу, иногда даже угощали. А мальчишка всё думал, как отомстить врагам. Своей ненависти он старался не показывать. Адольф так Адольф, лишь бы хоть что-то сделать. Поэтому Адик улыбался, бренчал по струнам, пытаясь убедить немцев, что он просто семилетний мальчонка. И однажды дождался.
Танцы только что закончились, началось застолье. Точнее, ели и пили фрицы, женщины просто наливали в их кружки водку. Один фашист, разговаривая с другим, достал из портфеля лист бумаги и карандаш. Он что-то чертил на нём, рисовал, писал. Оба увлечённо спорили, то и дело тыкая пальцами в план. А потом аккуратно разорвали лист на мелкие кусочки, сложили их стопочкой и оставили на столе. Тот, который писал, снова полез в портфель и вытащил зажигалку.
«Сейчас уничтожит, – понял Адик. – А там наверняка что-то важное».
Мальчишка подскочил к фрицу, упал на колени и протянул свою балалайку.
– Адольф! – закричал он. – Адольф Гитлер! Фюрер!
Он старался смотреть в сторону, боясь заплакать. Отдать единственную память о деде и отце, которую он так мечтал сберечь! Балалайка была ему другом…
Немец растерялся, потом засмеялся:
– Хайль Гитлер! Карашо! Молодетс!
А Адик всё совал ему в руки балалайку, показывая, что научит на ней играть. Немцы, видя такую преданность, подняли свои кружки, что-то закричали. Адику тоже налили и он, улучшив минутку, смахнул со стола зажигалку, которая могла напомнить о плане.
Балалайку фашист не взял. А Адик, выпив водки, почувствовал необычайный прилив сил. Он устроил фрицам целый концерт: пел ещё несколько часов, пока не охрип. Играл так долго, что потом не мог разогнуть левую занемевшую руку. Немцы смеялись, думая, что мальчишка пьяный. А он всё понимал. Алкоголь не замутил разум, не смог заставить забыть об огромной беде, которую принесли на нашу землю изверги. Поэтому мальчуган дождался, когда враги уснули, и спрятал в балалайку кусочки разорванного плана.
Добытые сведения Адик отдал маме. Она очень обрадовалась, потому что это оказался план из посёлка с отмеченными запасами орудий, штабом. Была даже нарисована стрелка, показывающая, откуда ждать подкрепления.
Мама ушла на целый день. Вернулась уставшая, но весёлая. Но о том, как она смогла передать план партизанам, Адик не узнал. В тот же вечер мама наткнулась на мину, спрятанную неподалёку от их дома.
Осиротевшая семья Жбановых пережила оккупацию в землянке. Адик по-прежнему каждый день играл и пел у немцев, но больше ни разу ему не удалось что-то выведать. А через несколько недель, в январе 1943 года, Тербуны освободили. Ребят отправили в село Павловка Добрнского района, в детский дом имени Горького.
Когда Адик получал паспорт, то сказал, что это и есть его полное имя. Никакой он не Адольф. Так и записали: «Адик Матвеевич Жбанов».
Адик Матвеевич жил в Липецке. Работал учителем труда, потом на металлургическом комбинате. Семьи у него не было. Зато была балалайка, на которой он часто играл своим соседям.
Фотография не имеет отношения к Адику Матвеевичу. Но когда я представляю его ребёнком, то в образе, очень похожем на мальчишку на снимке.
…Шёл декабрь 1942 года. В Тербунах хозяйничали фашисты. В доме Жбановых, где жила мама Адика и две его младших сестрёнки, немцы утроили что-то вроде клуба. Каждый вечер собирались здесь, требовали угощения. Потом один начинал громко петь, другие шли танцевать. «Приглашали» селянок. Женщины боялись отказываться от таких «приглашений», нескольких уже расстреляли за непокорность. Поэтому, едва темнело, приходили к Жбановым. Многие надеялись выведать, сколько у немцев орудий, машин, ожидают ли фюреровцы подкрепления. Однажды соседку Жбановых фашисты застали с планшетом в руках. За волосы выволокли из избы, протащили через село и забили палками.
Семилетний Адик уже ненавидел свой дом, который прежде так любил. Он потихоньку перетаскивал вещи в землянку, которую они вырыли с матерью. Вещей было немного, их ещё не успели опоганить фашисты.
На чердаке дома хранилась старая дедова балалайка. Адик немного умел на ней играть - в основном, частушки. Очень хотелось мальчишке унести из «клуба» балалайку. Представлялось, как найдут её фрицы и будут бренчать что-то своё. А ведь балалайка не знала злых рук. Заупрямится, откажется играть – её сожгут или растопчут. Единственную память о деде и отце, погибшем ещё в начале войны.
Не стерпел Адик и, улучшив минутку, полез на чердак. Нашёл балалайку, а когда стал спускаться, его заметили враги. Окружили, стали смеяться. Один немец, высокий, усатый, взял балалайку и что-то стал говорить.
– Не трожь! – крикнул мальчишка. – Отдай!
Вцепился фашисту в руку, повис. Тот тряхнул рукой, скинул Адика. Но он, как клещ, прицепился снова. Фашист разозлился, резко наклонился, ударил мальчишку о землю. Достал автомат – то ли попугать, то ли расстрелять, но ему в ноги кинулась мать.
– Не дам Адика! – кричала она. – Убейте меня!
- Адик! Адик! – стали повторять удивлённые и довольные фрицы. – Адольф! Адольф Гитлер! Карашо!
Усатый отпустил мальчугана, похлопал по плечу, отдал балалайку.
– Фюрер! Адольф!
Затем что-то сказал матери и вошёл в горницу.
А перепуганный, униженный Адик остался лежать на земле, сжимая в руках балалайку.
– Мам, я вправду Адольф? – только и смог выговорить он.
Мать отвела глаза и ничего не ответила. Семь лет назад, нарекая сына красивым иностранным именем, она не знала, что так будут звать самого ненавистного России человека.
Теперь Адику надо было каждый вечер появляться в «клубе» – играть и петь немцам. Он не хотел, кричал, что пусть лучше расстреляют, но мама уговорила.
– Папку убили, сынок, - сказала она. – Кто за мужчину в доме будет?
И Адик покорился. Он пел частушки, играл мотаню. Фашисты танцевали «русский танцы», хлопали «Адольфа» по плечу, иногда даже угощали. А мальчишка всё думал, как отомстить врагам. Своей ненависти он старался не показывать. Адольф так Адольф, лишь бы хоть что-то сделать. Поэтому Адик улыбался, бренчал по струнам, пытаясь убедить немцев, что он просто семилетний мальчонка. И однажды дождался.
Танцы только что закончились, началось застолье. Точнее, ели и пили фрицы, женщины просто наливали в их кружки водку. Один фашист, разговаривая с другим, достал из портфеля лист бумаги и карандаш. Он что-то чертил на нём, рисовал, писал. Оба увлечённо спорили, то и дело тыкая пальцами в план. А потом аккуратно разорвали лист на мелкие кусочки, сложили их стопочкой и оставили на столе. Тот, который писал, снова полез в портфель и вытащил зажигалку.
«Сейчас уничтожит, – понял Адик. – А там наверняка что-то важное».
Мальчишка подскочил к фрицу, упал на колени и протянул свою балалайку.
– Адольф! – закричал он. – Адольф Гитлер! Фюрер!
Он старался смотреть в сторону, боясь заплакать. Отдать единственную память о деде и отце, которую он так мечтал сберечь! Балалайка была ему другом…
Немец растерялся, потом засмеялся:
– Хайль Гитлер! Карашо! Молодетс!
А Адик всё совал ему в руки балалайку, показывая, что научит на ней играть. Немцы, видя такую преданность, подняли свои кружки, что-то закричали. Адику тоже налили и он, улучшив минутку, смахнул со стола зажигалку, которая могла напомнить о плане.
Балалайку фашист не взял. А Адик, выпив водки, почувствовал необычайный прилив сил. Он устроил фрицам целый концерт: пел ещё несколько часов, пока не охрип. Играл так долго, что потом не мог разогнуть левую занемевшую руку. Немцы смеялись, думая, что мальчишка пьяный. А он всё понимал. Алкоголь не замутил разум, не смог заставить забыть об огромной беде, которую принесли на нашу землю изверги. Поэтому мальчуган дождался, когда враги уснули, и спрятал в балалайку кусочки разорванного плана.
Добытые сведения Адик отдал маме. Она очень обрадовалась, потому что это оказался план из посёлка с отмеченными запасами орудий, штабом. Была даже нарисована стрелка, показывающая, откуда ждать подкрепления.
Мама ушла на целый день. Вернулась уставшая, но весёлая. Но о том, как она смогла передать план партизанам, Адик не узнал. В тот же вечер мама наткнулась на мину, спрятанную неподалёку от их дома.
Осиротевшая семья Жбановых пережила оккупацию в землянке. Адик по-прежнему каждый день играл и пел у немцев, но больше ни разу ему не удалось что-то выведать. А через несколько недель, в январе 1943 года, Тербуны освободили. Ребят отправили в село Павловка Добрнского района, в детский дом имени Горького.
Когда Адик получал паспорт, то сказал, что это и есть его полное имя. Никакой он не Адольф. Так и записали: «Адик Матвеевич Жбанов».
Адик Матвеевич жил в Липецке. Работал учителем труда, потом на металлургическом комбинате. Семьи у него не было. Зато была балалайка, на которой он часто играл своим соседям.
Фотография не имеет отношения к Адику Матвеевичу. Но когда я представляю его ребёнком, то в образе, очень похожем на мальчишку на снимке.
Информация